Ручей не помог, не помогла и железная дорога. Аннес надеялся, что Тийя начнет, точно канатная плясунья, балансировать на одном рельсе, как она это делала по дороге к карьерам. Хорошо было бы тогда прыгнуть на второй рельс! И, может, все стало бы как раньше. Но Тийя не взбежала на железнодорожную насыпь, а зашагала по тропинке, тянувшейся слева от путей. Аннес тоже не пошел по полотну, между рельсами его также вполне устраивала твердая, утоптанная дорожка.
Так они и шли. Словно совсем, совсем чужие.
Когда больше половины дороги осталось позади, Аннес наконец собрался с духом и сказал:
— Я скоро пойду работать.
Он думал начать иначе. Думал признаться, что Тийя всегда была его лучшим другом и он хочет, чтобы они и впредь оставались друзьями. Но таких слов он вымолвить не смог. Аннес всегда становился в тупик, если хотелось от души выразить кому-нибудь свою симпатию или сочувствие и нельзя было это сделать простой болтовней. Нежные, ласковые, добрые слова было ужасно неловко произносить. Их можно было говорить в мыслях, а не вслух.
Тийя ответила не сразу. Аннес ждал, затаив дыхание. Но Тийя молчала. Только когда Аннес уже решил, что Тийя вообще не хочет обращать па него внимания, что все кончено, девочка спросила:
— Значит, в школу больше не пойдешь?
Голову она, правда, не повернула, но Аннес обрадовался— Тийя все-таки заговорила! Даже то уловил его слух, что голос девочки звучал совсем не сердито, не заносчиво, не дерзко.
— Двоих нелегко учить.
— Ты способный.
На этот раз Тийя не медлила с ответом.
Похвала совсем осчастливила Аннеса. Если б Тийя на него злилась, она бы так не сказала. Она бы говорила иначе.
— Я ученье не брошу,— с жаром продолжал Аннес.— Может, только год или два пропущу. Когда получу постоянную работу, пойду в колледж.
До сих пор Аннес никому не говорил о своих планах. Ни сестре, ни родителям. Он только мечтал, что все так устроится. В выпускном классе начальной школы мечтал о техникуме, но мечта не сбылась. Хорошо, что хоть дополнительные классы смог посещать. Теперь это позади, ему пятнадцать лет, не может же отец вечно его кормить и одевать. Надо идти работать — зарабатывать на хлеб и учиться дальше. Хотя бы ради этого.
— Постоянную работу найти трудно,— заметила ,Тийя деловито, словно человек, умудренный житейским опытом. Теперь она и голову повернула.— Сейчас кризис.
— Безработица, правда, большая, но летом я не боюсь, где-нибудь на стройке все же удастся зацепиться,— беззаботно ответил Аннес. Он был рад, что Тийя не дразнит его, а разговаривает так, будто ничего не случилось.
— На строительстве работа временная,— сказала Тийя.
Теперь Аннес решился пойти рядом с девочкой.
— Да, конечно. Я поступлю на стройку только для начала. Долго не останусь. Буду искать место ученика. Где-нибудь в механической мастерской или еще где. Хорошо бы попасть на завод Крулля, в портовые мастерские или на «Ильмарине».
— В средней школе страшно трудно, но я все же постараюсь вытянуть. На второй год оставаться нельзя, если застряну, сразу возьмут из школы. Меня вообще не хотели отдавать в среднюю школу.
Тийя говорила так искренне, что Аннес осмелился посмотреть ей в лицо. Он встретил взгляд девочки, она не отвела глаз. И Аннес снова почувствовал, что из глаз Тийи что-то струится в его глаза. И сердце почему-то заколотилось.
У переезда на Пярнуском шоссе Аннес сказал:
— Пойдем через покосы. Тийя согласилась.
У Аннеса становилось все легче на душе. Так хорошо было шагать рядом с Тийей. Он больше не придумывал, что сказать. Молчать тоже было хорошо.
Под высокой ольхой они наткнулись на свою ватагу. Ребята резались в карты, никто, оказывается, не ушел домой. Прибавился еще один игрок. Сын лавочника, маленький Луй; он вечно таскал у отца деньги, а самый старший из картежников, Вяртс, хладнокровно обдирал его как липку.
Тийя и Аннес остановились. Аннес тотчас же понял, что играют в двадцать одно, на деньги. Когда появляются Луй и Вяртс, всегда идет игра в очко на деньги.
— Ага-а! — ухмыльнулся Вяртс, увидев Аннеса и Тийю.— Дай-ка еще! — Последние слова относились к Лую, державшему банк.
Рууди, добродушный верзила, с которым Аннес сидел на одной парте в четвертом классе, протянул удивленно:
— Однако долго же вы!
Аннес смутился. Вообще-то он не боялся ни насме-шек, ни подначек, умел дать отпор, но сейчас растерялся. Ведь речь шла не только о нем — слова Вяртса и Рууди задевали и Тийю. Если б в душе Аннеса не звенела странная нежность, он бы тоже ответил парням двусмысленной и грубой шуткой. Они видели все в пакостном свете, именно это и делало Аннеса безоружным.
— Вишь как покраснели!—заорал Вяртс.— Не забудьте на крестины позвать!
Картежники заржали один другого громче. Только маленький Луй остался серьезным и даже не взглянул на Тийю и Аннеса.
Аннес с досадой почувствовал, что кровь действительно прилила к щекам. Он посмотрел на Тийю, не то ища поддержки, не то прося прощения. Тийя тоже вспыхнула. Аннес понимал, что, если он сию же минуту не заткнет Вяртсу глотку, тот все измарает гнусными словами. Но у Аннеса язык точно прилип к гортани.
Вяртс, разумеется, не унялся.
— Тийя — девка заводная! — горланил он.— Тийя, в другой раз возьми меня.
Аннес не мог больше терпеть. Теряя всякое самообладание, он прыгнул к Вяртсу и крикнул:
— Вставай!
Вяртс, обычно сразу принимавший любой вызов, сегодня, видно, не хотел драться. Он только рассмеялся Р лицо Аннесу.
— Вставай!—громко повторил Аннес срывающимся голосом.
Луй, держа в руке колоду карт, завопил:
— Не путай игру!
Аннес не слышал, что кричал ему Луй. Не слышал он и остальных мальчишек, пытавшихся его успокоить. Стоял перед Вяртсом, сжав кулаки, готовый в любую секунду броситься на него. Он смутно сознавал, что Вяртс уклоняется от драки, что никто из ребят не хочет ссоры и что он, Аннес, их только забавляет. Это еще больше разъярило его, и он ударил.
Вяртс увернулся от его кулака и повалился навзничь, смешав деньги и карты. Лежа на спине среди игроков, он вопил:
— Помогите! Помогите! Убивают!
Ребята хохотали и галдели вперемежку. Луй плаксиво ругался:
— Паршивцы! Гады! Мошенники!
Наконец-то перед ним замаячил крупный банк, Вяртс наверняка прикупил лишнее и прогорел, а теперь все карты спутаны, деньги разбросаны.
Неизвестно, чем кончилось бы дело, не вмешайся Тийя. Она быстро подошла к Аннесу и оттащила его от противника.
— Пойдем отсюда,— сказала она спокойно. Потом повернулась к Вяртсу: — Тебя я взять не могу, у тебя язык мелет как у старой бабы.
Хохот и шум смолкли. Мальчишки смотрели на Тийю разинув рот. Их поразили не столько ее слова, хотя и сказанные высокомерно, сколько вся ее манера держаться. В ней вдруг проявилось достоинство, невольно вызывавшее уважение, уверенность в себе и еще что-то, чего они не смогли бы определить, но что произвело на них впечатление.
Аннес не сопротивлялся. Он был еще не в себе и плохо понимал происходящее вокруг. Одно он все же заметил. Что Тийя — опять другая. Тийя обращалась с парнями так, как взрослый человек обращается с мелюзгой. И даже сам Аннес почувствовал, будто сразу вырос. Его нисколько не смутило, что Тийя взяла его под руку и увела. Он был восхищен ею и готов делать все, что она скажет.
Только у луговых ворот — начало улицы все почему-то называли луговыми воротами — Аннес заметил, что в глазах Тийи блестят слезы.
— Что с тобой? — спросил он испуганно. Тийя молчала.
Но когда вошли во двор, она не выдержала:
— Они считают меня шлюхой. Все мужчины считают женщин шлюхами. И ты тоже считаешь меня такой.
Аннес не успел опомниться, как Тийя добавила шепотом:
— Мы перебираемся на другую квартиру.
БУЛЬВАР СВОБОДЫ
В начале Аннес ни о чем не думал, просто шагал все быстрее. Кое-что, конечно, в голове мелькало, но это не были настоящие, связные мысли, а скорее обрыв-
ки их. О том, что возчики хлеба один за другим пристраивают к своим повозкам колеса с автомобильными шинами. Что такая вот метровая сосулька, если упадет на голову, может сбить человека с ног. Или: какая разница между бакалейной лавкой и колониальной? Почему кошки любят тепло больше, чем собаки, ведь у кошки тоже плотная меховая шуба? И так далее. Настоящие мысли пришли позже, когда он уже согрелся ходьбой. Пронизывающий до костей ветер заставлял прежде всего усиленно двигаться. Пальто на вате, наверно, защитило бы от ветра, но Аннесу негде было взять такую добрую толстую одежку.
И все же об одной серьезной вещи Аннес подумал еще в воротах своего двора. Сесть в трамвай или пройти весь путь пешком? Аннес недолго колебался — махнул рукой на трамвай, хотя мать и дала ему пять центов. Он отказался от трамвая потому, что центы ему были крайне нужны для другого. Пять центов — жалкие гроши, но если у тебя за душой ничего больше нет, то и эту монетку вертишь в пальцах, прежде чем истратить. Если б Аннес не знал, до чего у матери плохо с деньгами, он, может, выпросил бы и еще одну пятицентовую, но он это знал отлично. Аннес даже удив^ лялся, откуда мама и эти-то центы раздобыла. У отца еще получки не было, как видно, мама опять что-то отнесла в ломбард. Наверное, обручальные кольца, ей всегда так не хочется их закладывать, и все же приходится каждую зиму относить. Кольцо с камешком мать заложила еще перед рождеством, чтобы на праздниках было чем хоть немножко полакомиться. А раз у матери каждый цент на счету, Аннес не посмел и рот открыть, сунул пятицентовую монету в карман и ушел. Даже поблагодарить забыл. У них в семье вообще «спасибо» и «пожалуйста» были не в ходу, ими как будто стеснялись обмениваться друг с другом. Когда говорили с посторонними, эти вежливые словечки легче слетали с языка, но Аннесу и тогда было странно, даже как-то неловко их произносить.
Итак, первое размышление Аннеса касалось поездки в трамвае. Тут его решение было связано с Тийей. Точнее говоря, с его давним желанием пригласить Тийю в Кино. Но как пригласишь, если нет денег на билеты. Было время, когда Аннес и Тийя ходили в кино вдвоем на один билет. Умоляли контролершу до тех пор, пока она не пропускала их обоих. Понятно так везло не всегда, а лишь в те дни, когда было мало зрителей и попадалась добрая билетерша. Теперь они оба слишком взрослые и большие, чтобы действовать таким образом. К тому же, Тийя — уже не прежняя Тийя, она и не захочет так идти. Иной раз поведение Тийи приводит Аннеса в отчаяние. Аннес вынужден уступать во всем, вынужден безропотно сносить Тийины вспышки и капризы, чтобы не рассориться окончательно. Про себя Аннес считает, что Тийю испортила гимназия, а порой он опасается еще худшего. Тийя, такая, какой она сейчас стала, пойдет в кино, только если есть два билета, и не просто два билета, а два хороших билета. Но хороший билет даже в дешевом кино стоит для Аннеса дьявольски дорого. Конечно, выходя из дому, Аннес не вспоминал обо всем этом, не вспоминал даже о Тийе, и кино не мелькало у него в голове, ему просто подумалось, что деньги нужны не только на трамвай. Но за этой мыслью все же стояло кино, а за кино — Тийя.
Решив идти пешком, Аннес сразу повернул направо и пошел быстрым шагом. В переулке ему попалась ро-термановская повозка, тут-то он и отметил про себя, что возчики хлеба ставят на свои фургоны колеса с автомобильными шинами и ездят так даже зимой. В эту минуту налетел резкий порыв ветра, Аннес передернул плечами и еще больше ускорил шаг.
Ему удалось согреться, только когда он достиг железнодорожного переезда на Пярнуском шоссе. Прямо перед ним во двор больницы Диаконисе свернули дровни, на которых везли гроб, из этого Аннес заключил, что в больнице кто-то умер. И тут ему в голову пришли всякие мысли. Он начал думать об одном странном рабочем — камнебое и его речах.
С виду это был самый заурядный человек. Выделялся разве только тем, что был очень уж легко одет. Он, правда, носил куртку из грубой деревенской шерсти, но под ней ни фуфайки, ни другой теплой одежды. То, что он работал голыми руками, Аннеса не удивило, большинство рабочих не пользовались рукавицами. Потом, когда камнебой, говоривший такие необычайные вещи, встал на ноги, оказалось, что он удивительно маленького роста. Аннес подумал, что он сам, наверно, на целую голову выше этого человека, а ведь Аннес совсем не был дылдой. Один метр семьдесят два сантиметра и ни одним миллиметром больше. Конечно, он может еще подрасти, парни даже на военной службе еще растут, а ему нет и семнадцати. Этому рабочему лет сорок, если не больше. Такие низенькие люди редко встречаются, одного такого Аннес знал, он жил неподалеку, в конце улицы. Люди прозвали его Сизарем. Сизарь был сын владельца маленькой хибарки, старый холос-тяк. Прошлой осенью Аннес чуть не проучил Сизаря,— тот, подвыпив, начал приставать к его сестре, сперва рассыпался в любезностях, а потом пытался и рукам дать волю. Аннес старался сдерживаться — как-никак пожилой человек, к тому же дело было в гостях. Но долго ли вытерпишь, когда сестра уже вот-вот расплачется, Аннес выскочил из-за стола и крикнул Сизарю — оставьте, мол, Айно в покое, а не то... Что могло случиться дальше, Аннес себе в точности не представлял, но после хвалился, что ему все было нипочем. К счастью, серьезной стычки не получилось. Сизарь начал смеяться, а вскоре и вовсе исчез. Странный камне-бой был, может, только чуть плечистее, чем Сизарь, а ростом не выше ни на дюйм.
Камнебой, вокруг которого сейчас вертелись мысли Аннеса, вчера говорил так:
— И вещи, и живые существа таят в себе нечто отличающееся от их наружного облика. Возьмем, к примеру, человека. То, что мы видим,— это лишь внешняя форма. Грубая материальная оболочка. За видимым физическим телом, или, иными словами, внутри него, имеется еще другое, состоящее из гораздо более тонкого вещества. Ученые называют его флюидным, или астральным, телом. В обычных условиях мы этого флюидного тела не видим. Наше флюидное, или астральное, тело не всегда и не всякий в состоянии воспринять зрением. Астральное тело может даже находиться где-нибудь в другом месте, далеко. Человек может одновременно быть в двух местах: его обычное тело, скажем, здесь, около этой кучи камней, а астральное — за тысячу километров. Это случалось, это подтверждается проверочными данными. Астральное тело гораздо важнее, чем видимая всеми физическая оболочка. А еще выше, чем астральное тело - чисто духовная ступень внутреннего мира, обиталище нашей души или, как считают некоторые,— сама душа; по этому поводу есть различные толкования. Флюидное тело короля или герцога вовсе не состоит из более тонкого материала, чем наши тела. Все мы —частицы космоса, вечной энергии природыt Когда функции грубоматериального тела заканчиваются, флюидное тело, сотканное из тончайшего вещества, продолжает существовать.
Проходя мимо больницы Диаконисе, куда везли гроб, Аннес вспоминал эти речи камнебоя и думал о том, что мир мечты гораздо прекраснее, чем реальная жизнь. Он много слышал о бессмертии души, слышал об этом на уроках катехизиса, читал в кратком изложении библии, даже в самом священном писании и во многих других книгах, так как он вообще читал много, жадно и без всякого выбора. Но он не верил ни в бессмертие души, ни в бога. Во всяком случае, так он уверял других и себя самого, иной раз просто из упрямства. В начальной школе он подружился с сыном проповедника из общины методистов и вместе с ним часто забредал в методистскую молельню, на которой красовалась башня, а внутри играл орган, как в настоящей церкви. Он слушал, что говорили благочестивые братья, но к нему ничто не пристало. Как-то во время богослужения он вместе с сыном проповедника, тихим светловолосым пареньком, взобрался на крышу молельни и устроил там гребные гонки между университетами Кембриджа и Оксфорда. Они залезли на крышу, совсем не помышляя о столь важном мероприятии, состязание возникло само собой. Просто Аннеса на крыше одолела неотложная нужда, а спускаться из-за этого вниз было лень. Аннес пустил струйку с гребня крыши, а за ним и сын проповедника, который вообще был компанейский парень. Пока их ручейки струились к краю крыши, Аннес расфантазировался и сказал — посмотрим, мол, кто победит, Кембридж или Оксфорд. Белобрысенький тихоня, сын проповедника, парень смекалистый, мигом сообразил, в чем дело, и объявил свой ручеек Оксфордом. Наверное, потому, что в ту весну победила гребная команда Оксфорда. Аннес великодушно согласился представлять Кембридж и заявил, что победит тот, чья шлюпка скорее достигнет стрехи. Аннес был уверен в своей победе, потому что он начал раньше и его ручеек убежал дальше. Но победителя определить не удалось, солнце так нагрело толевую крышу молельни, что обе шлюпки испарились, не достигнув финиша. Раза два Аннес бывал на детских утренниках в Карловской церкви перед рождественскими праздниками, чтобы получить мешочек с конфетами на елке, которую церковь устраивала для детей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21