я все же могу сказать, что он мне не безызвестен! А вот про вашего капитана Скэрти… Первый раз в жизни слышу, что есть такой в наших краях! И про то, что кирасиры на постое стоят в Бэлстрод Парке, тоже впервые слышу! Все это диво дивное для Грегори Гарта.
— Уверяю вас, милый друг, все это сущая правда. Капитан Скэрти со своим отрядом сейчас уже, наверно, в Бэлстрод Парке, и если вы только проводите меня туда…
— Не мое это дело! Провожайте себя сами! До Бэлстрод Парка отсюда рукой подать. А что до капитана Скэрти или королевских кирасиров, — я таких не знаю. А ежели у вас есть письмо, можете отдать его мне вместе со всей наличностью, что у вас есть при себе, господин щелкопер. А ну-ка, выкладывайте!
— Ах, сэр, пожалуйста, берите все мои деньги, и вот вам еще часы, и эта цепочка, но умоляю вас, во имя любви к нашему доброму королю, позвольте мне продолжать мой путь и выполнить возложенное на меня поручение!
— А может, у меня вовсе и нет такой любви к «нашему доброму королю», как ты думаешь, ливрейная твоя душа! А ну, живо выкладывай все, что у тебя есть, пока мои молодцы не раздели тебя догола!.. Смирно, ребята, ни шагу! Он и не думает сопротивляться!
— Нет, нет, друзья! Клянусь, я отдам вам все, что у меня есть. Вот вам мой кошелек. Мне очень жаль, что в нем не так много денег. Вот вам мои часы. Это подарок нашей всемилостивейшей королевы. Можете убедиться, сэр, очень ценная вещь!
Разбойник с жадностью вырвал у него из рук часы и, сжав их в своей грубой, мозолистой ладони, стал разглядывать при свете луны.
— И впрямь ценные, — промолвил он, повертев их и пощупав крышку. — Похоже, отделано драгоценными камнями. Так ты говоришь, это подарок королевы?
— Я получил их из собственных рук ее величества.
— Экая подлая французинка! Так-то она пускает на ветер наши английские денежки! Вот и выходит, что она — грабитель почище, чем Грегори Гарт. Так вот и скажи ей от меня, если тебе еще выпадет случай побеседовать с ней. Ну, поторапливайся у меня! Что там у тебя еще есть, выворачивай карманы!
— Тут только перочинный ножик, вот эти облатки и карандаш. И это все, уверяю вас!
— А это что такое блестит? — спросил разбойник, тыкая пальцем в отворот камзола, которым придворный явно старался что-то прикрыть. — Что это там висит у тебя на шее? А ну-ка, дай поглядеть!
— Это… это, сэр, медальон.
— Медальон? Это что за штука?
— Ну… это… просто…
— По виду совсем как часы. А что там внутри?
— Ничего.
— Ничего? Так чего ради ты носишь его на шее?
— В нем хранится… Ах, сэр, для вас это не имеет цены! Это просто прядь волос.
— Прядь волос? А, чей-то локон на память! Ну конечно, какая же ему цена! Мне, по крайней мере, от него никакого проку. Можешь оставить его себе. Только вынь его из этой штучки да давай ее сюда. За нее кое-что можно выручить. Ну, живей!
Придворный, не помня себя от страха, тотчас же подчинился требованию и с перепугу даже не воспользовался позволением сохранить драгоценный локон; сняв с шеи медальон, он покорно отдал его вместе с локоном в руки грабителя.
— Вот, сэр, — умоляюще прошептал он, — теперь я отдал вам все, что у меня есть!
— Нет, не все! — грубо проворчал разбойник. — У тебя есть еще отличный камзол, новехонький, весь атласный, и под ним такие же штаны; сапоги со шпорами отменного качества и прекрасная шляпа с перьями. Да вон еще какой тесак за поясом! Я-то сам не ношу таких вещей, да есть у меня родственник — вот ему будет от меня подарок. Ну, раздевайся!
— Как, сэр! Неужели вы заставите меня раздеться догола? Вы забыли, что я королевский гонец и еду по поручению его величества!
— Помню, помню, провались ты со своим королем! Что ты мне такое поешь? Тут тебя слушать некому, это у вас при дворе пение в чести. А с тобой говорю попросту: слезай с коня да стаскивай с себя все!
Хотя в голосе разбойника явно слышалась насмешка, несчастный гонец видел, что с ним вовсе не шутят.
Как ни обидно ему было, а пришлось слезть с коня и раздеться посреди дороги.
Безжалостный разбойник стоял над ним, пока он не разделся почти догола — на нем остались только сорочка да носки.
— О сэр, неужели вы позволите мне ехать в таком виде? — протягивая к нему руки, взмолился несчастный гонец. — Неужели вы отпустите меня так, меня, королевского гонца? Как я могу ехать верхом без сапог, без шляпы, без камзола, без…
— Будет тебе хныкать! — прикрикнул на него Гарт, связывая в узел его одежду. — Кто тебе сказал, что ты поедешь верхом? И где твоя лошадь, хотел бы я знать? Гонец неуверенно кивнул в сторону своего коня.
— Эта?.. — невозмутимо протянул разбойник, продолжая возиться с узлом. — Может быть, минут десять назад это и была твоя лошадь, а теперь она стала моя. Довольно я походил пешком, пока ты разъезжал в свое удовольствие! Пришло время и мне покататься немножко. Так-то оно будет справедливей — по очереди.
Королевский гонец, онемев от страха, стоял раздетый посреди дороги; он уже почти перестал что-либо понимать от потрясения, но чувствовал, что никакие мольбы и увещания ничем не помогут. Поэтому он ничего не ответил. Он стоял, трясясь всем телом, и зубы его отбивали непрерывную дробь, похожую на стук кастаньет, потому что ночь выдалась холодная, одна из тех осенних ночей, когда холод пробирает вас насквозь, вроде как в декабре.
Разбойник не обращал на него внимания, пока не сложил все вещи и не справился со своим узлом. Затем, разогнув спину, он стал во весь рост прямо против своей жертвы и окинул ее с ног до головы насмешливым и вместе с тем суровым взглядом. Постепенно угрюмая суровость на его лице вытеснила все остальное; казалось, его охватило какое-то подозрение.
— Хоть ты и трус, королевский любимчик, — промолвил он с горькой усмешкой, презрительно обращаясь к трясущемуся гонцу, — а кто знает: может, ты труслив, да хитер и еще наделаешь бед. Лучше уж я позабочусь, чтобы ты не двигался с места. Идем-ка со мной в этот домишко. Да не противься, тебе там будет теплей! Эк тебя всего трясет! Идем!
И, не дожидаясь его согласия или отказа, разбойник схватил гонца за руку и втащил его чуть живого через порог в хижину.
Очутившись с ним в стенах развалившейся лачуги, он взял толстую веревку и начал старательно связывать свою несчастную жертву, не оказывающую ему ни малейшего сопротивления. В лачуге было достаточно светло, так как через обвалившуюся крышу светил месяц, озаряя голые стены и устланный соломой земляной пол.
Грегори был не новичок по части вязания узлов и быстро справился со своим делом; через несколько минут королевский гонец стоял крепко связанный по рукам и ногам, словно какой-нибудь опасный преступник.
— Вот так-то будет лучше! — с видимым удовлетворением сказал разбойник, затягивая последний узел. — Теперь ты у меня не выпутаешься, пока кто-нибудь тебя не развяжет; но уж кто это будет — не знаю, только не я. Я не хочу поступать с тобой жестоко, хоть ты и королевский прислужник; мне кажется, тебе будет удобнее лежать. Дай-ка я помогу тебе!
С этими словами он выпустил веревку из рук, и злосчастный гонец тяжело грохнулся наземь.
— Лежи здесь, господин посыльный, пока кто-нибудь не подымет тебя. Я позабочусь о том, чтобы доставить твою грамоту. Спокойной ночи!
И Грегори Гарт, посмеиваясь, шагнул через порог, оставив ошеломленного путника наедине с его невеселыми и отнюдь не спокойными думами.
Выйдя из хижины, разбойник взял коня под уздцы и вывел его на середину дороги; он привязал узел с одеждой к седлу и уж совсем было вложил ногу в стремя, как вдруг, словно спохватившись, остановился в раздумье. Так он стоял с минуту, не двигаясь с места.
— Ах, черт возьми, старые товарищи! — внезапно воскликнул он, поворачиваясь к своим сообщникам. — Как же можем мы с вами так вот расстаться! Если Грегори Гарт стал теперь настоящим барином, он не должен гнушаться своими скромными помощниками. Нет-нет! Все вы поедете со мной, все до единого. Хоть вы все вместе не стоите одной этой блестящей штучки, что тикает у меня в кармане, все же вы годитесь на что-нибудь получше, чем пугать ворон здесь на Джеррет Хис. Едем со мной, ребята! Я думаю, этот рослый коняга из королевской конюшни свезет нас всех, уж как-нибудь мы да усядемся. Кто — на круп, а кто — на загривок. А ну, собирайся живей!
И он тут же бросился в кусты и начал стаскивать одеяния со своих пугал, постепенно переходя от одного к другому. Обобрав их всех до единого, он вернулся с этой грудой старья к лошади и стал пристраивать его сзади и спереди к седлу; затем обвязал все веревками и наконец, усевшись сам, довольный пустился в путь.
Едва он доехал до перекрестка, часы в Челфонте на колокольне церкви Святого Петра пробили двенадцать.
— Ровно двенадцать! — радостно воскликнул Гарт. — Только-только поспел! А все-таки я сдержал свое слово — не обманул мастера Генри! Да ведь я не мог бы посмотреть ему в лицо, коли бы нарушил слово! Вон он звонит, старый колокол! Как приятен этот звон в ночной тиши! Вспоминается время, когда я был еще невинным младенцем. Звони, звони, челфонтский колокол! Звони на весь свет, чтобы все знали, что Грегори Гарт распростился с большой дорогой!

Глава 13. СЕЛЬСКИЙ ПРАЗДНИК

Там, где Чилтернские холмы сбрасывают с себя свой древесный покров, которым и поныне одета большая часть их поверхности, они удивительно напоминают великую североамериканскую степь, те ее обширные области, что на языке охотников называются волнистыми долами. А еще их можно уподобить океану, затихшему внезапно после сильного шторма, когда волны уже не вздымают пенистых гребней и не набегают одна на другую высокими параллельными грядами. Если вы способны вообразить себе эту водяную стихию, внезапно превращенную в твердую землю, вы получите точное представление о рельефе Чилтернского края. С незапамятных времен эти холмы пользовались особой славой. Англия давно уже стала возделанной страной, но еще много лет спустя после расцвета английского земледелия их девственная почва не знала прикосновения плуга; и даже и по сие время обширные пространства этого края остаются нетронутой целиной, поросшей вереском, дроком или покрытой густой чащей буковых лесов.
В истории Англии за этими холмами сохранилась недобрая слава. Их непроходимые чащи, где водится благородный олень и прочая дичь, достойная внимания охотника, служат надежным убежищем разбойникам и беглым преступникам; и в прежнее время здесь необходим был постоянный надзор, который поручался смотрителю, располагавшему вооруженной охраной, дабы обеспечить путникам безопасный проезд в этих краях. Вот тогда-то и возникла эта пресловутая должность — ныне, к счастью, представляющая собой только синекуру
, но, к несчастью, в нашей обремененной налогами стране это не единственная синекура, пережившая свое полезное назначение.
В самой восточной части Чилтернского края расположено родовое поместье Уэдов Бэлстрод. Это одно из самых старинных владений в Англии, существовавшее еще до нашествия норманнов… быть может, со времен отвода римских войск. Некогда здесь происходили бои, о чем свидетельствуют уцелевшие и поныне остатки древнегерманских укреплений и странная легенда, связанная с ними и дошедшая до нас от тех времен.
На всем обширном пространстве, свыше тысячи акров, где раскинулось поместье Бэлстрод Парк, вряд ли найдется хотя бы один клочок земли, который можно было бы назвать плоским; единственное исключение составляет площадь, обнесенная рвом, где виднеются укрепления, о которых упоминалось выше. Всюду вокруг отлогие холмы, волнистые склоны, отделенные друг от друга глубокими долинами и оврагами, впадины которых так точно повторяют округлые выпуклости пригорков, что кажется, будто эти пригорки выкорчеваны из долин и поставлены на прежнее место вверх подножиями. Парк представляет собой ту же картину, что и Чилтернские холмы, — зыбь океана, внезапно обратившуюся в твердь, когда волны и борозды между ними утратили свою параллельность. Долины и овраги разбегаются во все стороны, сталкиваясь и пересекая друг друга; то они взбираются вверх, то обрываются круто глубокими таинственными лощинами, густо поросшими кустами боярышника, орешником и остролистом, откуда всю ночь напролет доносится соловьиное щелканье. Гряды холмов так же беспорядочно набегают одна на другую или кое-где поднимаются одинокими пригорками, такими ровными и гладкими, что они производят впечатление искусственных. Заросли кустарника, купы громадных деревьев — вязы, дубы, буки и каштаны одевают склоны, опоясывают вершины, а открытые пространства между ними манят такой яркой, свежей зеленью, какую только и можно увидеть на пастбищах или в английских парках. Так выглядел Бэлстрод Парк в XVII веке; таким, невзирая на кое-какие незначительные перемены, сохранился он и по сей день.
Наступил тот знаменательный день, который сэр Мармадьюк Уэд решил отметить торжественным празднеством, — день рождения сына, первый день после его возвращения в родительский дом.
Раннее осеннее утро полыхает алой зарей и обещает погожий денек, и огненный шар солнца, словно подтверждая это обещание, уже плывет над горизонтом в синем безоблачном небосводе. Косые солнечные лучи, пробиваясь сквозь листву деревьев, мягко золотят мглистые лесные тропинки, но на открытых полянах парка они уже осушили росу, и яркая зелень так и манит к себе, словно пышный ковер, раскинутый для предстоящего праздника.
По всему видно, что сэр Мармадьюк Уэд щедро разослал приглашения, и нет сомнений, что все они с радостью приняты. На много миль в окружности по всем дорогам и тропинкам, ведущим в усадьбу, с раннего утра движутся пестрые кучки празднично одетых крестьян — старых и молодых, белокурых и темноволосых, пригожих и невзрачных; но все они одинаково полны оживления, всем хочется повеселиться.
На открытой площадке, обнесенной рвом, собралась тысячная толпа. Кто топчется на месте, кто уселся в тени под деревьями или на заросшем травой откосе рва; там и сям стоят тесным кольцом зрители и с интересом наблюдают за происходящими внутри кольца играми и состязаниями. Тут идет игра в мяч, там — в шары, любимая королевская игра, а потому и самая модная; а там дальше народ обступил двух фехтующих — только не на рапирах, а на палках: два здоровенных парня с таким усердием дубасят друг дружку, словно поклялись проломить один другому череп; к счастью, оружие у них таково, что достичь этого не так просто.
Тут же поблизости идет другая, более изящная игра — в горелки, в которой голубоглазые девушки бегут врассыпную, спасаясь от своих кавалеров, и все же охотно позволяют себя поймать.
Тут можно наблюдать и борьбу, и футбол, и метание колец, и стрельбу в цель, и бег наперегонки, и чехарду, и прыжки.
Недалеко от площадки, за рвом, устроены большие очаги под открытым небом, где слуги сэра Мармадьюка жарят громадные туши быков и свиней со вспоротым для фаршировки брюхом. Это место часа через два будет самым заманчивым для гуляющих.
В парке сэра Мармадьюка собрались не только поселяне. Роскошно одетые кавалеры с нарядными дамами стоят, оживленно беседуя, и следят с интересом за играми; многие из них и сами принимают участие в играх «Fкte champкtre» — это модное развлечение, и никакое звание не заглушает в человеке жажды невинного веселья. Поэтому владелица замка может, не нарушая приличий, присоединиться к пляскам под открытым небом наравне со своими служанками, а хозяин — сыграть партию в шары или пофехтовать на палках со своим арендатором. В те времена даже сам король нередко снисходил к таким забавам.
Веселье царило в парке сэра Мармадьюка Уэда, праздновавшего день рождения своего отпрыска, счастливый и памятный день, в который Провидение послало ему наследника и сына.

Глава 14. ВПЕРЕД, МАРШ!

Часы на колокольне в Эксбридже прозвонили полдень; кирасиры Скэрти все еще толпились на постоялом дворе, хотя уже в полной готовности, каждый около своего коня, готовый по первому знаку очутиться в седле.
Время было позднее, давно бы уж пора двинуться в поход, но им пришлось задержаться. Причина их задержки была налицо: новенькие подковы на ногах лошадей. А для этого пришлось вызывать кузнеца из Эксбриджа.
А впрочем, им некуда было особенно торопиться. Идти было недалеко, и не пройдет и часа, как задание, возложенное на них, будет завершено. В двенадцать они уже все выстроились в ожидании приказа.
— По коням! — раздалась короткая команда, и в ту же секунду на крыльце харчевни появились оба офицера.
Кирасиры вскочили в седла, и звон сабель, стальных доспехов и стук копыт в полуденной тишине осеннего дня разнесся далеко по окрестностям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44