Это было подобно борьбе со стальной машиной, и через несколько
секунд Саймон знал, что пытается совершить невозможное: справиться
голыми руками с тем, что находилось под личиной фальконера, нельзя.
Но он был не один: другие руки схватили его противника, прижали его к
земле, хотя незнакомец яростно отбивался.
Саймон, растирая горло, встал на колени. - Снимите с него шлем! -
Ингвальд занялся ремнями шлема, с трудом распутав их.
Они собрались вокруг прижатого к земле незнакомца, который не
переставал отбиваться. У фальконеров были некоторые врожденные
черты внешности: рыжеватые волосы и желто-карие глаза, как и у их
пернатых слуг. Внешне пленник был настоящим фальконером. Но и
Саймон, и все остальные собравшиеся знали, что он не подлинный
житель горной страны.
- Крепко свяжите его! - приказал Саймон. - Я думаю, Ингвальд, мы
нашли то, что искали. - Он подошел к лошади, которая принесла
псевдосокольничьего в их лагерь. Шкура животного блестела потом,
клочья пены свисали с углов рта: лошадь, должно быть, выдержала
изнурительную поездку. Глаза у нее были дикие. Но когда Саймон
потянулся к узде, она не сделала попытки бежать, стоя с опущенной
головой; крупная дрожь пробежала по всему ее телу.
Сокол оставался спокойным, не взмахивал крыльями, не нацеливался в
Саймона клювом. Саймон снял птицу с насеста и в ту же минуту понял,
что держит не живое существо.
Держа птицу в руке, он обернулся к своему лейтенанту. "Ингвальд,
отправьте Латора и Карна. - Он назвал двух лучших разведчиков своего
отряда. - Пусть едут в Орлиное Гнездо. Мы должны знать, как далеко
проникла зараза. Если они увидят, что там все нормально, пусть
предупредят. А в доказательство пусть возьмут это. - Он наклонился и
подобрал птичий шлем. - Я думаю, это подлинная работа фальконеров. -
Он подошел к связанному человеку, на этот раз лежавшему неподвижно,
но глядевшему на него с бешеной ненавистью. - Но я не могу поверить,
что этот один из них.
- А мы не возьмем его с собой? - спросил его Карн. - Или птицу?
- Нет, их нужно пока держать в безопасности. - Пещера у водопада,
капитан. - Это заговорил Уолдик, юноша из дома Ингвальда, ушедший в
горы вместе с хозяином. - Один часовой у входа сможет стеречь его, и
никто, кроме нас, не будет знать.
- Хорошо. Присмотрите за этим, Ингвальд. - А вы, капитан? - Я хочу
посмотреть на его след. Возможно, он прибыл из Орлиного Гнезда. Если
это так, то чем быстрее мы узнаем, тем лучше.
- Я так не думаю, капитан. Если даже он из Гнезда, то приехал не
прямым путем. Мы находимся к западу от крепости. А он появился со
стороны моря. Санту, - обратился он к одному из тех, кто связывал
пленника, - займи пост на этой тропе и пришли к нам Калуфа, который
первым окликнул его.
Саймон надел седло на свою лошадь и добавил лишнюю сумку с
продуктами. Сверху он положил поддельного сокола. Пока он не мог
сказать, было ли это еще одно летающее устройство. Он закончил как
раз тогда, когда подбежал Калуф.
- Вы уверены, что он подъехал с запада? - спросил Саймон. - Поклянусь в
этом на Камне Энгиса, если хотите, капитан. Сокольничьи не держатся у
моря, хотя временами и служат морякам. Я не знал, что они
патрулируют морской берег. Но он появился как раз между двумя
скалами, откуда дорога ведет к той бухточке, которую мы обнаружили
пять дней назад. И двигался он так, будто хорошо знал эту дорогу.
Саймон встревожился. Бухточка - их недавнее открытие - давала надежду
на установление лучших связей с севером. Здесь не было рифов и мелей,
которые сопровождали всю береговую линию, и Саймон собирался
использовать здесь небольшие суда, переправляя на север беглецов и
привозя взамен продовольствие и оружие для охраны границ. Если
бухточка в руках врага, он должен знать об этом, и немедленно.
Когда он ехал в сопровождении Калуфа и еще нескольких солдат, мозг
Саймона работал в двух направлениях. Он отмечал детали местности,
которые позже можно будет использовать в наступательных и
оборонительных действиях. Но под этой внешностью, под постоянными
мыслями о безопасности, пище, убежище, он продолжал думать о
другом.
Некогда в тюрьме у него была возможность исследовать самого себя. И
он углубился в такие отдаленные области души, которые никогда не
открывались свету.
Страх он понимал. Но это было преходящее чувство, которое обычно
побуждало его к действию. Некогда он поверил, что за воротами
Петрониуса станет свободным человеком. Пока это не так. Ингвальд
говорил об одержимых злым духом, но что, если человек не владеет
собой?
Саймон как бы раздвоился. Он постоянно следил за собой, как за другим
человеком. Чужак - люди чувствовали это в нем. Может, это еще одна
странность этого мира, такая же, как машины, не соответствующие
образу жизни, как загадка Колдера? Саймон чувствовал, что находится
на грани какого-то открытия.
Но вот эти мысли были оставлены, когда Саймон увидел ветвь дерева,
изогнутого горной бурей, лишенную листьев. Она черной линией
выделялась на фоне неба, а то, что свисало с нее в петлях, было еще
черней.
Саймон смотрел на три маленьких тела, раскачивающихся на ветру, на
разинутые клювы, блестящие бусинки глаз, на изогнутые когти, на
которых по прежнему виднелись алые ленты и серебряные кольца.
Три настоящих сокола со свернутыми шеями. - Почему? - спросил Калуф.
- Должно быть, предупреждение. - Саймон спешился и передал повод
Калуфу. - Подождите здесь. Если я не вернусь вскоре, возвращайтесь к
Ингвальду и доложите о происшествии. Не ходите за мной, мы не можем
зря тратить людей.
Солдаты возражали, но Саймон решительно остановил их. Осмотрев
кусты, он увидел следы множества людей, сломанные ветви, вырванную,
вытоптанную траву, обрывок какой-то ткани. Он двигался ближе к
берегу; стал слышен звук прибоя, доносившейся из бухточки.
Саймон дважды бывал на этой тропе и сейчас пытался мысленно
представить себе картину местности. К несчастью, долина, выходившая
к бухточке, была лишена всякой растительности. Утесы по обе стороны
лысые. Придется все же испробовать один из этих утесов, хотя ему
достанется. Саймон упрямо двинулся вперед.
Как когда-то из склепа Вольта, пробирался он сейчас ползком, цепляясь
за любую опору. Вот он пополз на животе к краю обрыва и заглянул в
бухточку.
Он ожидал увидеть многое: голую полоску песка без следа чьего-либо
присутствия, отряд Карстена, стоящий на якоре корабль. Но увидел
совсем другое. Вначале он решил, что это одна из иллюзий Эсткарпа -
то, что он видит, произведено его собственным мозгом, рождено каким-
то воспоминанием. Но более пристальный взгляд на изогнутый
металлический корпус показал, что хоть он и напоминает что-то
знакомое, но все же отличается от всего, что он видел раньше, как
поддельный сокол отличается от настоящего.
Очевидно, он смотрел на морской корабль, хотя никаких надстроек или
мачт не видно было. Непонятно, что движет этим кораблем. Нос и корма
резко заострены, весь корабль по форме напоминал торпеду. На плоской
поверхности корпуса виднелось отверстие, рядом с ним стояли три
человека. На головах у них были птичьи шлемы, но Саймон был уверен,
что это не настоящие фальконеры.
Опять вечная загадка этой цивилизации: ведь корабли салкаров
парусные, что характерно для немеханической культуры. Этот корабль
как будто явился из будущего его собственного мира! Как могут
существовать бок о бок два таких различных уровня цивилизации? И
здесь Колдер? Чуждое, чуждое... Саймон чувствовал, что еще немного - и
он поймет, догадается...
Он на мгновение утратил бдительность. Только прочный шлем,
добытый в Карстене, спас его жизнь. Удар оглушил Саймона. Он
вдохнул запах влажных перьев, чего-то еще, полуслепой, пытался встать,
но получил еще один удар. На этот раз он увидел враждебное крыло.
Сокол, но подлинный или мнимый? Этот вопрос он унес в
сомкнувшуюся вокруг тьму.
2. ПРОДАННЫЕ НА ГОРМ
Тупая боль заполняла голову, сотрясала тело. Вначале Саймон, неохотно
возвращавшийся к сознанию, с трудом смог набрать сил, чтобы вынести
эту боль. Он понял, что биение не только внутри, но и вне его. То, на чем
он лежал, дрожало равномерной ритмичной дрожью. Он заключен в
черном сердце тамтама.
Открыв глаза, он не увидел света; попытавшись двинуться, обнаружил,
что руки и ноги у него связаны.
Ощущение того, что он закрыт в гробу, стало таким сильным, что
Саймон прикусил губу, чтобы не закричать. Он так отчаянно сражался с
неизвестным, что лишь спустя какое-то время обнаружил, что он не
один.
Справа от него кто-то время от времени слабо стонал. Слева кого-то
рвало, и от этого добавлялось зловония в их душной атмосфере. Саймон,
почувствовав странное спокойствие после этих двух звуков, позвал:
- Кто здесь? И где мы? Кто-нибудь знает? Стон кончился коротким
перерывом дыхания. Но человек слева не мог или не хотел справиться с
собой.
- Кто вы? - Слабый шепот донесся справа. - Я с гор. А вы? Это тюрьма
Карстена? - Лучше бы мы были там, человек с гор. Я бывал в
подземельях Карстена. Да, и в комнате допросов тоже. Но лучше быть
там, чем здесь.
Саймон напряженно вспоминал последние события. Он взобрался на
вершину утеса, чтобы заглянуть в бухточку. Там находился странный
корабль, потом нападение птицы, которая, вероятно, вовсе не была
птицей. Ответ может быть только один - он лежит в том самом корабле,
на который смотрел сверху.
- Мы в руках тех, кто скупает людей для Горма? - спросил он.
- Именно так, горный человек. Вас не было с нами, когда дьяволы
Ивьяна отдавали нас Колдеру. Значит, вы один из фальконеров, которых
захватили позже?
- Фальконеры! Эй, люди крылатых! - Саймон возвысил голос, слыша, как
эхо гулко возвращается от невидимых стен. - Сколько вас лежит здесь? Я,
один из всадников, спрашиваю вас!
- Нас трое, всадник. Хотя Фалтьяра бросили сюда без чувств, и мы не
знаем, жив ли он.
- Фалтьяр! Страж южных проходов! Как его захвтили - и вас? - Мы
узнали о бухте, куда могут приставать корабли, а вскоре прибыл вестник
из Эсткарпа. Он сообщил, что нам могут доставить припасы морем, если
есть где высадиться. Поэтому Повелитель Крыльев приказал нам
отыскать бухту. Нас сбили соколы. Хотя это на наши соколы. Очнулись
мы на берегу, без кольчуг и оружия; нас втащили в корабль, подобно
которому нет в мире. Это говорю я, Тандис, который пять лет служил
моряком у салкаров. Много портов видел я и столько кораблей, что не
пересчитать и за неделю, но такого нигде не было.
- Он рожден колдовством Колдера, - послышался слабый голос справа от
Саймона. - Как может человек определить время, если он заключен в
бесконечной тьме? Ночь сейчас или день, этот день или тот? Я сидел в
тюрьме Карса, потому что дал убежище женщине и ребенку древней
расы, когда прозвучал рог. Всех молодых взяли из тюрьмы и привели на
остров в дельте. Здесь нас осмотрели.
- Кто осмотрел? - живо спросил Саймон. Неужели наконец кто-то видел
загадочных колдеров?
- Не помню. - Голос звучал теперь еле слышно, и Саймон напрягал слух,
чтобы уловить смысл. - У них какое-то колдовство, у этих людей из
Горма: голова начинает кружиться, и все мысли из нее вылетают.
Говорят, они демоны с края мира, я верю в это.
- А ты, фальконер, видел ли тех, кто захватил тебя? - Да, но это мало что
даст вам, всадник. Нас притащили сюда люди Карстена - оболочка без
разума, сильные руки и спины для их хозяев. А хозяева надели нашу
одежду, чтобы лучше одурачить наших друзей.
- Мы поймали одного такого, - сказал Саймон. - Нужно быть
благодарным и за это, сокольничий: может, хоть часть загадки удастся
разгадать. - Только тут Саймон подумал, а не имеют ли эти стены уши,
которые слушают разговоры беспомощных пленников. Но, может, в
этом случае их похитители почувствуют беспокойство.
Во тьме обнаружилось десять карстенцев - все бывшие зключенные,
арестованные за нарушение приказов герцога. К ним добавилось трое
фальконеров, захваченных в бухте. Большинство пленников находилось
в полубессознательном состоянии. Если они и могли вспомнить
предшествующие события, то их воспоминания заканчивались
прибытием на остров или появлением в бухте.
Саймон продолжал расспросы, и начало вырисовываться нечто общее во
всех нарушителях воли герцога. Все они были предприимчивыми
людьми, с определенной военной подготовкой, начиная от фальконеров,
которые постоянно жили в монастырских военных казармах и чьим
занятием была война, и кончая первым собеседником Саймона, мелким
землевладельцем из Карса, который командовал отрядом милиции. Всем
им было от 20 до 30 лет, и несмотря на грубое обращение в тюрьмах
герцога, они были в неплохой физической форме. Двое принадлежали к
обедневшему дворянству и получили некоторое образование. Они были
братьями, их захватили солдаты Ивьяна, обвинив в том же преступлении
- помощи древней расе.
Никто из пленников не относился к древней расе, и все единодушно
утверждали, что по всему герцогству после пленения мужчин, женщин и
детей древней расы предают смерти.
Именно один из молодых дворян, выведенный терпеливыми
расспросами Саймона из состояния оцепенения, сообщил ему первый
важный факт.
- Солдат, который оглушил Корнита - пусть его вечно днем и ночью
грызут крысы Пора! - сказал, что Ренстона не нужно уводить. Мы с
Ренстоном были побратимами с того момента, как взяли в руки меч, и
мы дали ему оружие и пищу, чтобы он смог добраться до границы.
Солдаты выследили нас и захватили, хотя трое из них остались
бездыханными, с дырами в груди. Когда один из них начал связывать и
Ренстона, солдат сказал, что это бесполезно: покупатели людей не берут
тех, у кого древняя кровь.
Тот начал убеждать, что Ренстон так же молод и силен, как и мы, и его
можно продать. Но солдат герцога заявил, что старую расу можно
сломать, но не согнуть, и пронзил Ренстона его собственным мечом.
- Сломать, но не согнуть, - медленно повторил Саймон. - Древняя раса в
родстве с эсткарцами, - добавил дворянин. - Эти дьяволы из Горма не
могут справиться с нею так же легко, как с другими.
- Но почему Ивьян так обрушился на них? - спросил полушепотом кто-
то. - Они нам не мешали. А те, кто подружился с ними, говорят, что они
добрые, несмотря на их древние знания и странные обычаи. Неужели
Ивьян действует по приказу? И кто отдал этот приказ и зачем? Может ли
быть так, мои братья по несчастью, что присутствие древней расы среди
нас мешало проникновению Горма, ставило преграду на пути зла?
Умно и близко к собственным мыслям Саймона. Трегарт продолжал бы
свои расспросы, если бы сквозь стоны и бессловные жалобы тех, кто все
еще не пришел в себя, не услышал шипение, странно знакомое. Душная
атмосфера скрывала новую опасность, а когда Саймон ее обнаружил,
было уже слишком поздно: в помещение подали какой-то газ.
Люди давились и кашляли, пытались вдохнуть поглубже и затихали.
Только одна мысль держалась в голове Саймона: враг не пошел бы на все
эти сложности, если бы хотел только убить их. Поэтому Саймон один
среди всех не сопротивлялся газу, он медленно вдыхал, вспоминая кресло
дантиста в своем мире.
... бормотание... бормотание... бормотание... Слова, которые не были
словами, только путаницей звуков... Они произносились высоким
голосом и содержали в себе непреодолимый приказ. Саймон не
шевелился. Возвращалось сознание окружающего, но врожденный
инстинкт самосохранения удерживал его в неподвижности.
... бормотание... бормотание... бормотание... Боль в голове стала тупой.
Саймон был уверен, что он больше не на корабле; то, на чем он лежит, не
дрожит, не движется. Он раздет, а в помещении холодно.
Тот, что говорил, уже отошел; бормотание осталось без ответа. Но
Саймон продолжал лежать неподвижно.
Он дважды досчитал до ста, не слыша за это время ни звука. Потом
приоткрыл глаза и тут же закрыл их от яркого света. Мало-помалу поле
его зрения, хотя и ограниченное, прояснялось. То, что он увидел, было
так же непонятно, как и первый взгляд на странный корабль.
Он был мало знаком с лабораториями, но, несомненно, ряды пробирок,
бутылочек и мензурок на полках прямо перед ним можно было встретить
только в лаборатории.
Один ли он? И с какой целью его принесли сюда? Дюйм за дюймом
Саймон изучал то, что мог рассмотреть. Он явно лежал не на уровне
пола. Поверхность под ним была твердой - он на столе?
Он медленно начал поворачивать голову, убежденный, что необходима
осторожность. Теперь ему стала видна стена, голая, серая, с линией по
краю поля зрения. Эта линия могла обозначать дверь.
Это одна сторона комнаты. Теперь другая. Снова он повернул голову и
обнаружил новые чудеса. Еще пять тел, обнаженных, как он сам, лежали
на столах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19