Наконец, впервые с момента выхода в путь, мы устроили настоящий
привал. Гребень холма, вдоль которого мы шли, круто забирал вверх, а потом
нырял в распадок; самую верхнюю его точку образовывала широкая площадка,
на которой громоздились друг на дружку камни, каждый размером с хороший
амбар. Завалены они были так, словно с ними играл какой-нибудь древний
великан: они наскучили ему, и он бросил их лежать там, где они лежат до
сих пор. На камнях росли чахлые сосенки, кривые корни которых алчно
цеплялись за любую опору.
Душелюб, который по-прежнему опережал нас, исчез среди камней.
Достигнув того места, где он пропал из вида, мы обнаружили, что наш
вожатый удобно устроился в расселине, образованной массивными каменными
глыбами. Расселина защищала от ветра, и из нее можно было наблюдать за
тропой, по которой мы пришли.
Душелюб помахал рукой, подзывая нас.
- Передохнем, - сказал он. - Если хотите, перекусите, но без огня.
Огонь, быть может, разведем вечером. Там поглядим.
Мне хотелось только одного: сесть и больше не вставать.
- Не рано ли мы остановились? - сбросила Синтия. - Они, наверное, уже
пустились в погоню.
Вид у нее был такой, будто колени ее вот-вот подломятся, и она рухнет
навзничь, чтобы никогда не подняться. Тонкие губы на лице тряпичной куклы
разошлись в усмешке:
- Они еще не вернулись в пещеру.
- Откуда ты знаешь? - спросил я.
- От теней, - ответил Душелюб. - Они бы известили меня о возвращении
волков.
- А не может быть, - поинтересовался я, - чтобы твои тени сбежали,
бросив нас на произвол судьбы?
Он покачал головой.
- Не думаю, - сказал он. - Куда они денутся?
- Ну мало ли, - смешался я. По совести говоря, я понятия не имел,
куда могут деться призраки.
Синтия устало опустилась на землю и оперлась спиной на громадный
валун.
- Что ж, - проговорила она, - значит, можно перевести дух.
Порывшись в рюкзаке, который скинула с плеч перед тем, как сесть, она
достала из него что-то и проткнула мне. Я присмотрелся: какие-то
непонятные красные с черным плитки.
- Что это за отрава? - осведомился я.
- Вяленое мясо, - сказала она. - Отломите от плитки кусочек, положите
в рот и начинайте жевать. Очень питательно.
Она предложила мясо Душелюбу, но тот отказался.
- Я крайне редко поглощаю пищу, - объяснил он.
Избавившись от своего рюкзака, я подсел к Синтии, отломил кусочек
вяленого мяса и сунул его в рот. Мне показалось, что даже картон был бы,
пожалуй, помягче и повкуснее.
Усевшись лицом к тропинке, по которой мы сюда добрались, и
меланхолично двигая челюстями, я думал о том, насколько суровее жизнь на
Земле по сравнению с нашим милым Олденом. Вряд ли я действительно сожалел
о том, что покинул Олден, но был к этому близок. Однако воспоминания о
прочитанных книгах о Земле, о моих мечтаниях и томлениях укрепили мой дух.
Я размышлял о том, что, будучи восторженным поклонником первобытной
красоты земных лесов, тем не менее, ни физически, ни по складу характера
решительно не годился на роль этакого первопроходца, покорителя
девственной природы. Я прилетел на Землю вовсе не за этим; но, с другой
стороны, в теперешних обстоятельствах мне выбирать не приходится.
Синтия, торопливо дожевывая свой кусок, спросила:
- Мы идем к Огайо?
- Разумеется, - отозвался Душелюб, - но до реки еще далеко.
- А как насчет бессмертного отшельника?
- О бессмертном отшельнике мне ничего не известно, - сказал Душелюб.
- До меня доходили только слухи о нем, а слухи бывают всякие.
- Про чудовищ, например? - справился я.
- Не понимаю.
- Ты как-то упомянул чудовищ и сказал, что волков использовали для
борьбы с ними. Ты заинтриговал меня.
- Это было очень давно.
- Но было же.
- Да.
- Наверное, генетические выродки...
- Слово, которое ты употребил...
- Послушай, - перебил я, - когда-то Земля представляла собой
радиоактивное пекло. Многие формы жизни исчезли. А у тех, кто выжил,
должен был измениться генетический код.
- Не знаю, - сказал он.
"Так я тебе и поверил", - усмехнулся я мысленно.
И тут у меня мелькнуло подозрение, что он потому разыгрывает из себя
незнайку, что сам является одним из генетических выродков и прекрасно об
этом осведомлен. Интересно, как я не сообразил раньше?
- Зачем Кладбищу было возиться с ними? - продолжал я допрос. - Зачем
было изготавливать волков для охоты на них? Правильно? Ведь волки
предназначались именно для охоты?
- Да, - кивнул Душелюб. - Волков были тысячи и тысячи. Они собирались
в огромные стаи и были запрограммированы на охоту за чудовищами.
- Не за людьми, - уточнил я, - только за чудовищами?
- Совершенно верно. Только за чудовищами.
- Наверное, иногда они ошибались и нападали на людей. Не так-то
просто запрограммировать робота на охоту только за чудовищами.
- Да, ошибки бывали, - признал Душелюб.
- По-моему, - заметила Синтия горько, - Кладбище из-за них не
убивалось. Подумаешь, несчастный случай!
- Не могу знать, - сказал Душелюб.
- Чего я не понимаю, - проговорила Синтия, - так это того, зачем им
понадобилось отлавливать чудовищ. Вряд ли их было слишком много.
- Нет, их в самом деле было слишком много.
- Ладно, пускай. Ну и что из того?
- Думается, - сказал Душелюб, - причина здесь в паломниках. Едва
Кладбище встало на ноги, его чиновники осознали, что организация
паломничеств принесет им немалую прибыль. А всякие чудища могли напугать
паломников до смерти. Вернувшись домой, паломники рассказали бы о том, что
им пришлось пережить, и количество желающих посетить Землю наверняка
значительно снизилось бы.
- Чудесно! - воскликнула Синтия. - Геноцид да и только. Чудовищ,
должно быть, начисто стерли с лица планеты.
- Да, - согласился Душелюб, - от них постарались избавиться.
- Но некоторые уцелели, - прибавил я, - и время от времени попадаются
на глаза.
Он смерил меня взглядом, и я пожалел о словах, что сорвались у меня с
языка. И что мне наймется? Мы ведь полностью зависим от Душелюба, а я
донимаю его дурацкими намеками!
Оборвав разговор, я принялся энергично пережевывать мясо. Оно
частично утратило первоначальную жесткость и приобрело горьковатый вкус;
голод оно не утоляло, но по крайней мере приятно было ощущать, что во рту
что-то есть.
Мы с Синтией молча жевали; Душелюб, казалось, погрузился в
размышления.
Я повернулся к Синтии.
- Как вы себя чувствуете?
- Отлично, - ответила она язвительно.
- Извините меня, - попросил я. - Я вовсе не предполагал, что все так
обернется.
- Ну конечно, - подхватила она, - вы воображали себе увеселительную
прогулку по романтическим местам! Начитались книжек, навыдумывали
невесть...
- Я прилетел сюда сочинять композицию, - перебил я, - а не играть в
кошки-мышки с гранатометчиками, кладбищенскими ворами и стаей механических
волков!
- И вините во всем меня, да?! Если бы я не увязалась за вами, если бы
я не напросилась...
- Ничего подобного, - возразил я. - Мне это и в голову не приходило.
- Разумеется, вы всего лишь выполняли просьбу милашки Торни...
- Прекратите! - рявкнул я. Мое терпение истощилось. - Какая муха вас
укусила?
Прежде чем Синтия успеха открыть рот, Душелюб поднялся.
- Пора, - объявил он. - Вы поели и отдохнули, и теперь мы можем
продолжать путь.
Ветер стал холоднее и задел резкими порывами. Когда мы выбрались из
расселины на гребень холма, он обрушился на нас и швырнул нам в лицо
первые капли приближающегося дожди.
Мы побрели навстречу дождю. Его отвесная стена преградила нам дорогу
и толкнула обратно. Душелюб продвигался вперед, не обращая на дождь
никакого внимания. Роба его, как ни терзал ее ветер, оставалась
неподвижной и ни разу даже не шелохнулась. Удивительное, доложу я вам,
было зрелище!
Я хотел было поделиться своим наблюдением с Синтией и окликнул ее, но
налетевший шквал заставил меня поперхнуться собственным криком.
Деревья в распадке клонились к земле и стонали под напором вихря.
Птицы беспомощно размахивали крыльями, будучи не в силах противостоять
мощи ветра. При взгляде на тучи почему-то возникало впечатление, что они
опускаются все ниже и ниже.
Мы упорно тащились вперед. Ледяной, колючий ливень хлестал нам в
лицо. Я утратил всякую способность ориентироваться и потому старался не
терять из вида согбенную фигуру Синтии. Как-то девушка споткнулась. Не
говоря ни слова, я помог ей подняться. Не поблагодарив, она поплелась
дальше.
Подстегиваемый ветром, дождь зарядил не на шутку. Порой он
превращался в град и барабанил по веткам деревьев, а потом снова
становился самим собой, и был, по-моему, холоднее града.
Мы шли целую вечность, и неожиданно я обнаружил, что мы оставили
гребень холма и спускаемся по его склону. Внизу бежал ручей; мы
перепрыгнули его, выбрав местечко поуже, и полезли на следующий холм.
Внезапно почва у меня под ногами сделалась ровной. Я услышал бормотание
Душелюба:
- Ну вот, теперь мы достаточно далеко.
Едва разобрав, что он там бормочет, я без сил плюхнулся на мокрый
валун. На какой-то миг я совершенно отключился и сознавал лишь то, что
больше никуда идти не надо. Постепенно напряжение спало, и я осмотрелся.
Мы остановились на широкой каменистой площадке. Футах в тридцати или
выше над ней нависала скала, образуя глубокую нишу в поверхности утеса.
Чуть ниже площадки прыгал по камням ручей - маленький и стремительный
горный поток. Он то бурлил и пенился на порогах, то разливался заводями и
отдыхал перед очередным прыжком. За ручьем возвышался холм, гребень
которого и привел нас сюда.
- Добрались, - весело проговорил Душелюб. - Теперь ни ночь, ни погода
нам не помеха. Разведем костер, наложим в ручье форели и пожелаем волку
сбиться со следа.
- Волку? - переспросила Синтия. - Но ведь их было трое. Что случилось
с двумя другими?
- У меня есть подозрение, - ответил Душелюб, - что двум другим волкам
немножко не повезло.

15
Снаружи бушевала гроза. Но нам около костра было тепло и уютно, и
одежда наша наконец просохла. В ручье и в самом деле водилась рыба. Мы
поймали чудесную крапчатую форель и с удовольствием ею поужинали. Не знаю,
как Синтия, а меня уже начинало воротить при одном упоминании о консервах
или вяленом мясе.
Судя по всему, не мы первые укрывались в этой пещерке от непогоды.
Свой костер мы развели на том месте, где камень почернел и потрескался от
пламени, которое разжигали тут прежде (хотя как давно, определить было
невозможно). Черные круги кострищ, наполовину прикрытые слоем опавших
листьев, были разбросаны по всей площадке.
В куче листьев, наметенной ветром в углу пещерки, там, где крыша
ныряла навстречу полу, Синтия обнаружила еще одно доказательство того, что
здесь бывали люди, - едва тронутый ржавчиной металлический прут примерно
четырех футов длиной и около дюйма в диаметре.
Я сидел у костра, глядел на огонь, вспоминал пройденный нами путь и
пытался понять, почему столь хорошо продуманный план, как наш, пошел
насмарку. Ответ напрашивался сам собой: происки Кладбища. Правда, в стычке
с шайкой разорителей могил Кладбище винить не приходится. Нам следовало
быть поосмотрительнее.
Как ни верти, положение у нас просто никудышное. Нас вынудили бежать
из деревни, нас опять же вынудили разлучиться с Элмером и Бронко, а в
итоге мы с Синтией оказались во власти загадочного существа, которое ведет
себя весьма, скажем так, странно.
И, вдобавок, волк - один из трех, если Душелюб не ошибся. Я знал
наверняка, что произошло с двумя другими. Троица схватилась с Элмером и
Бронко, и это была с их стороны непростительная глупость. Однако, пока
Элмер разбирался с двумя из них, третьему удалось ускользнуть, и теперь,
быть может, он идет по нашему следу, если, конечно, таковой остался.
Во-первых, мы двигались по каменистым гребням, на которых ничто не росло;
во-вторых, дул ураганный ветер, и он должен был развеять наш запах. Ветер
и дождь - наверное, следа попросту не существует.
- Флетч, - сказала Синтия, - о чем вы думаете?
- Прикидываю, где могут сейчас быть Бронко с Элмером, - ответил я.
- Возвращаются в пещеру, - предположила она. - А там их ждет записка.
- Записка, - повторил я. - По совести говоря, пользы от нее... В ней
говорится, что мы направляемся на северо-запад, и что если они не нагонят
нас по дороге, то встретимся на Огайо. Вы представляете, какое расстояние
отделяет нас от реки? И на сколько миль она протянулась от истока до
устья?
- Мы сделали, что могли, - сердито бросила Синтия.
- Утром, - вмешался в разговор Душелюб, - мы разведем на холме
костер, чтобы они знали, где нас искать.
- Ну да, - сказал я, - и все остальные тоже, и волк - в том числе.
Или их все-таки трое?
- Один, - уверил меня Душелюб. - Поодиночке волки не такие уж
храбрецы. Они набираются смелости, лишь сбившись в стаю.
- Откровенно говоря, - заметил я, - я не горю желанием повстречаться
пускай даже с одним волком, каким бы трусоватым он ни был.
- Их осталось немного, - сказал Душелюб. - Они давным-давно не
охотились; быть может, долгие годы бездействия отразились на их характере.
- Интересно, - проговорил я, - почему Кладбище сразу не отправило их
за нами в погоню? Ведь их могли бы спустить с привязи в самый момент
нашего побега.
- Должно быть, - ответил Душелюб, - им пришлось послать за волками. Я
не знаю точно, где их логово, но оно довольно далеко от Кладбища.
Ветер с воем гулял по долине; проливной дождь глухо шумел у входа в
пещерку. Отдельные его капли порой долетали до костра.
- Где твои приятели? - поинтересовался я. - Я имею в виду теней.
- В такую ночь, - сказал Душелюб, - они покидают меня и спешат по
делам.
Я не стал спрашивать, какие у призраков могут быть дела. Меня это не
заботило.
- Вы как хотите, - сказала Синтия, - а я намерена завернуться в
одеяло и подремать.
- Ложитесь оба, - предложил Душелюб. - День был долгим и трудным. Я
покараулю. Мне сон почти не нужен.
- Ты не спишь, - проговорил я, - и редко когда ешь. Ветер не
раздувает твою робу. Что же ты, черт побери, за существо?
Он не ответил. Я был уверен, что он не ответит. Последнее, что я
увидел перед тем, как заснуть, был сидящий поодаль от костра Душелюб. Его
силуэт до странности напоминал поставленный на основание конус.
Пробудился я оттого, что замерз. Костер потух; снаружи пещерки
разгорался рассвет. Ночная гроза отбушевала, и на видимом мне кусочке неба
не было ни облачка.
На площадке у входа в пещерку сидел металлический волк. Он
внимательно глядел на меня; его стальные челюсти крепко сжимали бессильно
обвисшую тушку кролика.
Отбросив одеяло, я сел и зашарил рукой вокруг в поисках палки
поувесистей, хотя на что годится палка против этакого чудища, я не
представлял. Однако я нашел кое-что получше. Я шарил рукой вслепую, не
осмеливаясь отвести глаз от волка, но когда мои пальцы наконец нащупали
твердый предмет, я моментально догадался, что это такое, - металлический
прут, обнаруженный Синтией в куче опавшей листвы. Пробормотав нечто вроде
благодарственной молитвы, я обхватил пальцами прут и поднялся, сжимая его
в кулаке с такой силой, что руке стало больно.
Волк сидел не шевелясь, не делая попыток броситься на меня,
по-прежнему держа в зубах кроличью тушку Его хвост задвигался и застучал
по камню площадки точь-в-точь как хвост собаки, которая рада встрече с
вами.
Я рискнул оглядеться. Душелюба нигде не было видно. Синтия сидела,
закутавшись в одеяло, и глаза у нее были каждый размером с плошку. Она не
замечала, что я смотрю на нее; ее взгляд был устремлен на волка.
Я сделал шаг в сторону, чтобы обойти костер, и взял прут наизготовку.
"Если мне повезет огреть его по этой дурацкой металлической башке, -
подумал я, - мы еще посмотрим, кто кого."
Однако волк не собирался нападать. Когда я сделал следующий шаг, он
перевернулся на спину, выставив все четыре лапы в воздух; его хвост
заходил ходуном. Звон металла о камень казался оглушительным в утренней
тишине.
- Он хочет подружиться с нами, - подала голос Синтия. - Он просит вас
не бить его.
Я медленно приближался к волку.
- Он принес нам кролика, - гнула свое девушка.
Я опустил прут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19