Космограмма от Лэнга Фиц-Моэму: благополучно прибыли на Венеру 28
мая, подготовка к проведению работ по переустройству идет строго по
графику.
Более свежих сведений среди архивных материалов не оказалось. Уолтон
тщательно пересмотрел каждый лист, надеясь отыскать самое последнее
официальное сообщение, ведь Лэнг должен был выйти на связь с ВЫНАСом
примерно четыре дня назад и представить первый отчет о проделанной работе.
"Возможно, это донесение застряло где-то в разноске", - отметил про
себя Уолтон. Добрых двадцать минут он еще копался в самых различных
материалах, пока вдруг не вспомнил, что разъяснение можно получить
буквально за считанные секунды, запросив компьютер, сортирующий документы
перед необходимым для хранения в архиве особым кодированием. Именно это он
немедленно и сделал, потребовав справку о наличии какой-либо переписки
директора Фиц-Моэма с доктором Гербертом Лэнгом, датированной позднее 28
мая 2232 года.
Запрос был принят, и через мгновенье пришел ответ: "Данных материалов
в архиве нет".
Уолтон нахмурился, собрал большую часть не понадобившихся ему
материалов по проекту планетарного переустройства и сбросил в ящик для
бумаг из архива. В каком состоянии находятся переустроительные работы, так
и осталось для него загадкой - землеустроители находились на Венере и,
скорее всего, приступили к работе, но пока никаких сообщений от них не
поступало.
Следующим, подлежащим тщательному рассмотрению проектом, который
также курировал ВЫНАС, было создание привода, способного сообщить
космическим кораблям скорость, намного превышающую скорость света. Однако
после той массы сведений, которые уже пришлось переварить Уолтону, он
обнаружил, что вовсе не жаждет с головой окунуться в омут информации об
этом втором крупномасштабном начинании Фиц-Моэма.
Рой понял, что сейчас больше всего ему не хватает общения с другими
людьми. Все утро он провел совершенно один, разговаривая с безымянными
подчиненными по интеркому или системе внутренней телевизионной связи, либо
ведя прямой диалог с еще более безликим компьютером. Ему явно недоставало
шума, жизни, людей.
- Объявляется экстренное собрание руководителей всех подразделений
ВЫНАСа, - распорядился он по интеркому. - У меня в кабинете, через
полчаса. Ровно в 12.30. Скажите им, чтобы отложили все дела и прибыли
точно в указанное время.

Как раз перед самым началом совещания Уолтон ощутил растущее
напряжение, накатившееся настолько внезапно и мощно, что даже слегка
закружилась голова. Он открыл верхний ящик письменного стола и стал на
ощупь искать таблетки транквилизатора, запас которых всегда имел под
рукой. Не найдя таблеток, он изумился, куда же они столь внезапно исчезли
из его собственного стола, и только потом сообразил, что это стол
директора Фиц-Моэма и что Фиц-Моэм, человек, для которого возбужденное
состояние было обычным, даже естественным, никогда не прибегал к подобным
средствам.
Издав нервный смешок, Уолтон извлек из кармана бумажник и вытащил
оттуда заветный тюбик с бензолуретрином, который всегда носил с собой
именно на такой экстренный случай. Он успел бросить в рот таблетку как раз
за мгновение до того, как на видеоэкране, подключенном к сканирующей
камере перед входом в его кабинет, появился подтянутый, без единого грамма
лишнего веса, Ли Перси, первый из начальников отделов, прибывавших на
общее собрание руководства ВЫНАСа.
- Рой? Это я, Перси.
- Вижу. Проходите, Ли.
Перси заведовал отделом ВЫНАСа по связям с общественностью. Это был
уже немолодой мужчина с лицом, изборожденным глубокими морщинами.
За ним вошли: Тедди Шаунхафт, заведующий клиникой, Паулина Медхерст,
начальница отдела кадров, Олаф Эглин, руководитель службы внешнего
наблюдения и Сью Ллевелин, главный ревизор ВЫНАСа.
Эти пятеро функционеров составляли высший руководящий состав ВЫНАСа.
Уолтон на прежнем своем посту заместителя директора координировал
деятельность служб, которые возглавляли эти администраторы Бюро, заведовал
перемещением групп населения, а также отвечал за то, чтобы в работе Бюро
не развивались характерные для подобных организаций волокита и
бюрократизм. А над всеми высился Фиц-Моэм, с олимпийским спокойствием
размышлявший над своими проблемами. Фиц-Моэм оставил за собой кроме
функций общего руководства обязанности куратора таких побочных программ
ВЫНАСа, как планетарное переустройство или создание сверхсветового
привода.
- Мне следовало собрать вас гораздо раньше, - заявил Уолтон, когда
все участники совещания расселись по своим привычным местам. - Однако
потрясение, которое я испытал, а также общее смятение...
- Мы разделяем ваши чувства, - произнесла сочувственно Сью Ллевелин,
круглолицая невысокая женщина, которой было уже далеко за пятьдесят и чья
личная жизнь, если верить многочисленным слухам, самым невероятным образом
не соответствовала скромной внешности кроткой хранительницы семейного
очага. - Нам всем очень нелегко пережить случившееся, но вы были настолько
близки к мистеру Фиц-Моэму...
Исполненные искреннего соболезнования возгласы и вздохи издали и все
остальные.
- Нет времени предаваться печали и скорби, - сказал Уолтон. - Мое
предложение заключается в том, что работа Бюро должна идти как обычно, без
малейших сбоев или заминок. - Он повернулся к Эглину. - Олаф, в вашем
подразделении есть кто-нибудь, кто мог бы заменить вас на вашей должности?
Какое-то мгновение Эглин не мог скрыть своего удивления, затем
овладел собой:
- Таких должно быть по крайней мере человек пять. Уолтерс, Лассен,
Доминик...
- Не утруждайтесь перечислением, - перебил его Уолтон. - Выберите
одного, больше всего соответствующего вашей должности, и направьте мне его
личное дело.
- А куда я сам денусь в таком случае?
- Вы перейдете на мое прежнее место заместителя по административной
работе. Как руководитель службы внешнего наблюдения вы больше других
знакомы с теми проблемами, с которыми приходилось сталкиваться мне.
Эглин как-то непроизвольно подтянулся, принял более чопорный, даже
надменный вид. Уолтон засомневался, насколько разумен его выбор. Эглин был
весьма компетентным специалистом, способным работать со стопроцентной
отдачей в любых условиях и на любой должности, но, пожалуй, сто два
процента, необходимые, чтобы стать выдающимся администратором, были ему не
под силу.
И все же вакансию эту нужно заполнить немедленно, а Эглин мог твердо
взять в свои руки бразды правления куда быстрее, чем кто-либо иной.
Уолтон еще раз обвел взглядом собравшихся.
- Во всем остальном деятельность ВЫНАСа будет продолжаться точно так
же, как и при Фиц-Моэме, без каких-либо изменений намеченного им курса.
Есть вопросы?
Медленно поднял руку Ли Перси.
- Рой, поскольку мы все тут собрались, я хотел бы поднять один
вопрос, с которым мне приходится сталкиваться. Среди широких кругов
общественности все больше зреет ощущение, что вы и покойный директор -
тайные гершелиты. - Он слегка рассмеялся, как бы извиняясь за свои слова.
- Я знаю, это звучит глупо, но просто докладываю о том, что слышал.
- Этот слух дошел и до меня, - кивнул Уолтон. - Мне это тоже не
очень-то по душе. Это как раз тот хворост, с помощью которого можно
разжечь бунт.
Гершелитами называли в народе экстремистов, которые выступали за
стерилизацию тех, кто страдал различными дефектами, обязательный контроль
над уровнем рождаемости и еще за добрый десяток строжайших средств в
борьбе с перенаселенностью.
- Вы приняли какие-нибудь меры, чтобы рассеять подобные слухи? -
спросил Уолтон.
- Мы готовим специальную программу в память о Фиц-Моэме, в которой
сделаем пару недвусмысленных намеков на то, что он был убит гершелитами,
ненавидевшими его.
- Прекрасно. И На чем вы собираетесь сделать упор?
- Мы особо играем на его излишней беспечности, на присущем ему
огромном человеколюбии. А гершелитов выставляем как ультрареакционеров,
которые попытаются навязать свою волю человечеству при первой же
возможности, и подчеркиваем, что Фиц-Моэм всегда боролся с ними.
Телепрограмму завершат кадры, на которых вы перенимаете эстафету у этого
великого человека и так далее, и тому подобное. Вы скажете краткую речь,
подтверждающую в высшей степени гуманные цели, лежащие в основе
деятельности ВЫНАСа.
Уолтон одобрительно заулыбался:
- Вот это мне нравится. Когда, по-вашему, я должен подготовиться?
- Это совершенно ни к чему. У нас достаточно видеохроники, где вы
запечатлены, а саму речь мы можем по крохам смонтировать из обрывков фраз
и даже слогов, оброненных вами здесь и там.
Уолтон нахмурился. В последнее время слишком многие из произносимых
для публики речей создавали искусные видеоинженеры, которые научились
расщеплять слова на отдельные фонемы, а затем перекомпоновывать их так,
что получались целые фразы, произнесенные с любой требуемой составителю
интонацией.
- Позвольте хотя бы проверить мое выступление прежде, чем пустите его
в эфир.
- Обязательно. Трансляцией такой агитпрограммы мы сразу же заткнем
глотки зарвавшимся гершелитам.
В своем кресле беспокойно заерзала Паулина Медхерст. Уолтон понял
намек и вопросительно поглядел на нее.
- Видите ли, Рой, не знаю, подходящее ли сейчас для этого время и
место, но я не могу не упомянуть о вашем распоряжении перевести пятерых
врачей...
- Вы его получили? Вот и прекрасно, - поспешно прервал ее Уолтон. -
Вы уже уведомили их об этом?
- Да. Они не выразили особого восторга.
- Предложите им, еще раз перечитать книгу Фиц-Моэма и напомните, что
они всего лишь шестеренки в мощном механизме, работающем во имя спасения
человечества. Мы не можем допустить, чтобы интересам дела мешали чисто
личные соображения.
- Если б вы могли только объяснить, почему...
- Вы дочиста вымели из лаборатории всю мою утреннюю смену! - не в
силах больше сдерживать свое недоумение, воскликнул заведующий клиникой
Шаунхафт. - Хотелось бы мне знать...
Уолтон почувствовал себя как загнанный зверь.
- Послушайте, - решительно произнес он, стараясь перекрыть
недовольный ропот. - Если я распорядился произвести кадровые перестановки,
значит, для этого были самые веские основания. А ваше дело - обеспечить
направление этих пятерых специалистов туда, куда я наметил, и немедленно
подыскать новых кандидатов на их места. И вам совершенно не нужно
оправдываться перед ними, как не нужно этого делать мне перед вами.
В директорском кабинете вдруг воцарилась мертвая тишина. Уолтону
оставалось только надеяться, что он не перегнул палку и своей
непреклонностью не вызвал подозрений.
- Вот так так! - высказалась в конце концов Сью Ллевелин. - С вами не
соскучишься!
- Я уже говорил, нельзя допустить ни малейших сбоев в деятельности
ВЫНАСа, - строго ответил Уолтон. - И то, что многие обращаются ко мне по
имени, вовсе не означает, что я стану не столь жестким и требовательным
директором, каким был Фиц-Моэм.
"Пока ООН не подберет мне преемника", - добавил он про себя.
- Если у вас больше нет вопросов, прошу вернуться в свои
подразделения.
Как только высшие руководители Бюро покинули кабинет, Уолтон в
изнеможении откинулся на спинку кресла, пытаясь собрать все физические и
духовные силы, необходимые, чтобы продолжить начатое.
Всего лишь один день работы на этом посту, а он уже успел устать,
ужасно устать. А ведь пройдет недель шесть, если не больше, прежде чем
Генеральная Ассамблея ООН выберет нового директора ВЫНАСа.
Уолтон, разумеется, не знал, кто займет это место, хотя вполне можно
ожидать, что именно он, если проявит себя с самой лучшей стороны за шесть
недель временного правления. Тем не менее он понял, что откажется от этой
должности, даже если ему и предложат, ибо безмерно устал за этот, еще и не
окончившийся, первый день своего директорства.
Дело было не только в том, что его нервная система не выдержит
напряженного ритма. Рой теперь гораздо более отчетливо представлял себе,
насколько зависит от настроения и замыслов своего братца Фреда, и это
терзало его куда сильнее, чем просто физическая и нервная нагрузка,
сопряженная с выполнением обязанностей директора Бюро.
Если братец задумал придержать язык за зубами и не разоблачать его до
того времени, пока ООН не предложит ему занять эту должность, а затем во
всеуслышанье объявит, что глава ВЫНАСа вовсе не закоренелый гершелит, а
наоборот, нарушитель норм, установленных самой этой организацией, что по
сути дискредитирует ее деятельность? Тогда все будет кончено. В самом
лучшем случае, если Фред выступит со своими разоблачениями, Роя навсегда
отлучат от какой-либо общественной деятельности, а впридачу, вполне
возможно, еще и отдадут под суд.
А Фред как раз такой человек, который, нисколько не колеблясь, именно
так и поступит.
У Уолтона даже закружилась голова, когда он до конца осознал, что
находится между молотом и наковальней, что дилемма, стоящая перед ним,
неразрешима. Или он сохранит за собой пост, но при этом столкнется с
подготовленными Фредом разоблачениями, или трусливо подаст в отставку и
навсегда исчезнет в безвестности. Ни один из этих выходов его не
устраивал.
Пожав плечами, Рой выпрямился и расправил плечи, решив отвлечься от
бушевавшего у него в душе конфликта и заняться делами. Повернувшись к
дисплею, он отпечатал запрос в архив о состоянии работ по созданию
сверхсветового привода.
Не прошло и десяти секунд, как на него во второй уже раз за сегодня
обрушился стремительный поток документов - поток, зародившийся где-то в
глубинах памяти гигантского компьютера, своим напором заставивший
вертеться вовсю сложнейшую систему распечатки данных и стронувший с места
многочисленные механизмы транспортирования информации на двадцать девятый
этаж, в кабинет временно исполняющего обязанности директора Бюро Роя
Уолтона.

7
На следующее утро перед Каллин-Билдингом, когда туда прибыл Уолтон,
уже собралась огромная толпа.
Выйдя из аэробуса, молодой директор повыше поднял воротник, чтобы
кто-нибудь ненароком не узнал его, и стал протискиваться через добрую
сотню людей, собравшихся непосредственно перед входом в здание,
намереваясь заодно и выяснить, чем вызвано такое скопление.
Какой-то краснолицый мужичонка взгромоздился на готовый вот-вот
рассыпаться стул, прислоненный спинкой к одной из боковых стен здания. По
обе стороны от этой импровизированной трибуны стояли два отливающих медью
флагштока, на одном из которых развевалось знамя Соединенных Штатов, а на
другом - вымпел с эмблемой Организации Объединенных Наций. Голос оратора
скорее напоминал отрывистый дребезжащий лай - по всей вероятности, отметил
про себя Уолтон, усиленный особым звукомодулятором в гортани выступавшего,
- неестественно резкий и поэтому особенно раздражавший. Ничуть не меньше
речь оратора раздражала еще и тем, что слова он не произносил, а буквально
выплевывал со скоростью, намного превышавшей ту, при которой хотя бы
звучание его слов не резало слух.
- Вот это место! - выкрикивал, побагровев от натуги, самозваный
оратор. - Здесь, в этом здании, вот где они! Именно здесь выбрасывают на
ветер наши кровные денежки!
По характеру речи оратора Уолтон мгновенно понял - гершелит.
С трудом сдерживая обуявший его гнев, Уолтон решил все-таки немного
задержаться у входа и выслушать экстремиста. Он никогда прежде
по-настоящему не обращал внимания на пропаганду гершелитов - она на него
практически не действовала, - а вот теперь понял, что как глава ВЫНАСа
просто обязан знать все аргументы обеих экстремистских группировок, как
настаивавших на том, что ВЫНАС является одной из форм тирании, так и
гершелитов, упрекавших его в излишней мягкотелости.
- ВЫНАС, - продолжал краснолицый, подчеркивая особое неблагозвучие
этого слова, - вы хотя бы представляете себе, что это такое? Это временная
мера, затычка, глупая, ущербная в своей основе, совсем вялая попытка
решить наши проблемы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23