— Будь благоразумен и не требуй от меня невозможного. Придет время, я сама тебе все расскажу.
— Когда же придет это время?
— Не приставай ко мне и не выспрашивай, тогда оно настанет скоро. Но если будешь злюкой и недоверчивым, придется долго ждать. — И Берта жарким поцелуем зажала Цеплису рот. Этот поцелуй затуманил множество настойчивых просьб и расспросов, и Цеп-лис отдался его власти.
Над Ригой нежилось весеннее солнце, я на всех перекрестках продавали яркие воздушные шары, мерцавшие в его лучах, как аппетитные, спелые яблочки. Улицы были полны взрослых и детей — каждому хотелось получить свою долю мартовских воскресных удовольствий. Уличная грязь никого не отпугивала — в садах по голубовато-белому снегу, беззаботно журча, вились ручейки. Бастионная горка напоминала заспавшегося сказочного карлика, которого спросонок отстегали вербой. Его будил не только гомон выпущенных солнцем на волю вод, но и детские голоса, разносившиеся далеко по бульварам. В лицах людей, в их голосах была непередаваемая словами радость встречи с чем-то великим и долгожданным.
В это утро Цеплис и Берта гуляли по улицам, бульварам и садам. Берта словно бы вырвалась на свободу и, без умолку болтая, громко смеялась. Цеплис был тоже охвачен странным волнением. Но не из-за солнца и ранней весны. Его возбуждало предстоящее собрание и судьба проекта, который лежал у него во внутреннем кармане пальто, перепечатанный на нескольких1 десятках страниц. Собрание откроется только в двенадцать, и поэтому Цеплис на прогулке обдумывал свою вступительную речь и еще раз мысленно взвешивал самые веские аргументы, которые убедили бы всех сомневающихся. Если сегодняшнее собрание одобрит его проект, начнется новый этап в жизни не только Цеплиса, но и всей латвийской промышленности. И он пьянел от смелости своих планов и замыслов.
До погруженного в раздумье Цеплиса почти не доходила звонкость весны. На вопросы Берты он или не отвечал вовсе, или же отвечал невпопад. Вначале, ра-
дуясь чудесному дню, жена терпела это, хоть ей очень хотелось поделиться своей радостью с мужем. Но вместе с усталостью от прогулки появилась и досада на мужа, забивающего себе голову мыслями о делах з такой чудесный весенний день.
— Перед тобой вместо солнечных лучей пляшут цифры, и больше ты ничего не видишь и не слышишь, — довольно резко заметила Берта. Резкость ее голоса вырвала Цеплиса из опьяняющего вихря цифр.
— Как ты не понимаешь, что мне предстоит серьезное дело! А когда я обдумываю что-нибудь серьезное, то больше уж ничего не вижу и не слышу, — обиженно возразил Цеплис.
— Чего там обдумывать на прогулке.
— Как раз на прогулке голова работает всего лучше.
— Ну, тогда надо по крайней мере гулять, а не бежать. Я едва поспеваю. — Досада у Берты не проходила.
— Разве я бегу? Возможно. Мои ноги стараются угнаться за мыслями, — оправдывался Цеплис.
— Да какие еще там мысли, все и так ясно. Уж сколько раз ты размышлял над этим!
— Ну нет, этот вопрос настолько важен, что над ним можно размышлять без конца. Нам с тобой все кажется ясным и простым. Но разве поймут это все те твердолобые, что сойдутся на собрание? Их ленивые мозги едва ли в состоянии сразу охватить мой проект. Придется долго растолковывать и объяснять. Поэтому еще никак нельзя предвидеть исхода.
— Ну, а что ты будешь делать, если они провалят твой проект? — подзадоривала Берта, чтобы только муж опять не углубился в свои мысли. Лучше уж пусть говорит о делах, чем молчит.
— Ты думаешь, это действительно может случиться? — взволнованно спросил Цеплис.
— А почему бы и нет!
— Ну я так быстро не сдамся! На сей раз я проявлю терпение и настойчивость, потому что знаю, во имя чего это делается.
— Ну, а если все-таки ничего не выйдет?
— Берта, ты, наверно, хочешь убить во мне всякую веру, — упрекнул ее Цеплис. — Я не допускаю такой возможности. Но если это все же случится, я осуществлю свои замыслы один, и вся прибыль тоже достанется мне одному.
— У тебя не хватит денег.
— Не хватит денег? Но ведь потому я и созываю их всех сегодня! Иначе они вообще не были бы мне нужны.
— Это я прекрасно понимаю. Но мне хочется знать, откуда ты возьмешь недостающие деньги, если никто из приглашенных не примет твоего предложения?
— Достану. Необходимые средства отпустит мне Латвийский банк. Ознакомившись с перспективами грандиозного предприятия и с размерами вложенного мной капитала, они мне охотно предоставят эти недостающие тридцать или сорок миллионов, — гордо возразил Цеплис.
— Ты же мне обещал не рисковать своими деньгами.
— Поэтому я и хочу воодушевить других. Но если это не удастся, то после получения государственной ссуды я выну свои деньги и положу их в иностранные банки. Дом я заблаговременно перепишу на твое имя. Только этого никто не должен знать. Обещай, что ты никому не скажешь.
— Это я могу обещать на некоторое время. Но когда дом будет записан на мое имя, я смогу развестись с тобой, — пошутила Берта.
— А сейчас не можешь?
— Ты мне не отдашь дом. А без имущества я не хочу разводиться.
— Не думай, у тебя и тогда не будет имущества, потому что на полную стоимость дома я получу закладные и буду держать их у себя в кармане. — Цеплис засмеялся, будто шутя, но его слова были слишком похожи на правду.
— Значит, ты хочешь обмануть меня так же, как и своих будущих акционеров!.— Берта притворилась серьезной.
— Что за чепуха! Разве я хочу их обмануть? — воскликнул смутившийся Цеплис.
— Не только акционеров, но и банк! Ты сам сказал, что, как только получишь ссуду, сейчас же вынешь вложенный капитал и переведешь его в заграничные банки. Разве это не обман?
— Ты в этом ничего не смыслишь! Вообще не следует женщинам вмешиваться в мужские дела. Восторгайся уж лучше весной и прелестной погодой, — насмешливо произнес Цеплис.
— Спасибо за совет! Если я не восторгаюсь твоими надувательскими планами, так ты меня упрекаешь, будто я вмешиваюсь в твои дела. Очень красиво! А я все-таки хочу говорить, потому что твои неудачи отразятся и на мне. — Берта и вправду сделалась серьезной.
— Ты мне испортишь настроение, и я действительно провалюсь на собрании. — В голосе Цеплиса прозвучала резкость.
— Я хочу вообще удержать тебя от этого собрания.
— Это тебе не удастся. Я сам знаю, что делаю. Если я что-нибудь решил, то не отступлюсь, пока не достигну своей цели. Лучше и не пытайся. Этому проекту я посвятил так много времени, что отступление уже невозможно.
— А если я попрошу тебя?
— Надо было раньше. Ты сама все время радовалась моим замыслам и восхищалась вместе со мной. А теперь, когда я хочу приняться за их осуществление, запела другую песенку. Почему ты вдруг изменила свое мнение? — удивленно спросил Цеплис.
— Ты никогда еще не высказывался так откровенно! Я думала, ты действительно хочешь содействовать расцвету нашей промышленности. А сейчас ты признался, что хочешь только нажиться за счет других. Ты же обманешь всех, кто тебе доверится. — Берта даже раскраснелась и сердито глядела на мужа.
— Ах, значит, по-твоему, я должен заниматься благотворительностью? Ну нет будущее обеспечено лишь тем предприятиям, которые правильно поставлены в деловом отношении и приносят хорошую прибыль,— Но этого можно достигнуть честной работой, без надувательства.
— Разве это надувательство, если я приглашаю других в свое предприятие компаньонами? Они же еще на этом хорошо заработают...
— Или все потеряют! — с горячностью перебила Берта.
— Если ты меня будешь перебивать, я не скажу больше ни слова. Вообще ты сегодня настолько несдержанна и неосторожна в выражениях, что тебе лучше бы пойти домой отдохнуть.
Берта круто повернулась и, ни слова не сказав, быстро пошла прочь. Она не выдержала, и глаза ее наполнились слезами. Берта не понимала, что с ней случилось, только чувствовала, что присутствие мужа для нее невыносимо. Ничего не соображая, бежала она по улицам и пришла в себя только дома. «Неужели ее Эдгар действительно мог вынашивать подобные замыслы?» — думала Берта, бросившись на кровать и заливаясь слезами. Как же она не замечала этого раньше?
После внезапного бегства Берты Цеплис немного прошел вслед за нею, но, убедившись, что не догонит жену и что она направилась к дому, успокоился. Ее поведение было поистине очень странным, но сейчас Цеплису некогда было думать о пустяках. Это можно будет выяснить в более свободное время.
Пока Цеплис гулял и ссорился с женой, в гостинице «Венеция», где был заказан большой кабинет, собирались рижские торговцы и промышленники, которых пригласили выслушать предложения Цеплиса и принять участие в учреждаемом предприятии. Кроме промышленников и коммерсантов, Цеплис пригласил также трех наиболее деятельных депутатов сейма и стольких же представителей руководящих и влиятельных кругов Латвийского банка. Два депутата, Осис и Цирулис, принадлежали к тогдашним правительственным фракциям, третий же, Клявинь, был лидером оп-
позиции и опаснейшим оппонентом правительства по финансовым и кредитным вопросам. Выбирая и приглашая именно этих депутатов, Цеплис руководствовался тем расчетом, что в своем предприятии он должен прежде всего заинтересовать правительственные фракции, в чьих руках находятся ключи от сундука с государственными деньгами, а оппозиции надо только заткнуть рот. И достичь этого Цеплис думал вернее всего путем непосредственного вовлечения Клявиня в предприятие. Благожелательное отношение Осиса и Цирулиса было необходимо для получения кредитов, так как в противном случае правительство и Латвийский банк запросили бы большие или меньшие гарантии, хотя бы ради проформы. Но если замолвят словечко Цирулис или Осис, да к тому же в случае надобности не скроют, что и Клявинь является участником предприятия, то ни один министр или директор не посмеет усомниться в благонадежности предприятия и отказать в кредитах. В этом отношении Цеплис хотел быть, да и был рассудительнее и дальновиднее промышленника Оскара Бриедиса, который отправился к министру финансов с голыми руками и пытался прошибить стенку лбом. Нет, Цеплис не допустил бы подобной ошибки: если не хочешь отморозить руки, надо надеть перчатки. Поэтому он долго продумывал и взвешивал подбор приглашаемых депутатов, пока не решил обратиться к тем трем, которых он теперь про себя называл своими избранниками. От Латвийского банка Цеплис облюбовал лишь тех, кому во всех важнейших вопросах принадлежало последнее и решающее слово. Такими ему представлялись Давис Дзилю-петис, Ян Лейман и Петер Заринь. Из торговцев и промышленников Цеплис пригласил с десяток наиболее солидных и состоятельных. Однако каждому приглашенному разрешалось привести с собой солидных, заслуживающих доверия заинтересованных лиц, готовых вложить свои капиталы в солидное и надежное предприятие. Так, владелец фанерной и ящичной фаб-
рики Мартин Зутис взял с собой подковного фабриканта Микеля Нагайниса и консервного фабриканта Теодора Сескиса, которых Цеплис ни в коем случае не собирался приглашать. Среди немногих представителей частных банков был также директор-распорядитель ссудо-сберегательного товарищества «Крауя» Ян Удрис, явившийся в веселом расположении духа: всю ночь он пил и успел только сходить домой умыться и надеть чистый воротничок. Теперь Удрис весело рассказывал о своих ночных похождениях мебельному фабриканту Карлу Лусису и владельцу бюро переписки Августу Муцениеку, которого Цеплис пригласил для протоколирования решений собрания.
Просторный кабинет «Венеции» заполнился приглашенными, не хватало лишь самого Цеплиса. Посредине стоял длинный стол, вокруг него стулья с высокими спинками, а по углам кабинета на маленьких столиках выстроились груды закусок и объемистые графины с водкой. У одного из этих столиков, почти не выпуская из рук водочных рюмок, угощались, потихоньку беседуя, Нагайнис и Сескис.
— Теперь-то мы с ним рассчитаемся за то, что он не дал вам денег, — ухмылялся Нагайнис, отирая салфеткой винегрет с коротко подстриженных усов.
— Правильно! Опрокинем по чарке для храбрости, — веселился Сескис, наполняя только что опорожненные рюмки.
— У меня храбрости хватит, я ему никогда не прощу! А опрокинуть тоже неплохо. — И Нагайнис одним духом глотнул рюмку водки.
— Никак не пойму, что за смысл ему было дурачить меня и рассказывать, будто он одолжил тебе целых полмиллиона? — удивлялся Сескис, закусывая лососиной.
— Очень просто: чтоб скрыть, что у него нет никаких денег. Стыдно было признаться. Я-то уж знаю этих горлопанов.
— Но если у него нет денег, зачем же он взялся за устройство большого предприятия?
— Чтобы мы дали эти деньги, а он навяжется в руководители. Не видишь, приглашены одни денежные
тузы. Даже депутаты и банковские воротилы. Ничего не скажешь, голова у него работает. Но мы тоже не лыком шиты и покажем ему, что видим таких субъектов насквозь! — хвастался уже изрядно подвыпивший Нагайнис.
В этот самый момент в двери входил Цеплис. Он слышал последние слова Нагайниса и вообще был неприятно удивлен, увидев его и Сескиса среди приглашенных. Столь же странным показалось Цеплису, что гости принялись за водку и закуску, не дожидаясь прибытия хозяина, намеревавшегося немного развлечь их лишь по окончании деловой части собрания. Но разве можно было ожидать проявления такта и деликатности от таких людей, как Сескис и Нагайнис? Цеплис попытался успокоиться, но тут же подумал, что ссора с Бертой была дурным предзнаменованием. Овладев собой, он приветливо произнес:
— Господа, прошу занять места за столом. Я хочу ознакомить вас с теми планами, из-за которых осмелился созвать вас сегодня сюда.
Все поспешили занять места, вытирая губы и усердно дожевывая то, что было во рту. Стулья грохотали, пока все не уселись. Когда, наконец, настала тишина и Цеплис поднялся, чтобы открыть собрание, ему бросилась в глаза багровая физиономия Нагайниса, старательно ковырявшего спичкой в зубах. Цеплису сразу стало не по себе, и он ушел бы отсюда, если б дело не было столь серьезным и от этого ухода не рушились бы все его замыслы. Он вспомнил, что обещал Берте быть терпеливым и настойчивым. Это теперь и следовало исполнить, чтобы не оказаться в глазах жены пустозвоном и не потерять частицу ее уважения. С этим Цеплис не смирился бы ни в коем случае и потому смело начал:
— Итак, господа, разрешите мне перейти прямо к делу.
— Просим, просим, — откликнулись со всех сторон.
— Нам необходим председатель собрания, — продолжал Цеплис.
— Вы сами! Мы утверждаем вас единогласно.
— Благодарю вас. Итак, начнем и попросим господина Муцениека вести протокол. Надеюсь, возражений не будет.
При всеобщем одобрении Муцениек встал, раскланялся и, снова усевшись, начал поспешно раскладывать письменные принадлежности.
— Господа, торговля и промышленность в нашем государстве переживают тяжелый кризис, — торжественно начал Цеплис. — Этому много различных причин. Но одна из главных — наша беспощадная взаимная конкуренция. Ее надо устранить, чтобы мы сами не разоряли друг друга. Наши капиталы истираются один о другой, точно два жернова, безо всякой пользы. Даже покупатели и потребители ничего не выигрывают, так как при таком положении снижается благосостояние государства и все мы терпим убыток. Необходимо найти средства борьбы с этим злом. И я думаю, что одним из лучших средств является объединение капиталов. — Цеплис перевел дух и посмотрел, какое впечатление произвели его слова. Все слушали внимательно, лишь один Сескис указательным пальцем правой руки благодушно ковырял в носу и, видимо, вовсе не слушал. Но, уловив слова Цеплиса об объединении капиталов, он бросил многозначительный взгляд на Нагайниса. Тот тоже взглянул на Сескиса и злобно усмехнулся. Все это Цеплис невольно заметил, но не встревожился. Эти два явившихся без приглашения человечка ничем не могут ему повредить. Их кошельки слишком тощи. Поэтому их слова не имеют никакого веса. Все решает поведение депутатов Осиса, Циру-лиса и Клявиня, а также банковских деятелей Дзилю-петиса, Леймана и Зариня. Но эти важные господа слушали пока что весьма серьезно и внимательно. Поэтому Цеплис смело продолжал:
— Нам больше не следует создавать мелкие предприятия, влачащие жалкое существование. Мы должны учреждать большие объединенные фирмы, с которыми никто не осмелится конкурировать. В каждой отрасли промышленности следует уничтожать мелкие мастерские и строить одну-две крупных фабрики. Тогда в Риге опять задымятся трубы и завоют заводские гудки. Тогда оживут городские окраины и в пустых трубах
не будут вить гнезда галки. Нам не следует удовлетворяться одним лишь местным рынком, иначе мы задохнемся, как рыбы в замерзшем пруду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Когда же придет это время?
— Не приставай ко мне и не выспрашивай, тогда оно настанет скоро. Но если будешь злюкой и недоверчивым, придется долго ждать. — И Берта жарким поцелуем зажала Цеплису рот. Этот поцелуй затуманил множество настойчивых просьб и расспросов, и Цеп-лис отдался его власти.
Над Ригой нежилось весеннее солнце, я на всех перекрестках продавали яркие воздушные шары, мерцавшие в его лучах, как аппетитные, спелые яблочки. Улицы были полны взрослых и детей — каждому хотелось получить свою долю мартовских воскресных удовольствий. Уличная грязь никого не отпугивала — в садах по голубовато-белому снегу, беззаботно журча, вились ручейки. Бастионная горка напоминала заспавшегося сказочного карлика, которого спросонок отстегали вербой. Его будил не только гомон выпущенных солнцем на волю вод, но и детские голоса, разносившиеся далеко по бульварам. В лицах людей, в их голосах была непередаваемая словами радость встречи с чем-то великим и долгожданным.
В это утро Цеплис и Берта гуляли по улицам, бульварам и садам. Берта словно бы вырвалась на свободу и, без умолку болтая, громко смеялась. Цеплис был тоже охвачен странным волнением. Но не из-за солнца и ранней весны. Его возбуждало предстоящее собрание и судьба проекта, который лежал у него во внутреннем кармане пальто, перепечатанный на нескольких1 десятках страниц. Собрание откроется только в двенадцать, и поэтому Цеплис на прогулке обдумывал свою вступительную речь и еще раз мысленно взвешивал самые веские аргументы, которые убедили бы всех сомневающихся. Если сегодняшнее собрание одобрит его проект, начнется новый этап в жизни не только Цеплиса, но и всей латвийской промышленности. И он пьянел от смелости своих планов и замыслов.
До погруженного в раздумье Цеплиса почти не доходила звонкость весны. На вопросы Берты он или не отвечал вовсе, или же отвечал невпопад. Вначале, ра-
дуясь чудесному дню, жена терпела это, хоть ей очень хотелось поделиться своей радостью с мужем. Но вместе с усталостью от прогулки появилась и досада на мужа, забивающего себе голову мыслями о делах з такой чудесный весенний день.
— Перед тобой вместо солнечных лучей пляшут цифры, и больше ты ничего не видишь и не слышишь, — довольно резко заметила Берта. Резкость ее голоса вырвала Цеплиса из опьяняющего вихря цифр.
— Как ты не понимаешь, что мне предстоит серьезное дело! А когда я обдумываю что-нибудь серьезное, то больше уж ничего не вижу и не слышу, — обиженно возразил Цеплис.
— Чего там обдумывать на прогулке.
— Как раз на прогулке голова работает всего лучше.
— Ну, тогда надо по крайней мере гулять, а не бежать. Я едва поспеваю. — Досада у Берты не проходила.
— Разве я бегу? Возможно. Мои ноги стараются угнаться за мыслями, — оправдывался Цеплис.
— Да какие еще там мысли, все и так ясно. Уж сколько раз ты размышлял над этим!
— Ну нет, этот вопрос настолько важен, что над ним можно размышлять без конца. Нам с тобой все кажется ясным и простым. Но разве поймут это все те твердолобые, что сойдутся на собрание? Их ленивые мозги едва ли в состоянии сразу охватить мой проект. Придется долго растолковывать и объяснять. Поэтому еще никак нельзя предвидеть исхода.
— Ну, а что ты будешь делать, если они провалят твой проект? — подзадоривала Берта, чтобы только муж опять не углубился в свои мысли. Лучше уж пусть говорит о делах, чем молчит.
— Ты думаешь, это действительно может случиться? — взволнованно спросил Цеплис.
— А почему бы и нет!
— Ну я так быстро не сдамся! На сей раз я проявлю терпение и настойчивость, потому что знаю, во имя чего это делается.
— Ну, а если все-таки ничего не выйдет?
— Берта, ты, наверно, хочешь убить во мне всякую веру, — упрекнул ее Цеплис. — Я не допускаю такой возможности. Но если это все же случится, я осуществлю свои замыслы один, и вся прибыль тоже достанется мне одному.
— У тебя не хватит денег.
— Не хватит денег? Но ведь потому я и созываю их всех сегодня! Иначе они вообще не были бы мне нужны.
— Это я прекрасно понимаю. Но мне хочется знать, откуда ты возьмешь недостающие деньги, если никто из приглашенных не примет твоего предложения?
— Достану. Необходимые средства отпустит мне Латвийский банк. Ознакомившись с перспективами грандиозного предприятия и с размерами вложенного мной капитала, они мне охотно предоставят эти недостающие тридцать или сорок миллионов, — гордо возразил Цеплис.
— Ты же мне обещал не рисковать своими деньгами.
— Поэтому я и хочу воодушевить других. Но если это не удастся, то после получения государственной ссуды я выну свои деньги и положу их в иностранные банки. Дом я заблаговременно перепишу на твое имя. Только этого никто не должен знать. Обещай, что ты никому не скажешь.
— Это я могу обещать на некоторое время. Но когда дом будет записан на мое имя, я смогу развестись с тобой, — пошутила Берта.
— А сейчас не можешь?
— Ты мне не отдашь дом. А без имущества я не хочу разводиться.
— Не думай, у тебя и тогда не будет имущества, потому что на полную стоимость дома я получу закладные и буду держать их у себя в кармане. — Цеплис засмеялся, будто шутя, но его слова были слишком похожи на правду.
— Значит, ты хочешь обмануть меня так же, как и своих будущих акционеров!.— Берта притворилась серьезной.
— Что за чепуха! Разве я хочу их обмануть? — воскликнул смутившийся Цеплис.
— Не только акционеров, но и банк! Ты сам сказал, что, как только получишь ссуду, сейчас же вынешь вложенный капитал и переведешь его в заграничные банки. Разве это не обман?
— Ты в этом ничего не смыслишь! Вообще не следует женщинам вмешиваться в мужские дела. Восторгайся уж лучше весной и прелестной погодой, — насмешливо произнес Цеплис.
— Спасибо за совет! Если я не восторгаюсь твоими надувательскими планами, так ты меня упрекаешь, будто я вмешиваюсь в твои дела. Очень красиво! А я все-таки хочу говорить, потому что твои неудачи отразятся и на мне. — Берта и вправду сделалась серьезной.
— Ты мне испортишь настроение, и я действительно провалюсь на собрании. — В голосе Цеплиса прозвучала резкость.
— Я хочу вообще удержать тебя от этого собрания.
— Это тебе не удастся. Я сам знаю, что делаю. Если я что-нибудь решил, то не отступлюсь, пока не достигну своей цели. Лучше и не пытайся. Этому проекту я посвятил так много времени, что отступление уже невозможно.
— А если я попрошу тебя?
— Надо было раньше. Ты сама все время радовалась моим замыслам и восхищалась вместе со мной. А теперь, когда я хочу приняться за их осуществление, запела другую песенку. Почему ты вдруг изменила свое мнение? — удивленно спросил Цеплис.
— Ты никогда еще не высказывался так откровенно! Я думала, ты действительно хочешь содействовать расцвету нашей промышленности. А сейчас ты признался, что хочешь только нажиться за счет других. Ты же обманешь всех, кто тебе доверится. — Берта даже раскраснелась и сердито глядела на мужа.
— Ах, значит, по-твоему, я должен заниматься благотворительностью? Ну нет будущее обеспечено лишь тем предприятиям, которые правильно поставлены в деловом отношении и приносят хорошую прибыль,— Но этого можно достигнуть честной работой, без надувательства.
— Разве это надувательство, если я приглашаю других в свое предприятие компаньонами? Они же еще на этом хорошо заработают...
— Или все потеряют! — с горячностью перебила Берта.
— Если ты меня будешь перебивать, я не скажу больше ни слова. Вообще ты сегодня настолько несдержанна и неосторожна в выражениях, что тебе лучше бы пойти домой отдохнуть.
Берта круто повернулась и, ни слова не сказав, быстро пошла прочь. Она не выдержала, и глаза ее наполнились слезами. Берта не понимала, что с ней случилось, только чувствовала, что присутствие мужа для нее невыносимо. Ничего не соображая, бежала она по улицам и пришла в себя только дома. «Неужели ее Эдгар действительно мог вынашивать подобные замыслы?» — думала Берта, бросившись на кровать и заливаясь слезами. Как же она не замечала этого раньше?
После внезапного бегства Берты Цеплис немного прошел вслед за нею, но, убедившись, что не догонит жену и что она направилась к дому, успокоился. Ее поведение было поистине очень странным, но сейчас Цеплису некогда было думать о пустяках. Это можно будет выяснить в более свободное время.
Пока Цеплис гулял и ссорился с женой, в гостинице «Венеция», где был заказан большой кабинет, собирались рижские торговцы и промышленники, которых пригласили выслушать предложения Цеплиса и принять участие в учреждаемом предприятии. Кроме промышленников и коммерсантов, Цеплис пригласил также трех наиболее деятельных депутатов сейма и стольких же представителей руководящих и влиятельных кругов Латвийского банка. Два депутата, Осис и Цирулис, принадлежали к тогдашним правительственным фракциям, третий же, Клявинь, был лидером оп-
позиции и опаснейшим оппонентом правительства по финансовым и кредитным вопросам. Выбирая и приглашая именно этих депутатов, Цеплис руководствовался тем расчетом, что в своем предприятии он должен прежде всего заинтересовать правительственные фракции, в чьих руках находятся ключи от сундука с государственными деньгами, а оппозиции надо только заткнуть рот. И достичь этого Цеплис думал вернее всего путем непосредственного вовлечения Клявиня в предприятие. Благожелательное отношение Осиса и Цирулиса было необходимо для получения кредитов, так как в противном случае правительство и Латвийский банк запросили бы большие или меньшие гарантии, хотя бы ради проформы. Но если замолвят словечко Цирулис или Осис, да к тому же в случае надобности не скроют, что и Клявинь является участником предприятия, то ни один министр или директор не посмеет усомниться в благонадежности предприятия и отказать в кредитах. В этом отношении Цеплис хотел быть, да и был рассудительнее и дальновиднее промышленника Оскара Бриедиса, который отправился к министру финансов с голыми руками и пытался прошибить стенку лбом. Нет, Цеплис не допустил бы подобной ошибки: если не хочешь отморозить руки, надо надеть перчатки. Поэтому он долго продумывал и взвешивал подбор приглашаемых депутатов, пока не решил обратиться к тем трем, которых он теперь про себя называл своими избранниками. От Латвийского банка Цеплис облюбовал лишь тех, кому во всех важнейших вопросах принадлежало последнее и решающее слово. Такими ему представлялись Давис Дзилю-петис, Ян Лейман и Петер Заринь. Из торговцев и промышленников Цеплис пригласил с десяток наиболее солидных и состоятельных. Однако каждому приглашенному разрешалось привести с собой солидных, заслуживающих доверия заинтересованных лиц, готовых вложить свои капиталы в солидное и надежное предприятие. Так, владелец фанерной и ящичной фаб-
рики Мартин Зутис взял с собой подковного фабриканта Микеля Нагайниса и консервного фабриканта Теодора Сескиса, которых Цеплис ни в коем случае не собирался приглашать. Среди немногих представителей частных банков был также директор-распорядитель ссудо-сберегательного товарищества «Крауя» Ян Удрис, явившийся в веселом расположении духа: всю ночь он пил и успел только сходить домой умыться и надеть чистый воротничок. Теперь Удрис весело рассказывал о своих ночных похождениях мебельному фабриканту Карлу Лусису и владельцу бюро переписки Августу Муцениеку, которого Цеплис пригласил для протоколирования решений собрания.
Просторный кабинет «Венеции» заполнился приглашенными, не хватало лишь самого Цеплиса. Посредине стоял длинный стол, вокруг него стулья с высокими спинками, а по углам кабинета на маленьких столиках выстроились груды закусок и объемистые графины с водкой. У одного из этих столиков, почти не выпуская из рук водочных рюмок, угощались, потихоньку беседуя, Нагайнис и Сескис.
— Теперь-то мы с ним рассчитаемся за то, что он не дал вам денег, — ухмылялся Нагайнис, отирая салфеткой винегрет с коротко подстриженных усов.
— Правильно! Опрокинем по чарке для храбрости, — веселился Сескис, наполняя только что опорожненные рюмки.
— У меня храбрости хватит, я ему никогда не прощу! А опрокинуть тоже неплохо. — И Нагайнис одним духом глотнул рюмку водки.
— Никак не пойму, что за смысл ему было дурачить меня и рассказывать, будто он одолжил тебе целых полмиллиона? — удивлялся Сескис, закусывая лососиной.
— Очень просто: чтоб скрыть, что у него нет никаких денег. Стыдно было признаться. Я-то уж знаю этих горлопанов.
— Но если у него нет денег, зачем же он взялся за устройство большого предприятия?
— Чтобы мы дали эти деньги, а он навяжется в руководители. Не видишь, приглашены одни денежные
тузы. Даже депутаты и банковские воротилы. Ничего не скажешь, голова у него работает. Но мы тоже не лыком шиты и покажем ему, что видим таких субъектов насквозь! — хвастался уже изрядно подвыпивший Нагайнис.
В этот самый момент в двери входил Цеплис. Он слышал последние слова Нагайниса и вообще был неприятно удивлен, увидев его и Сескиса среди приглашенных. Столь же странным показалось Цеплису, что гости принялись за водку и закуску, не дожидаясь прибытия хозяина, намеревавшегося немного развлечь их лишь по окончании деловой части собрания. Но разве можно было ожидать проявления такта и деликатности от таких людей, как Сескис и Нагайнис? Цеплис попытался успокоиться, но тут же подумал, что ссора с Бертой была дурным предзнаменованием. Овладев собой, он приветливо произнес:
— Господа, прошу занять места за столом. Я хочу ознакомить вас с теми планами, из-за которых осмелился созвать вас сегодня сюда.
Все поспешили занять места, вытирая губы и усердно дожевывая то, что было во рту. Стулья грохотали, пока все не уселись. Когда, наконец, настала тишина и Цеплис поднялся, чтобы открыть собрание, ему бросилась в глаза багровая физиономия Нагайниса, старательно ковырявшего спичкой в зубах. Цеплису сразу стало не по себе, и он ушел бы отсюда, если б дело не было столь серьезным и от этого ухода не рушились бы все его замыслы. Он вспомнил, что обещал Берте быть терпеливым и настойчивым. Это теперь и следовало исполнить, чтобы не оказаться в глазах жены пустозвоном и не потерять частицу ее уважения. С этим Цеплис не смирился бы ни в коем случае и потому смело начал:
— Итак, господа, разрешите мне перейти прямо к делу.
— Просим, просим, — откликнулись со всех сторон.
— Нам необходим председатель собрания, — продолжал Цеплис.
— Вы сами! Мы утверждаем вас единогласно.
— Благодарю вас. Итак, начнем и попросим господина Муцениека вести протокол. Надеюсь, возражений не будет.
При всеобщем одобрении Муцениек встал, раскланялся и, снова усевшись, начал поспешно раскладывать письменные принадлежности.
— Господа, торговля и промышленность в нашем государстве переживают тяжелый кризис, — торжественно начал Цеплис. — Этому много различных причин. Но одна из главных — наша беспощадная взаимная конкуренция. Ее надо устранить, чтобы мы сами не разоряли друг друга. Наши капиталы истираются один о другой, точно два жернова, безо всякой пользы. Даже покупатели и потребители ничего не выигрывают, так как при таком положении снижается благосостояние государства и все мы терпим убыток. Необходимо найти средства борьбы с этим злом. И я думаю, что одним из лучших средств является объединение капиталов. — Цеплис перевел дух и посмотрел, какое впечатление произвели его слова. Все слушали внимательно, лишь один Сескис указательным пальцем правой руки благодушно ковырял в носу и, видимо, вовсе не слушал. Но, уловив слова Цеплиса об объединении капиталов, он бросил многозначительный взгляд на Нагайниса. Тот тоже взглянул на Сескиса и злобно усмехнулся. Все это Цеплис невольно заметил, но не встревожился. Эти два явившихся без приглашения человечка ничем не могут ему повредить. Их кошельки слишком тощи. Поэтому их слова не имеют никакого веса. Все решает поведение депутатов Осиса, Циру-лиса и Клявиня, а также банковских деятелей Дзилю-петиса, Леймана и Зариня. Но эти важные господа слушали пока что весьма серьезно и внимательно. Поэтому Цеплис смело продолжал:
— Нам больше не следует создавать мелкие предприятия, влачащие жалкое существование. Мы должны учреждать большие объединенные фирмы, с которыми никто не осмелится конкурировать. В каждой отрасли промышленности следует уничтожать мелкие мастерские и строить одну-две крупных фабрики. Тогда в Риге опять задымятся трубы и завоют заводские гудки. Тогда оживут городские окраины и в пустых трубах
не будут вить гнезда галки. Нам не следует удовлетворяться одним лишь местным рынком, иначе мы задохнемся, как рыбы в замерзшем пруду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45