Марсель нахмурил брови. Все это ему не нравилось. Он знал Вандербрука, который с некоторых пор подвизался в кругах, связанных с боксом, и заходил иногда в его ресторан. Он достаточно пожил на свете, чтобы понимать, что перед ним сомнительная личность, то есть личность, на чей счет не могло быть сомнений.
— Ну и что? — проговорил Марсель.
Он пригубил рюмочку с арманьяком. Хотя Марсель ушел с ринга много лет назад, но так и не смог привыкнуть к алкоголю. Он употреблял его раза три в год и каждый раз испытывал отвращение.
— Вам приходилось путешествовать, месье Марсель? — спросил Вандербрук.
— Немного. Германия, Италия, Испания...
— А Англия? Англию вы знаете?
С чего этот тип, который никогда раньше с ним не разговаривал, задает ему все эти вопросы.
— Конечно. Я прожил год в квартале Сохо. Когда-то я там боксировал.
— Хорошо. Значит, вы знаете, как это происходит в Англии. И в Бельгии, впрочем, тоже. Есть букмекеры, которые принимают пари в любом виде спорта.
— Знаю.
— Ну, вот! Допустим, я букмекер. Только я не один. Я руковожу, если хотите, акционерным обществом. Анонимным.
— Понимаю,— улыбнулся Марсель.— Здесь эта работенка запрещена.
— Интересно, впрочем, почему? — сказал Вандербрук.— Мы никому не причиняем зла.
Марсель спрашивал себя, куда же клонит Вандербрук? Может, хочет получить от него кое-какие сведения? Но у него этих сведений нет. Это же не скачки. Все, что он мог предложить ему,— это прогнозы, предварительные оценки. Такой-то может победить такого. Но проиграет, наверное, Иксу. И все.
— Вы знаете, я вам уже сказал,— произнес Вандербрук, отставляя свой стакан,—что в этом деле приходится ворочать огромными капиталами. Я подумал, что мы могли бы договоритьтся..
— Конечно,— сказал Марсель, по-прежнему думая о прогнозах.— Но, откровенно говоря, я не уверен, что могу быть вам полезен.
— О! Еще как! — улыбнулся Вандербрук.
«Они хотят,— думал Марсель,— получить информацию, чтобы определить ставки».
— Ведь это вы тренируете Кида Черча, не так ли?
— Да.
— Кажется, через две недели они встречаются с Лу Реалом?
— Контракт еще не подписан. Сильвер умер, как вам известно, и...
— Известно. Думаю даже, что мне известно больше, чем вам. Матч Шульцер — Ламрани аннулирован.
— Об этом я знаю.
— Да, Сарков был не слишком доволен последним телефонным разговором с Сильвером. А потом случилось это несчастье... Короче, он выходит из игры.
Толстяк Марсель посмотрел на Бельгийца с восхищением и беспокойством. Откуда, черт возьми, он узнал все это? Но тот как будто угадал его мысли.
— У меня есть свои источники,— улыбнулся он.— Это моя работа.
— Но мадам Сильвер не сможет...
— Сможет. Поверьте мне, она не теряется. Она не бросит такое дело только потому, что убрали Сильвера. Возможно, впрочем, что она недалеко уйдет. В этом деле есть такие акулы... Но на несколько матчей ее хватит и, в частности, на тот, в котором она заинтересована, то есть на встречу между Кидом Черчем и Лу Реалом.
В который раз Марсель с гордостью выпятил грудь. Да, его питомца приметили! Впрочем, надо быть последним профаном, чтобы не понять, что из Кида выйдет чемпион международного класса.
— Этот матч интересует и нас,—продолжил Вандербрук.
— Что вы хотите знать? — спросил Марсель. Вандербрук ответил не сразу. Он подозвал Оскара и повторил заказ.
— Массу вещей,—сказал он, наконец.—Мы приняли пари, как в провинции, так и в столице. На матч Щуль-цер —Ламрани. Поскольку эта встреча аннулирована, наши клиенты перенесли свои ставки на матч вашего подопечного. Большинство делает ставки на Кида Черча. Толстяк Марсель просиял.
— Это знатоки,— отметил он.
Лу Реал не так уж плох, далеко не плох. Его менеджер Чарли был менеджером такого же масштаба, что и Сильвер, не только в Испании, но и в Латинской Америке. И Чарли не станет брать в свою «конюшню» лишь бы кого. Марсель уже видел однажды испанца в показательном матче. С этим боксером следовало считаться. Однако Марсель верил в Кида Черча, и болельщики не ошибались. Его питомец лучше двигается, и стойка у него надежней. Победы нокаутом, наверное, не получится, но по очкам он выиграет несомненно.
— Может, они и знатоки,— спокойно сказал Вандербрук,— но меня это не устраивает.
— Что вы хотите сказать?
— Я определил ставки. Вслепую, конечно. Три четверти ставок сделаны на Кида. Следовательно, процент прибыли уменьшается. При таком раскладе, если ваш ученик одержит победу, я не заработаю ни гроша. Скажу даже, что окажусь в убытке. И хотя люблю бокс, такого я допустить не могу. Что вы собираетесь делать?
— Как это, что я собираюсь делать? — Толстяк Марсель был ошеломлен.
Наступило молчание, и было слышно, как дождь барабанит по тротуару. Бар был пуст, и Оскар исчез в кухне.
— Карьера боксера —это не только слава,— прошептал, наконец, Вандербрук.—Сюда добавляется также и нежный перезвон монет.
— Разумеется,—согласился Толстяк Марсель.—Ну и что?
Вандербрук снова отпил глоток. Это нелегко сказать, труднее, чем он предполагал вначале. Теперь он понимал, как тяжело было Туану разговаривать с таким богатым и могущественным человеком, как Сильвер.
— Ну и что? — повторил Марсель.
Вандербрук поставил стакан и резко повернулся к тренеру.
— А то,—сказал он,— что, я думаю, в ваших интересах договориться с нами, старина.
Толстяк Марсель подался назад. Он испугался того, что, наконец, понял. Но нет! Это слишком глупо... — Выкладывайте,-проговорил он.
Бельгиец наклонился вперед, впился взглядом в глаза тренера.
— Миллион —вам, если Кид ляжет незадолго до конца матча. И три миллиона — ему. Больше я дать не могу.
— Вы с ума сошли! — воскликнул Марсель. Он чувствовал, что его лишают победы, которую он считал почти своей. Это было так, как будто ему только что предложили отречься от себя самого, перечеркнуть свое прошлое и настоящее.
— Да пет,— сказал Вандербрук подчеркнуто спокойно.— Вы ничего не понимаете в рекламе. Это поражение сделает для вашего питомца больше, чем любая победа, даже блестящая. Публике быстро надоедают полубоги. А бокс, в конечном счете, разве не спектакль?
— И это говорите вы?
Если б Марсель осмелился, он схватил бы Вандербру-ка за шиворот, выволок на середину ресторана и продемонстрировал бы ему благородное искусство. Но, как и все боксеры, он не любил драться вис ринга.
— Чем вы рискуете? — сказал Бельгиец.— Это матч молодых боксеров. Заработаете не так уж много, гораздо меньше, чем предлагаю я.
— Не знаю...— начал Марсель, сжав кулаки.
— Вас удерживает забота о карьере вашего питомца?— перебил Вандербрук тренера.— Но она от этого не пострадает, наоборот. Эта встреча для настоящих любителей будет захватывающей. Организаторы наверняка захотят устроить матч-реванш, и тут...
Марсель положил на стол свой огромный кулак, сжатый так, что костяшки пальцев побелели.
— ...И тут,— договорил Бельгиец, закуривая новую сигару,— Кид Черч раздавит Лу Реала.
Он не добавил при этом, что, обманутые поражением Кида в первом матче, все будут делать ставки на Лу Реала, обреченного на поражение.
— Публика ничего не потеряет,— продолжал Вандербрук,— а мы заработаем много денег.
Толстяк Марсель наклонился вперед, положив перед собой здоровые кулаки с узловатыми пальцами. Он был бледен, его нижняя губа дрожала.
— А если я набью вам морду? — проговорил он.
Не в состоянии дольше сдерживаться он бы, наверное, так и сделал, если бы в этот момент к нему не подошел Оскар.
— Марсель,— сказал он,—там вас спрашивает какой-то господин.
Тренер обернулся. У бара стоял, облокотившись на стойку, Хорошо одетый мужчина. Он что-то искал в черном кожаном портфеле.
— Вы позволите? — процедил Марсель сквозь зубы.
Он встал, а Вандербрук подумал, не воспользоваться ли ему моментом, чтобы уйти. Он прекрасно понимал, что этот человек способен сдержать слово и вышвырнуть его на улицу, избив до потери сознания. Но слишком многое было поставлено на карту, и стоило рисковать до конца, хоть он и начинал сомневаться, так ли хороша его затея, как ему показалось вначале.
— Добрый день, месье,— сердечно поздоровался с Марселем вновь прибывший.— Весьма сожалею, что вынужден вас побеспокоить.
Хотя он говорил довольно тихо, его голос все же доносился до Вандербрука, и он слышал почти весь разговор.
— Чем обязан, месье? — произнес Толстяк Марсель. Он подумал, что это должно быть какой-нибудь коммивояжер или страховой агент.
— Это вы Марсель Гренье, владелец ресторана?
Марсель ощутил неприятный холодок. Теперь он чувствовал, что, несмотря на внешнюю любезность, этот человек несет ему несчастье.
— Да, это я.
— Мэтр Корнель, судебный исполнитель,— представился мужчина.— Я должен вручить вам вот это.
Он протянул Толстяку Марселю листок голубой бумаги. Марсель стал лихорадочно искать очки и не нашел их. Мелкий шрифт и печати плясали у него перед глазами, и, казалось, что проклятый листок обжигает ему пальцы. Он выронил его, нагнулся, чтобы поднять, а страх, страх, которого он, старый боец, никогда не знал, выворачивал ему внутренности.
Счастье еще, что здесь нет Симоны — у нее больное сердце.
— Что это? — спросил он, наконец.
— Насчет закладной,—объяснил судебный исполнитель безмятежным, почти веселым тоном.— Вам дается неделя, чтобы заплатить всю сумму плюс проценты, то есть... сейчас посмотрим... то есть 480 000 франков. В противном случае на ваше имущество судебным постановлением будет наложен арест.
Он снова протянул бумагу Марселю.
— Но у вас есть еще неделя,— заметил он добродушно.— За неделю многое может случиться.
Многое! Дом заложен, задолжал всему кварталу - где же, черт возьми, за это время найти необходимую сумму?Марсель никогда не был большим спортсменом, и, когда наступило время расстаться с рингом, он ничего не нажил, в отличие от именитых своих собратьев. Он бы с удовольствием арендовал какой-нибудь зал для тренировок, но Симона и слышать об этом не хотела. Тогда он вернулся к своей первоначальной профессии — к кухне. И они влезли в долги, чтобы завести свое дело. Позднее все же ему удалось открыть маленький тренировочный зал, потому что ринг он забыть не мог.
По сути дела, неприятности начались, когда он приобрел этот зал. До этого дела как-то шли потихоньку. Но боксеры, которых он тренировал с неизменно юношеским энтузиазмом, были бедны и частенько голодны. А потом кто-то из них был женат и у него болела жена, у кого-то появлялся ребенок. Когда имеешь ресторан, где с клиентов не только не берешь плату, но еще безвозмездно ссужаешь их деньгами, труднб разбогатеть.
На что до сих пор надеялся Марсель? Разве что на неожиданную удачу. А теперь его брали за горло, вязали по рукам и ногам.Если их выкинут на улицу, без денег, без вещей, без средств, и им в их возрасте придется кочевать по отелям, как некогда в молодости, Симона умрет, ее сердце не выдержит.
— Спасибо...— прошептал он.— Спасибо.
Судебный исполнитель снял шляпу, прощаясь со всеми. Затем вышел на улицу, куда вновь вернулось солнце, окинул взглядом молодую прохожую в летнем платье и сел за руль своей машины. Жизнь продолжалась, безразличная ко всему.
Вандербрук развалился на диванчике. Судьба была за него. На этот раз он выиграл, он был в этом уверен.
— Итак? — произнес он.
Толстяк Марсель медленно подошел к Бельгийцу. Он был оглушен, нокаутирован.
— Ну-ка, повторите еще раз, что вы там говорили,— сказал он.
Вандербрук тяжело опустился на стул и вытер лоб. Влажный воздух нес запах грозы, и ему было не по себе, Все тело ломило, как будто его избили, и ему казалось, что он задыхается. Однако он торжествовал. —Ну, что? — кисло спросил Гюсту,
— Наша взяла,— ответил Бельгиец.
— Кид Черч согласен? Вандербрук пожал плечами:
— Кид Черч в счет не идет. Важен его тренер, я вам уже говорил. Вначале он не соглашался. Грозился даже набить мне морду. Важно было выждать. Я же вам сказал, что такие типы сидят без гроша. Когда я уже начал терять надежду, на помощь мне явился один субъект. Догадайтесь, кто?
— Как я могу догадаться? — проворчал Гюсту.
— Судебный исполнитель. Да-да, ребята. Судебный исполнитель, который пригрозил Марселю, что наложит арест на его имущество, если тот не выложит через неделю 500 тысяч. Что мне и требовалось, чтобы прижать Марселя как следует.
— И дальше что?
— Дальше я сходил в банк и вручил Толстяку Марселю наличными 500 тысяч. Я спас этого человека. Он теперь мне ни в чем не откажет. Кид ляжет как миленький. И на этом дело не кончится.
Победа привела Бельгийца в такой восторг, что этот бабник не смотрел даже на проходивших мимо девиц.
— Что ты там еще придумал? — недоверчиво спросил Гюсту.
Может, на первый взгляд это и неплохое дельце, но теперь у него возникли опасения. Зря, конечно, он так загорелся вначале. А ведь он не мальчишка!
— Реванш,— сказал Вандербрук торжествующим тоном,— матч-реванш! Простофили поставят на противника Кида Черча, а Кид Черч на этот раз выиграет, потому что он настоящий чемпион. Он раздавит Лу Реала как муху. И это будет, осмелюсь сказать, прекрасный дубль!
— А если Лу Реал разделается с Кидом? — невозмутимо спросил Гюсту.
Бельгиец жестом отмел подобное предположение:
— Это невозможно. Ты не видел, как этот парень работал во Дворце спорта в тот день, когда...
Он неожиданно замолчал, установилась тишина. А на улице Монторгей прибавилось шума. Летний день клонился к закату. Со стороны Пантэна надвигалась новая гроза.
— в тот день, когда прикончили Сильвера,— тихо договорил Гюсту.
Он отпил глоток аперитива, поставил рюмку и удовлетворенно вздохнул.
— А пока бедняга Туан отдыхает за решеткой. И дальше так продолжаться не может.
Это просто счастье, что Туан молчит. Разумеется, он невиновен в убийстве менеджера, хотя... Никогда нельзя заранее судить, виновен человек или нет. В этом убеждении бандиты немного схожи с полицейскими. Но все же в течение нескольких часов после ареста они все дрожали от страха. Потом поняли, что тот умеет держать язык за зубами. Наверное, он был уверен, что выпутается из этой истории, и не хотел себя ронять в глазах друзей.
Однако помочь-то ему следовало, хотя бы из осторожности. Они удивились, когда узнали, что Жюль Бландье нанял адвоката для Туана. Это произведет плохое впечатление на него, он подумает, что они его бросили. Поэтому Ришар был послан в «Бон сантэ»—бистро, расположенное напротив тюрьмы. Его стены сплошь были увешаны угрожающими надписями, содержащими исключительно запреты, так что это заведение казалось филиалом здания напротив. Тем более, что в нем постоянно бывали уволенные со службы тюремщики, какие-то жалкие безымянные прохожие... Здесь собирались на совещания продажные надзиратели, отсюда можно было за определенную мзду, в среднем десять тысяч франков, передать заключенному письмо, которое избежит цензуры, деньги, которые запрещено иметь, но которые в тюрьме полезны так же, как и везде, сигареты и даже выпивку.
Ришар, отлично знавший что к чему, с помощью хозяина этого преддверья чистилища собрал внушительный пакет, и достойный коммерсант обязался передать его по назначению. Затем Ришар позаботился о том, чтобы проклятую границу преодолела бутылка перно, а также письмо, полное советов, объяснений и утешений.
Это обошлось в двадцать тысяч франков, но в таком деле не стоило скупиться.Гюсту допил свой аперитив, сделал гарсону знак повторить и продолжал нравоучительным тоном:
— Сегодня или завтра в приступе черной тоски Туан расколется, и все мы присоединимся к нему.
— Он не станет колоться, раз мы ему помогаем!— запротестовал Вандербрук.
— Эх! Можно подумать, что ты никогда не сидел за решеткой.
— Я? — обиделся Бельгиец, словно ему нанесли тяжкое оскорбление.— Это ты мне говоришь, мне, который три года гнил в Пуаси?
— Брось, я не хотел тебя обидеть! — сказал Гюсту примирительно.— Но ты представь себя на месте этого бедняги: когда хорошая погода и думаешь о дружках, веселящихся на воле, в голову приходят дурацкие мысли. Может так случиться, однажды он сорвется, расколется, расскажет легавым, что это он укокошил Сильвера...
— Гюсту, не действуй мне на психику,— сказал Бельгиец,— Говорю тебе, он чист.
— Не надо ни за что ручаться,— проговорил марселей.— Когда он пришел сюда, на нем лица не было.
Кто-то бросил в автомат монету, и истеричный певец заорал на весь зал.
— Ты как будто не очень веришь в успех, Гюсту? — сказал Вандербрук.— Во всяком случае,— добавил он вставая,— я доволен сегодняшним днем.
— Куда ты идешь? — забеспокоился Ришар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13