Если изобразить историю человечества условной величиной в несколько десятков лет, то вся эпоха цивилизации, начиная с Афин и Рима, уложится в какие-нибудь пять минут. Человечество только-только выходит из пеленок, вся жизнь у него впереди.
— А если большую часть жизни человечество уже прожило?.. И осталась меньшая?..— сказал Халел.
— Хиросима, Нагасаки... — пробормотал Мухамед-Шарип.
— Даже случись атомная война, все равно она решится в нашу пользу,— возразил Ануар.
— Потери, конечно, будут громадны... Но для капиталистического мира эта война окажется последней развязанной им войной,— сказал Бердибек.
— Эти гуманитарии рассуждают так, будто им одним все ясно,— усмехнулся Мухамед-Шарип.
— Ясно, что в современных условиях возможность новой войны почти равна нулю. Милитаристы на нее не решатся. Единственное, чего следует опасаться, это — случайности. Но допустим самое плохое — на планету обрушилось атомное бедствие... Что в результате? Развитие человечества приостановится, положим, на сто лет. И все равно это можно сравнить лишь с получасовой задержкой в пути, рассчитанном на шестимесячное путешествие. Караван истории приостановится на мгновение и выйдет снова на прежнюю тропу. Это в самом крайнем случае, ведь я сказал, что уверен — войны не будет.
— Согласен, Едиге, — отозвался Халел. — Вполне допускаю, что атомной войны не будет...
— Мир победит, — сказал Бердибек.
— Согласен, — повторил Халел.
— Все это нам известно из газет и лекций, — сказал Ануар.
— Согласен и еще раз согласен, — снова подтвердил Халел. — Но вы... — Он посидел немного, прикрыв глаза и потирая впалые виски. — Вы подумали о таких проблемах, как перенаселенность планеты? Демографический бум, так это называют специалисты? Или — демографический взрыв?.. Полтораста лет... Если прогнозы оправдаются, то вашим гипотезам и теориям — грош цена...
—- И опять-таки ошибаешься, — возразил Едиге. — Нашей стране перенаселение не будет угрожать еще, по меньшей мере, лет двести. Почему ты не берешь во внимание динамику развития? Представь, что завтра настанет пора освоения Сибири, потом — Дальнего Востока, потом — Крайнего Севера. В эти районы и начнется отлив населения. В других местах прирост сохранится в пределах нормы. И вообще, поколение, которое появится спустя полтораста лет, окажется умнее нас с вами, оно сумеет разрешить и эту, и многие другие проблемы.
— Кроме того, уже сейчас кое-где принимаются меры, чтобы притормозить прирост населения...
— Но у нас, говорю вам, такой проблемы нет. И долго не будет. А поколение двадцать первого века разрешит и такие проблемы, которые нам сейчас кажутся неразрешимыми...
— А продовольственная проблема?..
— Голод случается только в странах с небольшой территорией и слабыми природными ресурсами.
— Со временем и большие просторы становятся тесными, — не сдавался Халел.
— Вот она, ваша ограниченность, господа технократы, — сказал Бердибек. — Задираете нос перед гуманитариями, а сами не знаете простых вещей. Не размеры территории, а общественный строй — вот что главное. При плановом хозяйстве, как у нас, используются все ресурсы. Когда то же будет повсюду, исчезнут голод и нищета.
— Тут Бердибек прав, — подхватил Едиге. — Природных богатств на земле хватает. Задача только в том, чтобы умело их использовать...
— Сдаюсь. — Хале л вздохнул и ленивым движением прикурил давно погасшую трубку. — Чтобы жить, надо во что-то верить.
— Не спорю, — согласился Едиге.
— Кстати, зачем тебе филология? — сказал Ха-лел. — Не податься ли, пока не поздно, в философы?
— Из Едиге философа не получится, — улыбнулся Ануар. — Он поэт. Послушать его, так коммунизм наступит чуть ли не завтра, и в первую очередь — у нас в Казахстане.
— В Казахстане или в Якутии, главное — что в нашей стране, — примиряюще произнес Мухамед-Ша-рип. — Это знает каждый школьник. О чем тут дискуссировать?..
— Ойбай-ау, в животе урчит, а мясо еще не сварилось. Приходится как-то время коротать, — сказал Аиуар.
— Вот уж точно: где затесался филолог, там без болтологии не обойтись, — рассмеялся Бердибек. — Меня тоже заразили — битый час доказываю то, что и так всем понятно.
— Они ничего не поняли. — Кенжек огорченно переглянулся с Хале л ом и Едиге.
— Все, я складываю оружие и больше не спорю, — отрубил Едиге.
— Тем не менее, мы, возможно, не всегда умно и со знанием дела размышляли здесь о волнующих мировых проблемах. — Мухамед-Шарип, сняв очки, не спеша потер переносицу, на которой остался розоватый след от вдавившейся дужки. Затем, покашляв, словно собирался говорить речь с трибуны, продолжил: — И вот о чем я думал, слушая вас, друзья мои. Я думал: как же вырос за недолгое время наш казахский народ! Невежественный в прошлом, имевший до революции всего два процента грамотных...
— Увы, — перебил Едиге витиеватую речь Муха-мед-Шарипа, — слушая тебя, мне начинает казаться, что наш народ еще не вполне избавился от невежества...
— Насчет двух процентов я не спорю, — сказал Хале л. Нос его заострился, лицо, и без того смуглое, потемнело. Но голос был по-прежнему ровен, спокоен. — Может, и не два, а один процент, может — два с половиной, три или десять, не в том суть. Не спорил и не спорю — ни по поводу роста образования, ни по поводу двух процентов. Только скажите, какой процент грамотности до революции был у других народов? Кроме казахов? Об этом вы не думали? Что-то я не читал у Тургенева или Толстого, чтобы крестьяне в Орловской или Курской губерниях были все сплошь высокообразованны... Что же беспрестанно расчесывать свои раны?..
Спор снова разгорелся.
— Будет вам, вы уж чересчур схватились, — сказал Халел.
— Ничего, ведь это всего-навсего слова... — успокоил Бердибек.
— И надо же, мясо, как назло, подоспело... Жалость-то какая, — сказал Ануар.
— Этот молодой человек вообще, я вижу, против истории как науки, — вздохнул Мухамед-Шарип.
— История — моя любимая наука, — произнес Еди-ге. — Я против плохих историков — только и всего.
— Плохим историком ты считаешь, конечно, моего Бердибека, — сказал Ануар.
— Дело не в твоем Бердибеке, — ответил Едиге мрачно.
— И даже не в плохих историках, — усмехнулся Халел.
— Все равно, парень, ты слишком много на себя берешь, — возразил Бердибек. — Мы не хуже твоего разбираемся в своей специальности.
— Какую из своих специальностей он имеет в виду? — съязвил Ануар.
— Ну и змей! —- рассмеялся Кенжек.
— Перестань корчить шута! — разозлился Бердибек на Ануара.
— Чувствую, мне пора на кухню. — Ануар бочком двинулся к двери, делая вид, что испугался Бердибека. — Мойте руки и готовьте желудки!
— Мы знаем свой предмет, вы — свой, — уточнил Бердибек сказанное прежде. — Ведь я не говорю, что лучше твоего смыслю в литературе. И ты не спорь, когда дело касается истории.
— Все равно будет спорить, — возвел глаза к потолку Мухамед-Шарип. — По-моему, этот парень сразу и филолог, и философ, и социолог, и историк. Еще немного — и он овладеет ядерной физикой и физической химией.
— Едиге закончил школу с золотой медалью, — сказал Кенжек. — Так что, дорогой, он тоже мог бы стать химиком, и не хуже тебя. Что-то пока мы не слышали о твоих открытиях в химии.
— А ты уже совершил какое-то открытие?
— Все мы что-нибудь откроем, — сказал Бердибек. — И добьемся в науке своего. Только надо при этом рассчитать свои реальные возможности. Каждый сверчок да познает,..
— И какие, по-твоему, у тебя возможности? — перебил Едиге.
— Уж не меньше твоих. Мы ведь тоже успели кое-что прочитать...
— И по литературе тоже, — вставил Мухамед-Шарип.
— Речь идет об истории...
— Что касается истории, —- оборвал Бердибека Мухамед-Шарип, — что касается истории, то, как выразился наш универсально образованный друг, это — алхимия двадцатого века. Он, как я замечаю, полагает, что все историки — невежды, зато всякий невежда — историк...
— Ну, нет, это уж слишком, — загорелся Бердибек. Его спокойствие как рукой сняло. — Сколько он будет затуманивать наши мозги своими глупостями?.. Уж с твое-то мы знаем! — повернулся он к Едиге. — И побольше твоего!
— Если Ты про себя, то — нет, не знаешь, — сказал Едиге.
— Как не знаю? Почему?..
— Почему — на это я не отвечу. Просто — многого ты не знаешь, вот в чем дело. Слышал ты, например, поговорку: "Перерублена шея верблюда — Бердибек встретил свою смерть"?..
— Конечно, слышал!
— А когда, при каких обстоятельствах она появилась?
— В боксе это называется — удар ниже пояса!
— Спроси лучше у своих филологов, — поддержал Бердибека Мухамед-Шарип.
— Ты что-нибудь читал об Абулгазы?
— Абулгазы...
— Абулгазы-багадур, жил в семнадцатом веке...
— Абул... Абилхаир... Абул... — Лоб у Бердибека покрылся испариной и заблестел. — Абул... Абиль...
— Ты, наверное, имеешь в виду другого Абулгазы? — усмехнулся Едиге. — Того, который был ханом в Хиве?
— Да, да, верно, — торопливо согласился Бердибек.
Достав из кармана носовой платок из голубого, в полоску, штапеля, он вытер лоб, высморкался. — Просто я занимаюсь более поздней эпохой, а ханов — мало ли их было, всех не упомнишь... Но Абулгазы я знаю... Как же, в Хиве... Такой был жестокий, кровожадный хан...
— Браток, такой Абулгазы пока еще не значится в истории, — не моргнув глазом, продолжал Едиге, с жалостливой усмешкой наблюдая за Бердибеком. — Хорошо, не стану тебя мучить. Так вот, у Абулгазы-багадура, о котором я говорю, есть классический труд, известный всякому мало-мальски сведущему специалисту. Я говорю о "Шежре-и-тюрк" — "Родословной тюрков". Там ты и найдешь историю, связанную с твоим именем. Ну, а теперь хватит спорить о моих знаниях. Я не только тебя — и твоего профессора посажу в калошу.
— Что-то не по душе мне гонор этого юноши, — сказал Мухамед-Шарип, покачивая головой. — Ох, не по душе! Если так надуваться, ведь и лопнуть недолго...
— Не согласен, дружище, — возразил Кенжек. — Ведь еще Архимед утверждал...
— Эй, страждущие и жаждущие Архимеды, готовьте стол! — Распахнув дверь ногой, в комнату ввалился Ануар. На вытянутых руках он нес большую эмалированную кастрюлю. Ее некогда белые бока потемнели от копоти, сбежавшей пены и потеков жирного бульона. — Обед Шыгайбая перед вами, хотя не прошло и пяти месяцев...1
То ли подействовал аромат, распространяемый сочной кониной, то ли всех утомил затянувшийся спор, но перепалка оборвалась. Пар, клубившийся над кастрюлей, дразнил ноздри.
— Я пойду, — сказал, вставая, Едиге.
— Что такое? Вы его обидели? — удивился Ануар.
— Нашел тихоню, которого можно обидеть, — сказал Мухамед-Шарип. — Наш эрудит сам хоть кого обидит...
— Перестань, Едиге, — попросил Ануар. — Если мы после каждого спора будем так расходиться...
— Не глупи, — подхватил Бердибек. — Садись, ведь еда готова. И ничего такого не случилось, чтобы нам ссориться...
1 Ш ы г а й б а й — сказочный персонаж, скупой и жадный бай, моривший гостей голодом. Закладывая в котел мясо, он приговаривал: "Варись, мое мясо, пять месяцев..." — Извините, — сказал Едите, взглянув на часы. — У меня свидание.
— Свидание?.. По-моему, еще вчера у тебя не было никого, кто мог бы тебе назначать свидание, — возразил Ануар.
— Ты знаешь, сколько всяких событий происходит в нашей стране за одну минуту? — спросил Едиге, заставляя себя улыбнуться.
— Каких событий?
— Например, сколько пар обуви шьют за одну минуту?
— Шестьсот пятьдесят тысяч восемьсот девяносто семь! — отчеканил Ануар, вытянувшись, как содат перед командиром.
— Вот видишь. А со вчерашнего дня прошли целые сутки. То есть двадцать четыре часа, и в каждом — по шестьдесят минут. Кенжек, сколько минут в сутках?
— Тысяча четыреста сорок, — не задумываясь, сообщил Кенжек.
— Помножь это на шестьсот пятьдесят тысяч восемьсот девяносто семь — так, Ануар?..
— Шестьсот пятьдесят тысяч восемьсот девяносто семь... Тысяча четыреста сорок... Четыреста сорок... Итого — девятьсот тридцать семь миллионов двести девяносто одна тысяча шестьсот восемьдесят!
— Сочиняешь? — спросил Ануар.
— А ты проверь.
— То-то же, — сказал Едиге. — Сутки — это много, во всяком случае их вполне достаточно для того, чтобы встретить девушку, которая, кстати, существовала задолго до нашей встречи и разгуливала по этой земле.
— Аргументация железная, — согласился Халел.
— Он, и правда, вернулся поздно, — сказал Кенжек. — Часа в два ночи.
— Ой, молодец! Сколько можно ходить в монахах? — обрадовался Бердибек, уже приступивший к исполнению роли хлебосольного хозяина. — Только ты все равно садись. Девушка подождет, им это бывает полезно.
— Не задерживай человека, — сказал Мухамед-Ша-рип. — Пусть идет.
— Не обижайтесь и не поминайте лихом, — сказал Едиге. Он и вправду чувствовал себя неловко перед ребятами.
— Апыр-ай, как-то нехорошо получается, — вздохнул Ануар.
Едиге вышел.
— И я пойду, -— сказал Кенжек.
— Эй, а это что за новости? — возмутился Ануар. — Что с вами творится?
— Тоже к девушке торопишься? — со злостью спросил Бердибек.
— Решил взглянуть, какая девчонка у его дружка, —• сказал Мухамед-Шарип.
— Мне надо в институт, — ответил Кенжек. Он не мог выбраться из-за стола, потому что никто из сидящих не тронулся с места, чтобы дать ему пройти.
— Ты, видно, на ходу спишь и дремлешь, — сказал Ануар. — Сегодня твой институт закрыт.
— А?.. Да, верно... — Кенжек смутился, покраснел и, не находя подходящих слов, начал теребить свой чуб.
— Ладно, потом' поговорим. — Не поднимаясь со стула, Халел положил руку на плечо Кенжека и заставил сесть.
— Не надо было удерживать и этого, — сказал Мухамед-Шарип,
— Что-то не нравится мне сегодня твое настроение,— сказал Халел.
...И постиг всемогущий Аллах, создатель всего живого — и птиц, и рыб, и зверей, и букашек, — что трудно ему будет управиться с таким обширным хозяйством и что не обойтись ему на земле без хорошего, толкового помощника-заместителя. Но просто сказать и легко сделать, а вот каков он должен быть, этот заместитель?.. Думал день многомудрый, думал ночь, лишился покоя и радости. Наконец, идея созрела. Выбрал он глину высочайшего качества, размял ее, как следует, не жалея босых ног, и приступил к творческому акту. А творил он, как настоящий художник, в порыве высокого вдохновения, не замечая ни минут, ни часов, ни суток; творил без отдыха и малой передышки, пока не вышло из рук его в законченном виде удивительное создание, не похожее ни на одно из уже населявших землю существ. И дал ему Аллах глаза — чтобы видеть, уши — чтобы слышать, язык — чтобы говорить. Поставив его на задние лапы, освободил передние и назвал их руками. Потом дунул в ноздри — и вдохнул в него жизнь.
Однако тут же понял всезнающий свою ошибку. В погоне за прекрасной формой он пренебрег содержанием. Увлекся — и забыл о цели, поставленной перед собой! С виду, пожалуй, новое существо, по имени Человек, выглядело неплохо, зато на что оно годилось?.. У слона — сила, у крокодила — зубы, у льва — отвага. Куда с ними тягаться Человеку! Даже быстроты в ногах, чтобы убегать, у него не оказалось, даже шерсти, чтобы спастись от морозов, даже голоса, громкого и грозного, чтобы отпугивать врагов.
Вдохновенье — отличная вещь, но неопытного художника оно иной раз приводит к ошибкам. Аллаху же опыта явно не хватало: он впервые затеял подобный эксперимент. Впрочем, боги не отступают от задуманного. И не разрушают своими же руками сотворенного. Аллах приступил к усовершенствованию Человека — и, надо признать, кое-чего добился. Ведь недаром он был, как положено богу, талантливейшим из талантливых, мудрейшим из мудрых. Он трижды поцеловал Человека в лоб, и зыбкое сероватое желе, наполнявшее его черепную коробку, пропиталось Разумом.
Результаты не замедлили сказаться. Из сердца Человека улетучился страх, он уже никого не боялся. Напротив — теперь его боялись. И он заставил служить себе силу сильного, быстроту быстрого, из косматых звериных шкур сшил для себя одежду, из костей смастерил наконечники для стрел, из камня — топор; кто мог пригодиться ему — становился его рабом, в ком он не нуждался — тех подвергал истреблению. Все живое на земле забыло прежнего бога и поклонилось новому, которого звали — Человек.
Аллах увидел, что создал себе конкурента. Кто его знает, куда повернет дело, если предоставить всему идти своим чередом?.. И провел он тыльной стороной ладони по груди Человека и вложил в нее недобрые свойства: ненависть и зависть, предательство и жестокость. Лишился Человек былого совершенства и стремительно стал превращаться в скота, которому неведомо чувство долга, любви и благодарности. Теперь он жил ради собственного удовольствия, вдоволь ел, сладко спал, и все, что ни происходило во Вселенной, было ему трын-трава. Лишь бы его не затрагивало. А затронь — тут и проснутся в нем все недобрые свойства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24