Сторонники женской культуры разлагаются, что тоже один из видов
отравления. Время от времени можно встретить лицо, испытывающее равное
влияние, как отца, так и матери, и впитавшее в себя лучшие качества обоих.
Как правило же, люди относятся либо к одной, либо к другой категории -
грань между ними слишком зыбка, чтобы на ней можно было удержаться...
За исключением Лидома.
Мы либеральны в искусстве, в технических исследованиях, в любом
выражении нашей натуры. Одновременно мы крайне консервативны в
определенных областях: каждый из нас убежден, что никогда не расстанется с
умением работать руками и обрабатывать землю. Мы воспитываем детей,
которые будут следовать родителям, а не только отцу или только матери;
наша религия - это Дети. Мы отрицаем и отвергаем все ценности прошлого
кроме нас самих, хотя и сознаем, что в прошлом было много красоты. Это та
цена, которую мы платим за отречение и за душевное здоровье, это та стена,
которую мы выстроили между нами и мертвым прошлым. Это единственное табу,
единственное требование по отношению к породившим нас.
Как и хомо сапиенс, мы были рождены землей и земными существами; мы
происходим от расы полу-зверей, полу-дикарей - от людей. Как и хомо
сапиенс, мы не хотим знать имен тех, кто нас породил. Наши человеческие
родители построили нам укрытие и заботились о нас, пока мы не возмужали,
но не открылись нам. В отличие от большинства людей они знали себя поэтому
не хотели, чтобы мы их обожествили. Только они и наши матери знали, что мы
существуем как нечто новое на поверхности Земли. Они ни за что не выдали
бы нас хомо сапиенс, так как мы отличались от них, а хомо сапиенс, как все
стада, стаи, рои, в глубине сердца считают все отличающееся от них опасным
и подлежащим уничтожению тем более, чем более имеется сходства с ними (о,
как ужасна горилла, как отвратителен бабуин!). Кроме того, ведь в каком-то
отношении мы можем превосходить их, обладая технологиями и устройствами,
превышающими их уровень техники (вспомни реакцию на спутник, Чарли). Это
превосходство будет абсолютно подавляющим, поскольку сексуальная
активность хомо сапиенс заключена внутри определенный условных границ. В
этом и лежит ключ к разгадке всей несправедливости, злобы, зависти. В
сообществе людоедов аморально не есть человечину."
Кнопка щелкнула, и Чарли Джонс пришел в себя, глядя в сардонически
улыбающиеся глаза Филоса.
Ошеломленный, он сказал по-английски:
- Ну и дела!

- Сегодня без боулинга, дорогая?
- Да, дорогой. Я позвонила Тилли Смит упросила ее пропустить разик.
Она была рада, и я тоже.
- Вы что, девушки, поссорились?
- О, нет! Совсем напротив. Просто... ну, Тилли стала очень нервной
последнее время. Она чувствует это, и я знаю, что я чувствую тоже. Она
вообще бросила бы боулинг лишь бы не ссориться со мной. Она знает, что так
и будет, если не бросит.
- Наверное, эта опять простата сказывается!
- Дело в том, что у нее нет простаты, как у Смита.
- Да, конечно. Герб, ты такой скандальный!
- Секс... это как штаны.
- Чего?... О, дорогой опять ты философствуешь. Ладно, выкладывай, что
там у тебя?
- Я не философствую. Скорее занимаюсь тем, что ты называешь
сочинением басен.
- Баснописец!
- Да, если хочешь. Секс - это как штаны. Вот послушай. Выхожу я из
дома по Бегония Драйв к главной авеню, прохожу два квартала, покупаю
сигареты и иду назад. По пути я прохожу мимо многих людей, и никто не
замечает.
- Все замечают, что ты большой славный...
- Нет, подожди, послушай. Никто фактически меня не замечает. Если ты
опросишь всех этих людей, то выяснишь, что они не помнят меня. Некоторые
говорят, что проходил здесь такой, большинство не знает. Теперь
опрашиваешь тех, кто помнит: какие штаны были на мне? Ведь это могли быть
рабочие брюки, парусиновые, штаны от смокинга с шелковыми черными
нашивками или габардиновые брюки.
- Это все к сексу не относится.
- Подожди, имей терпение. Предположим теперь, что я выхожу из дома и
иду в аптеку без штанов.
- Совсем голый?
- Ага. Ну, кто это заметит?
- Ты не дойдешь до авеню. Не смей ходить мимо Палмерсов.
- Все заметят - правильно! Итак - секс. Все имеют брюки, неважно
какие, лишь бы не слишком приметные. Человек идет в брюках по делу, никто
его не замечает, никого он не беспокоит. Но! Когда на нем нет брюк, когда
он совсем голый, вот тогда все и начинается. Всех он трогает, всем до него
дело. Вот так и Тилли.
- О, Тилли это не будет трогать.
- Я не об этом. Я имею в виду, что у Тилли сейчас такая же ситуация.
Ее трогает, что ты не можешь с ней идти заниматься боулингом потому, что
она слишком нервная.
- Ты, наверное, прав, знаешь, что секс - это как штаны. Только не
рассказывая никому об этом, вывернут так, что ты говорил, будто Тилли не
носит панталон.
Жанетт пронзительно хохочет.
- Придумать же такое! Какие-нибудь старые штаны!
- Во всяком случае, это объясняет ситуацию. Точно. Старые штаны,
новые штаны, чужие штаны, голубые штаны.
- Заткнись и не вздумай испытать на себе.

Выйдя из зала, они столкнулись с Милвисом:
- Как дела, Чарли Джонс?
- В порядке, - улыбнувшись ответил Чарли, - думаю, что вы, лидомцы,
самый удивительный народ, который когда-либо жил на нашей старушке-Земле.
Придти к настоящей религии, перенеся мутацию, в то время как все остальные
испарились - это что-то.
- Значит, ты одобряешь нас?
- Если принять саму идею... что ж, я скажу - да! Как жаль, что раньше
не было хотя бы несколько таких, как вы, ну, чтобы так молились и все
такое.
Милвис и Филос обменялись взглядами.
- Нет, - глубокомысленно сказал Филос, как будто бы Чарли здесь на
было, - нет, еще не время.
- А когда же?
- Думаю, нужно увидеть Обрыв, - отвечал Филос, - вдвоем: Чарли и я.
- Зачем? - не понимал Милвис.
Филос лишь улыбнулся, и его темные глаза заблестели:
- Дорога назад длинная.
Теперь уже улыбнулся и Милвис, и кивнул в знак согласия.
- Рад, что у тебя сложилось о нас хорошее мнение, Чарли Джонс.
Надеюсь, оно не изменится.
- Что дальше, - поинтересовался Чарли, когда они с Филосом
проследовали дальше по коридору. Они спустились в шахту, а когда оказались
в главном дворе, Чарли потребовал ответа: - Что весь этот разговор значил?
Есть еще кое-что, чего ты не знаешь, - произнес Филос, помахивая
рукой мальчику, который ему подмигнул.
- То, что ты хочешь показать мне у Обрыва?
- Наш разговор с Милвисом означает, - продолжал Филос, не обращая
внимания на вопрос Чарли, - что тебе не повредит хорошая длительная
прогулка после того, как я расскажу тебе продолжение истории.
- Она настолько тяжела? - рассмеялся Чарли.
Филос не поддержал его.
- Да, она настолько тяжела. Чарли примолк, а они тем временем вышли
из Медицинского блока и пересекали открытое пространство, двигаясь в новом
для Чарли направлении.
- Мне не хватает темноты, - снова заговорил Чарли, глядя на
серебристое небо. - Звезды... а как насчет астрономии, Филос, геофизики и
всех таких наук, где нужно понимать немного больше, чем в оливковых
плантациях и грядках с рассадой?
- Все это есть в памяти церебростиля на случай, если неожиданно
возникнет необходимость. Пока же, - отвечал Филос, - это подождет.
- Подождет чего?
- Пока на Земле можно будет жить.
- Сколько же времени это продлится?
- Никто не может знать, - пожал плечами Филос. - Сиес считает, что мы
должны запускать спутник каждые сто лет, чтобы контролировать процесс.
- Каждые сто лет? Бога ради, Филос, сколько же лет вы собираетесь
существовать взаперти?
- Столько, сколько потребуется. Видишь ли, Чарли, человечество
провело тысячелетия, ориентируясь на космос. В наших документах есть
больше информации о составе белых карликов, чем о строении Земли, по
которой мы ступаем. Хорошая аналогия: нам необходимо несколько
уравновесить наши знания, потратив немного времени на освоение Земли, а не
космоса. Один из ваших писателей, кажется, Уайли сказал как-то, что мы
должны от изучения объекта перейти к изучению субъекта.
- Но тем временем вы остановились в развитии! - вскричал Чарли,
указывая на фигуру лидомца в отдалении, который терпеливо и монотонно
полол грядки сапой. - Что, вы так и будете ждать десять тысяч лет?
- Что такое десять тысяч лет для истории расы?
Они молча шагали по холмистой местности, пока несколько смущенный
Чарли не рассмеялся и не ответил: - Мне непривычно так рассуждать...
Послушай, я все еще не представляю, откуда пошли лидомцы.
- Понимаю, - задумчиво протянул Филос. - Все началось с первых двух,
а им наследовали очень развитые и дальновидные люди. Как уже рассказывал
тебе в своем "письме", они постарались скрыть от нас свои имена, можешь
быть уверен, что так же осторожны они были с остальным миром. Хомо сапиенс
никогда не одобрил бы идею замещения себя, не правда ли?
- Боюсь, что ты прав.
- Прав и в том случае, если бы новые виды непосредственно и не
вступили бы в конкуренцию, - кивнул Филос. - Что же, хотя мы и не знаем,
кто были эти первые лидомцы, нам ясно, что они должно быть были очень
знающими людьми в самых разных областях знания. Например, они создали
первый церебростиль и заложили основы науки о А-поле, хотя, полагаю,
первое поле было генерировано лишь тогда, когда мы остались одни.
Экспериментировали ли они на нас или трудились для нас до самой смерти,
или довели работу до определенного этапа, а потом предоставили нас самим
себе и отправились в неведомое - не могу сказать. Знаю только наверное,
что небольшая колония лидомцев жила в огромной пещере в горе,
открывавшейся в совершенно недоступную долину. Лидомцы не спускались в
долину до тех пор, пока не было создано А-поле и их зона обитания не была
изолирована от остального мира.
- Значит, воздух не был радиоактивным и ничего такого не произошло?
- Нет.
- Тогда получается, что лидомцы фактически сосуществовали с хомо
сапиенс в течение некоторого времени!
- Конечно. Их могли бы обнаружить только с воздуха. Когда появилось
А-поле, эта проблема была снята.
- Как же выглядит Лидом сверху?
- Мне говорили, - сообщил Филос, - что сверху сфера выглядит, как
горы.
- Филос, все лидомцы очень похожи друг на друга. Вы что, все - одна
семья?
- И да и нет. Вначале лидомцев было двое, и они не состояли в
родстве. Все остальные произошли от них.
На мгновение Чарли задумался, а затем отказался от пришедшего ему на
ум вопроса. Вместо этого он поинтересовался:
- Может ли кто-нибудь покинуть Лидом?
- Никто просто не захочет, не правда ли?
- Но - могут ли они?
- Думаю, да, - тон Филоса стал несколько раздраженным, но Чарли все
же продолжил: - Как долго существует Лидом?
- Отвечу и на это, но не сейчас.
Несколько уязвленный, Чарли некоторое время хранил молчание. Потом он
спросил:
- Есть ли еще такие поселения лидомцев, как это?
- Нет. Ответы Филоса становились все лаконичнее.
- И что, снаружи никого нет?
- Полагаем, никого.
- Полагаете? Значит, не знаете?
Поскольку Филос не реагировал, Чарли зада вопрос в лоб:
- Действительно ли хомо сапиенс вымер?
- Совершенно точно, - безапелляционно завил Филос, и Чарли пришлось
довольствоваться этим.
Они приблизились к краю долины и начали взбираться на отроги. Идти
стало труднее, но Филос стал торопиться, как будто что-то его подгоняло.
Чарли подметил, что его спутник внимательно осматривает скалы вокруг и
периодически оглядывается на видневшиеся вдали громады зданий Первых
блоков.
- Ты ищешь что-то?
- Ищу, где бы посидеть, - пояснил Филос. Они пробрались между
огромными валунами и наконец пришли к крутому обрыву, сложенному частично
скалами, а частично осыпью. Здесь Филос осмотрелся, оглянулся еще раз на
блоки - отсюда их видно не было - и странно севшим голосом произнес: -
Присядем.
Чарли понял, что Филос уже давно к чему-то готовился, что его ждет
какая-то неожиданность. Он нашел подходящий плоский валун и устроился на
нем.
- Вот здесь... здесь я... потерял моего друга, моего Фрура, -
проговорил Филос.
Вспомнив данное Називу обещание не выдавать его, Чарли придал лицу
сочувствующее выражение и промолчал.
- Это случилось давно, начал Филос. - Я получил задание по истории.
Идея заключалась в том, чтобы изучить, что произойдет, если один из нас
всерьез займется ее изучением, будет ли это столь опасно, как боялись
некоторые люди, в том числе работавшие с нами в Первой пещере. Они были
совершенно уверены, что мы должны прервать все связи с хомо сапиенс,
который уже натворил много бед на Земле, и не пытаться превзойти его ни в
чем, даже не желая того. Для этого пришлось отказаться от его искусства,
литературы и многого хорошего. Одновременно эти люди не желали отрицать
достижений хомо сапиенс в сфере чистой науки - ты сам упоминал об
астрономии - и в некоторых отраслях знаний. Как ты понимаешь, иногда
выгодно знать ошибки, чтобы можно было их избежать. Это не только экономия
сил; в моральном плане эти ошибки можно даже использовать на благо.
Итак... вначале надо попробовать на собаке, - рассмеялся он горьким
смехом.
В изучении Лидома и хомо сапиенс я добрался почти до того же, что и
ты, хотя и разобрался во всем более подробно. Фрур и я поженились лишь
недавно, и мне пришлось много времени проводить одному. Мне подумалось,
что будет неплохо, если Фрур и я погуляем, спокойно побеседуем. Мы оба
были беременны... Здесь мы и присели отдохнуть, когда... когда, - тут
Филос не смог продолжить свой рассказ, и ему пришлось сделать паузу, чтобы
придти в себя. - Земля разверзлась, иного слова я подобрать не могу. Фрур
исчез в провале... упал вниз. Я прыгнул за ним.
- Прости, - только и мог сказать Чарли.
Через четыре дня меня откопали. Фрура так и не нашли. Я потерял обоих
своих детей. Думаю, что единственных и последних.
- Но, конечно же, ты мог бы снова...
Филос только отмахнулся. - Конечно я мог бы, - грустно передразнил он
Чарли и уже серьезно продолжил: - Ты мне нравишься, Чарли Джонс, и я
доверяю тебе. Хочу показать, почему я не смогу жениться. Ты должен обещать
мне держать все в абсолютном секрете.
- Даю слово.
Филос долго смотрел на него, а затем сложил руки ладонями вместе. Тут
же появилось зеркальное поле. Он положил на землю кольцо - а поле все еще
удерживалось - отступил на ярд назад и резко нажал на выступавший край
скалы. Плоский камень повернулся, открыв темную дыру туннеля. Зеркало -
совершенно гладкое и без рамы - отражало лишь камень и скрывало большой
валун и отверстие в скале, если бы кто-нибудь из Первых блоков приблизился
к скале. Филос вошел в дыру, жестом позвал Чарли и скрылся из виду.
Ошеломленный, Чарли последовал за ним.

Когда в гостиной собираются тридцать человек, то немного тесновато,
но атмосфера дружеская и неформальная, поэтому некоторые не стесняются
располагаться на полу. Проповедник вызывает всеобщие симпатии. - Он -
хороший человек во всех смыслах, - думает Герб. Можно поспорить, что когда
преподобный Билл Флестер был капелланом в армии, то его любили и
коллеги-священники, и офицеры, и рядовые. У него ясные глаза, очень
здоровые зубы, седоватые, коротко остриженные волосы и молодое румяное
лицо. Одевается он скромно, но при взгляде на него никто не вспоминает
строгое одеяние гробовщика. Узкий галстук и узкие лацканы говорят сами за
себя. Тему сегодняшней проповеди он выбрал не из библии - обычная фраза,
которую можно увидеть в рекламе на Мэдисон Авеню или в другом месте: "Из
всякого положения есть выход". Все собравшиеся в гостиной - соседи, и все
внимательно слушают. Жанетт смотрит Флестеру прямо в рот, рассматривая
зубы, Тилли Смит разглядывает широкие плечи и короткую, на военный манер
стрижку. Смитти склонился вперед над уголком низкого кофейного столика,
большим и указательным пальцами он оттягивает свою нижнюю губу так, что
видны нижние зубы. У Смита это означает: "У этого парня есть кое-что на
чердаке".
- Наши еврейские друзья, - продолжает Флестер с отмеренной дозой
одобрения, - построили себе небольшой красивый храм на Форсайтия Драйв, а
в противоположной стороне района наши католические братья отстроили себе
хорошую кирпичную церковь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21