И вообще, естественная история — наше слабое место. Видов животных и растений у нас не так много. Я же специализируюсь на местных драгоценных камнях и минералах.
— Вы когда-нибудь видели бивни африканского слона? — спросил я.
— Нет, но я бы их узнала, попади они в нашу экспозицию.
— Позвольте показать вам их голограмму.
— У меня есть другое предложение. Я собиралась на заседание совета директоров, когда вас соединили со мной. Пусть ваш компьютер покажет вам голограммы наших экспонатов в крыле естественной истории. Если вы найдете среди них бивни, дайте мне знать. Хотя и тогда я едва ли вам помогу. Наши экспонаты не продаются.
— Премного вам благодарен. Я принимаю ваше предложение.
— Добро пожаловать в наш музей. — Она улыбнулась и исчезла, а на ее месте возникла голограмма главного зала крыла естественной истории. На диораме я увидел реку, лес, каких-то ящериц, змей.
Диорама сменилась другим залом, с чучелами животных, и тут уж я понял, что музею необходим куратор отдела естественной истории. Полярные животные соседствовали с травоядными, а в одном случае рыбоядная амфибия паслась на сиреневой травке.
Еще два зала, бескрылые птицы и шестиногие рептилии, но не бивни. Наконец, окаменелости, скелеты доисторических животных. Я наклонился вперед, вот уж где бивням самое место. Но нет. Хищники, напоминающие грызунов, несколько травоядных, размером побольше, даже один динозавр, гигант, высотой аж в двадцать пять футов, но никаких бивней.
Очередной зал, с яйцами птиц и рептилий, и голограмма погасла.
— Что такое? — вскинулся я.
— Вы увидели весь раздел естественной истории, — пояснил компьютер. — Передача закончена.
— Но я не увидел бивни!
— Бивни не включены в каталог музея. — Короткая пауза. — Что мне теперь делать, Дункан Роджас?
Я ответил не сразу.
— Ты проверил те объекты, что лежат на поверхности. Углубляй поиск.
— Конкретизируйте задание. Я тяжело вздохнул.
— Дай подумать.
Я замер, уставившись в стену, пытаясь понять, что же я упустил. Если Таити Бено не продала бивни, значит, они все еще на Небесной Сини.
Тогда почему же компьютер их не нашел? Напрашивался очевидный ответ: она их спрятала. Но сие не означало, что они потеряны навсегда. Бивни наверняка находились с остальным добром, которое она прятала от властей.
— Компьютер?
— Да, Дункан Роджас?
— Что стало с собственностью Таити Бено после ее смерти?
— Проверяю… Ее дом купил некий Джеймс Которн. Драгоценности продали на аукционе. Выручка пошла на уплату налогов. Деньги, украденные на Торрансе III, и бриллианты, похищенные с Сириуса V, были возвращены законным владельцам.
Вот оно что! Раз добыча возвращена владельцам, бивни не спрятаны в каком-то тайнике.
Но, если уж их нашли, где они? Планету они не покидали, это точно. В музее, художественных галереях и частных коллекциях их нет…
И тут меня осенило:
— Компьютер?
— Да, Дункан Роджас?
— Мне нужна полная информация по атмосферной, геологической и климатической истории Небесной Сини.
— Приступаю…
— Когда ты соберешь все данные, изложи их на бумаге.
— Будет исполнено.
Я заказал чашку кофе, уменьшил затененность окон, раскурил сигару и положил ноги на стол, ожидая прибытия Букобы Мандаки.
Он появился через пять минут, очень взволнованный.
— Вы их уже нашли? — с порога спросил он.
— Нет.
— Но вы знаете, на какой они планете? Я кивнул.
— На Бартии III, больше известной как Небесная Синь.
— Никогда о ней не слышал.
— Это неудивительно. Колонизированная планетка на Внутренних мирах.
— И вы говорите, что еще до открытия «Брэкстона» установите точное местонахождение бивней?
— Боюсь, я выдал желаемое за действительное. Я проверил музей, галереи, все частные коллекции, но бивней пока нет.
Он нахмурился:
— А где еще их искать?
— Я работаю еще над одной идеей. Вернее, работает компьютер.
— Их надо найти! — Он обращался скорее к себе, а не ко мне. — Я не могу остановиться в шаге от цели!
— Пока мы ждем, не могли бы вы рассказать мне о древнем масаи по имени Сендейо? У него вытянулось лицо.
— Что вы знаете о Сендейо?
— Не так много, как хотелось бы.
Он молча смотрел на меня.
Я уже хотел повторить вопрос, но тут компьютер завершил работу и выдал мне распечатку. Я быстро просмотрел ее, нашел нужные мне цифры и графики, удовлетворенно кивнул, бросил распечатку на стол и откинулся на спинку кресла.
— Мистер Мандака, кажется, я знаю, где сейчас бивни.
— Слава Богу! — прошептал он. Взял распечатку. Колонки цифр, графики, на его лице отразилось недоумение. — Вот по этому вы определили их местонахождение?
— Да.
Он с восхищением покачал головой.
— Я поступил правильно, обратившись именно к вам.
— Не желаете молока? — спросил я.
— Нет, благодарю.
— Присядьте, — предложил я.
— Я слишком взволнован, чтобы сидеть. Вы и представить себе не можете, что для меня все это значит.
— Мне хотелось бы представить. Он долго смотрел на меня.
— Вы все узнаете, и очень скоро.
— Что-то я вас не понимаю. Наши дела заканчиваются, как только вы убедитесь, что я действительно нашел бивни.
Он по-прежнему не отрывал от меня глаз.
— Я бы хотел продолжить наше сотрудничество, мистер Роджас.
— Правда? — Мне с трудом удалось скрыть свою заинтересованность.
— С тем, что мне предстоит сделать, в одиночку я не справлюсь. Мне должен помогать еще один человек. Как минимум. Я уже понял, что вам можно доверять, поэтому хотел бы, чтобы вы пошли со мной. — Он помолчал. — Вам придется взять отпуск без сохранения содержания, но я компенсирую ваши потери.
— Сколько я буду отсутствовать? Он потер подбородок.
— Недели четыре.
— И куда мы отправимся?
— Сначала на Небесную Синь.
— А потом?
— На Землю.
— Зачем?
— Я должен кое-что сделать, а одному мне это не под силу.
— Что именно?
Он ответил долгим взглядом.
— Я вам скажу, но лишь после того, как мы достигнем Земли и у вас не будет возможности передумать. Я покачал головой:
— Извините, мистер Мандака. Если уж я уйду в отпуск и полечу с вами на Землю, я должен знать, в чем причина.
— Если я вам скажу, вы не полетите.
— Я не полечу, если вы мне не скажете, — возразил я. Ему пришлось выдержать нелегкую борьбу с самим собой, но в конце концов он вздохнул, подозвал кресло и, когда оно подплыло к нему, сел.
— Хорошо, мистер Роджас. Полагаю, вы должны все знать.
— Я вас внимательно слушаю.
— Но мне придется познакомить вас кое с какими подробностями, чтобы вы не решили, что имеете дело с сумасшедшим.
— С эксцентричным человеком — да, — ответил я. — А сумасшедшим я вас не считаю.
— Премного вам благодарен, — сухо усмехнулся он. — А теперь я бы выпил молока.
Я заказал молоко, и через несколько секунд он уже держал стакан в руке.
— За неимением шампанского. — Он поднял стакан и одним глотком осушил его.
— Вы собираетесь рассказать мне о Сендейо, не так ли? Он кивнул, подозвал маленький столик, поставил на него пустой стакан.
— Знаете, — тут я заметил, что моя сигара потухла, и вновь раскурил ее, — проснувшись сегодня утром, я понял, что мне известна вся история бивней, за исключением двух моментов осталось выяснить, где сейчас бивни и что вы хотите с ними делать. — Я помолчал. — А вот Сендейо никак не укладывался в общую схему. Для меня так и осталось загадкой, какое отношение имеет он к бивням.
— Все потому, мистер Роджас, что ваши исходные посылки неверны. Есть еще один эпизод истории бивней, оставшийся вам неизвестным.
— Правда? — Я наклонился вперед. — И что же это за эпизод?
— Смерть Слона Килиманджаро.
— Никто не знает, как он умер.
— Я знаю, — ответил Мандака. Глаза его затуманились, он словно перенесся на триллионы миль и тысячи лет, чтобы рассказать мне трагедию Шунди, Бутамо, Раканьи, Сендейо и Слона Килиманджаро.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
СЛОН КИЛИМАНДЖАРО (1898 г. Н.Э.)
Я достиг подножия Килиманджаро и начал подниматься по склону. Поначалу пологому, с прогалинами в густой растительности, с многочисленными речушками, заполненными ледяной водой, стекающей с покрытой снегом и льдом вершины.
Поднимался я не спеша, зная, что мой Бог, если Он живет на вершине горы, меня подождет. Нижняя часть склона кишела жизнью, но все живое, за исключением стайки цапель, парящих надо мной, разбегалось в стороны при моем появлении. Львы рычали, отступая, леопарды шипели, бросаясь в кусты, носороги фыркали, уносясь прочь, люди застывали и с трепетом взирали на меня, когда я проходил мимо их хижин.
Его звали Бутамо, и он бежал два дня и две ночи. Его захватил в Уганде Шунди, вождь кавирондо, известный работорговец. По числу проданных им негров он уступал разве что знаменитому арабу Типпу Тибу. Маленьким мальчиком Шунди сам попал в рабство к Типпу Тибу, где и узнал, что Коран запрещает правоверному мусульманину держать в рабстве другого мусульманина. Он принял ислам и получил свободу. А потом сам занялся работорговлей, поскольку ничего другого делать не умел. Отпускать на свободу братьев по вере он не хотел, а потому отправлялся за живым товаром в глубь Черного континента, куда еще не проник ислам. Дела у него шли отлично, каждый караван рабов приносил немалую прибыль.
Шунди руководствовался двумя правилами: рабов надо хорошо кормить (на невольничьих рынках в Занзибаре и Момбасе за дистрофиков много не давали) и сбежавшего раба должно убить (чтобы другие не последовали его примеру).
Поэтому, когда Бутамо удрал, Шунди поручил руководство караваном своему помощнику, а сам в сопровождении трех следопытов-вандеробо бросился следом за беглецом, чтобы привести его назад и убить в назидание остальным.
Воздух становился прохладнее, боль в моем животе поутихла, я смог осторожно опуститься на мягкую землю и втереть грязь в потрескавшуюся, зудящую кожу. Появился молодой слон, который хотел напиться, но, увидев меня, подождал, пока я не закончу и уйду от болотца.
На склоне горы, у самого подножия, Бутамо увидел деревню и направился к ней. Путь занял у него три часа, а при входе в деревню его окружили воины, наставившие на него копья.
— Помогите мне! — взмолился Бутамо. — Я сбежал от работорговцев и два дня ничего не ел.
— Ты не из нашего племени, — ответил один из старейшин. — С чего нам помогать тебе?
— Если вы не дадите мне еды, я умру.
— Если мы дадим тебе еды и работорговцы об этом узнают, мы все умрем, — ответил старейшина — Ты должен покинуть нашу деревню.
— Я безоружен. Дайте мне копье, чтобы я смог убить какое-нибудь животное и съесть его.
Старейшины посовещались. Работорговцы наверняка гонятся за беглым рабом, могут прийти в деревню и найти древнее, заряжаемое со ствола ружье, которое много лет назад досталось им от немца-охотника. Они могут начать задавать вопросы о немце и арестовать старейшин за убийство.
Если же отдать ружье беглому рабу, никто не узнает, откуда оно у него взялось, а если его казнят за убийство, так и жизнь раба — не сахар.
— Ты знаешь, как пользоваться ружьем белого человека? — спросил Бутамо все тот же старейшина.
— Я видел, как ими пользуются белые люди.
— Ты сбежал от работорговцев, рабство мы ненавидим, а потому поможем тебе, — продолжал старейшина. — Копья мы тебе дать не можем, потому что по нему работорговцы найдут нашу деревню, а враждовать с ними мы не хотим. Но мы дадим тебе ружье, если ты поклянешься, что никому не скажешь, где ты его взял.
— Никому не скажу.
Старейшина послал одного из воинов за ружьем.
— Дайте ему воды, — распорядился другой старейшина, и Бутамо напоили.
Воин вернулся, протянул Бутамо старинное ружье и мешок.
— В мешке порошок, который заставляет ружье стрелять, — объяснил старейшина.
— Я знаю, — кивнул Бутамо. — Я видел, как Шунди управлялся с таким ружьем.
— Кто такой Шунди?
— Работорговец, от которого я сбежал.
— Странное имя для белого человека.
— Он черный, — ответил Бутамо.
— Почему черный человек продает других черных? — спросил старейшина.
— Ради денег.
— А что он делает с этими деньгами?
— Покупает много коров, коз и жен.
— Как много? — заинтересовался старейшина.
— Я благодарю вас за помощь. — Бутамо попятился. — Надо уйти, чтобы не привести Шунди в вашу деревню.
Бутамо заметил двух воинов, ушедших по тропе, ведущей к подножию, и решил, что безопаснее идти к вершине.
Когда я поднялся до середины горы, у меня вновь разболелись ноги и живот. Я в ярости протрубил, негодуя, что плоть слаба, но силы оставили меня, и впервые за семьдесят лет я опустился на землю, чтобы поспать.
Бутамо три часа поднимался в гору, прежде чем убедился в том, что племя, давшее ему ружье, его не преследует. Он увидел бородавочника, косящего на него глазом, хотел убить, но побоялся выдать свое местонахождение. Вместо этого сорвал с ветки какой-то фрукт, съел, обогнул большую скалу, нашел за ней съедобные ягоды и продолжил подъем, стараясь не оставлять следов.
Я проснулся от жуткой боли в боку, таких мучений испытывать мне еще не доводилось, с превеликим трудом поднялся на ноги. Спал я не больше трех часов, но мое тяжелое тело практически раздавило мое правое легкое, и теперь я стоял на дрожащих ногах, жадно ловя воздух. Боль сводила меня с ума, и я в ярости начал выдирать деревья и швырять их вниз по склону. Птицы бросились врассыпную, и прошло немало времени, прежде чем боль и ярость утихли и я смог продолжать подъем.
Бутамо провел ночь на горе, дрожа от холода. Утром нашел речку, вошел в воду, попытался поймать руками рыбу. Когда ноги совсем заледенели, вылез на берег, нашел какие-то ягоды, съел, залез на скалу, огляделся. Ни Шунди, ни трех его следопытов-вандеробо.
Хотя преследователи еще не показались, Бутамо знал, что рано или поздно вандеробо найдут его след, который приведет их на склон горы. А нападут они без предупреждения, в этом Бутамо не сомневался. Поэтому он развязал мешок с порохом и зарядил ружье.
А потом, голодный, замерзший, не решающийся спуститься вниз, двинулся дальше, изо всех сил стараясь скрыть свои следы от тех, кто будет его искать.
Холодный, голодный, с урчащим животом, с режущей болью в правом легком, я поднял голову, чтобы посмотреть, далеко ли до вершины, но треть горы скрывали облака. Я воздел к небу хобот и принюхался в надежде, что уловлю запах Бога.
Но обнаружил лишь запах человека.
Бутамо поднялся на сотню ярдов, чтобы убедиться, что тропа перегорожена громадными валунами, снесенными сюда селевым потоком. Он взял влево, пытаясь обойти их.
Остановился, чтобы смахнуть пыль и пот со лба, и внезапно увидел в шестидесяти ярдах огромного слона, такого большого, что он возвышался над деревьями, с невероятно длинными и тяжелыми бивнями.
Я сумел пересилить боль, застилавшую мне глаза. Он стоял в шестидесяти ярдах от меня, с ржавым ружьем в руках, в одной набедренной повязке.
— Ты — Бог? — спросил я, протянув к нему хобот. — Ты тот, кого я ищу?
Бутамо огляделся: нет ли рядом других слонов, но никого не увидел. Он с восторгом смотрел на бивни слона, понимая, что не решится выстрелить: Шунди и три его вандеробо ловили каждый звук, который мог выдать его присутствие.
С сожалением он видел, как Шунди торговал слоновой костью, и знал, сколько она стоит. Бутамо попятился.
Он не ответил, не подал мне никакого знака. Я понял, что он не Бог, обычный человек.
Боль вернулась, и я уже знал, что живым мне до вершины не дойти. Я мог встретиться с Богом только в одном случае: если Он прямо передо мной, но этот человек стоит между нами.
Бутамо оглядел прогалину. Открытое пространство, спрятаться негде, только среди деревьев на другой стороне. Но он не знал, что ждет его впереди. Вдруг там логово леопарда и его встретит разъяренная самка, решившая, что он хочет убить ее детенышей? Но он не мог просто стоять и смотреть, как на него надвигается слон. Расстояние между ними сократилось на сорок ярдов, и слон не собирался поворачивать. Бутамо закричал и замахал руками в надежде отпугнуть слона.
Человек что-то кричал мне. Я поднял хобот и протрубил ответ Это моя гора, гремел мой голос, и я не остановлюсь, пока не увижу Бога.
Когда их разделяло лишь тридцать ярдов, Бутамо поднял древнее ружье и прицелился. С двадцати ярдов он выстрелил.
Я почувствовал боль в левом плече, кровь хлынула из раны. Я знал, что через несколько секунд мое сердце остановится, но использовал эти секунды сполна: рванулся вперед, обхватил человека хоботом и швырнул его в дерево, росшее в двадцати футах.
Затем, со вздохом, я завалился на бок. Последний раз взглянул на вершину Килиманджаро, все еще надеясь увидеть Бога и спросить, почему Он так поступил со мной, но вершину по-прежнему закрывали тучи, и я закрыл глаза, внезапно умиротворенный, ибо осознал, что именно этого Он от меня и хотел и через мгновение я с Ним встречусь.
Пять часов спустя Раканья случайно наткнулся на мертвого слона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Вы когда-нибудь видели бивни африканского слона? — спросил я.
— Нет, но я бы их узнала, попади они в нашу экспозицию.
— Позвольте показать вам их голограмму.
— У меня есть другое предложение. Я собиралась на заседание совета директоров, когда вас соединили со мной. Пусть ваш компьютер покажет вам голограммы наших экспонатов в крыле естественной истории. Если вы найдете среди них бивни, дайте мне знать. Хотя и тогда я едва ли вам помогу. Наши экспонаты не продаются.
— Премного вам благодарен. Я принимаю ваше предложение.
— Добро пожаловать в наш музей. — Она улыбнулась и исчезла, а на ее месте возникла голограмма главного зала крыла естественной истории. На диораме я увидел реку, лес, каких-то ящериц, змей.
Диорама сменилась другим залом, с чучелами животных, и тут уж я понял, что музею необходим куратор отдела естественной истории. Полярные животные соседствовали с травоядными, а в одном случае рыбоядная амфибия паслась на сиреневой травке.
Еще два зала, бескрылые птицы и шестиногие рептилии, но не бивни. Наконец, окаменелости, скелеты доисторических животных. Я наклонился вперед, вот уж где бивням самое место. Но нет. Хищники, напоминающие грызунов, несколько травоядных, размером побольше, даже один динозавр, гигант, высотой аж в двадцать пять футов, но никаких бивней.
Очередной зал, с яйцами птиц и рептилий, и голограмма погасла.
— Что такое? — вскинулся я.
— Вы увидели весь раздел естественной истории, — пояснил компьютер. — Передача закончена.
— Но я не увидел бивни!
— Бивни не включены в каталог музея. — Короткая пауза. — Что мне теперь делать, Дункан Роджас?
Я ответил не сразу.
— Ты проверил те объекты, что лежат на поверхности. Углубляй поиск.
— Конкретизируйте задание. Я тяжело вздохнул.
— Дай подумать.
Я замер, уставившись в стену, пытаясь понять, что же я упустил. Если Таити Бено не продала бивни, значит, они все еще на Небесной Сини.
Тогда почему же компьютер их не нашел? Напрашивался очевидный ответ: она их спрятала. Но сие не означало, что они потеряны навсегда. Бивни наверняка находились с остальным добром, которое она прятала от властей.
— Компьютер?
— Да, Дункан Роджас?
— Что стало с собственностью Таити Бено после ее смерти?
— Проверяю… Ее дом купил некий Джеймс Которн. Драгоценности продали на аукционе. Выручка пошла на уплату налогов. Деньги, украденные на Торрансе III, и бриллианты, похищенные с Сириуса V, были возвращены законным владельцам.
Вот оно что! Раз добыча возвращена владельцам, бивни не спрятаны в каком-то тайнике.
Но, если уж их нашли, где они? Планету они не покидали, это точно. В музее, художественных галереях и частных коллекциях их нет…
И тут меня осенило:
— Компьютер?
— Да, Дункан Роджас?
— Мне нужна полная информация по атмосферной, геологической и климатической истории Небесной Сини.
— Приступаю…
— Когда ты соберешь все данные, изложи их на бумаге.
— Будет исполнено.
Я заказал чашку кофе, уменьшил затененность окон, раскурил сигару и положил ноги на стол, ожидая прибытия Букобы Мандаки.
Он появился через пять минут, очень взволнованный.
— Вы их уже нашли? — с порога спросил он.
— Нет.
— Но вы знаете, на какой они планете? Я кивнул.
— На Бартии III, больше известной как Небесная Синь.
— Никогда о ней не слышал.
— Это неудивительно. Колонизированная планетка на Внутренних мирах.
— И вы говорите, что еще до открытия «Брэкстона» установите точное местонахождение бивней?
— Боюсь, я выдал желаемое за действительное. Я проверил музей, галереи, все частные коллекции, но бивней пока нет.
Он нахмурился:
— А где еще их искать?
— Я работаю еще над одной идеей. Вернее, работает компьютер.
— Их надо найти! — Он обращался скорее к себе, а не ко мне. — Я не могу остановиться в шаге от цели!
— Пока мы ждем, не могли бы вы рассказать мне о древнем масаи по имени Сендейо? У него вытянулось лицо.
— Что вы знаете о Сендейо?
— Не так много, как хотелось бы.
Он молча смотрел на меня.
Я уже хотел повторить вопрос, но тут компьютер завершил работу и выдал мне распечатку. Я быстро просмотрел ее, нашел нужные мне цифры и графики, удовлетворенно кивнул, бросил распечатку на стол и откинулся на спинку кресла.
— Мистер Мандака, кажется, я знаю, где сейчас бивни.
— Слава Богу! — прошептал он. Взял распечатку. Колонки цифр, графики, на его лице отразилось недоумение. — Вот по этому вы определили их местонахождение?
— Да.
Он с восхищением покачал головой.
— Я поступил правильно, обратившись именно к вам.
— Не желаете молока? — спросил я.
— Нет, благодарю.
— Присядьте, — предложил я.
— Я слишком взволнован, чтобы сидеть. Вы и представить себе не можете, что для меня все это значит.
— Мне хотелось бы представить. Он долго смотрел на меня.
— Вы все узнаете, и очень скоро.
— Что-то я вас не понимаю. Наши дела заканчиваются, как только вы убедитесь, что я действительно нашел бивни.
Он по-прежнему не отрывал от меня глаз.
— Я бы хотел продолжить наше сотрудничество, мистер Роджас.
— Правда? — Мне с трудом удалось скрыть свою заинтересованность.
— С тем, что мне предстоит сделать, в одиночку я не справлюсь. Мне должен помогать еще один человек. Как минимум. Я уже понял, что вам можно доверять, поэтому хотел бы, чтобы вы пошли со мной. — Он помолчал. — Вам придется взять отпуск без сохранения содержания, но я компенсирую ваши потери.
— Сколько я буду отсутствовать? Он потер подбородок.
— Недели четыре.
— И куда мы отправимся?
— Сначала на Небесную Синь.
— А потом?
— На Землю.
— Зачем?
— Я должен кое-что сделать, а одному мне это не под силу.
— Что именно?
Он ответил долгим взглядом.
— Я вам скажу, но лишь после того, как мы достигнем Земли и у вас не будет возможности передумать. Я покачал головой:
— Извините, мистер Мандака. Если уж я уйду в отпуск и полечу с вами на Землю, я должен знать, в чем причина.
— Если я вам скажу, вы не полетите.
— Я не полечу, если вы мне не скажете, — возразил я. Ему пришлось выдержать нелегкую борьбу с самим собой, но в конце концов он вздохнул, подозвал кресло и, когда оно подплыло к нему, сел.
— Хорошо, мистер Роджас. Полагаю, вы должны все знать.
— Я вас внимательно слушаю.
— Но мне придется познакомить вас кое с какими подробностями, чтобы вы не решили, что имеете дело с сумасшедшим.
— С эксцентричным человеком — да, — ответил я. — А сумасшедшим я вас не считаю.
— Премного вам благодарен, — сухо усмехнулся он. — А теперь я бы выпил молока.
Я заказал молоко, и через несколько секунд он уже держал стакан в руке.
— За неимением шампанского. — Он поднял стакан и одним глотком осушил его.
— Вы собираетесь рассказать мне о Сендейо, не так ли? Он кивнул, подозвал маленький столик, поставил на него пустой стакан.
— Знаете, — тут я заметил, что моя сигара потухла, и вновь раскурил ее, — проснувшись сегодня утром, я понял, что мне известна вся история бивней, за исключением двух моментов осталось выяснить, где сейчас бивни и что вы хотите с ними делать. — Я помолчал. — А вот Сендейо никак не укладывался в общую схему. Для меня так и осталось загадкой, какое отношение имеет он к бивням.
— Все потому, мистер Роджас, что ваши исходные посылки неверны. Есть еще один эпизод истории бивней, оставшийся вам неизвестным.
— Правда? — Я наклонился вперед. — И что же это за эпизод?
— Смерть Слона Килиманджаро.
— Никто не знает, как он умер.
— Я знаю, — ответил Мандака. Глаза его затуманились, он словно перенесся на триллионы миль и тысячи лет, чтобы рассказать мне трагедию Шунди, Бутамо, Раканьи, Сендейо и Слона Килиманджаро.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
СЛОН КИЛИМАНДЖАРО (1898 г. Н.Э.)
Я достиг подножия Килиманджаро и начал подниматься по склону. Поначалу пологому, с прогалинами в густой растительности, с многочисленными речушками, заполненными ледяной водой, стекающей с покрытой снегом и льдом вершины.
Поднимался я не спеша, зная, что мой Бог, если Он живет на вершине горы, меня подождет. Нижняя часть склона кишела жизнью, но все живое, за исключением стайки цапель, парящих надо мной, разбегалось в стороны при моем появлении. Львы рычали, отступая, леопарды шипели, бросаясь в кусты, носороги фыркали, уносясь прочь, люди застывали и с трепетом взирали на меня, когда я проходил мимо их хижин.
Его звали Бутамо, и он бежал два дня и две ночи. Его захватил в Уганде Шунди, вождь кавирондо, известный работорговец. По числу проданных им негров он уступал разве что знаменитому арабу Типпу Тибу. Маленьким мальчиком Шунди сам попал в рабство к Типпу Тибу, где и узнал, что Коран запрещает правоверному мусульманину держать в рабстве другого мусульманина. Он принял ислам и получил свободу. А потом сам занялся работорговлей, поскольку ничего другого делать не умел. Отпускать на свободу братьев по вере он не хотел, а потому отправлялся за живым товаром в глубь Черного континента, куда еще не проник ислам. Дела у него шли отлично, каждый караван рабов приносил немалую прибыль.
Шунди руководствовался двумя правилами: рабов надо хорошо кормить (на невольничьих рынках в Занзибаре и Момбасе за дистрофиков много не давали) и сбежавшего раба должно убить (чтобы другие не последовали его примеру).
Поэтому, когда Бутамо удрал, Шунди поручил руководство караваном своему помощнику, а сам в сопровождении трех следопытов-вандеробо бросился следом за беглецом, чтобы привести его назад и убить в назидание остальным.
Воздух становился прохладнее, боль в моем животе поутихла, я смог осторожно опуститься на мягкую землю и втереть грязь в потрескавшуюся, зудящую кожу. Появился молодой слон, который хотел напиться, но, увидев меня, подождал, пока я не закончу и уйду от болотца.
На склоне горы, у самого подножия, Бутамо увидел деревню и направился к ней. Путь занял у него три часа, а при входе в деревню его окружили воины, наставившие на него копья.
— Помогите мне! — взмолился Бутамо. — Я сбежал от работорговцев и два дня ничего не ел.
— Ты не из нашего племени, — ответил один из старейшин. — С чего нам помогать тебе?
— Если вы не дадите мне еды, я умру.
— Если мы дадим тебе еды и работорговцы об этом узнают, мы все умрем, — ответил старейшина — Ты должен покинуть нашу деревню.
— Я безоружен. Дайте мне копье, чтобы я смог убить какое-нибудь животное и съесть его.
Старейшины посовещались. Работорговцы наверняка гонятся за беглым рабом, могут прийти в деревню и найти древнее, заряжаемое со ствола ружье, которое много лет назад досталось им от немца-охотника. Они могут начать задавать вопросы о немце и арестовать старейшин за убийство.
Если же отдать ружье беглому рабу, никто не узнает, откуда оно у него взялось, а если его казнят за убийство, так и жизнь раба — не сахар.
— Ты знаешь, как пользоваться ружьем белого человека? — спросил Бутамо все тот же старейшина.
— Я видел, как ими пользуются белые люди.
— Ты сбежал от работорговцев, рабство мы ненавидим, а потому поможем тебе, — продолжал старейшина. — Копья мы тебе дать не можем, потому что по нему работорговцы найдут нашу деревню, а враждовать с ними мы не хотим. Но мы дадим тебе ружье, если ты поклянешься, что никому не скажешь, где ты его взял.
— Никому не скажу.
Старейшина послал одного из воинов за ружьем.
— Дайте ему воды, — распорядился другой старейшина, и Бутамо напоили.
Воин вернулся, протянул Бутамо старинное ружье и мешок.
— В мешке порошок, который заставляет ружье стрелять, — объяснил старейшина.
— Я знаю, — кивнул Бутамо. — Я видел, как Шунди управлялся с таким ружьем.
— Кто такой Шунди?
— Работорговец, от которого я сбежал.
— Странное имя для белого человека.
— Он черный, — ответил Бутамо.
— Почему черный человек продает других черных? — спросил старейшина.
— Ради денег.
— А что он делает с этими деньгами?
— Покупает много коров, коз и жен.
— Как много? — заинтересовался старейшина.
— Я благодарю вас за помощь. — Бутамо попятился. — Надо уйти, чтобы не привести Шунди в вашу деревню.
Бутамо заметил двух воинов, ушедших по тропе, ведущей к подножию, и решил, что безопаснее идти к вершине.
Когда я поднялся до середины горы, у меня вновь разболелись ноги и живот. Я в ярости протрубил, негодуя, что плоть слаба, но силы оставили меня, и впервые за семьдесят лет я опустился на землю, чтобы поспать.
Бутамо три часа поднимался в гору, прежде чем убедился в том, что племя, давшее ему ружье, его не преследует. Он увидел бородавочника, косящего на него глазом, хотел убить, но побоялся выдать свое местонахождение. Вместо этого сорвал с ветки какой-то фрукт, съел, обогнул большую скалу, нашел за ней съедобные ягоды и продолжил подъем, стараясь не оставлять следов.
Я проснулся от жуткой боли в боку, таких мучений испытывать мне еще не доводилось, с превеликим трудом поднялся на ноги. Спал я не больше трех часов, но мое тяжелое тело практически раздавило мое правое легкое, и теперь я стоял на дрожащих ногах, жадно ловя воздух. Боль сводила меня с ума, и я в ярости начал выдирать деревья и швырять их вниз по склону. Птицы бросились врассыпную, и прошло немало времени, прежде чем боль и ярость утихли и я смог продолжать подъем.
Бутамо провел ночь на горе, дрожа от холода. Утром нашел речку, вошел в воду, попытался поймать руками рыбу. Когда ноги совсем заледенели, вылез на берег, нашел какие-то ягоды, съел, залез на скалу, огляделся. Ни Шунди, ни трех его следопытов-вандеробо.
Хотя преследователи еще не показались, Бутамо знал, что рано или поздно вандеробо найдут его след, который приведет их на склон горы. А нападут они без предупреждения, в этом Бутамо не сомневался. Поэтому он развязал мешок с порохом и зарядил ружье.
А потом, голодный, замерзший, не решающийся спуститься вниз, двинулся дальше, изо всех сил стараясь скрыть свои следы от тех, кто будет его искать.
Холодный, голодный, с урчащим животом, с режущей болью в правом легком, я поднял голову, чтобы посмотреть, далеко ли до вершины, но треть горы скрывали облака. Я воздел к небу хобот и принюхался в надежде, что уловлю запах Бога.
Но обнаружил лишь запах человека.
Бутамо поднялся на сотню ярдов, чтобы убедиться, что тропа перегорожена громадными валунами, снесенными сюда селевым потоком. Он взял влево, пытаясь обойти их.
Остановился, чтобы смахнуть пыль и пот со лба, и внезапно увидел в шестидесяти ярдах огромного слона, такого большого, что он возвышался над деревьями, с невероятно длинными и тяжелыми бивнями.
Я сумел пересилить боль, застилавшую мне глаза. Он стоял в шестидесяти ярдах от меня, с ржавым ружьем в руках, в одной набедренной повязке.
— Ты — Бог? — спросил я, протянув к нему хобот. — Ты тот, кого я ищу?
Бутамо огляделся: нет ли рядом других слонов, но никого не увидел. Он с восторгом смотрел на бивни слона, понимая, что не решится выстрелить: Шунди и три его вандеробо ловили каждый звук, который мог выдать его присутствие.
С сожалением он видел, как Шунди торговал слоновой костью, и знал, сколько она стоит. Бутамо попятился.
Он не ответил, не подал мне никакого знака. Я понял, что он не Бог, обычный человек.
Боль вернулась, и я уже знал, что живым мне до вершины не дойти. Я мог встретиться с Богом только в одном случае: если Он прямо передо мной, но этот человек стоит между нами.
Бутамо оглядел прогалину. Открытое пространство, спрятаться негде, только среди деревьев на другой стороне. Но он не знал, что ждет его впереди. Вдруг там логово леопарда и его встретит разъяренная самка, решившая, что он хочет убить ее детенышей? Но он не мог просто стоять и смотреть, как на него надвигается слон. Расстояние между ними сократилось на сорок ярдов, и слон не собирался поворачивать. Бутамо закричал и замахал руками в надежде отпугнуть слона.
Человек что-то кричал мне. Я поднял хобот и протрубил ответ Это моя гора, гремел мой голос, и я не остановлюсь, пока не увижу Бога.
Когда их разделяло лишь тридцать ярдов, Бутамо поднял древнее ружье и прицелился. С двадцати ярдов он выстрелил.
Я почувствовал боль в левом плече, кровь хлынула из раны. Я знал, что через несколько секунд мое сердце остановится, но использовал эти секунды сполна: рванулся вперед, обхватил человека хоботом и швырнул его в дерево, росшее в двадцати футах.
Затем, со вздохом, я завалился на бок. Последний раз взглянул на вершину Килиманджаро, все еще надеясь увидеть Бога и спросить, почему Он так поступил со мной, но вершину по-прежнему закрывали тучи, и я закрыл глаза, внезапно умиротворенный, ибо осознал, что именно этого Он от меня и хотел и через мгновение я с Ним встречусь.
Пять часов спустя Раканья случайно наткнулся на мертвого слона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32