Река сделала
поворот, шум исчез, и лагерь заслонила стена ив.
Через кусты с треском ломился олень, затем появился второй, третий -
затем еще четыре. Русло реки углубилось. Нога Форса поскользнулась на
камне, и он с головой ушел в воду. На мгновение его охватила паника, а
затем искусство пловца, которому он научился в горных озерах, вернулось к
нему, и он поплыл легко. Эрскин барахтался рядом.
Так они выплыли на середину озера, которое замыкалось прямой линией
плотины. Форс смахнул воду с глаз и увидел поднимавшиеся над линией берега
круглые кочки - хижины бобров! Он отпрянул в сторону: рядом барахталось
огромное тело, вылезая на один из домиков. Очень мокрая и очень сердитая
огромная дикая кошка присела, отфыркиваясь от воды, которая спасла ей
жизнь.
Форс взбаламутил воду и оглянулся. Голова Эрскина то поднималась, то
опускалась, словно великан тонул. Горец повернул назад. Спустя несколько
минут они цеплялись за грубый край ближайшей хижины, и Форс с холодной
расчетливостью обдумывал их будущее. Бобровое озеро было значительных
размеров, и недавние дожди прибавили в нем воды. Строители хижин и плотины
выгрызли большинство деревьев, росших вдоль его берегов, и оставили только
кусты. Увидев это, горец расслабился. Удача привела их в единственное
место, где они могли спастись. И не он один понял это.
Неподалеку от них кругами плавал молодой олень, высоко подняв свою
рогатую голову. Существа поменьше приплывали дюжинами, карабкаясь друг
через друга по крышам хижин в поисках безопасного места. Эрскин издал
громкое негодующее восклицание и отдернул руку, когда по ней скользнула
змея.
Когда пожар прокатился вдоль берега, превратив воду в кровь, существа
в воде съежились, под пахнущим дымом жарким дыханием пламени. С неба в
воду упала птица, оставив после себя запах горелых перьев. Горец уронил
голову на руки, приоткрыл рот и нос не больше, чем на дюйм, и держал их у
самой воды. Он ощущал на своих плечах мучительно жаркие удары раскаленного
воздуха.
Как долго они плавали, вцепившись в стенки хижины, они так и не
поняли. Когда треск пожара уменьшился, Форс снова поднял голову.
Яркое зарево огня исчезло. То тут, то там все еще тлели угли. Пройдет
какое-то время, прежде чем беглецы смогут снова пройти по этой все еще
дымящейся земле. Им придется и дальше идти по воде. Форс оттолкнул тело
оленя, слишком поздно добравшегося до убежища, и проложил себе путь к
следующей хижине и так до самой плотины. Здесь огонь прогрыз дыру,
отхватив солидный кусок, так что вода свободно лилась в старый канал
ручья.
При свете тлеющих корней он видел на некоторое расстояние.
- Оп-ля!
Мгновевие спустя к нему присоединился Эрскин.
- Так, значит, мы пойдем водой, да? - воскликнул южанин. - Ну, когда
позади нас был такой пожар, мы можем не беспокоиться о погоне. Наверное,
сегодня ночью Фортуна находится по правую руку от нас, брат мой.
Форс хмыкнул и вскарабкался на грубую поверхность плотины. Они снова
могли идти пешком. Вода здесь была только по пояс, но камни в русле речки
были скользкими, и беглецы шли осторожно, боясь упасть и погибнуть.
Наконец огонь, освещающий небо, остался позади. Форс остановился и
посмотрел на звезды, разыскивая знакомые созвездия. Они были его
неизменными проводниками. Они направлялись на юг - но на запад от них
простиралась незнакомая местность.
- Теперь мы услышим барабаны? - спросил горец.
- Не рассчитывай на это. Племя, вероятно, считает, что я так же
мертв, как и Норатон, и призыва больше не будет.
Форс задрожал, наверное, от того, что долго был в холодной воде.
- Эта местность обширна, и без сигналов мы можем пройти мимо твоего
племени...
- Это тем более вероятно, потому что сейчас война и мой народ будет
скрывать свой лагерь, как только это возможно. Но, брат, я думаю, что мы
не могли бы так легко этой ночью вырваться из плена на свободу, не будь
вам предназначена какая-то особая миссия. Направимся же на юг, и давай
будем надеяться, что та же сила поможет нам найти то, что мы ищем. По
крайней мере, твои горы не сдвинутся с места, и мы можем повернуть к ним,
если нам не останется ничего другого...
Но Форс не отозвался. Все свое внимание он обратил на звезды.
Пока им приходилось идти по ручью, спотыкаясь об источенные водой
валуны и скользя по гальке. В конце концов они, наконец, вошли в овраг.
Его стенки из серого камня сомкнулись над ними, словно они попали в
западню. Они присели на плоский выступ, чтобы отдохнуть. Форс беспокойно
задремал. Москиты усеяли его тело и пили кровь, несмотря на то, что он
осыпал их шлепками. Но, наконец, его отяжелевшая голова склонилась, и он
не мог больше бороться с охватывающим его сном. Он был измотан и отупел от
усталости.
Наконец журчание воды его разбудило. Он полежал, слушая его, прежде
чем заставил открыться распухшие веки. Форс растер зудящее, распухшее от
укусов лицо и слепо посмотрел на поросший зеленым мхом камень и коричневую
воду. Затем он рывком сел. Теперь, самое малое, было уже позднее утро!
Эрскин все еще лежал рядом на животе, голова его покоилась на
согнутой рука. На его плече было большое красное пятно - след от ожога.
Туда, должно быть, ткнулось плывшее по воде горящее дерево. А дальше по
течению Форс видел другие признаки пожара - полусгоревшие ветки,
измочаленное тело белки с обуглившимся на спине мехом.
Эту белку Форс выудил прежде, чем вода унесла ее дальше.
Полусгоревшая белка была настоящим пиром, когда живот сводил слишком
близкое знакомство с позвоночником. Форс положил белку на выступ и содрал
шкурку острием камня, за который цеплялся всю ночь.
Завершив эту кровавую работу, он разбудил Эрскина. Великан, сонно
протестуя, перекатился на спину, с минуту полежал, уставясь на небо, а
потом сел. В свете дня его избитое лицо было похоже на чудовищную
пурпурно-коричневую маску. Он сумел выдавить кривую улыбку, когда протянул
руку за предложенным ему Форсом кусочком полусырого мяса.
- Пища и ясный день, перед нами отличный день для путешествия.
- Только полдня, - поправил его Форс, измеряя высоту солнца и длину
тени около них.
- Ну, тогда полдня - но человек может пройти довольно много даже за
полдня. А нас с тобой, кажется, невозможно остановить...
Форс мысленно вернулся к невероятным событиям последних дней. Он
давно уже не мог понять, сколько дней прошло с того времени, когда он
покинул Айри. Но в том, что сказал Эрскин, было зерно истины - их еще не
остановили, несмотря на Чудищ, народ ящериц и степняков. Даже Земля Взрыва
и пожар не стали для них непреодолимыми барьерами...
- Ты помнишь, что я однажды сказал тебе, брат, там, когда мы стояли
на поле летающих машин? Никогда больше человек не должен воевать с себе
подобными, потому что если он будет это делать, то человечество полностью
исчезнет с лица Земли. Древние начали это своим смертельным дождем с
небес, и если мы продолжим, то будем прокляты и погибнем!
- Я помню.
- Теперь у меня не выходит из головы то, - медленно продолжил
великан, - что нам с тобой показали некоторые вещи, которые мы, в свою
очередь, можем показать другим. Эти степняки рвутся воевать с моим народом
- и все же в них тоже есть тяга к знаниям, которую Древние по глупости
своей отбросили прочь. Они порождают таких искателей, как этот Мэрфи, с
которым мне хотелось бы завести дружбу. Есть также ты, из клана горцев - и
все же ты не испытываешь ненависти ни ко мне, ни к степняку Мэрфи. Во всех
племенах мы найдем людей доброй воли...
Форс облизнул губы.
- И если бы такие люди доброй воли могли сесть вместе на общем
Совете...
Избитое лицо Эрскина загорелось.
- Мои мысли сказаны твоими устами, брат! Мы должны избавить Землю от
войн, или же мы, в конце концов, перережем друг друга, и то, что было
начато давным-давно, семенами смерти, посеянными нашими отцами, будет
закончено постоянно обагренными кровью мечами и копьями... Мы оставим
Землю Чудищам. А в такую возможность я не хочу верить!
- Кантрул сказал, что его народ должен или сражаться, или умереть.
- Так ли это? Есть война разного рода. В пустыне мой народ сражался
каждый день, но его врагами были песок и жара, и сама бесплодная земля. И,
если бы мы не утратили прежних знаний, мы, наверное, даже смогли бы
сражаться, или превратиться в мягкотелое ничто - но пусть он сражается во
имя созидания, а не во имя разрушения. Я вижу свой народ обменивающимся
изделиями и знаниями с теми, кто рожден в шатрах, сидящим у костров Совета
с людьми из горных кланов. Теперь настало время, когда мы должны
действовать, чтобы спасти человечество. Потому что если народ из шатров
пойдет войной на юг, он зажжет такой пожар, который не сможет загасить
вновь, и не сможем загасить ни мы, ни любой другой живой человек. И в этом
пожаре мы будем подобны деревьям и степной траве - мы будем полностью
сожжены!
В ответ Форс мрачно растянул кожу на лице, покрытом пеплом, и эта
гримаса никак не походила на улыбку:
- Нас только двое, Эрскин, а я, несомненно, объявлен вне закона, если
жители Айри вообще заметили мой побег. Мой шанс на то, чтобы меня
выслушали на Совете, был уничтожен Чудищами, когда они сожгли все мои
записи, сделанные в городе. А ты?
- Тут есть кое-что, брат. Я - сын Носителя Крыльев - хотя и самый
младший и последний из клана. Так что, наверное, некоторые меня выслушают,
хотя бы и недолго. Но мы должны добраться до моего племени раньше
степняков.
Форс швырнул в воду обглоданную кость.
- Эге! Тогда, значит, снова пешком. Хотел бы я, чтобы нам удалось
увести быстроногих скакунов из табунов степняков. Четыре ноги лучше двух,
когда тебе нужна скорость.
- Пойдем пешком. - Но Эрскин не смог подавить восклицания боли, когда
поднялся на ноги. Форс видел, что он оберегал плечо, где все еще алела
рана. Однако никто из них ни разу не пожаловался, когда они спрыгнули с
выступа и побрели через овраг.
У Эрскина есть мечта, и это великая мечта, подумал Форс, почти
завидуя ему. Он сам натягивал тетиву лука Чудищ без всяких церемоний и мог
драться всеми известными ему способами, когда ставкой была его жизнь, как
это было, когда степняки загнали их в угол. Но убивая, он не испытывал
никакой радости - такого с ним никогда не бывало. Как охотник, он убивал
только для того, чтобы заполнить свой желудок, или для общих котлов Айри.
Ему не нравилась мысль о том, что придется пустить стрелу в Мэрфи или
стоять с обнаженным мечом против Вокара, не имея никакой другой причины,
кроме жажды боя...
Почему все это время жители Айри сторонились других людей? Он знал
древние легенды - они гласили о том, что жители Айри произошли от
избранных людей. Эти люди спрятаны в горах вместе со своими женщинами,
чтобы избежать именно такого конца, который постиг всю их цивилизацию,
растерзанную в кровавые клочья. Они были посланы туда, чтобы хранить свои
знания - так они и поступали, стараясь их приумножить.
Но не стали ли они в результате этого считать себя высшей расой? Если
бы его отец не нарушил неписаного закона и не женился бы на степнячке,
если бы Форс сам был рожден с чистой кровью клана Айри, думал бы он сейчас
так, как он думает? Ярл - его отец любил Ярла, очень уважал его, был
первым, отдавшим ему честь, когда его выдвинули в Капитаны Звездных Людей.
Ярл мог бы говорить с Мэрфи, и это была бы беседа двух острых умов -
жадная, напористая. Но Ярл и Кантрул - нет. Кантрул был иной породы. И все
же он был человеком, за которым всегда последуют другие - не отрывая глаз
от этой высоко поднятой головы с ее клоками седых волос - боевого знамени.
Сам он был мутант; существо смешанной породы. Мог ли он говорить от
имени кого-нибудь, кроме себя самого? В любом случае, теперь он знал, чего
хотел, - следовать за мечтой Эрскина. Он не мог поверить, что эта мечта
когда-нибудь станет явью. Но борьба за нее будет его борьбой. Он хотел для
себя звезду лично - серебряную звезду, которую он мог держать в своих
ладонях и носить как почетный знак, чтобы добиться уважения у отвергнувших
его людей. Но теперь Эрскин показал ему нечто такое, что могло быть
величественнее любой звезды. Погоди... погоди, и увидишь.
Его ноги легко вошли в ритм этих двух слов. Ручей вышел из оврага и
внезапно повернул. Цепляясь за кусты, Эрскин вылез на крутой берег. Форс
добрался до верха одновременно с ним, и они увидели то, что находилось на
юге. Густой столб дыма грибом стоял в полуденном небе.
На минуту пораженный Форс подумал о пожаре в прерии. Но он же
наверняка не добрался сюда, они много часов назад миновали границу
выжженной земли. Другой пожар, и этот дым от него? Можно было идти вдоль
ряда деревьев справа, по дороге, петлявшей в поле, заросшем спутанным
кустарником, на ветвях которого висели тяжелые зрелые красные плоды, и
добраться до источника дыма, не подставляя себя под удар.
Форс почувствовал, как его кожу скребут колючки ягодных кустов. Он
набивал рот терпко-сладкими плодами, ползая и пачкая руки и лицо
темно-красным соком.
На полпути через ягодную поляну они наткнулись на следы борьбы. Под
кустом лежала искусно сплетенная корзинка, из которой рассыпались ягоды и
смешались в кашу на затоптанной земле. Отсюда на другую сторону поля вел
след из смятой травы и поломанных кустов.
Эрскин освободил из тугой хватки шиповника окрашенную в
тускло-оранжевый цвет полоску ткани. Он медленно протянул ее между
пальцев.
- Это изделие моего племени, - сказал он. - Женщины собирали здесь
ягоды, когда...
Форс потрогал острие копья. Он очень тосковал по своему луку или по
ощущению рукоятки меча, отобранного у него степняками. Были приемы
фехтования, которые при некотором навыке могли великолепно послужить
человеку.
Зажав в губах полоску ткани, Эрскин пополз дальше, не обращая
никакого внимания на колючки, раздиравшие его руки и плечи. Теперь Форс
услышал тонкий воющий звук, который раздражающе держался на одной и той же
мучающей слух высоте. Он, казалось, доносился с ветром, вместе с дымом.
Ягодник заканчивался полосой деревьев. Сквозь них они увидели
заброшенное поле боя. Маленькие двухколесные тележки образовывали круг или
часть круга, потому что в нем теперь был большой разрыв. И на этих
тележках, как на насесте, сидели Птицы Смерти, слишком насытившиеся, чтобы
делать что-нибудь, кроме как держаться за деревянные борта и глядеть на
все еще соблазнявшее их пиршество. С одной стороны лежала куча серо-белых
тел, густая шерсть на них свалялась и задубела от крови.
Эрскин поднялся на ноги - там, где без страха сидели Птицы Смерти,
врага уже не было. Монотонный вой все еще заполнял уши, и Форс начал
искать его источник. Эрскин вдруг нагнулся и что-то ударил поднятым с
земли камнем. Крик затих. Форс увидел, что его товарищ выпрямился над все
еще трепещущим телом ягненка.
Им предстоял еще один поиск, более страшный. Они начали его, плотно
зажав рты и с болью в глазах - страшась обнаружить то, что должно было
находиться среди обгоревших фургонов и мертвых животных. Но именно Форс
обнаружил там первый след врага.
Он почти споткнулся о колесо фургона. Под ним-то и лежало тощее тело
с вытянутыми руками, уставясь в небо незрячими глазами. Из его голой груди
торчало древко стрелы, попавшей точно в цель. И эта стрела... Форс
коснулся искусно вделанных в ее конец перьев. Он знал эту работу - он сам
таким же образом устанавливал перья. На стреле не было никакого личного
знака владельца, ничего, кроме крошечной серебряной звезды, так глубоко
вдавленной в древко, что она никогда не могла стереться.
- Чудище!? - воскликнул Эрскин при виде трупа.
Но Форс указал на стрелу.
- Это стрела из колчана Звездного Человека.
Эрскин не проявил к этому особого интереса - он сделал свои открытия.
- Это лагерь только одного семейного клана. Четыре фургона подожжены,
еще пять, по крайней мере, скрылись. Люди с овцами не могли бежать -
поэтому они перебили стадо. Я нашел тела еще четырех этих паразитов... -
Он коснулся Чудища носком своего мокасина.
Форс перепрыгнул через задние ноги мертвого пони, все еще лежавшего в
упряжи. Меж его ребер воткнулся дротик Чудища.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24