Скэрти уже успел достаточно изучить Уэлфорда и знал, что тот его не выдаст. Он одержим ревностью и жаждой мести; ясно, он не пойдет предупреждать Голтспера. А кто же еще может предупредить его? Никто.
Арестовать Голтспера не составит никакого труда. Надо только окружить дом, уничтожить всякую возможную лазейку и захватить заговорщика — по всей вероятности, прямо в постели. Вслед за этим — Тауэр, а там — «Звездная палата». Скэрти был достаточно осведомлен об этом пристрастном судилище и не сомневался, что приговор, вынесенный им, избавит от соперника не только Уэлфорда, но и его самого. Он также избавит и короля от опасного врага; но это был отнюдь не главный стимул, руководящий в данном случае капитаном Скэрти.
Его вражда к Голтсперу, возникшая недавно и внезапно, так глубоко укоренилась в его душе, как если бы она длилась годы. Потерпеть поражение на глазах у целой толпы, быть сброшенным с коня, вынужденным просить пощады — ему, Ричарду Скэрти, капитану королевских кирасиров, доблестному кавалеру, победителю на всех поединках, — этого уже было достаточно, чтобы внушить ему лютую ненависть к посрамившему его сопернику. Но подвергнуться такому унижению перед высокородными дамами, на глазах у той, которая зажгла в нем такую бешеную, неукротимую страсть, а сама питала нежную склонность к его противнику, — это уже было совсем невыносимо! Ненависть Скэрти теперь не знала пределов, он был готов на все, чтобы отомстить Голтсперу. И вот сейчас, лежа, на кровати, он с наслаждением обдумывал план мести.
— Клянусь Небом, это будет сладкая месть! — воскликнул он и, вскочив на ноги, взволнованно заходил по комнате взад и вперед. — Она увидит его унижение! Я проведу его перед ее окном, и он предстанет перед ее гордым взором жалким, беспомощным, загнанным пленником! Ха-ха-ха! Оставить ему эту белую перчатку на шляпе? — продолжал он, с наслаждением представляя себе это зрелище. — Что ж, это будет недурно выглядеть, ха-ха-ха! Нет… пожалуй, лучше будет провезти его с обнаженной головой, связанного, как пойманного вора, ха-ха-ха!
«Ну, а что, если она улыбнется ему? — подумал он, и тень сомнения скользнула по его лицу. — Что, если она одарит его улыбкой? Тогда все пропало для меня! Какое же это будет торжество! Ее улыбка сделает его счастливее меня!»
— Ага! Придумал! — воскликнул он просияв. — Я знаю, как поступить, чтобы отбить у нее охоту улыбаться ему. Клянусь Небом, великолепная мысль! Он проедет перед ней не с обнаженной головой, нет! На шляпе его будет красоваться букет цветов! Какие цветы поднесла ему тогда эта девушка? Если я не ошибаюсь, красные — мак, мальвы… что-то в этом роде. Ну, да неважно, лишь бы цвет был подходящий. Марион не разглядит на расстоянии, что это за цветы. Они должны быть немного увядшие, как будто он хранит их с того самого дня. Она никогда не догадается, что это хитрость. Если она улыбнется, увидев эти цветы, я буду знать, что между ними ничего нет. О, какое счастье увидеть ее улыбку! А ведь только сейчас я боялся, как бы она не улыбнулась ему!.. А вот еще блестящая мысль! — злорадно воскликнул он. — Всю ночь я был в каком-то отупении — сейчас у меня словно прояснилось в голове. Une ictee magnifique
, как говорит наша француженка-королева. Какой это будет приятный сюрприз для Голтспера! Если он ее любит — а можно в этом не сомневаться! — это заставит его хорошенько помучиться, как мучился я. Ха-ха! Перчатка с правой руки одержит победу над левой!
И, вытащив из кармана камзола найденную им перчатку Марион, Скэрти подошел к столу, где лежал его шлем, и прикрепил к нему перчатку, привязав ее лентой под султаном из перьев.
— Будет ему над чем подумать в тюрьме! Это даст ему пищу для размышлений, которые будут терзать его день и ночь. Да, это поистине сладкая месть, достойная самого инквизитора!
Шаги, послышавшиеся в коридоре, прервали его ликование. В комнату заглянул Стаббс.
— Тридцать человек в полном вооружении, капитан, и готовы выступить! — объявил младший офицер.
— Ну, и я готов вести их, — ответил капитан, надевая шлем и направляясь к двери. — Тридцать — это, пожалуй, больше, чем нужно. Но, в конце концов, чем больше, тем вернее. Ведь нельзя же допустить, чтобы лиса ускользнула из норы! А она может это сделать, если мы ее не обложим как следует. Я не сомневаюсь, что мы его захватим еще в постельке! Ха-ха-ха! Хорош будет наш изящный кавалер в ночном колпаке! А, Стаббс?
— Хорош, черт возьми!
С радостным предвкушением счастливой охоты Скэрти, сопровождаемый своим подчиненным, весело вышел во двор, где тридцать солдат, вооруженных до зубов, стояли возле своих лошадей, ожидая команды «На коней!»
Через две секунды Скэрти тихо отдал команду, и без обычного трубного сигнала отряд, возглавляемый капитаном и корнетом, вытянувшись колонной, двинулся к воротам, выходящим на Оксфордскую дорогу.
Это были те самые ворота, через которые совсем недавно вернулись оба офицера. Они увидели следы своих лошадей на влажной земле, а рядом — еще один такой же след, ведущий к дому.
— Наш хозяин благополучно вернулся домой, — шепнул Скэрти своему подчиненному. — Тем лучше, — прибавил он с многозначительной улыбкой. — Я не собираюсь делать его своим пленником — по крайней мере, сейчас; а если мне удастся пленить его дочь, я оставлю его на свободе. Ну, а если это не удастся, тогда, я боюсь, сэру Мармадьюку придется воспользоваться гостеприимством его величества и приютиться под кровлей того королевского владения, которое находится к востоку от Чипа и которое с некоторых пор удостоено присутствия столь многих высокородных господ! Ха-ха!
Отпустив эту злорадную шутку насчет Тауэра, Скэрти пришпорил коня и помчался во главе своего отряда по королевской большой дороге.
Извивающаяся по склонам холма сверкающая колонна закованных в латы всадников напоминала гигантскую змею, стремительно догоняющую свою добычу.

Глава 37. ПОДОЗРЕНИЯ ОРИОЛИ

Вскоре после того, как шпионы покинули Каменную Балку, участники ночного собрания стали разъезжаться. Молча, поодиночке, а иногда по двое или по трое они выходили из дома, садились на коней и, выехав за ворота усадьбы, разъезжались в разные стороны. Несколько человек задержались дольше, чем остальные, но и они тоже покинули Каменную Балку задолго до рассвета.
После отъезда последнего гостя два новоиспеченных конюха Голтспера, которым уже нечего было делать, тоже покинули усадьбу. В старом доме остались три человека: хозяин, слуга-индеец и Грегори Гарт, который недолго думая завалился спать на той самой буковой скамье возле очага, где он облюбовал себе местечко с самого начала.
Голтспер все еще сидел в той зале, где происходило собрание; это была его библиотека. Он сидел у письменного стола с пером в руке и, по-видимому, был занят составлением весьма важного документа.
Из всех обитателей дома один Ориоли ничем не был занят, но, хотя у него не было никакого дела, он не спал.
Он стоял в дверях под аркой в своей обычной позе, неподвижный и молчаливый, как статуя. Проводив взглядом двух лесорубов, Уэлфорда и Дэнси, которые последними вышли из ворот Каменной Балки, он продолжал стоять неподвижно, и трудно было сказать, какие мысли проносились в голове юного индейца. Быть может, он вспоминал прошлое — родные леса, где он вырос, детские годы и своих темнокожих товарищей, с которыми он когда-то играл. А может быть, он вспоминал своих близких — мать или сестру… Но каковы бы ни были его воспоминания, он сохранял все то же невозмутимое спокойствие и, стоя неподвижно в дверях, молча глядел в темноту.
Только когда над лесистыми вершинами холмов забрезжило нежное сияние рассвета, он вдруг словно проснулся, и глаза его засветились живой мыслью.
Он устремил внимательный взор на утоптанную площадку перед парадным крыльцом, на которой отпечатались следы подков.
Некоторое время он изучал эти следы, словно повинуясь старой привычке, усвоенной им с раннего детства. Не обнаружив в них, по-видимому, ничего замечательного, он окинул взглядом участок подальше от крыльца, и тут что-то явно поразило его. Он бесшумно сбежал с крыльца и быстро пошел по усыпанной песком дорожке к левому крылу дома.
Дойдя до угла, он нагнулся, словно рассматривая что-то под ногами.
Постояв так несколько секунд, он, все так же нагнувшись, медленно двинулся дальше и, обогнув дом, подошел к нему с задней стороны. Поравнявшись с небольшой дверью, ведущей в восточное крыло дома, он остановился.
На лице его было написано явное изумление — дверь была распахнута настежь.
С тех пор как Ориоли поселился с Голтспером в Каменной Балке, — он хорошо помнит! — эта дверь всегда была заперта. А так как, кроме него и его хозяина, никто не имел права отпирать ее, он не мог не удивиться, увидев ее открытой.
Быть может, он не обратил бы на это внимания, если бы не другое весьма подозрительное обстоятельство, которое, как ему показалось, было связано с этой открытой дверью: он обнаружил следы двух людей, ясно отпечатавшиеся на сырой земле. Они шли вдоль стены дома, а на углу к ним присоединился третий след, потом эти три следа шли вместе, пока не затерялись меж лошадиных следов на площадке перед домом.
Это были те самые следы, которые привлекли внимание индейца, когда он стоял на крыльце; он решил пойти по этим следам, и они привели его к этой двери.
Распутывать следы человека или зверя — это почти инстинкт у индейцев, и, повинуясь этому глубоко заложенному в нем инстинкту, Ориоли поспешил тщательно изучить эти следы.
При этом у него были свои соображения. Как ни чужды были его пониманию высокие политические замыслы, коим посвящал себя его хозяин, верный слуга знал, что тут надо соблюдать тайну и не слишком доверять людям, с которыми приходится сталкиваться. Эти смутные опасения и заставили его обратить внимание на следы.
Он помнил, что встречал всех приезжающих в дверях и провожал их в комнату, а когда они уезжали, он провожал их до крыльца. Он помнил, что все они направлялись к воротам. Кто же из них мог обойти весь дом так, что он не заметил этого?
Три пары совершенно явственных следов вели от задней стены дома к парадному крыльцу. Один след от подбитых большими гвоздями крестьянских башмаков; это могли быть следы одного из конюхов, но два других следа принадлежали джентльменам.
Индеец пришел к этому заключению просто чутьем, но, когда он очутился перед распахнутой дверью, подозрения его насчет этих следов усилились.
Он не стал больше продолжать исследования и, проскользнув в дверь, быстро прошел узким коридорчиком в ту самую комнату, откуда Скэрти с корнетом тайком наблюдали за ночным собранием.
Зоркий глаз индейца даже в полутьме сразу обнаружил, что здесь кто-то был, и совсем недавно; если открытая дверь и следы, ведущие от нее, разбудили его подозрения, то сейчас эти подозрения перешли в уверенность. По всему полу, покрытому толстым слоем пыли, скопившейся за многие годы, шли следы, по которым Ориоли мог безошибочно сказать, что люди, побывавшие здесь, ушли всего полтора — два часа назад. Оборванная паутина и протертый кружок стекла на забитой двери тоже не ускользнули от его внимания.
Прильнув глазом к этому кружку, он увидел большую комнату, в которую недавно провожал гостей, съехавшихся к его хозяину. Сейчас хозяин сидел один у письменного стола и не подозревал, что за ним наблюдают.
Индеец уже собирался постучать в стекло и сообщить о своем открытии, но, сообразив, что хозяин не сможет разобрать его знаков, он поспешно выскользнул из комнаты и пошел обратно, чтобы проникнуть в дом с парадного крыльца.
Уже почти рассвело, и Ориоли, возвращаясь той же дорогой, внимательно вглядывался в следы, стараясь разгадать скрывавшуюся за ними тайну. Солнце еще не взошло, но заря уже окрасила багрянцем вершины холмов и верхушки высоких деревьев, окружавших Каменную Балку. Весело засуетились в листве проснувшиеся грачи, и их звонкий крик огласил усадьбу.
То ли от крика грачей, то ли от шумной возни крыс, гонявшихся друг за другом по пустым полкам и за прогнившей обшивкой кухонных стен, а может быть, и по какой-нибудь другой, более сложной причине, но сон Грегори Гарта был внезапно нарушен. Зычный храп, разносившийся по всему дому, вдруг оборвался, и Грегори, подскочив на своем ложе, сразу проснулся. От его порывистого движения буковая скамья пошатнулась, и он тяжело грохнулся на каменный пол. Это произошло так неожиданно, что Грегори со сна в первую минуту не мог понять, что с ним такое случилось.
А когда он пришел в себя, у него пропала всякая охота возвращаться на свое предательское ложе; толкнув дверь, он вышел на воздух, чтобы поглядеть на небо и определить по солнцу, который час.
Еще вчера утром у Грегори были собственные часы — не будем вдаваться в подробности, откуда он их достал! — но сейчас эти часы тикали в лавке эксбриджского ростовщика, а закладная квитанция, которую бывший грабитель носил в кармане, не обладала способностью показывать время.
Взглянув на небо, Грегори очень удивился, что солнце еще не взошло и что, следовательно, он спал всего каких-нибудь полчаса. Он уже начал подумывать, не вернуться ли ему обратно на свою скамью, как вдруг заметил фигуру, медленно заворачивающую за угол дома. Это был Ориоли.
Грегори знал, что Ориоли был так называемым дворецким в доме и что у него хранились ключи от винного погреба; и у Гарта тотчас же мелькнула мысль прибегнуть к индейцу и раздобыть через его посредство малую толику эля, чтобы освежиться после тяжелого сна.
Гарт направился к нему, чтобы поговорить об этом, но, сделав несколько шагов, заметил, что Ориоли занят каким-то непонятным делом. Низко наклонившись, индеец медленно двигался вдоль стены и внимательно разглядывал землю.
Недоумевая, что может означать такое поведение, Грегори остановился за углом и стал с любопытством наблюдать.
Каково же было удивление грабителя, когда он увидел, как краснокожий, осторожно подкравшись к какой-то небольшой двери, открытой настежь, незаметно юркнул в нее с таким проворством и ловкостью, каким мог бы позавидовать самый опытный громила!
— Так, так! — пробормотал Грегори, многозначительно покачав своей косматой головой. — Уж нет ли у мастера Генри предателя в его собственном доме? Что ему там понадобилось, этому чучелу? Ведь не закуски и не вина — за этим ему нечего лазить, все ключи у него хранятся: пей, ешь вволю, когда захочется! Нет, это пахнет чем-то посерьезнее! Но что же это, черт возьми, может быть?
Запустив пятерню в свою спутанную гриву и наморщив лоб, Грегори тщетно пытался проникнуть в эту тайну.
— Уж не шпионить ли он вздумал, проклятый индеец? Времена сейчас плохие, а мастер Генри занят опасным делом. Да только вряд ли: немой краснокожий парнишка поехал за ним за тридевять земель, совсем из другой части света, и так ему был предан, и чтобы он теперь стал предателем! Да и потом, что может знать индеец о здешней политике? Нет, какой он шпион! Не может этого быть. Разве что-нибудь стянуть задумал — вот это вернее. Но что бы там ни было, мы это сейчас узнаем!
И Гарт решительно направился вслед за индейцем к той самой двери, за которой исчез Ориоли. Но не прошел он и двух шагов, как Ориоли снова появился, и Гарт увидел, что он, опять согнувшись, медленно двинулся обратно, все так же внимательно вглядываясь в землю. Гарт также с удивлением уставился на землю.
Хотя он и не мог равняться с индейцем в чтении «знаков», будь то на земле или на небе, у него все же был некоторый опыт по части следов. В течение многих лет его своеобразное ремесло частенько заставляло прибегать к выслеживанию, и этот опыт грабителя подсказал ему, чем занимается Ориоли.
Он видел следы, по которым шел индеец; они кончались невдалеке от парадного крыльца. И вдруг что-то словно осенило Грегори Гарта: он понял, что индеец напал на след каких-то чужих людей. Он вдруг припомнил странное поведение своего помощника Уэлфорда, его подозрительные отлучки и внезапное появление в конюшне, когда он прибежал выводить двух лошадей и ни за что не хотел, чтобы Гарт ему помогал. Гарт подумал тогда, что Уэлфорд хочет один получить на чай с отъезжающих, но теперь, при виде этих следов, по которым шел Ориоли, у него невольно возникло подозрение, что за этим кроется что-то нечистое, что в эту ночь в стенах Каменной Балки совершилось предательство.
Встревоженный Гарт бросился к индейцу, пытаясь объясниться с ним знаками и рассказать о своих подозрениях. Но это оказалось невозможным, так как его нелепые жесты и отчаянные гримасы отнюдь не передавали того, что он хотел сказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44