Позор! Я понял, что он
наверняка учинит скандал, но считал, что даже у арабского хаджи есть дети.
Он не сказал ни слова, только долго смотрел на нас, затем повернулся и
вошел в мечеть. Вероятно, он вернулся с арабским подобием полицейских, но
мы в то время были уже далеко, во всяком случае, покончив с пивом, мы
скрылись.
О, я открывал глубины моей памяти! Я исследовал каждый подсудный или
отрицательный поступок и даже просто неприятные воспоминания, но не
находил ничего, что могло бы выявить приход ФБР в середине ночи.
Минут десять спустя я набрался достаточно смелости высказать это, но
уже никого не обнаружил. Они оставили меня одного в маленькой комнате, где
было немного мебели. Мой разум чист и ясен. Я был одет в костюм для
купания. Он, конечно, сохнет долго, но где-то в офисе открыты окна, и
из-под двери дул холодный мичиганский бриз. Дверь оказалась закрытой
снаружи - это я узнал, когда до нее дотронулся.
Интересно, что, хотя на мне почти ничего не было, они тщательно
обыскали меня. Полагаю, что меня совсем не случайно арестовали именно
тогда, когда я не мог иметь при себе оружие и напасть на одного из них или
убить себя в припадке раскаяния от чудовищности моих преступлений, чтобы
утаить хотя бы одно из них, расстроив тем самым их планы.
Глупцы! Я не думал, чтобы что-нибудь в моем прошлом, стоило смерти.
Затрудняло то, что я не знал, за что меня арестовали, но я не совершал
ничего такого. Более того, я ничего не предпринимал. Не только потому, что
дверь была закрытой, но и вообще в той комнате мало что можно сделать.
Здесь находился репродуктор, из которого доносилась музыка - в основном
звук скрипки: серьезная вещь. Здесь был стол, конечно же пустой, а что в
ящиках, я не знал. Из-за закрытой двери мои нервы были на пределе. За
столом находилось вращающееся кресло, перед ним - простой деревянный стул.
Я не знал, сколько времени пробуду один - и выбрал деревянный стул. Я
сидел, обнявшись от холода руками, и размышлял.
И тут дверь без предупреждения открылась, и вошел шеф-агент.
Шеф-агент Христоф.
Это была женщина.

Шеф-агент Найла Христоф была не просто одной из тех, кто вошел через
эту дверь, но и, без всякого сомнения, важным лицом. Она была боссом. Все,
кто вошел вместе с ней, подчеркивали это жестами.
Я удивился. Конечно же, все знают, что недавно в ФБР начали набирать
и женщин, но их никто не видел. Вы знаете о существовании женщин - врачей
или водителей такси, - поскольку видели их в кинохрониках или фильмах. С
агентами ФБР такого случиться не может. В недельных кинохрониках вам
никогда не покажут лица агентов. Если хоть один оператор попробует это
сделать, рискуя раскрыть правительственный секрет, отрицательные
последствия для него неминуемы. Тогда он будет дрожать за свою жизнь в
комнате допросов.
Как я...
Во всяком случае, она вошла. Перед ней шел огромный парень открывший
дверь, после нее - толстая стенографистка и еще парень, закрывший дверь.
Когда она вошла, то рассеянно взглянула на меня, будто в этой комнате я
был частью мебели. Я сосредоточенно смотрел на нее. Найла Христоф была
хорошенькой девочкой определенного типа: отлично сложенной и спортивной.
На голове ее прическа "конский хвост", и еще у нее бледно-голубые глаза.
Она держала руки за спиной, входила как британские адмиралы эпохи
парусников. И командовала как адмирал. Два сиплых слова: "Привяжите его!".
Толстуха пыхтела за столом и растягивала стенографию: "Запись от августа,
17, год 1983. Шеф-агент Найла Христоф провела допрос Доминика Де Сота".
Мне адресовались слова:
- Не торопитесь. Вы должны говорить только правду и отвечать на все
вопросы. Тогда мы закончим через двадцать минут. Перед началом допроса
принесите клятву.
Это было не очень хорошо. Клятва означала, что дело довольно
серьезное, и то, что искажу, будет не просто информацией к расследованию,
а послужит показаниями. Стенографистка встала и подошла ко мне с книгами,
хрипло попросив повторять за ней. Я протянул руку с Библии на Коран,
прикоснувшись к нему большим пальцем, и поклялся говорить правду, одну
только правду и ничего кроме правды. И да поможет мне в этом Бог
милосердный, всевидящий и карающий!
- Прекрасно, Доминик! - сказала Христоф, убрав мою правую руку.
Она скользнула по ней взглядом - как бы наблюдая, хотя на самом деле
размышляла, о чем мы будем говорить эти двадцать минут.
- Теперь расскажите мне, зачем вы проникли в Долилаб?
Я удивленно выкатил глаза:
- Проник... куда?
- В Долилаб, - терпеливо повторила она. - Что вы там высматривали.
- Я не понимаю, о чем вы говорите! - сказал я.
Это был не тот ответ, которого ожидала услышать агент Христоф.
- Дерьмо! - крикнула она сердито. - Я надеялась, что вы будете
благоразумны и не будете притворяться, что ничего не знаете о Долилабе!
- Я на самом деле не знаю!.. - Все знают о существовании Долилаба -
или хотя бы то, что к юго-западу от Чикаго находится секретная военная
лаборатория. Дюжину раз я проезжал мимо... - Но, мисс Христоф!
- Агент Христоф!
- Агент Христоф, я на самом деле не понимаю, что вы имеете в виду, я
никогда не был в Долилабе. И конечно же, не пытался пробраться туда.
- О святая Фатима! - сложив руки вместе, со стоном сказала она.
Это было неожиданностью! У шеф-агента могли появиться затруднения,
потребуй кто-нибудь отнес принести клятву. На обеих ее руках не было
больших пальцев...
Без сомнения, люди без больших пальцев не редкость. Это стандартный
приговор за вторую попытку кражи, за автоубийство и прелюбодеяние. Но в
самом деле поразительно, подумал я, встретить без больших пальцев агента
ФБР.
Разумом я постиг отсутствие больших пальцев на руках Христоф - но
мои-то были по-прежнему связаны веревками.
- Агент Христоф! - с возмущением сказал я. - Я не знаю, откуда у вас
появилась эта идея, но все надо доказать. Это невозможно! В последний раз
я был вблизи от Долилаба месяц назад...
Она посмотрела на двух полицейских, затем вновь на меня.
- Невозможно... - повторила задумчиво. - Это невозможно. Этого не
могло быть... - снова отозвалась она. Затем протянула руку.
Один из полисменов передал ей досье. Первой вещью внутри лежала
фотография. Христоф взглянула пенсе, убеждаясь, что это та самая, затем
показала мне. На фото был изображен человек у дверей здания - и это был...
я!
Это был я, но одетый в костюм, которого у меня никогда не было: типа
комбинезона, как у Уинстона Черчилля, ставшего известным во время Второй
мировой войны. Но это был я - верно...
- Снимок сделан, - бесцветно сказала Христоф, - камерами наблюдения в
Долилабе позавчера ночью. Есть и другие... - Она расправила их веером.
Не все они были сделаны из этой же камеры - задний план заметно
отличался. Но на всех них было то же самое, хорошо знакомое мне лицо, в
этой незнакомой одежде.
- И здесь, - сказала она, достав из папки кусок картона, - отпечатки
из вашего досье в колледже. Они полностью совпадают с найденными в
лаборатории.
На картонном бланке под широкими десятью полосами было только четыре
отпечатка. Я думал, что все они были получены на месте происшествия. Но
даже дилетант мог заметить, что спирали и канавки на большом и среднем
пальцах правой руки и оба указательных очень схожи с отпечатками из моего
досье.
- Это ложь! - заорал я.
- Вы опять за свое? - недоверчиво спросила Христоф.
- Но это же не я, потому что я не делал этого!
- О черт! Доминик, - вздохнула она. - Я считала вас более
благоразумным! - Закинула руки за спину и посмотрела в пол.
Она не давала своим помощникам никаких знаков, но они прекрасно знали
свое дело и подошли ко мне.
Били меня не очень долго. Вы же слышали о том, как они обращаются с
подозреваемыми. По этим сплетням, пускают в ход кулаки. Я был уверен, что
это не только слухи, потому что однажды писал вексель на одного бармена, а
затем того арестовали по подозрению в продаже крепких напитков человеку
моложе тридцати пяти лет. После этого ему уже никогда больше не
потребовалось векселей. Вдова прошептала мне на ухо, в каком состоянии
вернули для захоронения тело: это может основательно вывернуть ваши кишки.
Со мной, к счастью, такого не случилось.
Я получал легкие шлепки. Но это было слишком унизительно. Это было
унизительно вдвойне, потому что я был связан и не мог дать отпора. Хорошо,
на моем месте вы не сделаете этого - даже не сможете парировать удары
руками, а не головой. Моя голова звенела от оплеух, открытая ударам. Они
прекращали бить, когда агент Христоф задавала вопросы.
- На фото изображены вы, Доминик. Не так ли?
- Откуда я знаю? Это... ой!.. Немного похож на меня.
- А отпечатки?
- О них мне ничего не известно...
- О черт... продолжайте, мальчики!
Скоро им надело колошматить мою голову. Или, вероятно, они заметили,
что я с беспокойством стал прислушиваться к Христоф, во всяком случае,
меня начали колотить в живот и спину. Так как я до сих пор был одет только
в плавки, то оказался беззащитен. Было ужасно больно. Но лупить по спине
им не очень нравилось. Они могли причинить боль собственным рукам и делали
это без особого восторга. Часто останавливались.
- Измените показания, Доминик?
- Мне нечего менять, черт возьми!
И они снова молотили по моему животу. Это причиняло сильное
страдание. Меня выворачивало наизнанку, в глазах двоилось, и я едва
слышал, что говорит агент Христоф.
И я чуть было не пропустил мимо ушей, когда она сказала:
- Сопляк! Вы по-прежнему отрицаете, что были в Долилабе в субботу,
тринадцатого августа?
Я задыхался.
- Подождите! - собственно говоря, они не оставляли попытки сделать из
моего живота хороший пунш. - Пожалуйста... прекратите, - молил я, и
Христоф остановила их. Я сделал два глубоких вздоха и сумел сказать: - Вы
имеете в виду прошлую субботу, тринадцатое?
- Вот именно, Доминик! Когда вас засекли в Долилабе.
Я приподнялся и выпрямился.
- Но я не мог там быть, агент Христоф, - сказал я, - так как в
прошлую субботу я был в Нью-Йорке. Со мной была моя невеста, она
подтвердит. Честное слово, агент Христоф! Я не знаю, кто был в Долилабе,
но только не я!
Конечно, все было не так просто. Я получил еще два-три крепких удара,
прежде чем они убедились (или не убедились), но прекратили бить меня. Для
подтверждения моего рассказа они вытащили из постели Грету. И она
рассказала им по телефону все, что помнила. Они проверили. Я не так часто
уезжал с Гретой в Нью-Йорк, поэтому она точно запомнила дату.
Развязав руки, они разрешили мне встать и отпустили домой. Один из
них даже предложил мне плащ, чтобы я надел поверх плавок. Думаю, им было
очень не по себе. К тому же агент Христоф не проронила ни слова, она
склонила голову над досье и кусала губы. Один из тех, кто колотил меня,
сказал, что я могу катиться ко всем чертям.
- Но не очень далеко. Де Сота! Ясно? Без всяких там поездок в
Нью-Йорк - только туда, где мы сможем найти тебя в случае необходимости.
- Но я же доказал свою невиновность!
- Де Сота! - огрызнулся он. - Ты еще не доказал ничего! У нас есть
все необходимые свидетельства: фотографии следящих камер и отпечатки ваших
пальцев. Даже этим мы можем засадить тебя лет на сто...
- Но тем не менее, я там не был! - крикнул я, и больше ничего, потому
что Найла Христоф подняла глаза от досье и посмотрела в упор.
Они отпустили меня прогуляться домой только для соблюдения приличий,
но я не думал, чтобы это стоило томительного ожидания. Я с трудом поймал
такси, и таксист подождал снаружи, пока я не вынесу бумажник и не заплачу
за проезд двенадцать долларов. Это мой дневной заработок, но я еще никогда
не оплачивал подобного счета с большей радостью.

Заместитель шеф-инспектора Уильям Брзоляк пришел в местный
полицейский участок с автоматом сорок пятого калибра в руках. И заявил,
что убил свою жену и пятерых детей из-за того, что они слишком пристально
смотрели ему в спину. "Они хотели бросить меня одного!" - сказал он
репортерам.
Купающиеся Юга стали жаловаться на то, что присутствие скользких
темно-коричневых шаров, находящихся в воде, делает купание невозможным и
представляет, вероятно, опасность для здоровья.
Летняя буря в пригородах Нью-Йорка в течение пяти часов сбросила три
или четыре нормы осадков, что считается метеорологами США как
"метеорологический сюрприз". Это не связано ни с одной известной
фронтальной системой или областью низкого давления. Повреждения имущества
в Квинсе и Ричмонде оцениваются в миллионы долларов.

АВГУСТ, 18, 1983 г. ВРЕМЯ: 11.15 УТРА. НИКИ ДЕ СОТА
Днем спустя все казалось не таким уж и плохим.
- Простая ошибка! - убеждал я Грету, когда она позвонила попрощаться:
вновь уезжала в Нью-Йорк.
- И даже отпечатки?
- Не обращай на это внимания! - сказал я, посматривая на шефов (они
задумчиво наблюдали за мной, а часы, висевшие за ними, говорили, что через
два часа меня ждут в дорожном суде).
- Ты же знаешь, где я был той ночью?
- Конечно! - сказала она, вздохнув, хотя больше не была в этом
полностью уверена. Полагаю, молодчики из ФБР уже интересовались этим. Я
услышал, как она зевнула. - Ради Бога, - извинилась она. - Я так на это
надеюсь... Этот шум прошлой ночи...
- Какой шум? - Я ничего не слышал: это редко бывает, когда я сплю.
- Будто рев, свист... Разве ты совсем ничего не слышал? Словно
гром... Только здесь ведь не было грозы? Извини! - она что-то сказала,
прикрыв микрофон рукой. Затем: - Извини, милый, но меня зовут. Я должна
идти! Увидимся через пару деньков...
- Я люблю тебя! - говорил уже в мертвый телефон. Кроме того, ко мне
подошел мистер Руперт, и я быстро добавил: - Как бы я хотел иметь еще
дюжину таких клиентов, как вы. Берусь за это дело и жду вас в офисе.
Я повесил трубку, вежливо взглянув на шефа и быстро перевернув листок
бумаги. В дни переговоров я всегда держу их наготове. В тот день у меня в
самом деле была работа - я подготавливал расчеты для клиентов из шести
муниципалитетов. Так как у каждого клиента были собственные
противопожарные правила и техника безопасности и они владели страховкой, а
также поскольку в условиях кредита стояла разная сумма, у меня было целых
два часа работы со счетной машиной. Я полагал, что будет хороший ленч по
дороге в Барингтон, но возле магистрали случайно купил бодрящего пива и
"горячих собак", выиграв на этом две минуты. Я думал, что задержусь на
полчаса, но успел к сроку. Да и судья попался неуравновешенный: держал не
менее четверти часа, как и все судьи. Многие, кто находились здесь дольше,
показывали повестку и получали номер. Я узнал свой - на заседание суда
было вызвано пятьдесят два человека, и я был сорок вторым.
Я сел и сосчитал в уме. Номер сорок два. В лучшем случае, дело
слушается полторы минуты. Значит, судья доберется до меня менее чем через
час. Это не так уж плохо, успокоился я, поскольку у меня с собой портфель,
набитый чеками и кредитными отчетами. Я мог сидеть в заднем ряду и
заниматься бумажной волокитой.
Я достал кейс, забитый полудюжиной папок, и посмотрел по сторонам.
Каждому, кто никогда не был в дорожном суде, это может показаться
занятным. Судья располагался в маленькой штуковине типа детского манежа с
двумя флагами по сторонам: слева - старый звездно-полосатый (сорок восемь
звезд, сияющих на синем фоне), справа - белый флаг штата Иллинойс. Между
ними... Между ними на стене висел знак. Там говорилось вот что:
НЕ КУРИТЬ!
НЕ ЕСТЬ!
НЕ ПИТЬ!
НЕ ЧИТАТЬ!
НЕ ПИСАТЬ!
НЕ СПАТЬ!
Так что полдень никак не мог быть продуктивным, как я рассчитывал.
Я постарался незаметно открыть портфель на коленях - попытка
провалилась. Между рядами ходил толстяк в униформе барингтонского
отделения полиции и следил за моими действиями. Кажется, здесь не
запрещалось иметь на коленях материалы для чтения или записи, ион не
приказал убрать их. Но вы можете понять, что он просто ждет момента чтобы
придраться: один маленький взмах ручкой, одно лишь слово, подсмотренное
краешком глаза, - и все....
Я одарил толстяка снисходительной улыбкой и повернулся к соседу.
- Здесь очень душно, не правда ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27