Вандербрук проглотил слюну.
— Послушай,— сказал он,— ты мой друг. Ты даже оказал мне услугу, помогая моему приятелю. Поэтому я скажу тебе то же, что сказал мадам. Лу Реал слабак. Его в два счета побьют. Пусть на него ставят простаки, ты не должен так рисковать, тем более такой суммой.
Но глаза Бландье радостно сверкали.
— Я, ставлю на кого хочу, а? Если проиграю, то эти денежки потеряю я, они ведь мои. Верно?
Это выглядело так, словно он держал Вандербрука за горло. В присутствии Валентина Бельгиец не мог признаться, что исход матча был решен заранее; ведь тогда это не просто организация подпольных пари, а настоящее мошенничество.
Вандербрук так стиснул челюсти, что ему казалось, его зубы не выдержат. Будь он с бывшим жокеем один на один, он бы бросался на него. Такой шантаж! Этот негодяй заслуживает, чтобы ему хребет сломали. Вандербрук испытывал почтк физическую боль оттого, что вынужден безропотно подвергаться подобному унижению.
- Запищи мое пари,— сказал Жюль Бландье. Бельгиец достал блокнот, написал расписку и протянул . ее Бландье, а Валентин и Роберта направились к выходу. Тогда он взял бывшего жокея за лацканы и притянул к себе так, что их лица почти соприкоснулись.
— Ну что, подонок? — прошипел он.— Кто-то тебе протрепался? И ты воображаешь, что со мной ты можешь выиграть?
Он, разумеется, имел в виду превратности жизни, а не игры.
— Со ставки в двести пятьдесят тысяч неплохой будет навар, а? — ухмыльнулся Бландье.
Внезапно он ударил ребром ладони Бельгийца по руке, и тот отпустил его. Бландье поправил пиджак.
— Придется тебе заплатить,— мягко сказал он. Небрежным жестом он прикоснулся к шляпе и пошел прочь. У выхода его ждали Валентин и Роберта.
— Ну, смотри у меня, сволочь! — пробормотал Вандербрук.
Но жребий был брошен. Гроза так и не разразилась. Она просто растворилась в воздухе, и легче стало дышать.
— Идемте,— сказал Жюль Бландье.— Посидим у Толстяка Марселя на террасе. Я угощу вас аперитивом.
Они уселись в новый «Пежо» Валентина и медленно поехали по улице Монторгей, где у прилавков зеленщиков толпились покупатели.У ресторана Толстяка Марселя Бландье с величавостью испанского гранда вышел из машины и жестом пригласил своих гостей за столик.
В воздухе сладко пахло анисом и лимонадом.
— Оскар! — крикнул Бландье.
Хотя ресторан еще был пуст, Оскар притворялся, что не слышит. Таким образом он выкраивал себе в течение дня несколько минут для отдыха. К тому же, поскольку он был любопытен, как и все официанты, его занимал спор между Толстяком Марселем и тощей Симоной: тренер хотел сейчас же отлучиться, а она пыталась ему помешать. Через час в ресторане появятся первые посетители. Конечно, повар и официант на месте, но хозяин в это время
обязан быть на своем посту. Что касается бокса — это развлечение, и оно подождет.Толстяк Марсель вертелся, словно карась на сковородке. Он пока не хотел говорить жене о том, что ему предложила мадам Сильвер. Симона ничего или почти ничего не знала об испытываемых мужем трудностях. Марсель тщательно скрывал их от нее. Он оберегал ее, как оберегают больного ребенка, она и не подозревала, какая дилемма стоит перед Марселем.
Оскар, удовлетворив наконец свое любопытство и тягу к драматическим ситуациям, подошел к клиентам.
— Выпить, и побольше! — произнес Бландье, делая широкий жест человека, не привыкшего к большим деньгам.
Потом, когда гарсон принял заказ, Бландье наклонился к своим гостям.
— Вам следовало поставить более крупную сумму,— сказал он Роберте.— Это верное дело, говорю вам. Видели, сколько я поставил?
Они видели. И Валентин немало подивился. Он даже стал прикидывать, насколько же их одурачили. Этот Жюль Бландье — у адвоката были все причины его опасаться — возможно, подводчик. Ведь это он уговорил их сделать ставку на Лу Реала, который, по всеобщему мнению, слабак. И сам поставил двести пятьдесят тысяч франков, чтобы заставить их решиться. Но нет. В этом случае он бы сделал ставку раньше, чем они... А потом Вандербрук был как будто недоволен этими пари.
Валентин пожал плечами. В конце концов, двадцать тысяч франков... Достаточно повысить гонорар, который ему должен выплатить Бландье, чтобы вернуть их.
— Я совсем не привыкла играть,— извиняющимся тоном сказала Роберта и улыбнулась.
Бландье пожал плечами.
— А я еще меньше,— сказал он.— Не такой уж я дурак, но тут совсем другое: это называется не играть, а делать дело. Как дважды два четыре.
Он энергично потер руки.
— Конечно, Вандербруку это не очень приятно, но...
— Вид у него был недовольный,— заметил Валентин.
— Еще бы! Он не подозревает, что я в курсе его сделки. А я тихо-тихо заработаю, ну уж два миллиона, по меньшей мере. И как раз в тот момент, когда они мне чертовски необходимы.
Валентин отметил про себя, что два миллиона всегда чертовски необходимы,
— Разумеется, Вандербрук недоволен. Но придется ему раскошелиться. Хоть раз в жизни!
Жюль Бландье откинулся на спинку плетеного кресла и закурил сигарету. Его лицо слегка омрачилось.
— Жаль только,— сказал он,— я не могу сообщить об этом в газеты.
— А почему вам этого хочется? — удивился Валентин.
— Чтобы заставить плакать кровавыми слезами Эли-ану, которая прозывалась также Полетта.
— Элиану?
— Ну да. Это моя последняя подруга. Она смоталась с негром и оставила меня практически без гроша. Вы понимаете, мэтр,— добавил он, усмехнувшись,— что в моем последнем деле следователь был не так уж не прав. Что вы хотите? Не в моем возрасте и не с моим здоровьем осваивать новую профессию. А потом у меня артистическая душа. Иногда я чувствую в себе талант импресарио.
— Я понимаю,— вежливо сказал Валентин.
Он подумал о том, что несколько дней назад получил деньги, нажитые на разврате.
— О! — Бландье словно угадал его мысли.— Вам я заплатил не из этих денег. Впрочем, уже давно Элиана не давала мне ни одного су, поскольку смылась, обрекая меня в будущем на нищету и печаль!
— Давно?
— Около трех месяцев. Вы же понимаете, в моем положении невозможно начать все сначала. В этом деле я не лентяй...
Таким образом, он признавал, что в других он таковым является.
— К несчастью, девки — как газеты в провинциальном кафе: они все уже в чьих-то руках. Мне надо бы какую-нибудь начинающую. Только вы сами понимаете, что, учитывая конкуренцию, начинающая к такому, как я, не пойдет.
— Прекрасная макрель! Прекрасная! — кричал неподалеку зазывала у рыбного прилавка.
— Со стороны Элианы бросить меня было тем более подло, что в это время я заботился о брате. Полуслепом, полусумасшедшем... Надо было выполнять все его прихоти. А похороны... Знаете, во сколько мне обошлись одни его похороны? Сто пятьдесят тысяч франков, месье, за маленькую ничтожную церемонию, которую я мог бы и сам организовать, обратись я прямо к кюре и в мэрию. Клянусь вам! В наше время умереть и то проблема!
— А у вашего брата не было доходов?
— У него? — воскликнул Жюль Бландье.— Во-первых, брат никогда не был великим боксером, и все деньги, которые получал, он тратил. А еще эти женщины! Я ему всегда говорил. Я старший, и у меня есть опыт, я мог себе это позволить. Малыш, говорил я ему, только рогоносцы дают девкам деньги. Он никогда меня не слушал. Если бы он последовал моим советам, при его внешности и с моими связями...
— С твоей щедростью ты не рискуешь стать рогоное-цем,— прошептала Роберта Валентину.
— Но на что же он жил? — спросил адвокат.
— Я ему немного помогал, пока Элиана была со мной. А потом Сильвер помог ему. В конце концов, в том, что произошло, виноват Сильвер. Он использовал Батлинга Лаки до предела. Разве он мало денег заработал на нем?
— Я не очень-то в курсе нравов, царящих в боксерском мире,— сказал Валентин.— А с похоронами Сильвер не помог вам?
— Как же! Подкинул мне жалкую сотню. А для остального предложил всем скинуться.
Валентин прикинул, что в таком случае похороны никак не отразились на бюджете Жюля Бландье.
— Но я этим не удовлетворился,— заявил мошенник.— Надо же было, чтобы он возместил мне то, что я потратил на Гаспара.
— Гаспара?
— Это имя Батлинга Лаки. Но он вернул мне далеко не все.
Валентин подумал, что братские чувства Жюля Бландье проявлялись довольно своеобразно.
— В сущности, что он из себя представлял, этот Сильвер? — спросил адвокат.
— Большая сволочь,—ответил Бландье не задумываясь.— Сволочь и скряга.
Чья-то фигура заслонила им солнце. Это оказался Толстяк Марсель.
— Послушай, ты, куриные мозги,—сказал он, обращаясь к Жюлю Бландье.—Мне нужно срочно повидать Ван-дербрука. Ты его, случайно, не видел? Добрый вечер, господа,— добавил он, вспомнив о вежливости.
— Полчаса назад Вандербрук был в тренировочном вале. Тоже собрался делать ставки?
— Ставки! — усмехнулся Марсель.
Он повернулся и направился вверх по улице. Симона, оставшаяся в баре, разбила в ярости два стакана.
— Что ты об этом думаешь? — спросила Роберта некоторое, время спустя, усевшись в машину рядом е Валентином.
— Что я, по-твоему, должен думать? — Валентин завел машину.
— Сильвер — сволочь? Странная сволочь, которая не бросает в беде конченого боксера и к тому же дает деньги его брату?
— Сейчас мы отправимся к мадам Сильвер,— сказал адвокат.
Толстяк Марсель облегченно вздохнул: Вандербрук был здесь. Он сидел в глубине зала «Маленькой сирены» в обществе неизвестной девицы и какой-то тусклой личности. Уж пора было Марселю найти его; целый час он разыскивал Бельгийца. Маленький зал его ресторана, должно быть, полон посетителей, и Симона наверняка сердится. Конечно, один вечер могли обойтись и без него, а он чуть позднее позвонит, потому что сегодня его ждут еще дела. Он должен съездить к мадам Сильвер. Когда он получит чек, он, наконец, расскажет жене, что произошло, какие трудности он преодолел, но не раньше, чем сможет окончательно успокоить ее.
Вандербрук взглянул на него удивленно и слегка насмешливо. Жизнь научила Бельгийца презирать людей, которых он мог купить.
— Как поживаешь? — спросил он.— Что случилось? Впервые он обращался к Толстяку Марселю на «ты». — Я хотел бы поговорить с тобой,— сказал Марсель, смерив взглядом сидевших за столом.
— О чем?
— Здесь не место для разговора. — Увидимся позднее.
— Нет. Сейчас же.
— Это так срочно?
— Да.
Вандербрук отставил стакан. Суровое лицо, жесткий взгляд Марселя вызывали беспокойство.
— Вы позволите? — произнес Бельгиец.
Он встал и потянул Марселя в другой конец бара.
— Что случилось?
— То, что я передумал. Я пришел вернуть тебе пятьсот тысяч.
— Ты что, с ума сошел?
— О, нет! Но я поразмыслил. Я не могу этого сделать. И к тому же, я думаю, Кид Черч не согласится. Это его первый крупный матч.
— Ну, это, приятель, другая история. Ты его видел?
— Нет, но...
— Откуда же ты знаешь, что он не согласится?
— Послушай, Роже. Такую вещь я не могу сделать. Повторяю тебе. Я пришел вернуть твои пятьсот тысяч франков.
— А судебный исполнитель согласен? — ухмыльнулся Вандербрук.
— Ты о моем исполнителе не волнуйся. Бери назад свои монеты и кончим на этом. Матч будет честный.
— Об этом не может быть и речи,— отрезал Вандербрук.— У меня с тобой и моральный договор. И материальный. Они остаются в силе.
— Нет! — произнес Толстяк Марсель.— Это грязная история, и я не хочу в нее впутываться.
— Надо было раньше думать,— снова ухмыльнулся Вандербрук.— Теперь отступать нельзя ни мне, ни тебе.
— Что ты хочешь сказать?
— Да ничего! Посмотри!
Он достал из кармана газету и бросил ее на стойку. Это был один из тех бульварных листков, которые читают лишь сплетники да ростовщики. Одну заметку Вандербрук отметил красным карандашом. В ней деликатно, даже слишком деликатно, чтобы не уловить намека, говорилось о дружеских отношениях, которые вот уже несколько месяцев как установились между мадам Сильвер и Кидом Черчем.
— Видишь,— с лицемерным добродушием проговорил Вандербрук.— Я не виноват. Это негодяи-журналисты все знают. Я только что видел одного. Из того же листочка.
Он был тут после двенадцати рядом с нами, в твоем бистро... Я с ним договорился... Но предположи,— я говорю, предположи, потому что вообще-то он парень благоразумный,—Что его пишущая машинка закусит удила и он не сможет ее остановить? Эх! Такое уже бывало! Что произойдет?
— Ты очутишься за решеткой, приятель,— ответил Марсель.
Вандербрук улыбнулся.
— И ты тоже, дружок! — весело воскликнул он.— У следователя, который обычно ведет такие дела, есть один неприятнейший комплекс— бедность. Он безжалостен и к соучастникам. Он терпеть не может людей, которые зарабатывают слишком много денег.
Марсель почувствовал, как его охватывает бешенство. Уже давно он не испытывал такого ощущения: будто электрический разряд взрывал все его мышцы, ослеплял его. Давно... Со времен матча с тем итальянцем, который уклонялся от боя и пользовался невнимательностью арбитра, чтобы проводить запрещенные удары.
— Мне на это плевать,— сказал Марсель, вынув из кармана пачку денег и бросив ее на стойку бара.— Забирай свои деньги. Я больше в этом не участвую.
Вандербрук медленно отпил из рюмки.
— Хорошо,—проговорил он.— Но ты должен знать, что ответишь за это.
Марсель схватил Вандербрука за воротник и притянул к себе.
— Это что, угрозы?
Бельгиец пытался высвободиться, но хватка была чересчур крепкой.
— Я надеюсь, ты не собираешься устраивать здесь скандал? — спросил он.
В мгновение ока Марсель представил себе, какие ужасные последствия могла бы иметь драка. Он отпустил Вандербрука, оттолкнув его от себя.Бельгиец поправил воротник рубашки. Он вновь обретал уверенность в себе, потому что уже знал, что выиграл. Хладнокровие всегда теряют побежденные. Он потянулся за рюмкой еще дрожавшей рукой.
— Ты не понимаешь, что все это глупо? — спросил он.—Для тебя, как и для меня, лучше избежать скандала. Если федерация узнает, что произошло, она тебе не простит, ты знаешь. Я не говорю уже о Киде Черче, кото-
рого выгонят вместе с тобой. Никто, старина, не поверит, что он был не в курсе дела. Они там не слишком доверчивы, ты знаешь.
Марсель отступил и провел рукой по влажному лбу. Издали официант удивленно взирал на пачку крупных банкнотов.
— Ну-ну,— Вандербрук похлопал тренера по плечу,— будь благоразумен. Клади в карман свои деньги и держи слово. Так будет лучше для тебя, для Кида Черча, для всех. А теперь я тебя покидаю. Дела. Гарсон! Выпивка за мой счет.
Он был уверен, что выиграл сражение.
— Что с тобой? — спросила Роберта.— У тебя такой вид!
— Болван! — крикнул Валентин.
Парень на мотороллере и впрямь довольно нахально обогнал его.
— Со мной ничего,— проворчал Валентин, продолжая сердиться.
— Как будто я не вижу! Тебя беспокоит это дело!
— Да, уж можешь не сомневаться! Я был сегодня у следователя, потребовал освободить условно Туана. Он и слышать не хочет. Однако у них практически ничего нет против бедняги.
— И что же? Валентин пожал плечами.
— Этому следователю пора на пенсию,— сказал он.— Он впадает в детство. Он бы и регулировщика посадил за решетку, потому что тот задерживает уличное движение. Смотри, опять этот идиот!
Они подъезжали к улице Монмартр.
— Твой следователь? — изумилась Роберта.
— Да нет же! Тип на мотороллере,— раздраженно ответил Валентин.— Если он опять меня обгонит, я дам ему ногой под зад.
— Но почему он не хочет отпустить Туана? — спросила Роберта.
— Тот якобы не представляет надежных гарантий. Как будто кто-нибудь представляет надежлые гарантии! Даже миллиардеры, случалось, и то смывались. И при этом следователь потребовал дополнительной информации, Вроде бы улики, которые полицейским удалось собрать, недостаточны.
— Тогда почему же его держат в тюрьме? Регулировщик опустил жезл, и автомобиль рванулся с места.
— В этом-то и парадокс. Его держат, потому что знают недостаточно, и не отпускают, потому что знают слишком много. Конечно, этот Туан не агнец невинный.
— Как, по-твоему, он виновен? —спросила Роберта.
— Опять этот мотороллер?! — завопил Валентин.
Он резко вывернул руль, прижал парнишку к тротуару на бульваре Осман.
— Скажите-ка, молодой человек,— крикнул он.— Вы застрахованы?
— Да,— ответил тот озадаченно.
— Тогда позвоните в вашу страховую компанию и скажите, чтобы выписали чек на имя ваших родителей. Это позволит им сэкономить время!
Адвокат рванул машину с места, а парень остался возиться со своим мотороллером.
— Какой же ты все-таки бываешь нервный! — заметила Роберта.— Ты забыл то время, когда был победней и тоже ездил на мотороллере?
— Оставь меня в покое.
— Что, обед плохо усваивается?
— С обедом все в порядке. Не в порядке одно: чем больше я занимаюсь этим делом, тем больше чувствую, что кто-то делает из меня дурака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13