Потом из этого
возникнет музыка и...
- Музыка? Как если играют на скрипке, что ли?
- Можно и на скрипке, - сказал я.
Он недоверчиво и вместе с тем ошарашенно покрутил головой.
- Я вот о чем хотел вас спросить, - переменил я тему разговора. - Что
это за штука - Разорительница?
- Точно не знаю, - сказал он. - Ее называют так, а почему -
непонятно. Мне не доводилось слышать, чтобы она кого-нибудь разорила.
Опасно только оказаться у нее на дороге. Она - редкая гостья в наших
краях. Мы не видим ее десятилетиями. Прошлой ночью она впервые прокатилась
так близко от нас. По-моему, никому не взбрело в голову попробовать
выследить ее. Она из тех, кого лучше не трогать.
Я видел, что он что-то скрывает, и потому решил на него надавить, не
рассчитывая, впрочем, на удачу.
- А что говорит молва? Разве о Разорительнице не сложено никаких
легенд? Вы не слышали, чтобы ее называли боевой машиной?
Он со страхом посмотрел на меня.
- Какой машиной? - переспросил он. - Да с кем ей биться-то?
- Вы хотите сказать, что вам ничего не известно о войне, которая чуть
было не уничтожила Землю? О войне, после которой люди покинули планету?
По его ответу я понял, что он не лукавит, - просто время стерло
воспоминания о тяжелой године.
- Народ болтает всякое, - проговорил он. - Коль ты парень с головой,
то особо слухам доверять не станешь. Есть тут у нас переписчик душ - ну,
тот, кто знается с призраками; мы зовем его Душелюбом. Я в него не верил
до тех пор, пока нос к носу не столкнулся. А есть еще бессмертный человек,
но его я ни разу не встречал, хотя если кое-кого послушать, так он их
лучший друг. На свете существуют и магия, и колдовство, однако в нашей
округе ничего такого не замечалось, да оно и славно. Мы - люди тихие,
живем скромно и к сплетням не прислушиваемся.
- А книги? - воскликнул я.
- Были да сплыли, - ответил он. - Я про них слышал, но ни одной в
глаза не видел, да и другие тоже, кого ни спроси. Тут у нас книг нет и,
верно, никогда и не было. К слову, мистер, что такое книга?
Я попытался объяснить. Вряд ли он понял меня как следует, но вид у
него был ошеломленный. Он ловко перевел разговор на другую тему, чтобы,
как мне показалось, скрыть замешательство.
- Ваш аппарат придет на праздник? - спросил он. - И будет смотреть и
слушать?
- Да, - сказал я. - Спасибо вам, кстати, за гостеприимство.
- Народ начнет подходить, лишь солнце сядет. Будет музыка и танцы, а
на улицу выставят столы с угощением. У вас на вашем Олдене бывают такие
гулянки?
- Отчего же нет, - сказал я, - только гулянками их не называют.
Не сговариваясь, мы замолчали. Мне подумалось, что день, вроде бы,
выдался неплохой. Мы прошлись по полям, и старик с гордостью показал мне,
какое у них уродилось зерно; мы заглянули в свинарник и понаблюдали, как
поросята с хрюканьем роются в отбросах; мы полюбовались на работу кузнеца,
который при нас докрасна раскалил лемех плуга, ухватил его щипцами, бросил
на наковальню и пошел стучать по нему молотом так, что во все стороны
полетели искры, мы насладились прохладой амбара и воркованьем голубей на
сеновале, беседа наша была неторопливой, потому что нам некуда было
спешить. Да, денек выдался хоть куда.
В одном из домов распахнулась дверь, и наружу выглянула женщина.
- Генри! - позвала она. - Где ты, Генри?
Старик медленно слез с изгороди.
- Это они меня ищут, - проворчал он. - Нет чтобы объяснить, что
случилось. Решили, видно, что я сижу без дела. Пойду узнаю, чего им надо.
Я смотрел, как он лениво спускается по склону холма. Солнышко
согревало мне спину. Пойти, что ли, поискать, чем заняться? Должно быть,
выгляжу я как петух на насесте; и потом, неудобно бездельничать, когда
кругом все работают. Однако я испытывал странное нежелание что-либо
делать. Впервые в жизни мне не нужно было ни над чем ломать голову. И я не
без стыда признался самому себе, что такое положение вещей меня вполне
устраивает.
Бронко по-прежнему стоял у амбара, а Синтии не было видно с тех пор,
как она выплеснула что-то в помойный бак. Интересно, где это целый день
пропадает Элмер?
Он словно подслушал мои мысли: вышел из-за амбара и направился
прямиком ко мне. Он не проронил ни слова, пока не приблизился вплотную. Я
заметил, что ему явно не по себе.
- Я ходил посмотреть на следы, - сказал он негромко. - Сомневаться не
приходится: прошлой ночью мы видели боевую машину. Я обнаружил отпечатки
протекторов: такие могла оставить только она. Я прошелся по колее: она
умчалась на запад. В горах найдется немало таких уголков, где она сможет
укрыться.
- От кого ей прятаться?
- Не знаю, - ответил Элмер. - Поведение боевой машины непредсказуемо.
Десять тысяч лет она была предоставлена самой себе. Скажи мне, Флетч, чего
можно ожидать от ее комбинированного интеллекта после стольких лет
одиночества?
- Либо ничего, либо всего сразу, - хмыкнул я. - Во что превратилась
боевая машина, которая уцелела в чудовищной бойне? Что побуждает ее к
жизни? Как воспринимает она окружающее, столь отличное от того, для
которого ее изготавливали? И вот что странно, Элмер: похоже, люди
совершенно не боятся ее. Она для них - нечто непостижимое, а, как я успел
убедиться, постигнуть они не в силах очень и очень многого.
- Чудные они какие-то, - проговорил Элмер. - Мне здесь не нравится. Я
чувствую себя не в своей тарелке. Сомневаюсь, чтобы та троица с енотом
заявилась к нашему костру без причины. Ведь им по пути надо было
преодолеть колею боевой машины.
- Ими двигало любопытство, - сказал я. - У них тут тишь да гладь,
поэтому, когда что-нибудь происходит, их разбирает любознательность. Так
было и с нами.
- Естественно, - согласился Элмер. - И все же...
- Факты?
- Да нет, ничего конкретного. Но что-то меня тревожит. Давай
сматывать удочки, Флетч.
- Я хочу, чтобы Бронко записал праздник. Едва он закончит, мы сразу
уйдем.

9
Как и предрекал старик Генри, люди начали собираться вскоре после
захода солнца. Они приходили поодиночке, парами и троицами, а иногда -
целыми компаниями. Все толпились во дворе, у столов с едой. Кто-то пока
отсиживался в доме; часть мужчин удалилась в амбар, и оттуда послышался
звон посуды.
Столы вытащили во двор ближе к вечеру. Парни приволокли из плотницкой
козлы, на которые положили доски, - так получились лавочки и платформа для
музыкантов. Последние уже расселись по местам и теперь настраивали
инструменты: с платформы доносилось пиликанье скрипок и треньканье гитар.
Луна еще не взошла, но небо на востоке отливало серебром, и черные
стволы деревьев отчетливо выделялись на фоне светлой полоски в небесах.
Собака подвернулась кому-то под ноги и с воем исчезла во мраке.
Мужчины, что стояли у одного из столов, вдруг громко расхохотались,
очевидно, над отпущенной кем-то шуткой. Костер, в который то и дело
подбрасывали хворост, стрелял искрами; пламя жадно лизало сухие ветки.
Бронко расположился на опушке леса, и его металлический корпус мерцал
в бликах костра. Элмер, присоединившись к какой-то компании у столов, судя
по всему, оказался втянутым в оживленную дискуссию. Я поискал глазами
Синтию, но ее нигде не было.
Кто-то тронул меня за руку. Обернувшись, я увидел рядом с собой
старика Генри. Зазвучала музыка, по двору закружились пары.
- Не скучно одному? - спросил старик. Легкий ветерок шевелил его
бакенбарды.
- Хочется спокойно понаблюдать, - ответил я. - Никогда не
присутствовал на таких сборищах.
Я не кривил душой. В этом празднике было что то от первобытной
дикости и варварства; его необузданное веселье возвращало память к юности
человечества. Как будто ожили древние обычаи и обряды - настолько древние,
что на ум почему то приходили кремневые топоры и обглоданные бедренные
кости.
- Оставайтесь с нами, - пригласил старик. - Вы же знаете, наши все
обрадуются. Оставайтесь; никто не помешает вам заниматься вашей работой.
Я покачал головой.
- Надо поговорить с другими, что скажут они. Но все равно, спасибо.
На платформе надрывался певец; музыканты наяривали что-то немыслимое,
однако движения танцоров были плавными и даже изящными.
Старик хихикнул. - Это называется танцем престарелых. Слыхали?
- Нет, - признался я.
- Хлопну еще стаканчик, - проговорил он, - чтобы косточки не
скрипели, да тоже пойду попляшу. К слову...
Он извлек из кармана бутылку, вышиб пробку и протянул мне. Бутылка
приятно холодила руку, я поднес ее к губам и сделал глоток. Против моих
ожиданий, в бутылке оказалось неплохое виски. Оно ни капельки не
напоминало ту отраву, которой меня угощали накануне. Я вернул бутылку
старику, но он оттолкнул мою руку.
- Мало, - сказал он. - Добавьте-ка.
Я снова приложился к бутылке. Мне стало хорошо и радостно.
Старик последовал моему примеру.
- Кладбищенское виски, - сказал он. - Малость повкуснее нашего будет.
Ребята смотались нынче утром на Кладбище и выменяли у них пару ящиков.
Не успел закончиться первый танец, как музыканты тут же заиграли
следующий. Я заметил среди танцующих Синтию. Меня поразила грациозность ее
движений, хотя, с чего я взял, будто она не умеет танцевать, честно
говоря, не знаю.
Луна наконец поднялась над лесом. Мне было безумно хорошо.
- Еще, - предложил старик, вручая мне бутылку.
Теплая ночь, веселая компания, темный лес, яркое пламя костра. Я
посматривал на Синтию, и мне вдруг отчаянно захотелось потанцевать с ней.
Музыка смолкла, и я сделал шаг вперед, намереваясь подойти к Синтии и
пригласить ее на очередной танец. Однако меня опередил Элмер. Встав
посреди двора, он неожиданно пустился отплясывать джигу, какой-то скрипач
вскочил с места и принялся аккомпанировать ему, и вскоре к Элмеру
присоединились все остальные.
Я не верил своим глазам. Элмер, который всегда казался мне
тяжеловесным и неповоротливым роботом, теперь чуть ли не порхал над
землей, извиваясь всем телом. Люди образовали вокруг него хоровод; они
подбадривали его громкими криками и хлопаньем в ладоши.
Бронко покинул свой пост на опушке и приблизился к танцорам. Кто-то
увидел его; хоровод разомкнулся, пропуская Бронко внутрь. Он остановился
перед Элмером, а потом запрыгал и завертелся, одновременно притоптывая
всеми восемью ногами.
Музыканты убыстряли и убыстряли темп, но Бронко с Элмером это было
нипочем. Ноги Бронко летали вверх-вниз, точно помещавшиеся поршни, а между
ними вихлялось набитое приборами тело. Земля гудела от дружного топота, и
мне почудилось, что я ощущаю ее дрожь. Люди вопили и улюлюкали. Танец двух
машин никого не оставил равнодушным.
Я скосил глаза на старика Генри. Он вертелся юлой, седые волосы его
растрепались, борода трепыхалась в лад заковыристым коленцам.
- Танцуй! - гаркнул он, тяжело дыша. - Чего не танцуешь?
Не переставая дергаться, он выудил из кармана бутылку и протянул ее
мне. Я схватил ее и пустился в пляс. Я запрокинул голову, и горлышко
бутылки застучало по моим зубам; немного виски пролилось мне на лицо, но
большая его часть попала туда, куда следовало. Я танцевал, размахивал
бутылкой; по-моему, я издавал какие-то звуки - просто так, радуясь жизни.
Должно быть, все мы слегка ошалели - ошалели от ночи, от костра, от
музыки. Мы отплясывали, не думая ни о чем. Мы плясали потому, что все
кругом делали то же самое, равно люди и машины, потому, что мы были живы и
знали в глубине души, что жизнь не бесконечна.
Луна перемещалась по небу; дым от костра белым столбом уходил в
поднебесье. Визгливые скрипки и гнусавые гитары стонали, рыдали и пели.
Внезапно, словно по приказу, музыка смолкла. Увидев, что все
остановились, застыл на месте и я - с бутылкой в поднятой руке.
Кто-то дернул меня за локоть.
- Бутылка, приятель. Давай ее сюда.
Это был старик Генри. Я отдал ему бутылку. Он ткнул ею куда-то в
сторону, а потом поднес к губам. В бутылке забулькало; кадык на шее
старика гулял, отмечая каждый новый глоток.
Поглядев туда, куда показал Генри, я различил в полумраке человека в
черной робе до пят. Лицо его смутно белело в тени капюшона.
Старик поперхнулся и оторвался от бутылки.
- Душелюб, - сказал он, указывая на пришельца.
Люди медленно отступали от Душелюба. Музыканты отдыхали, вытирая лица
рукавами рубашек.
Постояв немного, провожаемый изумленными взглядами, Душелюб поплыл -
не пошел, а именно поплыл - внутрь хоровода. Послышались звуки свирели -
это заиграл один из музыкантов. Сначала пение дудочки походило на шелест
ветра в луговой траве, но постепенно делалось громче. Вдруг свирель
испустила руладу, которая словно повисла в воздухе. Тихонько вступили
скрипки, как будто вдалеке прозвучал гитарный перебор; скрипки зарыдали,
свирель точно обезумела, гитары неистово загремели.
Душелюб танцевал. Ног его не было видно из-под длинной робы, но он
раскачивался всем телом, и движения его были настолько необычными и
неуклюжими, что казалось, мы наблюдаем танец марионетки.
Он был не один. Вокруг него кружились какие-то тени, которые возникли
неизвестно откуда. Сквозь призрачное мерцание их нематериальных тел можно
было разглядеть пламя костра. Сперва они были просто безликими тенями, но,
приглядевшись, я с изумлением заметил, что они начинают обретать форму, не
становясь при этом, правда, материальнее. В них по-прежнему ощущалось
нечто призрачное, но они были уже не тени, а люди. Я ужаснулся,
рассмотрев, как они одеты. На них были традиционные одежды многих
народностей Галактики. Один из них нарядился в кильт и шапочку разбойника
с далекой планеты под любопытным названием Конец Пустоты, другой - в
величественную тогу купца с веселой планеты Денежка, а между ними, не
обращая ни на что внимания, отплясывала девица в лохмотьях, но с ниткой
самоцветов на шее; судя по ее виду, она явилась сюда с планеты развлечений
Вегас.
Она не дотрагивалась до меня, и как она подошла, я не слышал, но
что-то подсказало мне, что Синтия стоит рядом со мной. Я взглянул в ее
глаза и прочел в них испуг и изумление. Губы ее шевелились, но из-за
громыханья музыки я не разобрал ни словечка.
- Что вы говорите? - крикнул я, однако ответить она не успела: нечто
обрушилось на меня, и я рухнул как подкошенный, ударившись о землю с такой
силой, что у меня перехватило дыхание. Перекатившись на спину, я страшно
удивился: по воздуху, гротескно растопырив ноги, летел Бронко, окруженный
пламенеющими бревнами и ветками. Клубы дыма на мгновение заслонили луну.
Я попытался вздохнуть - и не смог. Меня охватила паника: а что если я
разучился дышать? Но дыхание вернулось ко мне. Я жадно глотал воздух, и
каждый глоток отдавался в легких чудовищной болью, но я никак не мог
остановиться.
Брошенным на землю оказался не я один. Кое-кто поднимался, кое-кто
силился подняться, а некоторые, и таких было много, лежали не шевелясь.
С немалым трудом я встал на четвереньки и, увидев, что рядом
беспомощно ворочается Синтия, помог ей принять сидячее положение. Бронко
отчаянно елозил по земле. Наконец ему удалось перевернуться и встать, но с
двумя его ногами, причем на одной и той же стороне, что-то случилось, и он
неуверенно покачивался на оставшихся шести.
Элмер вихрем пронесся мимо меня, подскочил к Бронко и поддержал его.
Я поднялся и поставил на ноги Синтию. Элмер с Бронко ковыляли к нам.
- Прочь отсюда! - крикнул робот. - На холм, бегом!
Мы повернулись и побежали. Дорогу нам преградила изгородь, на которой
днем мы сидели со стариком Генри. Поврежденному Бронко было через нее не
перебраться. Я ухватился обеими руками за столб и попробовал повалить его.
Он заходил ходуном, но выдернуть его у меня не получилось.
- Пусти, - бросил Элмер. Ударом ноги он опрокинул столб.
Фигурка Синтии мелькала далеко впереди. Я устремился за ней.
На бегу я обернулся: поблизости от амбара полыхал сеновал, в который,
должно быть, угодила одна из веток, подброшенных к небу взрывом,
повредившим Бронко. У сеновала бестолково суетились люди.
Забыв, что надо смотреть вперед, а не назад, я споткнулся обо что-то
в темноте и кубарем покатился по земле.
Кое-как поднявшись, я различил силуэты Элмера и Бронко на гребне
освещенного луной холма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19