- спросил я. - Мы же не захватили
с собой ружей.
- Можно сделать лук, - предложила Синтия.
- Не нужно мне ни ружья, ни лука, - отмахнулся Элмер. - Обойдусь
камнями. Вот наберу голышей...
- Кто же охотится с голышами? - удивилась Синтия. - Все равно, что
палить из пушки по воробьям.
- Я робот, - возразил Элмер. - Поэтому ни человеческие мышцы, ни
человеческий глазомер, пускай он и чудо природы...
- Где Бронко? - перебил я.
Элмер ткнул пальцем во мрак.
- Он в трансе.
Чтобы рассмотреть Бронко, мне понадобилось обойти костер. Дело
обстояло именно так, как сказал Элмер.
Бронко стоял, накренившись на один бок и выставив все свои сенсоры.
Он впитывал в себя окружающее.
- Лучшего композитора еще не было, - заметил Элмер с гордостью. -
Чувствителен до невозможности.
Синтия положила похлебку в две тарелки и протянула одну мне.
- Горячее, не обожгитесь, - предупредила она.
Я сел рядом с девушкой, зачерпнул из тарелки и с опаской поднес ложку
ко рту. Похлебка оказалась довольно вкусной, но жутко горячей, так что
перед тем, как отправить ложку в рот, мне приходилось всякий раз на нее
дуть.
Снова послышался лай - теперь значительно ближе.
- Точно собаки, - сказал Элмер. - Гонят дичь. Наверное, и люди с
ними.
- Может, дикая стая, - предположил я.
Синтия покачала головой.
- Нет. Живя в гостинице, я кое-что узнала. Тут, как выражаются на
Кладбище, в захолустье, есть люди. О них мало что известно, вернее, их
существование предпочитают обходить молчанием, как будто они и не люди
вовсе. В общем, обычное отношение Кладбища и паломников. Насколько я
понимаю, Флетчер, вы испытали подобное отношение на себе во время
разговора с Максуэллом Питером Беллом. Кстати, вы так и не сказали мне,
что у вас с ним произошло.
- Он попытался завербовать меня. Я был настолько нелюбезен, что отшил
его. Я знаю, что должен был вести себя повежливее, но он меня достал.
- Вы бы ничего не выгадали, - заметила Синтия. - Кладбище не привыкло
к отказам - даже к вежливым.
- Чего тебя к нему понесло? - осведомился Элмер.
- Так принято, - ответил я. - Капитан просветил меня насчет здешних
обычаев. Визит вежливости, словно Белл король или премьер-министр, или
какой-нибудь удельный князь. А раболепствовать я не умею.
- Поймите меня правильно, - сказал Элмер, обращаясь к Синтии, - я
ничуть не против вашего присутствия в нашей компании. Но каким образом вы
оказались замешаны в это дело?
Синтия поглядела на меня.
- Разве Флетчер тебе не сказал?
- Он упомянул про какой-то клад...
- Пожалуй, - проговорила Синтия, - будет лучше, если я расскажу все с
самого начала. Я не хочу, чтобы вы считали меня искательницей приключений.
В этом есть что-то не то. Вы согласны меня выслушать?
- Почему бы и нет? - вопросом на вопрос ответил Элмер.
Синтия помолчала, прежде чем продолжить. Чувствовалось, что она
собирается с мыслями, так сказать, настраивается, словно ей предстоит
решать трудную задачу, и она намерена с честью выйти из положения.
- Я родилась на Олдене, - начала она. - Мои предки входили в число
первых колонистов. История семейства - легендарная история, поскольку она
не задокументирована - восходит к моменту их прибытия на Олден. Однако вы
не отыщете имени Лансингов в перечне Первых Семейств - с большой буквы.
Первые Семейства - это те, кому удалось разбогатеть. А мы не разбогатели.
Я не знаю, что тому причиной неумение ли вести дела, леность, отсутствие
амбиций или простое невезение, но мои предки были беднее церковных мышей.
В сельской местности, правда, есть местечко под названием Лансингова
Глушь; вот единственный след, оставленный моим семейством в истории
Олдена. Мои родичи были фермерами, лавочниками, рабочими, совершенно не
интересовались политикой и не породили ни одной гениальной личности. Они
довольствовались малым: выполняли свою работу, а вечера проводили, сидя на
крылечке, попивая пиво и болтая с соседями или любуясь в одиночестве
знаменитыми олденскими закатами. Они были обычными людьми. Некоторые, -
мне кажется, таких было много, - с годами покидали планету и отправлялись
в космос на поиски счастья, которое, по-моему, никому из них так и не
улыбнулось. Ведь если бы случилось иначе, оставшиеся на Олдене Лансинги
непременно узнали бы об этом; однако в семейных преданиях ни о чем
подобном не сообщается. Я думаю, те, кто остался, попросту не испытывали
тяги к перемене мест: не то, чтобы их что-то удерживало, но сам по себе
Олден - прелестная планета.
- Да, - согласился я. - Я прилетел туда поступать в университет, да
так и застрял. До сих пор у меня не хватало решимости покинуть его.
- Откуда вы прилетели, Флетчер?
- С Гремучей Змеи, - ответил я. - Слышали?
Она покачала головой.
- Считайте, что вам повезло, - заключил я. - Не спрашивайте почему и,
пожалуйста, продолжайте.
- Расскажу немного о себе, - сказала она. - Мне всегда хотелось
чего-то добиться в жизни. Наверное, о том же мечтало не одно поколение
Лансингов, но мечты их оказались бесплодными. Быть может, и я не избегну
общей участи, ведь на Лансингов ныне никто не ставит. Я была совсем
маленькой, когда умер мой отец. Принадлежавшая ему ферма давала приличный
доход; то есть после необходимых расходов у нас еще оставалась на руках
энная сумма. Мать, к которой перешло владение фермой, сумела набрать денег
и отправить меня в университет. Я интересовалась историей. В мечтах я
видела себя профессором истории, который проводит глубокие исследования и
выдвигает ошеломительные гипотезы. Училась я хорошо, ибо отступать мне
было некуда. Я посвящала учебе все свое время и потому пропустила многое
другое из того, что может дать человеку университет. Теперь я это понимаю,
но, тем не менее, не жалею. Ничто не могло оторвать меня от занятий
историей. Я буквально упивалась ею. По ночам, лежа в постели, я
воображала, будто у меня есть машина времени, и путешествовала на ней в
далекое прошлое. Я воображала, что лежу не в кровати, а в машине времени,
и что снаружи моего аппарата происходят события, которые вошли в историю
человечества, что там живут, дышат и двигаются люди, о которых я читала.
Когда настало время выбора какой-то узкой специализации, я обнаружила, что
меня неудержимо влечет к себе древняя Земля. Мой консультант отговаривал
меня от этой темы. Он говорил, что тема слишком узкая, а исходного
материала крайне мало. Я знала, что он прав, и старалась переубедить себя,
но безуспешно. Я была одержима Землей.
Моя одержимость, я уверена, частично объяснялась любовью к прошлому,
стремлением отыскать начало начал. Ферма моего отца, как утверждали
легенды, находилась всего лишь в нескольких милях от того места, где
высадились на Олден первые Лансинги. В неглубоком скалистом ущелье, там,
где оно выходило в некогда плодородную долину, стоял старый каменный дом -
вернее, то, что от него осталось. Незначительные колебания почвы, которые
сказываются только по истечении долгого времени, разрушили его. Никаких
преданий о привидениях, которые бы его населяли, я не слышала. Он был
слишком старым даже для того, чтобы в нем обитали привидения. Он просто
стоял, где стоял, превратившись со временем в неотъемлемую часть пейзажа.
Его не замечали. Он был слишком старым и неприметным, чтобы люди обращали
на него внимание, хотя, как я обнаружила, заглянув туда однажды, в нем
поселилось множество диких зверушек. Почва, на которой он стоял, была
истощенной и никому не нужной, так что он счастливо избежал доли других
старинных домов: его не снесли и не сровняли с землей. Местность эта,
погубленная веками хищнического землепользования, ни на что не годилась, и
люди редко показывались там. Если верить одной, весьма, кстати сказать,
неправдоподобной легенде, когда-то в том доме жили первые Лансинги.
Я зашла в него, как мне кажется, потому, что от него исходил дух
былого. Мне было все равно, чей он, Лансингов или нет; меня привлекала его
древность. Я не предполагала что-либо в нем найти. Я забрела туда из
праздного любопытства, чтобы не пропал впустую выходной. Разумеется, мне
было известно о его существовании, но я, как и все остальные, относилась к
нему совершенно равнодушно. Многие люди воспринимали его как деталь
ландшафта, словно он ничем не отличался от дерева или от валуна. В нем не
было ничего примечательного. Наверное, если бы не мое все возраставшее
стремление познать прошлое, я бы никогда не заглянула в него. Вам не
трудно следить за моим лепетом?
- Напротив, - сказал я, - я понимаю вас гораздо лучше, чем вы
думаете. Симптомы мне знакомы, сам переболел.
- Я пошла туда, - продолжала Синтия. - Я гладила древние, грубо
отесанные камни и думала о руках давно умерших людей, которые придавали им
форму и водружали один на другой, чтобы построить на чужой планете убежище
от непогоды и мрака. Поставив себя на место древних каменщиков, я поняла,
почему они решили строить дом именно здесь. Стены ущелья защищали от
ветра, неподалеку из скалы бил родник; стоило только переступить порог,
чтобы оказаться в широкой плодородной долине, - правда, теперь она вовсе
не такая. И потом, участок, на котором стоял дом, был красив тихой и
неброской красотой. Я чувствовала то, что когда-то переживали они. И не
имело никакого значения, были ли они Лансингами или кем-то еще. Они были
людьми, они принадлежали к человеческой расе.
Если бы я сразу ушла оттуда, то и тогда я ушла бы с ощущением, что не
зря потратила время. Прикосновения к древним камням и чувства близости к
прошлому было вполне достаточно, однако я зашла в дом...
Она помолчала немного, словно собираясь с силами для того, чтобы
закончить рассказ.
- Я зашла в дом, не сознавая, что поступаю опрометчиво: ведь стены
грозили обрушиться в любой момент. Впечатление было такое, что дом ходит
ходуном. Но, помнится, тогда я об этом не думала. Я ступала осторожно не
потому, что боялась обвала, но потому, что опасалась осквернить святыню. Я
испытывала странные, противоречивые чувства. Я ощущала себя посторонним
человеком, у которого нет права тут находиться. Я посягала на древние
воспоминания, на призраки эмоций, которые следовало оставить в покое,
которые заслужили, чтобы их оставили в покое. Я вошла в довольно большую
комнату, служившую, судя по ее размерам, гостиной. На полу толстым слоем
лежала пыль, в которой отпечатались следы мелких животных. В комнате
витали запахи существ, обитавших в ней на протяжении тысячелетия. По углам
поблескивала паутина; некоторые паучьи сети были такими же пыльными, как
пол. Я остановилась на пороге, и со мной случилось нечто неожиданное: я
почувствовала, что имею право быть здесь, что это мой дом, что я вернулась
после долгого отсутствия туда, где мне рады. Тут некогда жили те, для кого
я - плоть от плоти и кровь от крови, а право плоти и крови неподвластно
времени. В углу я заметила очаг. Дымоход давным-давно рухнул вместе с
трубой, но очаг сохранился. Я приблизилась к нему, опустилась на колени и
коснулась пальцами камней. Я видела черную дыру дымохода, опаленную
пламенем очага. Там была сажа, и на какой-то миг мне почудилось, что в
очаге потрескивает огонь. И тогда я сказала, - не знаю, вслух или про
себя, - я сказала: "Все в порядке. Я вернулась, чтобы ты узнал: Лансинги
живы". Если бы меня спросили, кому я это говорю, я бы не затруднилась с
ответом. Я не ждала, что кто-нибудь отзовется. Отзываться было некому. Но
я чувствовала себя так, словно исполнила свой долг.
Синтия поглядела на меня, во взгляде ее мелькнул испуг.
- Зачем я вам это рассказываю? - пробормотала она. - Я ведь не
собиралась говорить ничего такого. Вам незачем знать о моих ощущениях.
Факты я могла бы раскрыть в нескольких предложениях, но мне почему-то
кажется, что голыми фактами нам не обойтись.
Я погладил ее по руке.
- Бывают случаи, когда голые факты ничего не объясняют, - сказал я. -
Вы чудесно рассказываете.
- Вам не скучно?
- Ни капельки, - ответил за меня Элмер. - Мне очень интересно.
- Осталось чуть-чуть, - проговорила она. - В другом конце гостиной
была дверь, самая настоящая, и открывалась она, как я обнаружила, в
полуразрушенное помещение, которое в незапамятные времена было кухней. В
доме имелся второй этаж, и он был частично цел, несмотря на то, что крыша
обрушилась и погребла под собой большинство комнат. Но над кухней второго
этажа не было. По всей видимости, сразу над кухонным потолком
располагалась крыша. Рядом с тем, что когда-то было наружной стеной кухни,
были навалены обломки - скорее всего, обломки карниза. Не знаю, как я
ухитрилась заметить это, но часть обломков лежала как-то слишком
правильно. В их правильности было что-то не то, они не выглядели
обломками, Как и все в доме, они были покрыты пылью. Догадаться, что там
находится предмет из металла, было невозможно. Думается, меня
заинтриговала его прямоугольная форма. Я вытащила предмет из-под обломков.
Это был изъеденный ржавчиной ящичек, - если не считать ржавчины, абсолютно
неповрежденный. Я села и задумалась, как он мог тут оказаться. Я решила,
что, должно быть, его в свое время засунули под карниз, а потом забыли.
Когда карниз обрушился, он упал вниз, пробив потолок кухни, если, конечно,
потолок к тому времени еще был цел.
- Значит, вот оно что, - подытожил я. - Ящичек с запиской о кладе...
- В общем, да, - подтвердила Синтия, - но не совсем так. Я не смогла
его открыть и потому захватила с собой. Вернувшись домой, я взломала его с
помощью инструментов. Внутри лежала грамота на владение кусочком земли,
долговая расписка с отметкой об уплате, пара пустых конвертов, один или
два опротестованных чека и документ о передаче семейных архивов отделу
рукописей университета. Вернее, не о передаче, а о предоставлении во
временное пользование. На следующее утро я отправилась в отдел рукописей.
Вам наверняка известно, как они там работают...
- Да уж, - согласился я.
- Пришлось попереживать, но в конце концов то, что я -
студентка-дипломница со специализацией по истории Земли, и то, что бумаги
принадлежат моей семье, сыграло свою роль. Они думали, что я хочу лишь
просмотреть документы, но к тому времени, когда мне их выдали, - должно
быть, они хранились не там, куда помещал их каталог, - я была сыта по
горло всей этой волокитой, а потому заполнила требование о возвращении
бумаг и вышла на улицу уже вместе с ними. Вот вам и тихоня-отличница, не
правда ли? В отделе мне угрожали судебным преследованием, и, если бы они
выполнили свою угрозу, я не знаю, чем бы все закончилось. Но что-то им
помешало. Быть может, они решили, что бумаги не представляют никакой
ценности, хотя с чего - не смею догадываться. Все документы уместились в
один конверт. Очевидно, к ним никто не прикасался, поскольку они не были
ни рассортированы, ни проштампованы, и даже печать на конверте не имела
следов повреждений. Наверное, их зарегистрировали под одним номером и
благополучно про них забыли.
Синтия прервалась и пристально поглядела на меня. Я промолчал.
Потихоньку она доберется до сути дела. Как знать, вдруг у нее есть причины
рассказывать именно так и никак иначе? Быть может, она хочет перепроверить
себя и убедиться (снова, в который раз), что не совершила ошибки, что
поступила правильно? Я не собирался подгонять ее, хотя, видит Бог, она
могла бы и не тянуть кота за хвост.
- Документов было немного, - выговорила Синтия, выдержав паузу. -
Подборка писем, которые проливали свет на историю колонизации Олдена
землянами, - характерные образчики эпистолярного жанра той эпохи. Они не
содержали ни единого неизвестного прежде факта. Несколько стихотворений,
явно сочиненных молоденькой девицей. Счета-фактуры какой-то фирмы,
которые, пожалуй, могли бы заинтересовать историка-экономиста, а еще -
памятная записка, в каковой пожилой человек в довольно-таки вычурных
выражениях излагал историю, услышанную им от деда, причем дед его был
одним из первых колонистов на Олдене.
- И что же это за записка?
- В ней говорилось о невероятных событиях, - ответила Синтия. - Я
отнесла ее профессору Торндайку, рассказала ему то, что вы только что
слышали, и попросила прочесть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19