Если нет, обещаю тебе, ты проиграешь.
— Никто не вправе приказывать Джону Эдварду Кимати! — проревел кандидат. — Я никого не боюсь, будь то страна или человек, и не позволю заткнуть себе рот! Пусть привозят свои пушки. Я готов к войне.
— Они привезут не пушки. Можешь ты остаться в Малинди, пока я не прилечу и не поговорю с тобой?
— Завтра утром я должен выступать в Лами-Тауне. Если хочешь поговорить со мной, прилетай туда.
— Твое выступление отменено.
— Тогда я выйду на городской перекресток и выступлю там. Мне не заткнут рот, пока бивни не вернутся в Кению!
Кибо швырнул трубку на рычаг, вновь попытался дозвониться до Кимати, но в ответ слышались лишь короткие гудки.
Еще час он просидел на телефоне, а потом поехал домой, прекрасно осознавая, что его кандидату уже не стать будущим президентом.
Нджомо пересек кабинет и выключил телевизор.
— Я считаю, что это одна из его лучших речей! — воскликнул он.
— И к тому же одна из последних, — добавил Кибо. — Включи телевизор.
— Зачем?
— Потому что я могу отличить угрозу от блефа.
— Ты насчет посла Великобритании? — спросил Нджомо. — Что он может сделать! Чем громче он будет протестовать, тем выше взлетят шансы Кимати.
— Тебе еще многому надо учиться. — Кибо откинулся на спинку стула, наблюдая за перипетиями разворачивающейся на экране исторической драмы.
Нджомо просидел рядом с ним двадцать минут, потом поднялся, подошел к столу, на котором стоял компьютер.
— Ты не возражаешь? Хочу посмотреть рейтинг трансляции его выступления.
— Смотри, конечно. — Он тоже встал, шагнул к окну, выглянул.
В центре Городской площади по-прежнему высилась статуя Джомо Кениаты. Проехала машина «скорой помощи» с включенной сиреной. Две сотни испуганных птиц взлетели с веток.
— Неплохо, — прокомментировал Нджомо появившиеся на дисплее цифры. — Особенно много телезрителей на побережье.
— На побережье сто пятнадцать градусов*, — напомнил Кибо. — В такую жару им не остается ничего другого, как сидеть дома и смотреть телевизор.
Внезапно он вернулся к креслу и уставился в экран.
— Этого я и ожидал.
Нджомо выключил компьютер, повернулся к телевизору.
— Мы прерываем нашу трансляцию, — прозвучал маслянистый, обволакивающий голос, — чтобы передать специальное сообщение.
На экране возникла резиденция президента Тику в Мутайга. Джозеф Тику и сэр Пик стояли на каменных ступенях, окруженные репортерами.
— Я вас надолго не задержу, — предупредил Тику.
Репортеры придвинулись.
Сегодня утром, в одиннадцать тридцать, то есть пятнадцать минут назад, правительство Кении завершило дружественные и конструктивные переговоры с правительством Великобритании, которое представлял посол сэр Роберт Пик. В полном соответствии с итогами наших переговоров бивни Слона Килиманджаро завтра в полдень будут выставлены на всеобщее обозрение в Национальном музее Найроби.
Старый президент пожал руку Пику и лучезарно улыбнулся прямо в камеры. Кибо почувствовал, что улыбка предназначена лично ему.
— Вот тебе и последний урок. — Кибо печально вздохнул. — Не берись за организацию предвыборной кампании кандидата с одной-единственной идеей, если не уверен, что эта идея протянет до выборов.
— Что же нам теперь делать? — вырвалось у потрясенного заявлением президента Нджомо.
— Теперь? — переспросил Кибо. — Идти домой и отдыхать. А послезавтра постараемся придумать, что должен говорить Кимати три последние недели предвыборной кампании, чтобы достойно, а не с разгромным счетом проиграть выборы.
— А завтра?
— Насчет тебя не знаю, — Кибо поднялся, подошел к стенному шкафу, достал пиджак, надел, — а вот я пойду в музей и посмотрю, из-за чего разгорелся сыр-бор.
ПЯТАЯ ИНТЕРЛЮДИЯ (6303 г. Г.Э.)
Домой я вернулся после полуночи, скорее из желания переодеться, а не потому, что хотел провести ночь в собственной постели. Кивнул трехногому швейцару с Хесполита III, подождал, пока лифт сравнит мои ретинограмму и костную структуру с заложенными в его памяти, поднялся на седьмой этаж. Когда коридорная дорожка остановилась перед моей дверью, я сошел с нее, прижал ладонь к пластине сканнера, произнес звуковой код, вошел.
И оказался лицом к лицу с Букобой Мандакой.
— Что вы тут делаете? — спросил я.
— Жду вас, — ответил он, поднимаясь с кресла, в котором сидел.
— Как вы сюда попали?
— Есть способы.
Я смотрел на него, здоровенного, мускулистого, высящегося надо мной словно гора, и решил сменить тему.
— Ясно. А что привело вас сюда?
— Хотел поговорить.
— Мы вроде бы этим и занимались за обедом. Он покачал головой.
— За обедом мы пикировались, мистер Роджас. А теперь мы поговорим.
— Я это только приветствую. Вы не будете возражать, если я себе что-нибудь налью?
— Отнюдь. Бутылки на кухне.
— Знаю, — сухо ответил я.
— У вас интересная квартира, мистер Роджас. — Он последовал за мной.
— Обычная. — Я пожал плечами.
— Я и сказал — интересная, а не экстраординарная. Я оглядел белые стены, стерильно чистую мебель.
— Что вы нашли тут интересного? Квартира как квартира.
— Она интересна тем, что абсолютно ничего не говорит о вас. И в то же время говорит все.
— Что-то я вас не совсем понимаю.
Я подошел к бару, приказал двери уйти в стену.
— Давно вы здесь живете, мистер Роджас?
— Почти семь лет.
— И за семь лет вы так и не обжили свою квартиру. Вот это я и нахожу интересным.
— Я все равно вас не понимаю. — Я достал контейнер.
— Мебель чисто функциональная, по картинам на стенах невозможно судить о вкусе хозяина. Ковер старый, но такое ощущение, что по нему не ходят. Кухней никто не пользуется. Ни жены, ни семьи, ни любовницы. Вы платите за квартиру, мистер Роджас, но используете ее как номер отеля. В квартире нет ничего от вас. Даже книги и диски чисто развлекательные, нужные лишь в те короткие минуты, когда человек хочет отвлечься. И эти головоломки, мистер Роджас. — Мандака печально покачал головой. — Головоломки.
— Что они вам?
— Какой человек будет держать сотни головоломок в спальне и кабинете? Только тот, который хочет заполнить пустоту между часами, отдаваемыми важному делу.
Я молча смотрел на него.
— Как не похожа квартира на ваш кабинет, мистер Роджас, — продолжал он. — Везде книги, стены увешаны фотографиями и голограммами редчайших животных галактики, еда и кофе всегда под рукой, мебель не просто удобная, но удобная лично вам. Там вы живете, мистер Роджас, живете ради дела, которым занимаетесь.
— Вы пришли сюда, чтобы сказать мне об этом? — В голосе моем слышалось раздражение. Очень уж точно охарактеризовал он мою жизнь, увидев несколько комнат со старой мебелью.
— Нет, я пришел сюда, чтобы сказать, что я очень вами недоволен, мистер Роджас.
— Да? А почему?
— Вам известна планета Нелсон двадцать три?
— Вы так быстро отследили объявление? — удивился я.
— Разумеется.
— Я потрясен.
— А я раздражен. Зачем вы дали его?
— Хотелось узнать, какие у вас источники информации.
— Ни мои источники, ни я не испытываем ни малейшего желания участвовать в экспериментах, которые служат исключительно для удовлетворения вашего любопытства, мистер Роджас, — жестко заявил он. — Я потратил немалые средства, чтобы проследить путь объявления до вашего кабинета.
— Возможно, мне не следовало этого делать, — признал я. — Вычтите ваши расходы из моего вознаграждения.
— Они составили почти треть того, что я вам плачу.
— Не важно. — Я пожал плечами. — Вина-то моя.
— Стоило ли давать это объявление, мистер Роджас? — спросил он, не сводя с меня глаз.
— Пожалуй, нет. Честно говоря, я предполагал, что вы или ваши люди его не заметите.
— Проверка вашей гипотезы может обойтись вам в кругленькую сумму, мистер Роджас. Или вам не нужны деньги?
— Все хотят получать деньги.
— Но не всем они нужны. — Он задумчиво посмотрел на меня, потом кивнул. — Вам деньги могут купить стерильные квартиры да тривиальные головоломки, которые вы тут держите. Только такие люди, как я, могут ставить перед вами интересные задачи, вроде розысков бивней Слона Килиманджаро. — Он иронически улыбнулся. — Я думаю, мистер Роджас, вам без меня не прожить, как и мне — без бивней.
— Давно масаи жаждут завладеть бивнями? — спросил я.
— Довольно-таки, — признал он.
— С тысяча восемьсот девяносто восьмого года Нашей эры?
— Не совсем.
— Но желание это возникло у них до тысяча девятьсот четырнадцатого года Нашей эры? — предположил я.
— Да, мистер Роджас.
Я улыбнулся, довольный собой.
— Я так и думал.
— Возможно, мне не следовало недооценивать ваши головоломки. Они отточили ваш ум.
— Благодарю вас.
Он вновь долго смотрел на меня.
— Насколько я понимаю, между нашими сегодняшними встречами вы узнали что-то новое.
— Есть немного. — Я наполнил стакан. — Скорее подтвердилось то, о чем я и сам догадывался. Составите мне компанию?
— По-моему, я говорил вам, что пью только молоко.
— К сожалению, молока у меня нет. Не присесть ли нам, мистер Мандака?
— В кухне только один стул.
— Так пройдемте в гостиную.
Он пересек гостиную, сел в большое кресло. И приказал кушетке приблизиться, только потом вспомнив, что мебель в моей квартире не реагирует на команды голосом. Подошел к ней, установил контрольные рычажки так, чтобы она плавала над полом на высоте шести дюймов, при этом мягко покачиваясь, и сел.
— Так что рассказал вам компьютер этим вечером? — спросил Мандака, когда я отпил из стакана и поставил его на стол.
— Как и почему англичане вернули бивни Кении.
— Это произошло в двадцать первом столетии Нашей эры. — В его голосе слышалось недовольство. — Я-то думал, вы прослеживаете историю бивней из прошлого в будущее, а не наоборот.
— Все так. На экскурс в прошлое расходовалась лишь малая доля мощности компьютера. Просто мне хотелось побольше узнать об этих бивнях.
Я ожидал вспышки гнева, но он лишь кивнул.
— Джон Эдвард Кимати, — пробормотал он. — Его стараниями бивни оказались у нас в руках, но мы по-прежнему ничего не предприняли.
— А что вам следовало предпринять, мистер Мандака?
— Забрать их из музея и сделать то, чего от нас ждали. То, что еще предстоит сделать.
— Что же это?
Он задумчиво посмотрел на меня.
— Если б я мог надеяться, что вы мне поверите, мистер Роджас, я бы вам рассказал.
— Почему бы сначала не рассказать, а я уж сам решу, верить вам иди нет? Он покачал головой.
— Едва ли вы будете работать с полной отдачей, если придете к выводу, что ваш заказчик — безумец.
— Я уже думаю, что работаю на преступника, но меня это не останавливает.
На его лице отразилось удивление.
— На преступника? Почему? Неужели причина лишь в том, что я сумел нейтрализовать охранную систему вашей квартиры?
— Потому что вы не Букоба Мандака.
— Я уже говорил вам, что это мои настоящие имя и фамилия.
— Но в государственных архивах о вас нет никакой информации.
— Вроде бы за обедом вы удовлетворились моим ответом.
— Потому что наши интересы совпадают: я хочу найти бивни не меньше вашего. Вы, между прочим, очень сильный человек, мистер Мандака. Так что я и теперь не буду ставить ваш ответ под сомнение, если вы будете настаивать на нем. Но мне хотелось бы знать правду, Он улыбнулся:
— Интеллигентное решение, мистер Роджас. Пусть я и рискую разочаровать вас, но должен повторить: я — Букоба Мандака.
— Когда и где вы родились?
— На Земле, пятьдесят три года тому назад.
— На Земле? — изумленно переспросил я, ибо впервые встретил человека, родившегося на материнской планете.
— Совершенно верно.
— Тогда почему в архивах нет никакой информации о вас?
— Земля практически опустела, мистер Роджас. На ней сейчас живет не больше пятидесяти миллионов человек, и переписное бюро находится на краю света. Так что моим родителям не составило труда скрыть от властей сам факт моего появления на свет.
— Почему у них возникло такое желание?
— Потому что они знали, что может прийти день, когда мне потребуется абсолютная свобода, в том числе, как они правильно предположили, свобода от ненавязчивого контроля государства.
— Зачем вам свобода от государственного контроля, если вы действуете в рамках закона?
Он помолчал, словно прикидывая, что можно мне сказать, а что — нет.
— Пока я не совершил никаких правонарушений, но без колебания переступлю через любой закон, который встанет между мною и бивнями.
— Путешествие по подложному паспорту — правонарушение, — заметил я.
— Для меня — нет, — отмахнулся он. Ожил компьютер.
— С Дунканом Роджасом хотят поговорить.
— Соединяй, — приказал я.
— Желаете визуальный контакт или только звуковой?
— Визуальный.
Над кофейным столиком появилась Хильда Дориан.
— Ты знаешь, который теперь час?
— Перевалило за полночь.
— Ты должен был связаться со мной, как только вернешься с обеда, — бросила она. — Я проверила твой компьютер, после того как мы с Гарольдом пришли из театра, и компьютер сообщил, что ты ушел домой. Почему ты не доложился?
— У меня гость. — Я указал на Мандаку. Она отдала своему компьютеру соответствующую команду, и ее образ чуть развернулся, чтобы она могла видеть масаи.
— Он тебе угрожает? — тут же вырвалось у нее.
— Отнюдь.
— Ты уверен?
— Абсолютно. Перестань опекать меня как ребенка.
— Перестану, если ты не будешь вести себя как ребенок. Тебе известно, что об этом человеке нет никаких сведений в архивах Содружества, однако ты пригласил его к себе домой.
— Не так уж я его и приглашал.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего, Хильда. Заверяю тебя, опасность мне не грозит, и я рад, что он у меня в гостях.
Она переводила взгляд с одного на другого, потом откашлялась.
— Мандака, я вас предупреждаю. Вам будет лучше, если завтра утром он придет на работу целым и невредимым.
И прежде чем масаи успел раскрыть рот, Хильда исчезла.
— Кто это? — наконец спросил он.
— Хильда Дориан. — Тут я понял, что имя и фамилия ничего ему не говорят. — Она руководит департаментом безопасности «Брэкстона».
— Та самая женщина, которую вы хотели привести с собой на обед?
— Да.
— Любопытная получилась бы трапеза. — На его губах заиграла ироничная улыбка.
— Извините, иногда она слишком уж опекает меня. Надеюсь, она вас не оскорбила.
— Нет. — Он покачал головой. — Наоборот, мне бы хотелось, чтобы был человек, питающий ко мне такие вот чувства.
— А я бы этого не хотел. — Я скорчил гримасу.
— Вы так говорите только потому, что сердитесь на нее. Если б вы оказались в одиночестве, по-настоящему в одиночестве, вы бы ее боготворили.
— А вы по-настоящему одиноки? Он кивнул.
— У вас нет жены?
— Нет.
— Детей?
Он покачал головой:
— Мне не разрешено их иметь.
— Друзья?
— Ни одного.
Я уже и не знал, что сказать.
— Знаете, бывает и хуже. Многие люди сознательно выбирают уединенную жизнь.
— Я не выбирал такую жизнь, мистер Роджас, — с жаром заверил он меня. — Я бы с удовольствием наслаждался семейным счастьем, хотел, чтобы рядом был человек, который волновался бы обо мне точно так же, как ваш шеф безопасности волнуется о вас.
— Что препятствует вам обзавестись семьей?
— Мне предназначено судьбой жить и умереть в одиночестве. — Он посмотрел на меня. — Между прочим, наши жизни очень похожи, мистер Роджас: хладнокровие, минимум эмоций, уединение.
— Я не нахожу их похожими, — возразил я.
— Разница лишь в том, что вы добровольно избрали такой образ жизни.
— Вас послушать, так я отшельник, — запротестовал я. — А я постоянно общаюсь с людьми.
— Я тоже.
— И у меня есть работа, — добавил я.
— А у меня — миссия.
Не нравился мне этот разговор, поэтому я быстренько сменил тему:
— Обретение бивней — лишь первый этап вашей миссии, не так ли? Он кивнул.
— Но вы не искали их все пятьдесят три года, не так ли?
— Вы совершенно правы, мистер Роджас. На их поиски я затратил только семь лет.
— А что произошло семь лет тому назад?
Он долго смотрел на меня, потом пожал плечами.
— У меня не осталось уже никаких сомнений в том, что я — последний масаи.
— И последний масаи должен сделать то, что хотел сделать Лийо Нельон, когда разыскивал бивни?
— Сделать это мог любой масаи. — В голосе его слышались злые нотки. — А последний масаи просто обязан.
— Но вы не скажете мне, что именно.
— Вы подумаете, что я сумасшедший.
— Это деяние как-то связано с потерей масаи могущества, не так ли?
— Могущество — понятие очень растяжимое, — ответил Мандака. — Вы знаете, сколько нас было, когда масаи боялись все племена Восточной Африки?
— Нет.
— Двадцать пять тысяч, мистер Роджас, в сравнении с двумя миллионами кикуйю.
— Двадцать пять тысяч? — недоверчиво переспросил я. — И вам удавалось держать под контролем треть страны?
— Никаких стран в Восточной Африке не было, пока их не создали. Были земли, на которых традиционно жили масаи, и мы не предпринимали попыток захвата земель, принадлежащих другим племенам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Никто не вправе приказывать Джону Эдварду Кимати! — проревел кандидат. — Я никого не боюсь, будь то страна или человек, и не позволю заткнуть себе рот! Пусть привозят свои пушки. Я готов к войне.
— Они привезут не пушки. Можешь ты остаться в Малинди, пока я не прилечу и не поговорю с тобой?
— Завтра утром я должен выступать в Лами-Тауне. Если хочешь поговорить со мной, прилетай туда.
— Твое выступление отменено.
— Тогда я выйду на городской перекресток и выступлю там. Мне не заткнут рот, пока бивни не вернутся в Кению!
Кибо швырнул трубку на рычаг, вновь попытался дозвониться до Кимати, но в ответ слышались лишь короткие гудки.
Еще час он просидел на телефоне, а потом поехал домой, прекрасно осознавая, что его кандидату уже не стать будущим президентом.
Нджомо пересек кабинет и выключил телевизор.
— Я считаю, что это одна из его лучших речей! — воскликнул он.
— И к тому же одна из последних, — добавил Кибо. — Включи телевизор.
— Зачем?
— Потому что я могу отличить угрозу от блефа.
— Ты насчет посла Великобритании? — спросил Нджомо. — Что он может сделать! Чем громче он будет протестовать, тем выше взлетят шансы Кимати.
— Тебе еще многому надо учиться. — Кибо откинулся на спинку стула, наблюдая за перипетиями разворачивающейся на экране исторической драмы.
Нджомо просидел рядом с ним двадцать минут, потом поднялся, подошел к столу, на котором стоял компьютер.
— Ты не возражаешь? Хочу посмотреть рейтинг трансляции его выступления.
— Смотри, конечно. — Он тоже встал, шагнул к окну, выглянул.
В центре Городской площади по-прежнему высилась статуя Джомо Кениаты. Проехала машина «скорой помощи» с включенной сиреной. Две сотни испуганных птиц взлетели с веток.
— Неплохо, — прокомментировал Нджомо появившиеся на дисплее цифры. — Особенно много телезрителей на побережье.
— На побережье сто пятнадцать градусов*, — напомнил Кибо. — В такую жару им не остается ничего другого, как сидеть дома и смотреть телевизор.
Внезапно он вернулся к креслу и уставился в экран.
— Этого я и ожидал.
Нджомо выключил компьютер, повернулся к телевизору.
— Мы прерываем нашу трансляцию, — прозвучал маслянистый, обволакивающий голос, — чтобы передать специальное сообщение.
На экране возникла резиденция президента Тику в Мутайга. Джозеф Тику и сэр Пик стояли на каменных ступенях, окруженные репортерами.
— Я вас надолго не задержу, — предупредил Тику.
Репортеры придвинулись.
Сегодня утром, в одиннадцать тридцать, то есть пятнадцать минут назад, правительство Кении завершило дружественные и конструктивные переговоры с правительством Великобритании, которое представлял посол сэр Роберт Пик. В полном соответствии с итогами наших переговоров бивни Слона Килиманджаро завтра в полдень будут выставлены на всеобщее обозрение в Национальном музее Найроби.
Старый президент пожал руку Пику и лучезарно улыбнулся прямо в камеры. Кибо почувствовал, что улыбка предназначена лично ему.
— Вот тебе и последний урок. — Кибо печально вздохнул. — Не берись за организацию предвыборной кампании кандидата с одной-единственной идеей, если не уверен, что эта идея протянет до выборов.
— Что же нам теперь делать? — вырвалось у потрясенного заявлением президента Нджомо.
— Теперь? — переспросил Кибо. — Идти домой и отдыхать. А послезавтра постараемся придумать, что должен говорить Кимати три последние недели предвыборной кампании, чтобы достойно, а не с разгромным счетом проиграть выборы.
— А завтра?
— Насчет тебя не знаю, — Кибо поднялся, подошел к стенному шкафу, достал пиджак, надел, — а вот я пойду в музей и посмотрю, из-за чего разгорелся сыр-бор.
ПЯТАЯ ИНТЕРЛЮДИЯ (6303 г. Г.Э.)
Домой я вернулся после полуночи, скорее из желания переодеться, а не потому, что хотел провести ночь в собственной постели. Кивнул трехногому швейцару с Хесполита III, подождал, пока лифт сравнит мои ретинограмму и костную структуру с заложенными в его памяти, поднялся на седьмой этаж. Когда коридорная дорожка остановилась перед моей дверью, я сошел с нее, прижал ладонь к пластине сканнера, произнес звуковой код, вошел.
И оказался лицом к лицу с Букобой Мандакой.
— Что вы тут делаете? — спросил я.
— Жду вас, — ответил он, поднимаясь с кресла, в котором сидел.
— Как вы сюда попали?
— Есть способы.
Я смотрел на него, здоровенного, мускулистого, высящегося надо мной словно гора, и решил сменить тему.
— Ясно. А что привело вас сюда?
— Хотел поговорить.
— Мы вроде бы этим и занимались за обедом. Он покачал головой.
— За обедом мы пикировались, мистер Роджас. А теперь мы поговорим.
— Я это только приветствую. Вы не будете возражать, если я себе что-нибудь налью?
— Отнюдь. Бутылки на кухне.
— Знаю, — сухо ответил я.
— У вас интересная квартира, мистер Роджас. — Он последовал за мной.
— Обычная. — Я пожал плечами.
— Я и сказал — интересная, а не экстраординарная. Я оглядел белые стены, стерильно чистую мебель.
— Что вы нашли тут интересного? Квартира как квартира.
— Она интересна тем, что абсолютно ничего не говорит о вас. И в то же время говорит все.
— Что-то я вас не совсем понимаю.
Я подошел к бару, приказал двери уйти в стену.
— Давно вы здесь живете, мистер Роджас?
— Почти семь лет.
— И за семь лет вы так и не обжили свою квартиру. Вот это я и нахожу интересным.
— Я все равно вас не понимаю. — Я достал контейнер.
— Мебель чисто функциональная, по картинам на стенах невозможно судить о вкусе хозяина. Ковер старый, но такое ощущение, что по нему не ходят. Кухней никто не пользуется. Ни жены, ни семьи, ни любовницы. Вы платите за квартиру, мистер Роджас, но используете ее как номер отеля. В квартире нет ничего от вас. Даже книги и диски чисто развлекательные, нужные лишь в те короткие минуты, когда человек хочет отвлечься. И эти головоломки, мистер Роджас. — Мандака печально покачал головой. — Головоломки.
— Что они вам?
— Какой человек будет держать сотни головоломок в спальне и кабинете? Только тот, который хочет заполнить пустоту между часами, отдаваемыми важному делу.
Я молча смотрел на него.
— Как не похожа квартира на ваш кабинет, мистер Роджас, — продолжал он. — Везде книги, стены увешаны фотографиями и голограммами редчайших животных галактики, еда и кофе всегда под рукой, мебель не просто удобная, но удобная лично вам. Там вы живете, мистер Роджас, живете ради дела, которым занимаетесь.
— Вы пришли сюда, чтобы сказать мне об этом? — В голосе моем слышалось раздражение. Очень уж точно охарактеризовал он мою жизнь, увидев несколько комнат со старой мебелью.
— Нет, я пришел сюда, чтобы сказать, что я очень вами недоволен, мистер Роджас.
— Да? А почему?
— Вам известна планета Нелсон двадцать три?
— Вы так быстро отследили объявление? — удивился я.
— Разумеется.
— Я потрясен.
— А я раздражен. Зачем вы дали его?
— Хотелось узнать, какие у вас источники информации.
— Ни мои источники, ни я не испытываем ни малейшего желания участвовать в экспериментах, которые служат исключительно для удовлетворения вашего любопытства, мистер Роджас, — жестко заявил он. — Я потратил немалые средства, чтобы проследить путь объявления до вашего кабинета.
— Возможно, мне не следовало этого делать, — признал я. — Вычтите ваши расходы из моего вознаграждения.
— Они составили почти треть того, что я вам плачу.
— Не важно. — Я пожал плечами. — Вина-то моя.
— Стоило ли давать это объявление, мистер Роджас? — спросил он, не сводя с меня глаз.
— Пожалуй, нет. Честно говоря, я предполагал, что вы или ваши люди его не заметите.
— Проверка вашей гипотезы может обойтись вам в кругленькую сумму, мистер Роджас. Или вам не нужны деньги?
— Все хотят получать деньги.
— Но не всем они нужны. — Он задумчиво посмотрел на меня, потом кивнул. — Вам деньги могут купить стерильные квартиры да тривиальные головоломки, которые вы тут держите. Только такие люди, как я, могут ставить перед вами интересные задачи, вроде розысков бивней Слона Килиманджаро. — Он иронически улыбнулся. — Я думаю, мистер Роджас, вам без меня не прожить, как и мне — без бивней.
— Давно масаи жаждут завладеть бивнями? — спросил я.
— Довольно-таки, — признал он.
— С тысяча восемьсот девяносто восьмого года Нашей эры?
— Не совсем.
— Но желание это возникло у них до тысяча девятьсот четырнадцатого года Нашей эры? — предположил я.
— Да, мистер Роджас.
Я улыбнулся, довольный собой.
— Я так и думал.
— Возможно, мне не следовало недооценивать ваши головоломки. Они отточили ваш ум.
— Благодарю вас.
Он вновь долго смотрел на меня.
— Насколько я понимаю, между нашими сегодняшними встречами вы узнали что-то новое.
— Есть немного. — Я наполнил стакан. — Скорее подтвердилось то, о чем я и сам догадывался. Составите мне компанию?
— По-моему, я говорил вам, что пью только молоко.
— К сожалению, молока у меня нет. Не присесть ли нам, мистер Мандака?
— В кухне только один стул.
— Так пройдемте в гостиную.
Он пересек гостиную, сел в большое кресло. И приказал кушетке приблизиться, только потом вспомнив, что мебель в моей квартире не реагирует на команды голосом. Подошел к ней, установил контрольные рычажки так, чтобы она плавала над полом на высоте шести дюймов, при этом мягко покачиваясь, и сел.
— Так что рассказал вам компьютер этим вечером? — спросил Мандака, когда я отпил из стакана и поставил его на стол.
— Как и почему англичане вернули бивни Кении.
— Это произошло в двадцать первом столетии Нашей эры. — В его голосе слышалось недовольство. — Я-то думал, вы прослеживаете историю бивней из прошлого в будущее, а не наоборот.
— Все так. На экскурс в прошлое расходовалась лишь малая доля мощности компьютера. Просто мне хотелось побольше узнать об этих бивнях.
Я ожидал вспышки гнева, но он лишь кивнул.
— Джон Эдвард Кимати, — пробормотал он. — Его стараниями бивни оказались у нас в руках, но мы по-прежнему ничего не предприняли.
— А что вам следовало предпринять, мистер Мандака?
— Забрать их из музея и сделать то, чего от нас ждали. То, что еще предстоит сделать.
— Что же это?
Он задумчиво посмотрел на меня.
— Если б я мог надеяться, что вы мне поверите, мистер Роджас, я бы вам рассказал.
— Почему бы сначала не рассказать, а я уж сам решу, верить вам иди нет? Он покачал головой.
— Едва ли вы будете работать с полной отдачей, если придете к выводу, что ваш заказчик — безумец.
— Я уже думаю, что работаю на преступника, но меня это не останавливает.
На его лице отразилось удивление.
— На преступника? Почему? Неужели причина лишь в том, что я сумел нейтрализовать охранную систему вашей квартиры?
— Потому что вы не Букоба Мандака.
— Я уже говорил вам, что это мои настоящие имя и фамилия.
— Но в государственных архивах о вас нет никакой информации.
— Вроде бы за обедом вы удовлетворились моим ответом.
— Потому что наши интересы совпадают: я хочу найти бивни не меньше вашего. Вы, между прочим, очень сильный человек, мистер Мандака. Так что я и теперь не буду ставить ваш ответ под сомнение, если вы будете настаивать на нем. Но мне хотелось бы знать правду, Он улыбнулся:
— Интеллигентное решение, мистер Роджас. Пусть я и рискую разочаровать вас, но должен повторить: я — Букоба Мандака.
— Когда и где вы родились?
— На Земле, пятьдесят три года тому назад.
— На Земле? — изумленно переспросил я, ибо впервые встретил человека, родившегося на материнской планете.
— Совершенно верно.
— Тогда почему в архивах нет никакой информации о вас?
— Земля практически опустела, мистер Роджас. На ней сейчас живет не больше пятидесяти миллионов человек, и переписное бюро находится на краю света. Так что моим родителям не составило труда скрыть от властей сам факт моего появления на свет.
— Почему у них возникло такое желание?
— Потому что они знали, что может прийти день, когда мне потребуется абсолютная свобода, в том числе, как они правильно предположили, свобода от ненавязчивого контроля государства.
— Зачем вам свобода от государственного контроля, если вы действуете в рамках закона?
Он помолчал, словно прикидывая, что можно мне сказать, а что — нет.
— Пока я не совершил никаких правонарушений, но без колебания переступлю через любой закон, который встанет между мною и бивнями.
— Путешествие по подложному паспорту — правонарушение, — заметил я.
— Для меня — нет, — отмахнулся он. Ожил компьютер.
— С Дунканом Роджасом хотят поговорить.
— Соединяй, — приказал я.
— Желаете визуальный контакт или только звуковой?
— Визуальный.
Над кофейным столиком появилась Хильда Дориан.
— Ты знаешь, который теперь час?
— Перевалило за полночь.
— Ты должен был связаться со мной, как только вернешься с обеда, — бросила она. — Я проверила твой компьютер, после того как мы с Гарольдом пришли из театра, и компьютер сообщил, что ты ушел домой. Почему ты не доложился?
— У меня гость. — Я указал на Мандаку. Она отдала своему компьютеру соответствующую команду, и ее образ чуть развернулся, чтобы она могла видеть масаи.
— Он тебе угрожает? — тут же вырвалось у нее.
— Отнюдь.
— Ты уверен?
— Абсолютно. Перестань опекать меня как ребенка.
— Перестану, если ты не будешь вести себя как ребенок. Тебе известно, что об этом человеке нет никаких сведений в архивах Содружества, однако ты пригласил его к себе домой.
— Не так уж я его и приглашал.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего, Хильда. Заверяю тебя, опасность мне не грозит, и я рад, что он у меня в гостях.
Она переводила взгляд с одного на другого, потом откашлялась.
— Мандака, я вас предупреждаю. Вам будет лучше, если завтра утром он придет на работу целым и невредимым.
И прежде чем масаи успел раскрыть рот, Хильда исчезла.
— Кто это? — наконец спросил он.
— Хильда Дориан. — Тут я понял, что имя и фамилия ничего ему не говорят. — Она руководит департаментом безопасности «Брэкстона».
— Та самая женщина, которую вы хотели привести с собой на обед?
— Да.
— Любопытная получилась бы трапеза. — На его губах заиграла ироничная улыбка.
— Извините, иногда она слишком уж опекает меня. Надеюсь, она вас не оскорбила.
— Нет. — Он покачал головой. — Наоборот, мне бы хотелось, чтобы был человек, питающий ко мне такие вот чувства.
— А я бы этого не хотел. — Я скорчил гримасу.
— Вы так говорите только потому, что сердитесь на нее. Если б вы оказались в одиночестве, по-настоящему в одиночестве, вы бы ее боготворили.
— А вы по-настоящему одиноки? Он кивнул.
— У вас нет жены?
— Нет.
— Детей?
Он покачал головой:
— Мне не разрешено их иметь.
— Друзья?
— Ни одного.
Я уже и не знал, что сказать.
— Знаете, бывает и хуже. Многие люди сознательно выбирают уединенную жизнь.
— Я не выбирал такую жизнь, мистер Роджас, — с жаром заверил он меня. — Я бы с удовольствием наслаждался семейным счастьем, хотел, чтобы рядом был человек, который волновался бы обо мне точно так же, как ваш шеф безопасности волнуется о вас.
— Что препятствует вам обзавестись семьей?
— Мне предназначено судьбой жить и умереть в одиночестве. — Он посмотрел на меня. — Между прочим, наши жизни очень похожи, мистер Роджас: хладнокровие, минимум эмоций, уединение.
— Я не нахожу их похожими, — возразил я.
— Разница лишь в том, что вы добровольно избрали такой образ жизни.
— Вас послушать, так я отшельник, — запротестовал я. — А я постоянно общаюсь с людьми.
— Я тоже.
— И у меня есть работа, — добавил я.
— А у меня — миссия.
Не нравился мне этот разговор, поэтому я быстренько сменил тему:
— Обретение бивней — лишь первый этап вашей миссии, не так ли? Он кивнул.
— Но вы не искали их все пятьдесят три года, не так ли?
— Вы совершенно правы, мистер Роджас. На их поиски я затратил только семь лет.
— А что произошло семь лет тому назад?
Он долго смотрел на меня, потом пожал плечами.
— У меня не осталось уже никаких сомнений в том, что я — последний масаи.
— И последний масаи должен сделать то, что хотел сделать Лийо Нельон, когда разыскивал бивни?
— Сделать это мог любой масаи. — В голосе его слышались злые нотки. — А последний масаи просто обязан.
— Но вы не скажете мне, что именно.
— Вы подумаете, что я сумасшедший.
— Это деяние как-то связано с потерей масаи могущества, не так ли?
— Могущество — понятие очень растяжимое, — ответил Мандака. — Вы знаете, сколько нас было, когда масаи боялись все племена Восточной Африки?
— Нет.
— Двадцать пять тысяч, мистер Роджас, в сравнении с двумя миллионами кикуйю.
— Двадцать пять тысяч? — недоверчиво переспросил я. — И вам удавалось держать под контролем треть страны?
— Никаких стран в Восточной Африке не было, пока их не создали. Были земли, на которых традиционно жили масаи, и мы не предпринимали попыток захвата земель, принадлежащих другим племенам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32