.. Но Лян Юнь думал не о том.
— А в этом вашем храме найдется место для меня?
— Как! Тебе негде спать? О чем речь! Я поговорю с Креветкой... Все уладим.
Они повернули к храму. Креветка был уже там, сидел на пороге и смотрел в небо. Лян Юнь кивнул ему. Тот лениво скользнул по нему взглядом и ничего не ответил. Заяц поставил свою банку и громко сказал:
— Слушай-ка, сегодня нам придется потесниться. — Почему? — Креветка даже не повернул головы.
— Камбале...
— Заяц! — сердито перебил его Лян Юнь. Заяц быстро поправился:
— Лян Юню негде спать. Пусть переночует в храме.
Креветка долго молчал. Лян Юнь забеспокоился.' Вдруг не разрешит?.. В полумраке он разглядывал старый храм. Может, куда еще податься? Ведь последние дни ему приходится спать почти под открытым небом. Но тут Креветка' поднялся и вошел в храм. Он улегся на жертвенный стол, отодвинувшись к самому краю и оставив свободной большую часть его.
Заяц принялся запихивать в рот добытые за день остатки еды. У Лян Юня урчало в животе. Смотреть на еду было невыносимо.
— Эй, ты ел или нет сегодня?
— Ел.
— Ну, смотри. У нас правило: нищие к столу не приглашают. Мне, правда, все равно. Если голодный, садись и помогай. Вот у меня тут... — Он вытащил из кармана половину вовотоу. — Съешь хоть это. Только, боюсь, тебе не понравится.
Лян Юнь был растроган, но через силу улыбнулся и заявил, что, правда, уже поужинал. Заяц больше не упрашивал. Покончив с едой, он первым забрался на стол.
- Ну, пора спать.
Лян Юнь вскарабкался за Зайцем. Он лег рядом С ним, положив под голову свою котомку. Узкий и жесткий стол показался ему мягче пухового матраца. Заяц мгновенно уснул. Но Лян Юню не спалось. Он лежал, прислушиваясь к похрапыванию своего нового дружка. Креветка вздыхал во сне на другом конце. С пристани доносился шум прибоя.
Мысли Лян Юня путались и уносились куда-то да-леко навстречу ритмичному шуму моря.
Прилавок в ломбарде был очень высокий и выложен гладкими плитками. Лян Юнь со своим узлом дотянулся до верха, только поднявшись на цыпочки. Белая рука с синими жилками вен у запястья выхватила у него узел. Через несколько мгновений из-за прилавка донесся протяжный голос:
- Оди-ин юань пятьдеся-ят...
- Господин, прибавьте немного...
— Не пойде-ет!..
— Ладно!
Прошло еще несколько минут, и к нему вниз опустилась ломбардная квитанция со вложенными в нее юанем и пятьюдесятью фынями. Заяц ждал его за дверями. Это он посоветовал Ляну сдать свои вещи в ломбард. Но сам не осмелился войти, потому что хозяин ломбарда нищих не впускал. Лян Юнь, отложив бумажный юань, сказал:
— Заяц, пойдем поедим чего-нибудь.
— Давай, давай! А мне некогда! — и Заяц убежал.
— Заяц, Заяц! — спохватился Лян Юнь, но тот быд уже далеко.
Он купил два шаобина и жадно съел их. Затем еще раз сходил к лавке дяди, но снова безрезультатно. Ничего не поделаешь, придется возвращаться в деревню одному. Он купил Зайцу и Креветке по шаоби-ну и пошел в храм Царя Драконов. Заяц поругал его за то, что он не бережет деньги, но шаобин съел с удовольствием. Креветка взял шаобин молча, еле улыбнувшись.
На другой день Лян Юнь проснулся поздно, Он сходил на море умыться. Невдалеке возвышалась зеленая вершина Ласточкиной горы. На ее склонах виднелись маленькие аккуратные коттеджи. Красные черепичные крыши ярко выделялись среди свежей зелени.
С пристани он прошел на отмель, полежал немного на песке. Вернулся на улицы. Впереди на проспекте увидел беспорядочную толпу людей. Протиснулся в первые ряды. Солдаты вели под конвоем группу арестованных. Арестанты были закованы в кандалы, многие волочили за собой тяжелые цепи, гремевшие при каждом их движении. Они заросли волосами. У некоторых на лицах налипли комки грязи, Но все, как один, высоко несли голову, смотрели прямо перед собой. По обеим сторонам шли конвоиры с винтовками наперевес. Шествие замыкал высоченный рябой офицер с маузером за поясом и кожаной плеткой в руке. Конвойные то и дело покрикивали на толпившихся по обочинам дороги людей, оттесняя их подальше от арестантов. Лян Юнь услышал, как кто-то рядом сказал:
— Это «балу»!
— Молодцы!.. Ты смотри, ничего не боятся!
-— Балу — они бесстрашные.
— А куда это их?
— Говорят, построили новую тюрьму. Все, кто арестован как балу, будут содержаться там.
Лян Юня будто кто подтолкнул. Он медленно побрел вслед за арестованными. Вдруг он заметил,
то один из них всё время смотрит на него. Мальчик подошел ближе.
— Папа! — Он рванулся вперед, обнимая отца за лечи.
Толпа дрогнула. Конвоиры закричали: «Пошел прочь!» Лян Юнь не разжимал рук. Отец... Как не-сколько месяцев тюрьмы изменили его!.. Вместо цве-тущего, здорового мужчины перед ним стоял сгорбленный старик. Отец ласково глядел на него. — Сынок, как мама?
Он не успел ответить, как вскрикнул от неожи-данной пронзившей все тело боли. В глазах заплясали огненные искры. Сзади обрушился еще один удар на голову. Он отшатнулся в сторону. Рябой офицер с побагровевшим лицом снова поднимал плеть. Когда он опустил ее, Лян Юнь втянул голову в плечи, "и удар пришелся по спине.
— А, змееныш! Уберешься отсюда наконец?
— Придержи руки, сволочь! Зачем бьешь ребенка? — крикнул отец. Его глаза горели.
Арестованные сбились в кучу. Загудела толпа на тротуаре. Один из солдат приставил к груди отца штык. Кто-то из конвоиров выстрелил в воздух. Поднялся шум. Арестованных угрозами, и ударами принудили идти дальше. Отец не отрывал взгляда от сына, но его сильно толкали прикладами. Лян Юнь бросился было за колонной, но его перехватил рябой офицер.
Мальчик вырывался и кричал, но все было тщетно. Колонна свернула за угол. Тогда офицер отпустил мальчика. Подняв плетку, он принялся методично стегать его по голове и лицу. Отчаянно барахтаясь, Лян Юнь пытался схватиться за плеть руками, но напрасно. Рябой сбил его с ног. Он упал. Офицер еще несколько раз стеганул его и, самодовольно посвистывая, пошел за колонной.
Лян Юнь неподвижно лежал на мостовой. Исхлетанное тело горело. Когда офицер скрылся из виду, прохожие помогли мальчику подняться. Он с трудом держался на ногах и, ничего не сказав, прихрамывая, пошел прочь.
О возвращении в деревню теперь не могло быть и речи. Заяц говорил, что у него в ямыне как будто есть дружок, по прозвищу Хлопушка. Через этого Хлопушку нужно узнать, куда перевели отца.
Еще был Рябой, ни за что избивший его. Нужно было отомстить.
Ночь тоже не прошла спокойно. Его разбудили. Едва-едва брезжил рассвет. Он протер глаза. Перепуганный Заяц толкал его в бок.
— Что ты, Заяц? Темно еще... — Ему очень хотелось спать,
Но тот вместо ответа продолжал его тормошить.
— Вставай, Лян Юнь. Одноглазый пришел...
Лян Юнь приподнялся на локте и сел. В нескольких шагах от жертвенного стола стоял парень лет восемнадцати. У него были длинные всклокоченные волосы: единственный глаз сверкал каким-то непонятным злобным торжеством. Он был во всем черном, в рубашке нараспашку. Пояс был туго стянут широким кожаным ремнем. Рядом с ним стоял подросток, приблизительно одного возраста с Лян Юнем, с несоразмерно маленькой головой.
Заяц продолжал подталкивать Лян Юня.
— Ты спустись вниз, спустись. Это Одноглазый Дракон. А это—Морская Черепаха.
Лян Юнь понял, что от этого ночного прихода хорошего ждать не придется, но не испугался. Он сел на столе и кивнул Одноглазому головой. Тот пристально разглядывал новичка, потом грубо приказал:
— Слазь!
Лян Юнь не шевельнулся. Одноглазый повторил
приказание. Новичок как будто пропустил его мимо ушей. Заяц тихонько шептал:
— Лян Юнь, слезь, не зли их.
Лян Юнь смерил Одноглазого косым взглядом и неторопливо спустился. Одноглазый недовольно проворчал:
— Смотри, какая цаца!..
Лян Юнь в ответ только хмыкнул.
— Эй ты, — Одноглазый шагнул вперед, — откуда явился?
— Из деревни.
— Каким течением тебя принесло? На чьей лодке?
— Не понимаю...
— Кто тебе позволил бросить здесь якорь?
— Это не твое дело.
Одноглазый презрительно бросил Черепахе:
— Смотри-ка, парень без хозяина.
Заяц проскользнул вперед и извиняющимся тоном стал объяснять.
— Одноглазый Дракон, это я привел его сюда. Он из деревни. Отца арестовали. Нет ни семьи, ни работы. Негде приткнуться, пока здесь ночует...
— А почему не доложил?
— Я не мог тебя найти, Одноглазый Дракон...
— А-а, сука, выкручиваешься!.. — Он отвесил Зайцу тяжелую пощечину.
— Не тронь его! — крикнул Лян Юнь.
Лян Юнь не понял, чего от него хотел Одноглазый, но не мог стерпеть, чтобы при нем били слабого. Он рванулся вперед, встав лицом к лицу с Одноглазым, и заслонил Зайца собой.
— Ты по какому праву бьешь его?
— По какому праву? — Одноглазый раскатисто захохотал, запрокинув голову. — Ты сначала спроси, кому принадлежит этот храм. И вообще, когда входишь в храм, сначала поставь свечу и помолись богу, а потом задавай вопросы. Я — Одноглазый Дракон, помощник Хозяина Тяня. Раз ты сюда причалил, то почему у меня не «зарегистрировался»?
— Я ваших порядков не знаю.
— Ха-ха! Поговорка такая есть: «Прежде чем ехать в страну, узнай об ее обычаях». Не притворяйся дураком! Явился в город, так смотри в четыре глаза, да слушай в восемь ушей! Понял, шибздик?
— Сам ты шибздик! Еще обзывает!..
Черепаха стал засучивать рукава. Одноглазый остановил его. Он рассмеялся и пододвинулся ближе к Лян Юню. Тот не дрогнул. Одноглазый, приблизив к нему вплотную свое лицо, процедил:
— Знаешь, я не думал в общем-то тебя обижать. Не хотелось руки марать... Шибздик ты и есть, костей-то небось на четыре ляна весом, не больше! Тьфу! Я тебя одним пальцем раздавлю. А еще вякаешь тут... Ну да ладно, я обижаться не стану. Вижу, ты, шибздик, храбрый. Маленький, а напористый. Я таких люблю. Так вот, уговор такой. Сегодня в полдень, когда в таможне выстрелит пушка, буду ждать тебя на пристани. Придешь, не струсишь?
— Приду, — ответил без колебания Лян Юнь.
— Там поближе познакомимся. Можешь приводить своих, если есть кто. — Он повернулся к Зайцу. — А ты, щенок, смотри... На этот раз я тебя прощаю, но берегись у меня!..
Одноглазый и Черепаха расхлябанной походкой пошли в сторону пристани. Лян Юнь и Заяц долго провожали их взглядом. Заяц ругал себя за то, что позабыл сообщить Одноглазому о новичке. Лян Юнь успокаивал его. Креветка, все это время пролежавший на столе и притворявшийся спящим, сказал:
— Послушай моего совета, Лян Юнь: давай драпай отсюда. Считай, сегодня тебе повезло, что не избили. А уж на пристани добра не жди...
— Правильно, тебе лучше уходить, — поддержал его и Заяц.
Лян Юнь колебался. Он и сам видел: с Одноглазым ему не совладать. Но.так просто уйти, убежать было стыдно. Он улыбнулся. Лучше всего уж действи-
тельно сходить познакомиться с ними поближе. Не забьют же они его до смерти! Он провел рукой по шрамам на лице, оставшимся от плетки Рябого. Его решение окрепло.
Лян Юнь явился на пристань, когда солнце приближалось к зениту. Здесь было оживленно. У причала сплошной лентой теснились парусники сампаны. Десятка два сходней протянулись с судов а берег. По сходням сновали грузчики.
Серый катер морской таможни, пофыркивая, отва-ил от ближайшего парохода. За ним последовал зеленый катер почтового управления. Подальше на рейд медленно входил другой — неуклюжий черный пароход. Он долго разворачивался и, наконец, остановился. От брошенного якоря вверх взметнулись светлые брызги. Юркие пассажирские сампаны, как муравьи, устремились к новому пароходу.
Грянул одиночный пушечный выстрел. Полдень! Лян Юнь вздрогнул. Сзади раздался громкий смех. Он стремительно обернулся. За его спиной стояли Одноглазый и Черепаха.
— А, шибздик, все-таки пришел! Слышь, Черепаха, что я тебе говорил?
— Да, брат, у тебя верный глаз...
— Ха-ха-ха!.. — смеялся Одноглазый, подходя к Лян Юню вплотную.
Тот- насторожился. Одноглазый, продолжая смеяться, проговорил:
— Ты меня не бойся, парнишка. Я хочу с тобой дружить. Я умею ценить храбрых людей. Пошли, отметим знакомство.
— Как это «отметим»?
— Отметить знакомство — это значит сказать свое имя и фамилию, — объяснил Черепаха.
— Меня зовут Лян Юнь.
— Хорошо, Лян Юнь. Теперь ты будешь звать меня Старшим братом, а Черепаху — Вторым братом. А пока — айда, закусим!
Небрежной походкой Одноглазый двинулся вперед. Черепаха взял Лян Юня под руку. Тот был совершенно сбит с толку. Что все это значит? Он пришел сюда, готовясь драться до последних сил, а вместо драки его приглашают в харчевню. Он бы с удовольствием послал этих двоих подальше, но Черепаха держал его под руку ласково, но твердо.
Они зашли в маленький портовый ресторанчик. Одноглазый заказал блюдо закуски и чайник вина. Пока они ждали заказ, Одноглазый расспрашивал Лян Юня о его родных. Тот отвечал очень неохотно. Подали вино и закуску. Черепаха наполнил три чашечки. Одноглазый повернулся к Лян Юню.
— Ну, братишка, чокнись со Старшим братом!
— Я не пью.
— Что ж, учись. Теперь тебе многому придется учиться. Давай поднимай свою чашку.
Лян Юнь повиновался. Одноглазый чокнулся с ним. Черепаха тоже торопливо полез чокаться. Одноглазый приложил чашечку к губам и одним глотком осушил ее. Потом причмокнул и показал пустую чашку Лян Юню. Тот, вытянув шею, тоже залпом выпил свое вино. Горло обожгло, будто красным перцем.
— Отлично! — сдавленно вскрикнул Черепаха и последовал их примеру.
Одноглазый стал разговорчивее и начал хвастаться. По его словам выходило, что вся пристань — его вотчина. Лян Юнь сосредоточил все внимание на еде: он уже истратил деньги, полученные в ломбарде, и последние два дня жил впроголодь. Сегодня с утра у него во рту не было ни крошки. Одноглазый с улыбкой наблюдал за ним.
— Послушай, братишка, что у тебя с лицом?
— Били... плеткой...
— Кто же это тебя? Скажи мне, Старший брат за тебя отомстит.
Лян Юнь рассказал о случившемся. Одноглазый взглянул на Черепаху и промолчал.
— Кто этот Рябой? Ты знаешь его? — спросил Лян Юнь.
— Знать-то знаю, но только... — Одноглазый был заметно обескуражен. — Не стоит с ним связываться. Это взводный командир Рябой Гоу. Его у нас все знают. Лучше с ним не связываться.
Лян Юнь презрительно хмыкнул. Одноглазый чувствовал себя неловко. Он выпил подряд несколько чашек вина и встал.
— Пошли, что ли. Эй, счет!
Они вышли из харчевни и вернулись на пристань. Маленькие, портовые сампаны наперегонки спешили к причалам, полные пассажиров с подошедшего парохода. У пристани их дожидались жандармы, морская полиция и таможенники.
Вот причалил первый из сампанов. Пассажиры стали подниматься вверх по каменным ступеням. Наверху, под большим навесом, стояли длинные цементированные столы, похожие на прилавки. Прибывшие развязывали свой багаж, и предъявляли к досмотру вещи. Полицейские проверяли «свидетельства о благонадежности». Японские жандармы подозрительно вглядывались в каждого одетого по-деревенски пассажира. То и дело слышались звуки ударов, злые окрики.
— Айда! — скомандовал Одноглазый.
Они зашли за угол. Одноглазый велел Лян Юню внимательно наблюдать за тем, что будет делать Черепаха.
Мимо них прошла первая группа пассажиров, громко переговаривавшихся с рикшами. На прилегающих к пристани улицах сразу стало тесно и шумно.
Черепаха, кивнув в сторону мужчины в европейском костюме, спросил:
— Может, этого, а, брат Дракон? Чемоданчик небольшой, зато в карманах, наверное, звенит...
Одноглазый, сощурившись, оценивал жертву.
— Этого не трогай, — сказал он. — Видно, часто за границей бывает, пообтерся. С такими одно беспокойство.
Лян Юнь начал кое-что понимать...
— Черепаха, внимание...
С ними поравнялся человек, одетый в деревенскую одежду, лет тридцати. Он шел медленно, оглядываясь по сторонам. Чувствовалось, что он в городе впервые. Черепаха увязался за ним и через минуту вернулся. В руках у него уже был небольшой сверточек, обвязанный носовым платком. Лян Юнь вздрогнул от отвращения. Раздумывать времени не было. Он одним прыжком очутился возле Черепахи и с громким возгласом схватил его за руку.
— Брось! Брось сейчас же!
И незнакомец и Черепаха оторопели. Крестьянин, заметив в руках у Черепахи свой сверток, вскрикнул. Черепаха швырнул сверток на землю, оттолкнул Лян Юня и пустился бежать. Одноглазый устремился следом. Крестьянин бросился было за ворами, но остановился около Лян Юня.
— Молодчина! Вот счастье, что ты тут оказался! Не то — беда. Деньги мой хозяин велел отвезти дочке. Она здесь в школе учится. Я бы их и за три года не отработал. Как мне тебя отблагодарить!.. Вот, мне другие деньги дали — на дорогу. Бери себе половину...
— Нет, мне ничего от тебя не надо. Крестьянин пристально посмотрел на паренька,
еще раз поблагодарил его и ушел. На душе у Лян Юня стало легко и спокойно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
— А в этом вашем храме найдется место для меня?
— Как! Тебе негде спать? О чем речь! Я поговорю с Креветкой... Все уладим.
Они повернули к храму. Креветка был уже там, сидел на пороге и смотрел в небо. Лян Юнь кивнул ему. Тот лениво скользнул по нему взглядом и ничего не ответил. Заяц поставил свою банку и громко сказал:
— Слушай-ка, сегодня нам придется потесниться. — Почему? — Креветка даже не повернул головы.
— Камбале...
— Заяц! — сердито перебил его Лян Юнь. Заяц быстро поправился:
— Лян Юню негде спать. Пусть переночует в храме.
Креветка долго молчал. Лян Юнь забеспокоился.' Вдруг не разрешит?.. В полумраке он разглядывал старый храм. Может, куда еще податься? Ведь последние дни ему приходится спать почти под открытым небом. Но тут Креветка' поднялся и вошел в храм. Он улегся на жертвенный стол, отодвинувшись к самому краю и оставив свободной большую часть его.
Заяц принялся запихивать в рот добытые за день остатки еды. У Лян Юня урчало в животе. Смотреть на еду было невыносимо.
— Эй, ты ел или нет сегодня?
— Ел.
— Ну, смотри. У нас правило: нищие к столу не приглашают. Мне, правда, все равно. Если голодный, садись и помогай. Вот у меня тут... — Он вытащил из кармана половину вовотоу. — Съешь хоть это. Только, боюсь, тебе не понравится.
Лян Юнь был растроган, но через силу улыбнулся и заявил, что, правда, уже поужинал. Заяц больше не упрашивал. Покончив с едой, он первым забрался на стол.
- Ну, пора спать.
Лян Юнь вскарабкался за Зайцем. Он лег рядом С ним, положив под голову свою котомку. Узкий и жесткий стол показался ему мягче пухового матраца. Заяц мгновенно уснул. Но Лян Юню не спалось. Он лежал, прислушиваясь к похрапыванию своего нового дружка. Креветка вздыхал во сне на другом конце. С пристани доносился шум прибоя.
Мысли Лян Юня путались и уносились куда-то да-леко навстречу ритмичному шуму моря.
Прилавок в ломбарде был очень высокий и выложен гладкими плитками. Лян Юнь со своим узлом дотянулся до верха, только поднявшись на цыпочки. Белая рука с синими жилками вен у запястья выхватила у него узел. Через несколько мгновений из-за прилавка донесся протяжный голос:
- Оди-ин юань пятьдеся-ят...
- Господин, прибавьте немного...
— Не пойде-ет!..
— Ладно!
Прошло еще несколько минут, и к нему вниз опустилась ломбардная квитанция со вложенными в нее юанем и пятьюдесятью фынями. Заяц ждал его за дверями. Это он посоветовал Ляну сдать свои вещи в ломбард. Но сам не осмелился войти, потому что хозяин ломбарда нищих не впускал. Лян Юнь, отложив бумажный юань, сказал:
— Заяц, пойдем поедим чего-нибудь.
— Давай, давай! А мне некогда! — и Заяц убежал.
— Заяц, Заяц! — спохватился Лян Юнь, но тот быд уже далеко.
Он купил два шаобина и жадно съел их. Затем еще раз сходил к лавке дяди, но снова безрезультатно. Ничего не поделаешь, придется возвращаться в деревню одному. Он купил Зайцу и Креветке по шаоби-ну и пошел в храм Царя Драконов. Заяц поругал его за то, что он не бережет деньги, но шаобин съел с удовольствием. Креветка взял шаобин молча, еле улыбнувшись.
На другой день Лян Юнь проснулся поздно, Он сходил на море умыться. Невдалеке возвышалась зеленая вершина Ласточкиной горы. На ее склонах виднелись маленькие аккуратные коттеджи. Красные черепичные крыши ярко выделялись среди свежей зелени.
С пристани он прошел на отмель, полежал немного на песке. Вернулся на улицы. Впереди на проспекте увидел беспорядочную толпу людей. Протиснулся в первые ряды. Солдаты вели под конвоем группу арестованных. Арестанты были закованы в кандалы, многие волочили за собой тяжелые цепи, гремевшие при каждом их движении. Они заросли волосами. У некоторых на лицах налипли комки грязи, Но все, как один, высоко несли голову, смотрели прямо перед собой. По обеим сторонам шли конвоиры с винтовками наперевес. Шествие замыкал высоченный рябой офицер с маузером за поясом и кожаной плеткой в руке. Конвойные то и дело покрикивали на толпившихся по обочинам дороги людей, оттесняя их подальше от арестантов. Лян Юнь услышал, как кто-то рядом сказал:
— Это «балу»!
— Молодцы!.. Ты смотри, ничего не боятся!
-— Балу — они бесстрашные.
— А куда это их?
— Говорят, построили новую тюрьму. Все, кто арестован как балу, будут содержаться там.
Лян Юня будто кто подтолкнул. Он медленно побрел вслед за арестованными. Вдруг он заметил,
то один из них всё время смотрит на него. Мальчик подошел ближе.
— Папа! — Он рванулся вперед, обнимая отца за лечи.
Толпа дрогнула. Конвоиры закричали: «Пошел прочь!» Лян Юнь не разжимал рук. Отец... Как не-сколько месяцев тюрьмы изменили его!.. Вместо цве-тущего, здорового мужчины перед ним стоял сгорбленный старик. Отец ласково глядел на него. — Сынок, как мама?
Он не успел ответить, как вскрикнул от неожи-данной пронзившей все тело боли. В глазах заплясали огненные искры. Сзади обрушился еще один удар на голову. Он отшатнулся в сторону. Рябой офицер с побагровевшим лицом снова поднимал плеть. Когда он опустил ее, Лян Юнь втянул голову в плечи, "и удар пришелся по спине.
— А, змееныш! Уберешься отсюда наконец?
— Придержи руки, сволочь! Зачем бьешь ребенка? — крикнул отец. Его глаза горели.
Арестованные сбились в кучу. Загудела толпа на тротуаре. Один из солдат приставил к груди отца штык. Кто-то из конвоиров выстрелил в воздух. Поднялся шум. Арестованных угрозами, и ударами принудили идти дальше. Отец не отрывал взгляда от сына, но его сильно толкали прикладами. Лян Юнь бросился было за колонной, но его перехватил рябой офицер.
Мальчик вырывался и кричал, но все было тщетно. Колонна свернула за угол. Тогда офицер отпустил мальчика. Подняв плетку, он принялся методично стегать его по голове и лицу. Отчаянно барахтаясь, Лян Юнь пытался схватиться за плеть руками, но напрасно. Рябой сбил его с ног. Он упал. Офицер еще несколько раз стеганул его и, самодовольно посвистывая, пошел за колонной.
Лян Юнь неподвижно лежал на мостовой. Исхлетанное тело горело. Когда офицер скрылся из виду, прохожие помогли мальчику подняться. Он с трудом держался на ногах и, ничего не сказав, прихрамывая, пошел прочь.
О возвращении в деревню теперь не могло быть и речи. Заяц говорил, что у него в ямыне как будто есть дружок, по прозвищу Хлопушка. Через этого Хлопушку нужно узнать, куда перевели отца.
Еще был Рябой, ни за что избивший его. Нужно было отомстить.
Ночь тоже не прошла спокойно. Его разбудили. Едва-едва брезжил рассвет. Он протер глаза. Перепуганный Заяц толкал его в бок.
— Что ты, Заяц? Темно еще... — Ему очень хотелось спать,
Но тот вместо ответа продолжал его тормошить.
— Вставай, Лян Юнь. Одноглазый пришел...
Лян Юнь приподнялся на локте и сел. В нескольких шагах от жертвенного стола стоял парень лет восемнадцати. У него были длинные всклокоченные волосы: единственный глаз сверкал каким-то непонятным злобным торжеством. Он был во всем черном, в рубашке нараспашку. Пояс был туго стянут широким кожаным ремнем. Рядом с ним стоял подросток, приблизительно одного возраста с Лян Юнем, с несоразмерно маленькой головой.
Заяц продолжал подталкивать Лян Юня.
— Ты спустись вниз, спустись. Это Одноглазый Дракон. А это—Морская Черепаха.
Лян Юнь понял, что от этого ночного прихода хорошего ждать не придется, но не испугался. Он сел на столе и кивнул Одноглазому головой. Тот пристально разглядывал новичка, потом грубо приказал:
— Слазь!
Лян Юнь не шевельнулся. Одноглазый повторил
приказание. Новичок как будто пропустил его мимо ушей. Заяц тихонько шептал:
— Лян Юнь, слезь, не зли их.
Лян Юнь смерил Одноглазого косым взглядом и неторопливо спустился. Одноглазый недовольно проворчал:
— Смотри, какая цаца!..
Лян Юнь в ответ только хмыкнул.
— Эй ты, — Одноглазый шагнул вперед, — откуда явился?
— Из деревни.
— Каким течением тебя принесло? На чьей лодке?
— Не понимаю...
— Кто тебе позволил бросить здесь якорь?
— Это не твое дело.
Одноглазый презрительно бросил Черепахе:
— Смотри-ка, парень без хозяина.
Заяц проскользнул вперед и извиняющимся тоном стал объяснять.
— Одноглазый Дракон, это я привел его сюда. Он из деревни. Отца арестовали. Нет ни семьи, ни работы. Негде приткнуться, пока здесь ночует...
— А почему не доложил?
— Я не мог тебя найти, Одноглазый Дракон...
— А-а, сука, выкручиваешься!.. — Он отвесил Зайцу тяжелую пощечину.
— Не тронь его! — крикнул Лян Юнь.
Лян Юнь не понял, чего от него хотел Одноглазый, но не мог стерпеть, чтобы при нем били слабого. Он рванулся вперед, встав лицом к лицу с Одноглазым, и заслонил Зайца собой.
— Ты по какому праву бьешь его?
— По какому праву? — Одноглазый раскатисто захохотал, запрокинув голову. — Ты сначала спроси, кому принадлежит этот храм. И вообще, когда входишь в храм, сначала поставь свечу и помолись богу, а потом задавай вопросы. Я — Одноглазый Дракон, помощник Хозяина Тяня. Раз ты сюда причалил, то почему у меня не «зарегистрировался»?
— Я ваших порядков не знаю.
— Ха-ха! Поговорка такая есть: «Прежде чем ехать в страну, узнай об ее обычаях». Не притворяйся дураком! Явился в город, так смотри в четыре глаза, да слушай в восемь ушей! Понял, шибздик?
— Сам ты шибздик! Еще обзывает!..
Черепаха стал засучивать рукава. Одноглазый остановил его. Он рассмеялся и пододвинулся ближе к Лян Юню. Тот не дрогнул. Одноглазый, приблизив к нему вплотную свое лицо, процедил:
— Знаешь, я не думал в общем-то тебя обижать. Не хотелось руки марать... Шибздик ты и есть, костей-то небось на четыре ляна весом, не больше! Тьфу! Я тебя одним пальцем раздавлю. А еще вякаешь тут... Ну да ладно, я обижаться не стану. Вижу, ты, шибздик, храбрый. Маленький, а напористый. Я таких люблю. Так вот, уговор такой. Сегодня в полдень, когда в таможне выстрелит пушка, буду ждать тебя на пристани. Придешь, не струсишь?
— Приду, — ответил без колебания Лян Юнь.
— Там поближе познакомимся. Можешь приводить своих, если есть кто. — Он повернулся к Зайцу. — А ты, щенок, смотри... На этот раз я тебя прощаю, но берегись у меня!..
Одноглазый и Черепаха расхлябанной походкой пошли в сторону пристани. Лян Юнь и Заяц долго провожали их взглядом. Заяц ругал себя за то, что позабыл сообщить Одноглазому о новичке. Лян Юнь успокаивал его. Креветка, все это время пролежавший на столе и притворявшийся спящим, сказал:
— Послушай моего совета, Лян Юнь: давай драпай отсюда. Считай, сегодня тебе повезло, что не избили. А уж на пристани добра не жди...
— Правильно, тебе лучше уходить, — поддержал его и Заяц.
Лян Юнь колебался. Он и сам видел: с Одноглазым ему не совладать. Но.так просто уйти, убежать было стыдно. Он улыбнулся. Лучше всего уж действи-
тельно сходить познакомиться с ними поближе. Не забьют же они его до смерти! Он провел рукой по шрамам на лице, оставшимся от плетки Рябого. Его решение окрепло.
Лян Юнь явился на пристань, когда солнце приближалось к зениту. Здесь было оживленно. У причала сплошной лентой теснились парусники сампаны. Десятка два сходней протянулись с судов а берег. По сходням сновали грузчики.
Серый катер морской таможни, пофыркивая, отва-ил от ближайшего парохода. За ним последовал зеленый катер почтового управления. Подальше на рейд медленно входил другой — неуклюжий черный пароход. Он долго разворачивался и, наконец, остановился. От брошенного якоря вверх взметнулись светлые брызги. Юркие пассажирские сампаны, как муравьи, устремились к новому пароходу.
Грянул одиночный пушечный выстрел. Полдень! Лян Юнь вздрогнул. Сзади раздался громкий смех. Он стремительно обернулся. За его спиной стояли Одноглазый и Черепаха.
— А, шибздик, все-таки пришел! Слышь, Черепаха, что я тебе говорил?
— Да, брат, у тебя верный глаз...
— Ха-ха-ха!.. — смеялся Одноглазый, подходя к Лян Юню вплотную.
Тот- насторожился. Одноглазый, продолжая смеяться, проговорил:
— Ты меня не бойся, парнишка. Я хочу с тобой дружить. Я умею ценить храбрых людей. Пошли, отметим знакомство.
— Как это «отметим»?
— Отметить знакомство — это значит сказать свое имя и фамилию, — объяснил Черепаха.
— Меня зовут Лян Юнь.
— Хорошо, Лян Юнь. Теперь ты будешь звать меня Старшим братом, а Черепаху — Вторым братом. А пока — айда, закусим!
Небрежной походкой Одноглазый двинулся вперед. Черепаха взял Лян Юня под руку. Тот был совершенно сбит с толку. Что все это значит? Он пришел сюда, готовясь драться до последних сил, а вместо драки его приглашают в харчевню. Он бы с удовольствием послал этих двоих подальше, но Черепаха держал его под руку ласково, но твердо.
Они зашли в маленький портовый ресторанчик. Одноглазый заказал блюдо закуски и чайник вина. Пока они ждали заказ, Одноглазый расспрашивал Лян Юня о его родных. Тот отвечал очень неохотно. Подали вино и закуску. Черепаха наполнил три чашечки. Одноглазый повернулся к Лян Юню.
— Ну, братишка, чокнись со Старшим братом!
— Я не пью.
— Что ж, учись. Теперь тебе многому придется учиться. Давай поднимай свою чашку.
Лян Юнь повиновался. Одноглазый чокнулся с ним. Черепаха тоже торопливо полез чокаться. Одноглазый приложил чашечку к губам и одним глотком осушил ее. Потом причмокнул и показал пустую чашку Лян Юню. Тот, вытянув шею, тоже залпом выпил свое вино. Горло обожгло, будто красным перцем.
— Отлично! — сдавленно вскрикнул Черепаха и последовал их примеру.
Одноглазый стал разговорчивее и начал хвастаться. По его словам выходило, что вся пристань — его вотчина. Лян Юнь сосредоточил все внимание на еде: он уже истратил деньги, полученные в ломбарде, и последние два дня жил впроголодь. Сегодня с утра у него во рту не было ни крошки. Одноглазый с улыбкой наблюдал за ним.
— Послушай, братишка, что у тебя с лицом?
— Били... плеткой...
— Кто же это тебя? Скажи мне, Старший брат за тебя отомстит.
Лян Юнь рассказал о случившемся. Одноглазый взглянул на Черепаху и промолчал.
— Кто этот Рябой? Ты знаешь его? — спросил Лян Юнь.
— Знать-то знаю, но только... — Одноглазый был заметно обескуражен. — Не стоит с ним связываться. Это взводный командир Рябой Гоу. Его у нас все знают. Лучше с ним не связываться.
Лян Юнь презрительно хмыкнул. Одноглазый чувствовал себя неловко. Он выпил подряд несколько чашек вина и встал.
— Пошли, что ли. Эй, счет!
Они вышли из харчевни и вернулись на пристань. Маленькие, портовые сампаны наперегонки спешили к причалам, полные пассажиров с подошедшего парохода. У пристани их дожидались жандармы, морская полиция и таможенники.
Вот причалил первый из сампанов. Пассажиры стали подниматься вверх по каменным ступеням. Наверху, под большим навесом, стояли длинные цементированные столы, похожие на прилавки. Прибывшие развязывали свой багаж, и предъявляли к досмотру вещи. Полицейские проверяли «свидетельства о благонадежности». Японские жандармы подозрительно вглядывались в каждого одетого по-деревенски пассажира. То и дело слышались звуки ударов, злые окрики.
— Айда! — скомандовал Одноглазый.
Они зашли за угол. Одноглазый велел Лян Юню внимательно наблюдать за тем, что будет делать Черепаха.
Мимо них прошла первая группа пассажиров, громко переговаривавшихся с рикшами. На прилегающих к пристани улицах сразу стало тесно и шумно.
Черепаха, кивнув в сторону мужчины в европейском костюме, спросил:
— Может, этого, а, брат Дракон? Чемоданчик небольшой, зато в карманах, наверное, звенит...
Одноглазый, сощурившись, оценивал жертву.
— Этого не трогай, — сказал он. — Видно, часто за границей бывает, пообтерся. С такими одно беспокойство.
Лян Юнь начал кое-что понимать...
— Черепаха, внимание...
С ними поравнялся человек, одетый в деревенскую одежду, лет тридцати. Он шел медленно, оглядываясь по сторонам. Чувствовалось, что он в городе впервые. Черепаха увязался за ним и через минуту вернулся. В руках у него уже был небольшой сверточек, обвязанный носовым платком. Лян Юнь вздрогнул от отвращения. Раздумывать времени не было. Он одним прыжком очутился возле Черепахи и с громким возгласом схватил его за руку.
— Брось! Брось сейчас же!
И незнакомец и Черепаха оторопели. Крестьянин, заметив в руках у Черепахи свой сверток, вскрикнул. Черепаха швырнул сверток на землю, оттолкнул Лян Юня и пустился бежать. Одноглазый устремился следом. Крестьянин бросился было за ворами, но остановился около Лян Юня.
— Молодчина! Вот счастье, что ты тут оказался! Не то — беда. Деньги мой хозяин велел отвезти дочке. Она здесь в школе учится. Я бы их и за три года не отработал. Как мне тебя отблагодарить!.. Вот, мне другие деньги дали — на дорогу. Бери себе половину...
— Нет, мне ничего от тебя не надо. Крестьянин пристально посмотрел на паренька,
еще раз поблагодарил его и ушел. На душе у Лян Юня стало легко и спокойно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23