Позвонив одному из заместителей мэра, ведавшему общественными
мероприятиями, Рой узнал, что сегодня вечером должен состояться массовый
митинг в 18.30 на 382-й улице в Вест-Сайде. Он взял это на заметку и
распорядился, чтобы ему подготовили особую синтетическую маску, ибо хотел
оставаться неузнанным, появляясь на людях.
Двадцать четыре часа! Все это время покровители Фреда будут, скорее
всего, готовиться к тому, чтобы о сыворотке Ламарра узнали все. В течение
этих же суток на Землю прибудет первый в истории человечества
инопланетянин. К тому же времени Уолтон предстанет с отчетом о своей
работе на посту исполняющего обязанности директора ВЫНАСа перед
Генеральной Ассамблеей Организации Объединенных Наций.
Вновь мелодично запел интерком.
- Я слушаю, - отозвался Уолтон.
- Вас спрашивает мистер О'Мили из обсерватории Маунт-Паломар, сэр.
- Соедините меня с ним, - ничего не понимая, велел секретарше Уолтон.
О'Мили оказался краснолицым здоровяком с проницательным взглядом
глубоко посаженных глаз. Он представился как один из сотрудников
обсерватории.
- Слава Богу, - мне в конце концов удалось к вам дозвониться, -
отрывистой скороговоркой произнес он. - Вот уже целый час бьюсь. Я сегодня
утром производил регулярное наблюдение за поверхностью Венеры и, как мне
кажется, вам будет интересно узнать, что я обнаружил.
- Венеры? И что же вы такого там увидели?
- Облачный покров планеты сегодня мне показался необыкновенно
странным, мистер Уолтон. Такое впечатление, будто он светится изнутри.
Пришлось нам собраться всем отделом, чтобы обсудить увиденное. Мы пришли к
выводу, что такое яркое свечение можно объяснить только протеканием
какой-то ядерной реакции в атмосфере планеты. По-моему, это результат
деятельности планетоустроителей, которую отправил на Венеру ВЫНАС. Такое
впечатление, будто они взорвали всю планету.

17
Уолтон вышел из аэробуса на углу Бродвея и 382-ой улицы Вест-Сайда,
остановился на мгновение под уличным фонарем, чтобы удостовериться, что
маска на его лице сидит правильно. Прямо напротив него, подпирая стенку
ближайшего здания, расположились трое молодых парней.
- Вы не подскажете, где должно состояться собрание жителей этого
квартала? - спросил у них Уолтон.
- Пройдите по улице чуть дальше и поверните налево. Вы, часом, не
репортер?
- Нет. Просто любопытный обыватель, - ответил Уолтон. - Спасибо за
разъяснение.
Было совсем нетрудно догадаться, где именно должно состояться
собрание. Уолтон увидел довольно-таки многолюдную очередь перед входом в
массивное здание чуть в стороне от 382-ой улицы, состоящую из весьма
агрессивно настроенных мужчин и женщин. Он влился в толпу и вскоре
обнаружил, что его буквально внесли во вместительный зрительный зал.
Увидев такое скопление людей, Уолтон явно занервничал и с немалым
трудом отыскал для себя свободное место прямо посреди зала, о древности
которого говорили старомодная облицовка стен коричневыми пористыми
плитками из губчатого пластика и множество рядов деревянных откидывающихся
кресел. Какой-то мужчина возился на сцене с микрофоном. Из многочисленных
репродукторов раздалось резкое металлическое завывание - акустические
свойства помещения явно никуда не годились.
- Проверка звука. Проверка. Один-два-три...
- Полный порядок, Макс! - громко выкрикнул кто-то из самых задних
рядов.
Уолтон даже не повернул головы, чтобы поглядеть на кричавшего.
Зал мало-помалу наполнялся ровным гулом сотен приглушенных голосов
переговаривавшихся между собой участников собрания. Было всего 18.15, до
начала митинга оставалось еще целых пятнадцать минут, однако зал был уже
заполнен почти до отказа, а на улицах дожидалась своей очереди пройти
внутрь еще, наверное тысяча местных жителей.
Пятнадцать минут текли очень медленно. Уолтон внимательно
прислушивался к разговорам - ситуацию на Венере никто не обсуждал.
По-видимому, установленная им система цензуры работала вполне эффективно.
Он дал строгий приказ Перси хранить полное молчание о катастрофе на Венере
до выхода новостей в 21.00. К тому времени сознание большинства будет уже
обработано сублимированной пропагандой при просмотре развлекательной
калейдограммы, которая выйдет в эфир в 20.00, и реакция людей окажется
куда более сдержанной. Уолтон, во всяком случае, очень на это надеялся.
Кроме того, более раннее сообщение о случившемся может значительно
усложнить то сугубо частное расследование, которое проводил Уолтон,
решившись прийти на это собрание.
Ровно в 18.30 на сцену вышел высокий мужчина средних лет. Он схватил
микрофон, будто это был тонкий прутик, и произнес:
- Люди, привет! Рад встретиться сегодня с вами. Это очень важное
собрание для всех нас. На тот случай, если не все меня знают, а я здесь
вижу не так уж мало новых лиц, - позвольте представиться: Дэйв Формен,
председатель правления ассоциации жителей 382-ой улицы Вест-Сайда. У меня
есть еще и совсем небольшой бизнес на стороне, только для того, чтобы
платить за аренду помещения (смех в зале).
- Как обычно бывает на подобных собраниях, - продолжал Формен, - мы
сначала проведем небольшую дискуссию по наиболее наболевшим вопросам в
группе специально отобранных для этого участников, а затем я стану давать
слово для выступлений с мест. Сегодня участвовать в дискуссии приглашены
люди, которых вы все прекрасно знаете, - Сэди Харгрив, Доминик Кампобелло,
Руди Штейнфелд. Прошу сюда, друзья мои.
На сцену один за другим робко поднялись весьма смущенные привлекаемым
к себе вниманием участники дискуссии. Сэди Харгрив оказалась невысокой и
плотно сбитой бабенкой со свирепым лицом, Кампобелло - толстеньким и
лысеньким, Штейнфелд - высоким и несколько не от мира сего. Уолтона немало
удивил подбор выступающих. Неужели все это какой-то спектакль? Что-то
непохоже.
Сам он всегда держался в стороне от своего окружения, никогда ничего
не обсуждал со своими соседями по гигантскому комплексу, где проживал, и
долгое время даже не подозревал о существовании общественной жизни в столь
огромных масштабах. Однако, неизвестно даже почему, общественная жизнь как
на дрожжах развивалась в новых поистине исполинских супергородах.
Общественные организации расцвели пышным цветом в каждом жилом комплексе,
в каждом квартале, превратив Нью-Йорк по сути в бесконечно огромный улей,
где роль сотов выполняли смыкавшиеся друг с другом небольшие поселки. "Мне
не мешало бы почаще бывать среди простого люда, - отметил про себя Уолтон.
- Этаким Гарун-аль-Рашидом, проводящим вечера на городских улицах".
- Всем вам привет, черти вы этакие! - агрессивно начала свое
выступление Сэди Харгрив. - Я рада, что могу потрепаться с вами сегодня
вечером. Боже, как мне хочется выговориться, рассказать о наболевшем.
По-моему, это просто безумие - разрешать черт знает кому из космоса
наступать нам на любимые мозоли и тем более становиться нам поперек
дороги. Я лично считаю, что нам обязательно нужно хорошенько проучить эту
несговорчивую планету.
Из зала послышались выкрики:
- Ату их! Ату их! Ну-ка, наддай им, Сэди!
Сэди Харгрив с немалым ораторским искусством предложила на
рассмотрение аудитории три пламенных аргумента в пользу немедленной войны
с Дирной, подкрепляя каждый из них соответствующим эмоциональным взрывом.
Уолтон с возрастающим восхищением наблюдал, как здорово она справляется со
взятой на себя ролью подстрекательницы кровавого конфликта. Эта женщина,
от природы великолепный оратор, играла на самых различных чувствах
слушателей. Казалось, к сердцу каждого из них у нее был свой, особый ключ.
И только оставалось сожалеть, что такой талант служит оппозиции.
Он видел, как действует ее речь на собравшихся. Многие из них
одобрительно кивали при каждом ее удачном выпаде, повторяли что-то про
себя, в пылу охватившей их страсти плотно сжимали зубы и воинственно
раздували ноздри. Подавляющее большинство участников собрания, - понять
это не составляло большого труда, - было настроено на войну с Дирной, если
Дирна откажется уступить Новую Землю.
Доминик Кампобелло начал свое выступление с того, что пригласил
собравшихся, так сказать, всем миром, посетить его парикмахерскую. Это
заявление было встречено дружным, одобрительным смехом. Затем он пустился
в рассуждения о том, что именно ВЫНАС - самый заклятый враг рода
человеческого. И хотя в его адрес, что не ускользнуло от внимания Уолтона,
и раздавались кое-какие неодобрительные выкрики, в целом собравшиеся
слушали его с сочувствием - Кампобелло, казалось, говорил искренне.
Третий оратор, Руди Штейнфелд, оказался местным преподавателем
музыки. Его выступление тоже было направлено против ВЫНАСа, хотя и
прозвучало более сдержанно, в характерной для интеллектуала сухой манере.
Слушая его, люди начали зевать, и это побудило Штейнфелда значительно
сократить свое выступление.
Часы теперь показывали ровно 19.00. Через час должна выйти в эфир
долгожданная калейдограмма, подготовленная Ли Перси.
Уолтон оставался на собрании до 19.30, слушая, как они, один за
другим, прямо с мест осыпали проклятиями то ВЫНАС, то Дирну, то Уолтона,
то всех скопом - в зависимости от того, в чью сторону направлялся гнев,
накопившийся в том или ином ораторе. В 19.30 Уолтон поднялся со своего
места и покинул собрание.
- Я в Вест-Сайде, на 382-ой улице, - позвонил он Перси из кабины
автомата. - Только что побывал на собрании жителей одного из кварталов. Я
бы сказал, преобладают антивынасовские настроения. Процентов эдак
девяносто явно против нас. Нельзя больше мешкать с нашей программой, Ли.
- А мы и не мешкаем. Вот как раз сейчас мы прижмем всех их к ногтю.
Калейдограмма готова. Конфетка да и только! И, я думаю, "Ситизен" тоже
поддаст жару! Так что в решающий бой мы выходим, Рой, во всеоружии.
- Будем надеяться, - сказал Уолтон.
Сам Рой никак не мог заставить себя смотреть подготовленную Перси
программу, хотя и вовремя вернулся домой в этот вечер. Он понимал, что
никакого вреда от этого не будет, - во всяком случае, для него лично, -
однако сама мысль о том, чтобы добровольно позволить кому бы то ни было со
стороны вторгаться в свой разум и манипулировать сознанием, вызывала у
него такое омерзение, что он тотчас же выбросил ее из головы.
Вместо этого весь час, пока шла калейдограмма, он надиктовывал отчет
о своем посещении собрания жителей одного из кварталов для последующего
учета его в группе социологических исследований. Когда он разделался с
отчетом, то сразу же взял в руки выпуск "Ситизена" от 21.00, который
поступил в приемный лоток получаемых им факсимильных изданий строго по
графику.
Прежде всего Уолтон стал искать материалы, посвященные событиям на
Венере. Заметку об этом редакция тиснула в самый низ листа.
ПРОИСШЕСТВИЕ НА ВЕНЕРЕ
"Сегодня утром на планете Венера зафиксирована мощная вспышка.
Астрономы, которые засекли ее, утверждают, что она обусловлена ядерным
взрывом в атмосфере планеты.
Тем временем станции космической связи не оставляют попыток связаться
с земными инженерами, работающими сейчас на Венере. Пока от них не
поступало никаких сообщений. Возможно, что их уже нет в живых".
Уолтон сдержанно рассмеялся. "Возможно, что их уже нет в живых".
Красиво сказано! Сейчас и Лэнг со своей бригадой, и участники спасательной
экспедиции уже лежат мертвыми под ливнями радиоактивного формальдегида, а
сама Венера объята яростным, бушующим, поистине адским пламенем, и стала в
десятки раз недоступнее для человечества, чем всего лишь сутки назад.
Перси с подлинным мастерством подал публике это далеко не самое
радостное известие. С одной стороны, он ни коим образом не стал связывать
Лэнга с ВЫНАСом. Чтобы это понять, читателю пришлось бы еще хорошенько
напрячь свои мозги. Было совершенно безрассудным отождествлять ВЫНАС в
глазах общественности с какими бы то ни было несчастьями или провалами.
С другой стороны, краткость сообщения и то место, которое ему было
отведено в бюллетене, как бы сами собой подразумевали, что пламя, которое
охватило всю поверхность Венеры, вызвано каким-то необычным природным
феноменом, а не неудачной попыткой изменить природные условия планеты,
предпринятые командой переустроителей. Это было еще одним признаком
высоких профессиональных качеств Перси.
Все это вместе взятое несколько приободрило Уолтона. Спал он крепко,
его не мучила совесть.
К 9.00, когда Уолтон прибыл в свой кабинет, его уже ждал первый
результат только что проведенного летучего социологического обследования -
общественное мнение качнулось на десять процентов в сторону ВЫНАСа и
Уолтона. В 10.00 подбавил жару очередной выпуск "Ситизена", уведомлявший о
том, что мирная колонизация Новой Земли становится все более реальной. В
редакционной колонке особо расхваливался Уолтон, а в разделе "Письма в
редакцию", с предельной тщательностью сфабрикованном Перси, просматривался
откровенный крен общественного мнения в сторону мирного решения проблемы
взаимоотношений с инопланетянами.
Эта тенденция продолжала расти не только в контролируемых ВЫНАСом
средствах массовой информации, ею, как оказалось, заразились и другие
агентства и телестудии. К 11.00, когда Уолтон покидал Каллин-Билдинг,
направляясь в штаб-квартиру Организации Объединенных Наций, провынасовские
настроения в общественном мнении уже почти преобладали.
Турболет высадил Уолтона прямо перед фасадом штаб-квартиры ООН,
сверкающим зеленым стеклом. Уолтон рассчитался с водителем и прошел в
вестибюль, где его уже дожидался несколько встревоженный Ладвиг.
- Заседание началось рано, - сказал Ладвиг. - Часов в десять.
- Ну и как обстоят дела?
- Я просто ошарашен, Рой. Пара твердолобых консерваторов прямо-таки
заходится в требованиях содрать с вас кожу живьем, но зато пришла помощь с
совершено неожиданной стороны. Вдруг со своего места поднялся ветеран ООН
Моген Соренсен из Дании и заявил, что ради спасения человечества крайне
необходимо, чтобы мы утвердили вас в должности директора ВЫНАСа.
- Сорренсен? Но ведь только недавно он требовал, чтобы меня поганой
метлой прогнали из Бюро!
Ладвиг кивнул:
- Вот это-то и хочется мне подчеркнуть. Климат меняется прямо на
глазах, определенно меняется. Скорее берите инициативу в свои руки, Рой.
Все, похоже, складывается так, что вы займете кабинет директора Бюро на
всю оставшуюся жизнь.
Они вошли в огромный зал Генеральной Ассамблеи. На трибуне в это
время выступал какой-то чернокожий мужчина с ослепительно белыми зубами.
- Кто это? - спросил шепотом Уолтон.
- Малькольм Нбоно, делегат из Ганы. Он считает вас святым.
Уолтон занял одно из свободных мест на балконе и произнес:
- Давайте послушаем немного отсюда, прежде, чем спустимся вниз. Мне
хочется успокоиться и собраться с духом.
В это время молодой делегат из Ганы говорил вот что:
- ...Подобные кризисы уже доводилось переживать человечеству. Много
лет назад, когда мой народ освободился от колониальной зависимости и обрел
свободу, мы на собственном горьком опыте узнали, что, какими бы трудными
ни были переговоры, мирное решение самых сложных вопросов несравнимо более
эффективно, чем лобовая атака. В моих глазах Рой Уолтон - поистине
выдающийся проповедник именно такого мировоззрения. Я призываю все
делегации голосовать за его назначение директором Бюро Выравнивания
Населенности Регионов Земли.
Толстяк с окладистой бородой справа от Нбоно громко крикнул: "Браво!"
и добавил при этом несколько сочных скандинавских ругательств.
- Вот это и есть старина Моген. Датчанин в самом деле переметнулся
сегодня на нашу сторону, - шепнул Ладвиг.
- Наверное, от начала до конца просмотрел калейдограмму вчера
вечером, - пробормотал еле слышно Уолтон.
Делегат из Ганы продолжал свой панегирик в честь Уолтона на высоких
нотах. Глаза Роя даже слегка увлажнились - не так-то просто слушать, что
ты в самом деле святой. Неожиданно оборвав свою речь в самой высшей точке
финального аккорда, Нбоно вытер лоб платком и опустился на свое место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23