Он видел острые когти, пролезающие
между плетеных прутьев, и блеск зубов, и всегда следящие глаза...
По тому, как удлинились тени, он понял, что было уже далеко за
полдень, когда в лагерь явился третий и последний отряд Чудищ. С ними был
вожак.
Он был не выше других членов его племени, но надменная уверенность в
его осанке и походке делала его на голову выше других Чудищ. Безволосая
голова была узкой, с тем же носом-щелью и выступающими клыкастыми
челюстями, но череп был наполовину более выпуклый, чем у любого другого
Чудища. В его глазах светился холодный ум. В том, как он смотрел на
окружающее, было некое отличие, которое Форс не пропустил. Это Чудище не
было настоящим человеком - нет. Но оно не было также и животным, из
которых состояла стая. Можно было почти поверить в то, что именно он и был
той таинственной силой, которая вывела эту отвратительную банду из городов
на открытую местность.
Теперь вожак подошел и встал между пленниками. Форс отвернулся от
клетки с крысами, чтобы твердо встретить взгляд этих странных глаз.
Но горец не мог прочитать на них ничего понятного, а выступающие
челюсти Чудища не выражали никаких эмоций, понятных человеку. Вожак Чудищ
мог быть сильно возбужден, обижен или всего лишь полон любопытства. Он
уставился сначала на одного из привязанных пленников, а потом на другого.
Следующий его шаг мог быть продиктован любопытством, потому что он вдруг
сел между ними, скрестив ноги, и произнес первые настоящие слова,
когда-либо слышанные Форсом от Чудищ из города.
- Ты - где? - Он спросил это у степняка, который не захотел или не
смог ответить.
Вожак Чудищ нагнулся. С расчетливостью, которая была столь же
жестокой, как и сам удар, с силой хлестнул пленника по рту, разбив ему
губы. Затем он повернулся к Форсу и повторил свой вопрос.
- С юга, - прохрипел Форс.
- Юга, - повторил вожак, странно искажая это слово. - Что на юг?
- Люди - много, много людей. Десять десятков десятков...
Но эта сумма была вне пределов понимания этой твари или он не поверил
в ее правдивость. Вожак закудахтал в жуткой пародии на смех и, взмахнув
кулаком, обрушил удар на раненую руку Форса. Тот потерял сознание,
погрузившись в темноту, пронизанную болью.
Крик снова привел его в сознание. Эхо этого крика все еще звенело у
него в ушах, когда он заставил свои глаза открыться, попытавшись
разобраться в бешено плывущих пятнах света и тени. Второй крик боли и
ужаса привел его в себя.
Вожак Чудищ все еще сидел между пленниками и на вытянутой руке держал
извивающееся тело одной из голодных крыс. На клыках этой твари было что-то
красное, и еще больше красных пятен упало на ее грудь и передние лапы. Она
изо всех сил сражалась с вожаком, не пускающим ее к пище.
Кровавые раны на руке и боку степняка рассказали Форсу обо всем.
Искаженное лицо степняка было маской мучительного отчаяния. Он ругался
неразборчивыми словами, переходившими в пронзительный крик всякий раз, как
только вожак Чудищ подносил крысу поближе.
Но отчаянные рычания пленника прервал крик ярости, изданный вожаком.
Крыса изловчилась и куснула один из державших ее пальцев. Вожак Чудищ с
рычанием перекрутил извивающееся тело. Раздался треск, и неподвижная
теперь тварь была отброшена. У нее был сломан хребет. Вожак поднялся на
ноги, сунув укушенный палец в рот.
Отсрочка - но надолго ли? Чудища, казалось, чувствовали себя в
безопасности там, где они разбили свой лагерь. Они не шли вперед на ночь
глядя - но как раз в то мгновение, когда Форс подумал об этом, картина
изменилась. Из кустов появились еще двое Чудищ. С собой они тащили
изрубленное и растоптанное тело одного из своих. По этому поводу они
провели поспешное совещание, а затем вожак пролаял приказ. Крысоносец
поднял свою ношу, а четверо самых крупных его собратьев подошли к
пленникам.
Путы рассекли ножами, и их рывками и тычками подняли на ноги. Когда
стало ясно, что ни один их них не мог идти самостоятельно, последовало
второе совещание. По жестам Чудищ Форс догадался, что некоторые из них
были за то, чтобы сразу же убить их. Вожак был против этого. Два Чудища
ушли и вскоре вернулись с молодыми крепкими деревцами, даже не очищенными
от веток. Через минуту-другую Форс оказался привязанным к одному из них
лицом вниз, и двое Чудищ потащили его, идя обманчиво легким шагом.
Он никогда потом не думал о той ночи. Несшие его Чудища время от
времени менялись, но сам он качался в прострации, пробуждаясь только
тогда, когда его больно бросали на землю. И они, наверное, на какое-то
время остановились, потому что он услышал звук.
Он лежал на земле, плотно прижавшись к ней ухом. И он решил, что
дробный стук, который он слышал, был шумом крови, струящейся по его
охваченному лихорадкой телу - или же он был еще одним мрачным кошмаром. Но
стук продолжался, звучал все время, живой и пробуждающий память. Когда-то,
давным-давно, он уже слышал такой звук - и он имел значение. Но значение
было утеряно. Сейчас он осознавал только свое тело, массу боли, которая
стала вещью, отдельной от его сознания. Форс удалился прочь - подальше от
этой боли - а то, что осталось, не могло думать, оно могло только
чувствовать и терпеть.
Ого, теперь эта отдаленная дробь была прервана другим, более близким
стуком - два звука зазвучали поочередно. И он некогда знал и тот, и
другой. Он должен был следить за красными глазами, уставившиеся на него
сквозь щели в клетке: голодные красные глаза, которые следили и ждали,
становясь все более голодными и требовательными. И в конце концов, эти
глаза будут подходить все ближе и ближе, а с ними будут и зубы. Но это
тоже не имело особенно большого значения.
Где-то послышался крик, он пробил дыру в голове, вызвав звон в ушах.
Теперь воздух наполняла дробь, билась в нем. Ого, теперь грубые руки
подняли его и держали на ногах. Он снова был крепко привязан - или он так
думал, его конечности слишком онемели, чтобы ощущать путы. Но он стоял
достаточно прямо, глядя вниз, с гребня холма.
И он видел накатывающийся на него сон, который не имел к нему
никакого отношения. Там, внизу, были всадники, скачущие атакующей лавиной.
Они все кружили и кружили. Форс прикрыл глаза от пылающего света. Все
кругом да кругом - казалось, они проносились почти в ритме стука, почти,
но не совсем. Стук доносился не от всадников. У него был другой источник.
Форс безвольно висел. Но в его изломанном, израненном теле мерцала
крохотная искорка настоящего Форса. Наконец, он заставил глаза открыться.
В них засветился разум.
Всадники все так же продолжали скакать по кругу и на скаку швыряли
копья вверх по склону. Но среди них появились и другие люди, быстро
перебегавшие с луками наготове. Стрелы тучей застилали солнце. Круг из
людей и лошадей стягивался вокруг холма все плотнее и плотнее.
Затем Форс вдруг понял, что тело его было частью защитной баррикады
тех, кого здесь осадили. Его привязали здесь в качестве щита, за которым
осажденные могли скрываться и метать дротики. И эти дротики, великолепно
нацеленные, собирали внизу свою кровавую дань. Люди и лошади с криками
падали, конвульсивно дергаясь, а потом замирали неподвижно. Но это не
останавливало круг осаждавших, и не лишало силы выпущенные ими стрелы.
Один раз раздался громкий визг боли, и из-за барьера, частью которого
было его тело, выпало Чудище. Оно, спотыкаясь, бросилось вниз по склону,
направляясь к одному из быстрых лучников. Они встретились в яростной
рукопашной схватке. Затем какой-то всадник свесился из седла и умело
использовал свою пику. Теперь оба тела лежали неподвижно. Он поскакал
дальше.
Рядом с боком Форса раздался тяжелый удар. Глянув вниз, он забыл о
бое. Его рука висела свободно, мертвый груз с перерезанным ремнем, все еще
обвивавшем пурпурное распухшее запястье. Стрела или копье перерезали этот
ремень. Форс перестал испытывать к битве какой-либо интерес. Его мир в
этот момент сузился до его собственной руки. Распухшая плоть не
чувствовала ничего, он даже еще не мог пошевелить ею. Поэтому он
сосредоточился на пальцах: он должен пошевелить большим пальцем,
переместить его хоть на долю дюйма - он должен это сделать!
Вот! Он чуть не закричал от радости. Рука все еще безвольно и тяжело
висела у его бока, но он вонзил пальцы себе в бедро. Одна ладонь и рука
были свободны - и это была его левая, невредимая рука! Он повернул голову.
Другое его запястье было прикручено к другому деревцу-шесту, вбитому в
землю. То, что Чудища использовали его как часть своих оборонительных
сооружений, теперь было ему на пользу. Правая его рука не была вытянута на
всю длину. Если бы он мог поднять вверх левую руку и заставить пальцы
работать, то, он был в этом уверен, смог бы отвязать и правую руку.
Баррикада, частью которой он был, должно быть, скрыла его действия от
врагов - или же они были слишком заняты, чтобы проявлять к нему какой-то
интерес. Он сумел поднять руку и заставил пальцы вцепиться в путы на своем
правом запястье. Но развязать веревку - это было совсем другое дело. Его
онемевшие пальцы не могли даже ощутить что-нибудь и продолжали
соскальзывать.
Он сражался со своими упрямыми, вышедшими из повиновения мускулами.
Сражался в битве столь же тяжелой, как и та, что бушевала вокруг него.
Стрела ударила в нескольких дюймах от него, одно из копий заставило его
охнуть от боли, когда его древко ударило его прямо по голени, но он
приказал своей руке работать. Боль от восстанавливающегося кровообращения
была ошеломляющей, но он заставил себя думать только о боли в пальцах и о
том, что должен набраться смелости и терпения, чтобы заставить их сделать
то, что нужно.
Вдруг что-то подалось. Он сжимал конец свободного ремня, его правая
рука безвольно упала. Он скрипнул зубами от боли, вызванной этим внезапным
освобождением. Но сейчас не было времени нянчиться с ней, и горец
опустился наземь. Торопясь, Чудища набросили вокруг его лодыжек только
одну петлю. Он пилил ее наконечником стрелы до тех пор, пока она не
лопнула.
Было безопаснее временно оставаться там, где он был. Чудища не могли
добраться до него, не перелезая через барьер и таким образом подставляя
себя под удар. Распластавшись на земле, он мог бы избежать града стрел
снизу. Поэтому, слишком ослабевший, чтобы двигаться или просто четко
мыслить, он продолжал вжиматься в землю на том месте, где упал.
Через некоторое время Форс услышал еще один звук, донесшийся сквозь
грохот боя. Он повернул голову на долю дюйма и лицом к лицу оказался перед
крысиной клеткой. Ее тоже доставили к этому брустверу. Плененные крысы
метались в ней, их бешеный визг, рожденный страхом и ненавистью, был
достаточно громок, чтобы достичь его ушей. Вид этих грязных, слишком
жирных тел возбудил его, как ничто, и он пополз прочь от качающейся
клетки.
Где находился второй пленник - степняк? Форс осторожно приподнялся на
локтях и увидел на некотором расстоянии от себя свесившуюся голову и
безвольное тело. Он снова опустил свою голову на руки. Теперь он мог
двигаться в какой-то мере... обе ноги и одна рука подчинялись ему... он
мог скатиться с холма...
Но степняку все еще угрожала верная смерть...
Форс пополз мимо клетки с крысами, мимо связанных фашин,
перекошенного, поспешно воткнутого частокола из стволов молодых деревцов,
мимо всего, что Чудища набрали и набросали в кучу, создавая себе укрытие
от копий и стрел. Он проползал за один прием лишь несколько дюймов, и
между этими приемами были длинные паузы. Но он все же продвигался вперед.
Дротик вонзился в землю как раз перед его вытянутой рукой. Чудища
наконец заметили его и пытались пронзить его дротиком. Но тот, кто в этой
попытке поставил себя под удар, захрипел и упал обратно со стрелой в
горле. Глупо было предоставлять лучникам внизу даже такую незначительную
мишень. Форс пополз дальше.
Теперь он был уверен, что сможет добраться до степняка. Он не обращал
никакого внимания на то, что происходило внизу или за частоколом. Он
должен сберечь все свои силы и волю для этого путешествия.
Затем Форс присел на корточках у двух связанных голеней, протягивая
руку к узлам, которые удерживали изувеченные запястья. Но руки снова
упала. Две стрелы пригвоздили пленника надежнее, чем любая ременная петля.
Степняку теперь никогда не понадобится помощь.
Форс опустился на жесткую истоптанную землю. Гнавшие его вперед воля
и целеустремленность покинули его, как уходит жизнь через смертельную
рану. Он чувствовал, как они уходят, но это его не беспокоило.
Вокруг выросли скалы, и по утесам развевали свои лохмотья серые флаги
угрозы. Он слышал вой ветра в горной долине, видел собирающиеся над ней
черные грозовые облака. Хорошо бы ему вернуться под защиту Айри - назад к
очагам и крепким каменным стенам - прежде чем задуют холодные зимние ветры
и выпадет снег.
Назад, в Айри. Он не знал, что он теперь был на ногах. Он не знал
также, что позади него раздались крики ужаса и бешеной ярости: вожак Чудищ
пал замертво, пронзенный шальной стрелой. Форс не знал, что он,
спотыкаясь, брел вниз по пологому склону холма, его руки были пусты, а
через баррикаду позади него хлынула орава обезумевших от бешенства
длинноруких тварей. Они пытались отомстить своими клыками и зубами за
вожака, теперь равнодушные ко всякой осторожности, дававшей им
безопасность.
Форс шел теперь по горной тропе. Люра была рядом с ним. Она взяла его
руку в свой рот и повела его - это было правильно, потому что снег и ветер
ослепляли его, и ему было трудно удержаться. Но прямо перед ним было Айри,
и Лэнгдон ждал его там. Сегодня вечером они вместе будут изучать крохотный
обрывок карты - карты города, который находился на берегах озера. Лэнгдон
в скором времени собирался проверить показанное на этой карте. И, после
того, как он, Форс, станет Звездным Человеком, он тоже последует по
тропам, изображенным на старых картах - последует и найдет...
Его рука неуверенно поднялась к голове. Люра так торопила его. Ей был
нужен костер и мясо. И было бы очень плохо заставлять Лэнгдона ждать.
Потому что где-то там был город, тоже ждущий, город высоких башен и полных
складов и магазинов, потрескавшихся дорог и забытых чудес. Он должен
рассказать обо всем этом Лэнгдону. Сам он никогда не видел этого
полуразрушенного города. Гроза, должно быть, вызвала у него
головокружение.
Он пошатнулся - одно из Чудищ, пробегая мимо, ударило его. Это Чудище
мчалось вниз, чтобы присоединиться к толпе дерущихся внизу воинов.
Сколько камней... ему было трудно удержаться на ногах среди них. Ему
лучше сейчас быть немного поосторожней. Но ведь теперь он шел к себе
домой. Там, впереди, были костры... костры, ярко светящиеся в темноте
ночи. И Люра все еще крепко держала его руку в своих острых зубах... Вот
если бы только ветер хоть немного утих... хоть на несколько минут... звук
ветра был диким и странным... похожим на боевой клич сражающихся воинов.
Но там было Айри... именно в том направлении...

18. СИЯЕТ НОВАЯ ЗВЕЗДА
Было уже далеко за полдень. От церемониального костра в небо
поднимался дым. Форс глянул вниз по склону, туда, где зеленая трава была
истоптана и превращена множеством ног в сплошное месиво. И эта масса была
усеяна засохшими красными пятнами. Но люди внизу беззаботно сидели на ней
- они глядели только друг на друга. Два ряда людей, повернувшихся лицом к
костру, с обнаженным оружием руках. Между рядами сидели вожди племен. Люди
были в шрамах, оставшихся после тяжелого боя, и пустые места в их рядах
никогда уже не заполнятся вновь.
Форс забыл о своих синяках, следя за тем, как Эрскин занял место
справа от своего отца. Женщина-вождь, давшая горцу права своего племени,
тоже была там. Ее плащ был искрой яркого цвета среди однообразия кожаных
курток и загорелых тел мужчин.
А напротив был Мэрфи и его собрат в длинном плаще. Только Кантрул
отсутствовал. Главы семейных кланов захватили место, которое следовало
занимать Верховному Вождю.
- Кантрул?..
Ярл, стоявший рядом с Форсом, ответил на этот полувопрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24