Повинуясь естественному стремлению, она тянется к простым и маленьким радостям, но стремление это объявляют безнравственным и порочным.
Многое в «Книге для легкомысленных людей» возникло как бы в полемике с философией ницшеанства, которая в это время оказывала сильное влияние на интеллигенцию.
В рассказе «Злодей» писатель разоблачает ницшеанскую теорию «сверхчеловека», обнажая ее социальные корни. Свобода «сверхчеловека» (а его он рисует в образе разбойника, прославившегося своими злодействами и неустрашимостью) — это свобода убивать и грабить; злодею — «сверхчеловеку» — завидуют, перед ним преклоняются богачи и сановники, мечтающие о такой же свободе ничем не ограниченного грабежа и наживы.
Герои, духовно близкие Цанкару,— это люди, восстающие против «гнилого» общества. Таков герой рассказа «Учитель Косирник», исповедь которого — это исповедь самого писателя.
Косирник приходит к выводу, что современное общество держится на духовном порабощении человека, на насаждаемой церковью покорности и смирении, что оно калечит людей, убивая в них все смелое, сильное, благородное. «То, что человек делает благородного и великого, он делает не как «полезный член общества», а вне общества и против него... Может быть, мне посчастливится отравить хотя бы троих людей ядом своих мыслей и тем отбить маленький камешек от здания, которое своими слабыми руками я
никогда не мог бы разрушить до основания»,— говорит Косирник о своей жизненной задаче.
Может быть, ни одно произведение Цанкара не вызывало такого количества самых разноречивых толкований, как лучшая из его драм — «Король Бетайновы» (1902). Буржуазные критики обвиняли автора в отсутствии всякой позитивной идеи, в нигилизме и анархизме. Философию драмы считали ницшеанской. Ужасались тому, что автору милее всего «гениальные бродяги, которые ничего не делают, кроме того, что критикуют противников и преследуют их своей ненавистью», а «серьезные, трудолюбивые люди, пекущиеся о своем благосостоянии, для него лишь «отвратительные филистеры». Раздавались протесты против изображения судей столь неумными и столь безгранично коррумпированными и т. д. Отдавая должное блестящему языку и гипнотизирующему воздействию настроения пьесы, критики твердили, что в ней нет действия, нет естественности, и предрекали ей провал на сцене. Всполошились буржуазные критики всех сортов и окрасок. Ибо, говоря словами клерикального критика Э. Лампе, в «Короле Бетайновы* автор «представляет все теперешнее общество в лице его значительных представителей фарисействующим прислужником несправедливости». Подобно комедии «Для блага народа», новая драма Цанкара не сразу пробила себе путь к зрителю. Лишь спустя полтора года после выхода в свет драма «Король Бетайновы» все-таки была по упорному требованию актеров и публики поставлена в Люблянском театре.
Вопреки мрачным пророчествам критики, драма была принята зрителями с глубоким волнением. Актеры играли с таким подъемом, какого не вызывала еще ни одна словенская пьеса. Автора наградили бешеными овациями. Одна из реакционных газет раздраженно констатировала: «Вредоносная тенденция пьесы особенно явственно действовала на молодежь».
Первоначальный замысел драмы существенно отличался от того, что вышло из-под пера писателя. Цанкар хотел написать «крестьянскую драму» о «повальном разорении» словенского крестьянства. Видимо, постепенно перед писателем на первом плане начала вырастать вместо фигур разоряемых великанская фигура разорителя — «короля Бетайновы». В этом мелком заводчике Цанкар с той мощью обобщения, которая, составляя основу всего его творчества, иногда достигала громадных высот, воплотил мрачную, давящую, убийственную силу, царившую тогда во всем мире над миллионами наемных рабов.
Примерно за три года до «Короля Бетайновы» Цанкар написал свою первую драму (не считая неоконченной юношеской пьесы «Романтические души») — «Якоб Руда» (1898). Сравнение двух драм показывает, как быстро продвигалось идейное развитие пи-
сателя, как неуклонно шел он к правде жизни, к постижению ее закономерностей. Коллизия драмы «Якоб Руда» строилась на противоречии между общепринятой, то есть буржуазной, моралью и совестью человека, его естественным нравственным чувством. Общепринятая мораль разрешала разорившемуся богачу Руде для поправления денежных дел продать свою дочь в жены старому развратнику, фабриканту Брошу. Однако совесть не позволила ему сделать это. Руда кончает с собой, осуждая себя высшим судом — судом совести.
Утопическая в условиях буржуазного чистогана идея неподкупности человеческой совести, лежавшая в основе «Якоба Руды», по существу опровергалась новой драмой, возникшей на базе уже гораздо более широких и верных обобщений. Случайное и надуманное сменилось закономерным, типическим. В герое драмы «Король Бетайновы», капиталисте Канторе, голос совести молчит, ибо жажда власти и наживы, сознание безнаказанности в обществе, преклоняющемся перед богатством, во много раз сильнее этой совести. Слова Кантора о том, что он «грешил, потому что должен был грешить», говорят о преступности всего общественного порядка, строящегося на хищнических принципах.
Рядом с Кантором, который на глазах у зрителей освобождается, как от обузы, от немногого человеческого, что в нем оставалось, особенно велико обаяние человечности Макса, его подвижничества. Макс — это образ нового человека в словенской действительности, рожденного предреволюционной эпохой. Он связан с рабочими, он поднимает их на борьбу с Кантором и ему подобными. От этой борьбы его не могут отвратить ни угрозы, смысл которых для Макса ясен до конца, ни любовь. «Слышите, как уже зашевелилось там, внизу, как уже восстают ваши рабы? Это моих рук дело, король могущественный, это преграда, это совесть!» Но время расплаты с Кантором еще не наступило. Макс понимает это, страдает от сознания того, что он «мал и слаб», что дело его «не удастся», что он погибнет, но, верный своему долгу, решает: «А попробовать все-таки нужно, и пусть будет как богу угодно».
Максу, как и многим цанкаровским героям — революционно настроенным интеллигентам,— свойственна фаталистическая уверенность в личной обреченности, в безуспешности своей борьбы. Макс действительно погибает, не успев рассказать людям о преступлении Кантора, забастовщики сломлены, и перед их победителем открывается путь к еще большей власти... А все-таки дни этой власти сочтены, раз появились в мире люди, которые ненавидят больших и маленьких «королей» так, как ненавидит их Макс; ненадежно благоденствие тех, против кого разгорается ненависть, ведущая на борьбу, побеждающая страх смерти,— такова «ядовитая
тенденция» драмы, встретившая бурный отклик у молодых современников Цанкара.
«Король Бетайновы» —- наиболее совершенное создание Цан-кара-драматурга. В это время ему было всего лишь двадцать шесть лет и он уже был признанным вождем молодого литературного поколения. Необычайную силу и красоту его слова не могли отрицать даже те, кому были ненавистны его идеи.
В «Короле Бетайновы» ярко выступают характерные черты цан-каровской художественной манеры. Это — глубокое раскрытие духовного мира героев, показываемых в острейшем столкновении, в схватке не на жизнь, а на смерть, в максимальном напряжении мысли и жизненной энергии. Сами эти герои — как Кантор и Макс, так и почти все другие протагонисты цанкаровских произведений — люди, стремящиеся осмыслить действительность и найти в ней свое место. Самое главное для Цанкара —• «проследить нить рассуждений», «путь духовной жизни» героев. Поэтому и с речей их совлечен покров будничной невыразительности, они говорят сильно и ярко. Характерной чертой художественного метода Цанкара является предельное обнажение сокровенного смысла явлений действительности, который в жизни заслоняется от человека массой мелочей. Хищническая природа Кантора раскрывается не только в том, что он убивает непосильным трудом и голодом своих рабочих, но и в том (и это главное), что он идет на убийство в прямом и буквальном смысле слова. Капиталист-убийца, капиталист-палач — явление в окончательной, крайней стадии своего логического развития.
То же стремление к подчеркнутой заостренности образов проявляется и в том, что рядом с Кантором — зловещим воплощением власти денег, и Максом — трагическим образом борца, падающего в непримиримой борьбе с этой властью, стоят сатирические образы священника и судьи. Если в комедии «Для блага народа» сатирическим звучанием пронизана вся словесная ткань, то в «Короле Бетайновы» сатира, за исключением, может быть, разговора Кантора со священником в первом акте, проявляется в общем смысле произведения, в самой парадоксальности положения: освящение преступления стражами правосудия и христианской морали.
Тема разорения, нищеты и страданий словенского народа, о которой Цанкар думал, приступая к «Королю Бетайновы», воплотилась в его первом большом прозаическом произведении — романе «На улице бедняков» (1902), в основу которого легли впечатления детства писателя. Это роман о жизни крестьянской девушки Францки, о несбывшихся мечтах чистой и любящей души, о бесплодных жертвах и рухнувших надеждах. В мировой литературе немного найдется книг, где бы с такой любовью и сочувствием, с удивительной тонкостью в передаче самых сокровенных душевных переживаний изображалась трудная судьба матери-пролетарки. Цанкар говорил, что этой повестью он поставил своей матери памятник, какого не ставил никто.
В романе находит свое отражение проблема, прошедшая через все творчество Цанкара,— проблема взаимоотношений интеллигенции и народа. Но если в написанном годом раньше романе «Чужие» (1901) герой его, скульптор Сливар, вынужденный работать вдали от родины —в Вене, чувствующий себя чужим и дома и на чужбине, так и не находит выхода из внутреннего кризиса, то в романе «На улице бедняков» перед сыном Францкиг Лойзе, прошедшем суровую школу жизни, такой выход открывается в борьбе за спасение родины от нищеты и унижений. Роман кончается символическим финалом: в ночь смерти матери полный отчаяния Лойзе видит свет в окне учителя-социалиста; он «встрепенулся и пристально вгляделся в спокойный белый свет, сиявший в ночи...».
Животворящая сила родной земли воспета и в повести «Крест на горе» (1904). Героиня этой повести — крестьянская девушка Ханца — принадлежит к числу пленительных цанкаровских женских образов, полных сердечного тепла и силы духа, нередко более стойких в борьбе с суровой жизнью, чем их мужья и возлюбленные.
Талант Цанкара в начале 900-х годов достиг полного своего расцвета, известность его перешагнула далеко за границы Словении. Работал он неутомимо. В книге «Белая хризантема» он писал, имея в виду себя: «Бедняга работает день и ночь дома, на улице, в кофейне, в трактире, в компании, даже во сне; с той минуты, как он написал первое слово, как запел у него в сердце первый стих, он не потерял ни минуты».
О Цанкаре, как ни о ком другом, можно сказать, что писал он «кровью сердца». Его творчество было непрестанной исповедью — исповедью человека, прошедшего через скорбное детство, голодную и полную унижений юность, прожившего всю свою жизнь в изнурительном труде, не принесшем ему сколько-нибудь прочной материальной независимости. До конца своих дней Цанкар оставался писателем, сохранившим необычайную чуткость к людскому горю. Один из его рассказов начинается словами: «Собственное страдание — зеркало, в котором узнаешь страдания других».
Тяжелым бременем ложилась на Цанкара травля его произведений буржуазной критикой, которая стремилась представить изображение «свинцовых мерзостей жизни» в его произведениях плодом аморальности и болезненного пессимизма писателя. Эта травля особенно усилилась в связи с появлением* повести «Дом
божьей матери» (1904); произведение, в которое автор вложил, по его словам, «мысль, чистую как слеза», провозгласили утонченной порнографией.
Даже в кругу близких друзей-литераторов Цанкар не всегда встречал полное понимание. С горечью обращался к себе писатель: «Смотри, вот сила неприятная, бесполезная, отвергнутая! Скажи, кто любит свой народ, кто любит человека так, как любишь его ты? Любовью, которая так велика и глубока, что похожа на ненависть. Кто тоскует о нем и бежит от него, как влюбленный, сердце и мысль которого обуревает любовь? Друг, ты разорвал свою грудь, вырвал свое сердце, протянул его народу, который любишь с такой темной силой,— так кто же отстранил твою руку, отбросил твое сердце?»
И все же в «битве с жизнью» Цанкар чувствовал себя «утомленным, но не побежденным». На ханжеские обвинения в аморальности он отвечал блестящей сатирой на святош, разоблачением мещанской «морали», которая душит живые и прекрасные человеческие чувства и служит прикрытием для подлостей разного рода. Пафосом сокрушения царств ханжей и филистеров пронизан его цикл «Историй из долины святого Флориана», создававшийся в 1904—1907 годах, и такие произведения, как «Госпожа Юдифь» (1904) и «Алеш из Разора» (1907).
О своей тяжелой борьбе, вере в ее необходимость и победоносный исход Цанкар рассказывает в романе «Мартин Качур» (1905), в центре которого снова поставлена тема интеллигенции и народа. В этом «жизнеописании идеалиста» с полной ясностью раскрывается сущность и цанкаровского пессимизма и цанкаровского оптимизма.
Недолгой была борьба Мартина Качура за «идеал» — за просвещение народа. Его руку помощи — отстранили, сердце, горевшее желанием «быть полезным людям»,— отвергли, да еще пригрозили ему той же участью, которая постигла кузнеца, стремившегося вырвать крестьян из власти невежества и убитого за это. Качур отказывается от борьбы, от мечты о высокой любви и погрязает в мещанском болоте.
За трагедией Качура, за его судьбой угадываются судьбы сотен таких же «идеалистов» с возвышенным, но туманным представлением о служении народу, капитулировавших перед грубой и жестокой действительностью. С горечью и болью за своего героя Цанкар рассказывает, как под влиянием темных сил жизни бескорыстный порыв к борьбе уступает в душе Качура место трусливому инстинкту самосохранения, как сам он превращается в жалкое, подобострастное существо, подавленное сознанием своего унижения. Десять лет прозябал Качур в сыром и мрачном Грязном Долу, десять лет им помыкали староста и священник. Но вот он попадает в Лазы —и видит там свет, солнце, жизнь, шагнувшую вперед, людей, свободно высказывающих те самые взгляды, за которые он вел такую тяжкую борьбу десять лет назад. Одинокий, спившийся Качур погибает. Его личная судьба страшна и безотрадна.
Жизнь ломает Качуров, но эта же жизнь все-таки идет вперед, приближаясь к осуществлению их идеал©в. Самый маленький камешек, вложенный в основание здания будущего, не пропадает втуне. И так неодолимо это движение вперед, что в одежды борцов за прогресс начинают рядиться приспособленцы и пенкосниматели вроде Феряна, которому Качур бросает в лицо: «Не я ли своими страданиями создал тебе пьедестал, на котором ты стоишь? Ты был тряпкой, подхалимом... Тем, кем ты стал сегодня, я был пятнадцать лет назад!» Да, между «новыми людьми» есть такие, как Ферян, но есть и такие, как по-настоящему честный и умный Ерин. И недаром Ерин, поначалу презиравший Качура за раболепство, проникается к нему все большим сочувствием. Именно Ерин продолжит то дело, за которое так безуспешно боролся Качур. Да и в самом Качуре снова просыпается дух борьбы, он готов стать «тем, кем нельзя быть в наше время»,— социалистом. Борьба тяжела, она часто несет «страдание без награды», но она необходима, так как без нее избавление народа невозможно,— таково оптимистическое кредо Цанкара в романе. Это не логкий, а выстраданный и именно поэтому — самый подлинный оптимизм.
Иван Цанкар поддерживал тесную связь с социал-демократической партией, организовавшейся в 1896 году и ставшей в 900-х годах значительной силой в общественной жизни Словении. Он выступал на рабочих собраниях, сотрудничал в центральном органе партии — газете «Красное знамя», прогрессивном журнале «Наши записки», где в острой публицистической и сатирической форме разоблачал беспринципность словенской буржуазии, ее реакционность.
Как писатель и общественный деятель Цанкар был известен широким массам рабочих и любим ими. В 1907 году борьба трудящихся Австро-Венгрии за всеобщее избирательное право, усилившаяся под влиянием русской революции 1905 года, увенчалась победой. Социал-демократическая партия Словении выдвинула одним из своих кандидатов в парламент Ивана Цанкара. Весной 1907 года Цанкар приехал в Словению и несколько раз выступал перед рабочими с политическими речами, а также лекциями о словенской культуре и литературе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Многое в «Книге для легкомысленных людей» возникло как бы в полемике с философией ницшеанства, которая в это время оказывала сильное влияние на интеллигенцию.
В рассказе «Злодей» писатель разоблачает ницшеанскую теорию «сверхчеловека», обнажая ее социальные корни. Свобода «сверхчеловека» (а его он рисует в образе разбойника, прославившегося своими злодействами и неустрашимостью) — это свобода убивать и грабить; злодею — «сверхчеловеку» — завидуют, перед ним преклоняются богачи и сановники, мечтающие о такой же свободе ничем не ограниченного грабежа и наживы.
Герои, духовно близкие Цанкару,— это люди, восстающие против «гнилого» общества. Таков герой рассказа «Учитель Косирник», исповедь которого — это исповедь самого писателя.
Косирник приходит к выводу, что современное общество держится на духовном порабощении человека, на насаждаемой церковью покорности и смирении, что оно калечит людей, убивая в них все смелое, сильное, благородное. «То, что человек делает благородного и великого, он делает не как «полезный член общества», а вне общества и против него... Может быть, мне посчастливится отравить хотя бы троих людей ядом своих мыслей и тем отбить маленький камешек от здания, которое своими слабыми руками я
никогда не мог бы разрушить до основания»,— говорит Косирник о своей жизненной задаче.
Может быть, ни одно произведение Цанкара не вызывало такого количества самых разноречивых толкований, как лучшая из его драм — «Король Бетайновы» (1902). Буржуазные критики обвиняли автора в отсутствии всякой позитивной идеи, в нигилизме и анархизме. Философию драмы считали ницшеанской. Ужасались тому, что автору милее всего «гениальные бродяги, которые ничего не делают, кроме того, что критикуют противников и преследуют их своей ненавистью», а «серьезные, трудолюбивые люди, пекущиеся о своем благосостоянии, для него лишь «отвратительные филистеры». Раздавались протесты против изображения судей столь неумными и столь безгранично коррумпированными и т. д. Отдавая должное блестящему языку и гипнотизирующему воздействию настроения пьесы, критики твердили, что в ней нет действия, нет естественности, и предрекали ей провал на сцене. Всполошились буржуазные критики всех сортов и окрасок. Ибо, говоря словами клерикального критика Э. Лампе, в «Короле Бетайновы* автор «представляет все теперешнее общество в лице его значительных представителей фарисействующим прислужником несправедливости». Подобно комедии «Для блага народа», новая драма Цанкара не сразу пробила себе путь к зрителю. Лишь спустя полтора года после выхода в свет драма «Король Бетайновы» все-таки была по упорному требованию актеров и публики поставлена в Люблянском театре.
Вопреки мрачным пророчествам критики, драма была принята зрителями с глубоким волнением. Актеры играли с таким подъемом, какого не вызывала еще ни одна словенская пьеса. Автора наградили бешеными овациями. Одна из реакционных газет раздраженно констатировала: «Вредоносная тенденция пьесы особенно явственно действовала на молодежь».
Первоначальный замысел драмы существенно отличался от того, что вышло из-под пера писателя. Цанкар хотел написать «крестьянскую драму» о «повальном разорении» словенского крестьянства. Видимо, постепенно перед писателем на первом плане начала вырастать вместо фигур разоряемых великанская фигура разорителя — «короля Бетайновы». В этом мелком заводчике Цанкар с той мощью обобщения, которая, составляя основу всего его творчества, иногда достигала громадных высот, воплотил мрачную, давящую, убийственную силу, царившую тогда во всем мире над миллионами наемных рабов.
Примерно за три года до «Короля Бетайновы» Цанкар написал свою первую драму (не считая неоконченной юношеской пьесы «Романтические души») — «Якоб Руда» (1898). Сравнение двух драм показывает, как быстро продвигалось идейное развитие пи-
сателя, как неуклонно шел он к правде жизни, к постижению ее закономерностей. Коллизия драмы «Якоб Руда» строилась на противоречии между общепринятой, то есть буржуазной, моралью и совестью человека, его естественным нравственным чувством. Общепринятая мораль разрешала разорившемуся богачу Руде для поправления денежных дел продать свою дочь в жены старому развратнику, фабриканту Брошу. Однако совесть не позволила ему сделать это. Руда кончает с собой, осуждая себя высшим судом — судом совести.
Утопическая в условиях буржуазного чистогана идея неподкупности человеческой совести, лежавшая в основе «Якоба Руды», по существу опровергалась новой драмой, возникшей на базе уже гораздо более широких и верных обобщений. Случайное и надуманное сменилось закономерным, типическим. В герое драмы «Король Бетайновы», капиталисте Канторе, голос совести молчит, ибо жажда власти и наживы, сознание безнаказанности в обществе, преклоняющемся перед богатством, во много раз сильнее этой совести. Слова Кантора о том, что он «грешил, потому что должен был грешить», говорят о преступности всего общественного порядка, строящегося на хищнических принципах.
Рядом с Кантором, который на глазах у зрителей освобождается, как от обузы, от немногого человеческого, что в нем оставалось, особенно велико обаяние человечности Макса, его подвижничества. Макс — это образ нового человека в словенской действительности, рожденного предреволюционной эпохой. Он связан с рабочими, он поднимает их на борьбу с Кантором и ему подобными. От этой борьбы его не могут отвратить ни угрозы, смысл которых для Макса ясен до конца, ни любовь. «Слышите, как уже зашевелилось там, внизу, как уже восстают ваши рабы? Это моих рук дело, король могущественный, это преграда, это совесть!» Но время расплаты с Кантором еще не наступило. Макс понимает это, страдает от сознания того, что он «мал и слаб», что дело его «не удастся», что он погибнет, но, верный своему долгу, решает: «А попробовать все-таки нужно, и пусть будет как богу угодно».
Максу, как и многим цанкаровским героям — революционно настроенным интеллигентам,— свойственна фаталистическая уверенность в личной обреченности, в безуспешности своей борьбы. Макс действительно погибает, не успев рассказать людям о преступлении Кантора, забастовщики сломлены, и перед их победителем открывается путь к еще большей власти... А все-таки дни этой власти сочтены, раз появились в мире люди, которые ненавидят больших и маленьких «королей» так, как ненавидит их Макс; ненадежно благоденствие тех, против кого разгорается ненависть, ведущая на борьбу, побеждающая страх смерти,— такова «ядовитая
тенденция» драмы, встретившая бурный отклик у молодых современников Цанкара.
«Король Бетайновы» —- наиболее совершенное создание Цан-кара-драматурга. В это время ему было всего лишь двадцать шесть лет и он уже был признанным вождем молодого литературного поколения. Необычайную силу и красоту его слова не могли отрицать даже те, кому были ненавистны его идеи.
В «Короле Бетайновы» ярко выступают характерные черты цан-каровской художественной манеры. Это — глубокое раскрытие духовного мира героев, показываемых в острейшем столкновении, в схватке не на жизнь, а на смерть, в максимальном напряжении мысли и жизненной энергии. Сами эти герои — как Кантор и Макс, так и почти все другие протагонисты цанкаровских произведений — люди, стремящиеся осмыслить действительность и найти в ней свое место. Самое главное для Цанкара —• «проследить нить рассуждений», «путь духовной жизни» героев. Поэтому и с речей их совлечен покров будничной невыразительности, они говорят сильно и ярко. Характерной чертой художественного метода Цанкара является предельное обнажение сокровенного смысла явлений действительности, который в жизни заслоняется от человека массой мелочей. Хищническая природа Кантора раскрывается не только в том, что он убивает непосильным трудом и голодом своих рабочих, но и в том (и это главное), что он идет на убийство в прямом и буквальном смысле слова. Капиталист-убийца, капиталист-палач — явление в окончательной, крайней стадии своего логического развития.
То же стремление к подчеркнутой заостренности образов проявляется и в том, что рядом с Кантором — зловещим воплощением власти денег, и Максом — трагическим образом борца, падающего в непримиримой борьбе с этой властью, стоят сатирические образы священника и судьи. Если в комедии «Для блага народа» сатирическим звучанием пронизана вся словесная ткань, то в «Короле Бетайновы» сатира, за исключением, может быть, разговора Кантора со священником в первом акте, проявляется в общем смысле произведения, в самой парадоксальности положения: освящение преступления стражами правосудия и христианской морали.
Тема разорения, нищеты и страданий словенского народа, о которой Цанкар думал, приступая к «Королю Бетайновы», воплотилась в его первом большом прозаическом произведении — романе «На улице бедняков» (1902), в основу которого легли впечатления детства писателя. Это роман о жизни крестьянской девушки Францки, о несбывшихся мечтах чистой и любящей души, о бесплодных жертвах и рухнувших надеждах. В мировой литературе немного найдется книг, где бы с такой любовью и сочувствием, с удивительной тонкостью в передаче самых сокровенных душевных переживаний изображалась трудная судьба матери-пролетарки. Цанкар говорил, что этой повестью он поставил своей матери памятник, какого не ставил никто.
В романе находит свое отражение проблема, прошедшая через все творчество Цанкара,— проблема взаимоотношений интеллигенции и народа. Но если в написанном годом раньше романе «Чужие» (1901) герой его, скульптор Сливар, вынужденный работать вдали от родины —в Вене, чувствующий себя чужим и дома и на чужбине, так и не находит выхода из внутреннего кризиса, то в романе «На улице бедняков» перед сыном Францкиг Лойзе, прошедшем суровую школу жизни, такой выход открывается в борьбе за спасение родины от нищеты и унижений. Роман кончается символическим финалом: в ночь смерти матери полный отчаяния Лойзе видит свет в окне учителя-социалиста; он «встрепенулся и пристально вгляделся в спокойный белый свет, сиявший в ночи...».
Животворящая сила родной земли воспета и в повести «Крест на горе» (1904). Героиня этой повести — крестьянская девушка Ханца — принадлежит к числу пленительных цанкаровских женских образов, полных сердечного тепла и силы духа, нередко более стойких в борьбе с суровой жизнью, чем их мужья и возлюбленные.
Талант Цанкара в начале 900-х годов достиг полного своего расцвета, известность его перешагнула далеко за границы Словении. Работал он неутомимо. В книге «Белая хризантема» он писал, имея в виду себя: «Бедняга работает день и ночь дома, на улице, в кофейне, в трактире, в компании, даже во сне; с той минуты, как он написал первое слово, как запел у него в сердце первый стих, он не потерял ни минуты».
О Цанкаре, как ни о ком другом, можно сказать, что писал он «кровью сердца». Его творчество было непрестанной исповедью — исповедью человека, прошедшего через скорбное детство, голодную и полную унижений юность, прожившего всю свою жизнь в изнурительном труде, не принесшем ему сколько-нибудь прочной материальной независимости. До конца своих дней Цанкар оставался писателем, сохранившим необычайную чуткость к людскому горю. Один из его рассказов начинается словами: «Собственное страдание — зеркало, в котором узнаешь страдания других».
Тяжелым бременем ложилась на Цанкара травля его произведений буржуазной критикой, которая стремилась представить изображение «свинцовых мерзостей жизни» в его произведениях плодом аморальности и болезненного пессимизма писателя. Эта травля особенно усилилась в связи с появлением* повести «Дом
божьей матери» (1904); произведение, в которое автор вложил, по его словам, «мысль, чистую как слеза», провозгласили утонченной порнографией.
Даже в кругу близких друзей-литераторов Цанкар не всегда встречал полное понимание. С горечью обращался к себе писатель: «Смотри, вот сила неприятная, бесполезная, отвергнутая! Скажи, кто любит свой народ, кто любит человека так, как любишь его ты? Любовью, которая так велика и глубока, что похожа на ненависть. Кто тоскует о нем и бежит от него, как влюбленный, сердце и мысль которого обуревает любовь? Друг, ты разорвал свою грудь, вырвал свое сердце, протянул его народу, который любишь с такой темной силой,— так кто же отстранил твою руку, отбросил твое сердце?»
И все же в «битве с жизнью» Цанкар чувствовал себя «утомленным, но не побежденным». На ханжеские обвинения в аморальности он отвечал блестящей сатирой на святош, разоблачением мещанской «морали», которая душит живые и прекрасные человеческие чувства и служит прикрытием для подлостей разного рода. Пафосом сокрушения царств ханжей и филистеров пронизан его цикл «Историй из долины святого Флориана», создававшийся в 1904—1907 годах, и такие произведения, как «Госпожа Юдифь» (1904) и «Алеш из Разора» (1907).
О своей тяжелой борьбе, вере в ее необходимость и победоносный исход Цанкар рассказывает в романе «Мартин Качур» (1905), в центре которого снова поставлена тема интеллигенции и народа. В этом «жизнеописании идеалиста» с полной ясностью раскрывается сущность и цанкаровского пессимизма и цанкаровского оптимизма.
Недолгой была борьба Мартина Качура за «идеал» — за просвещение народа. Его руку помощи — отстранили, сердце, горевшее желанием «быть полезным людям»,— отвергли, да еще пригрозили ему той же участью, которая постигла кузнеца, стремившегося вырвать крестьян из власти невежества и убитого за это. Качур отказывается от борьбы, от мечты о высокой любви и погрязает в мещанском болоте.
За трагедией Качура, за его судьбой угадываются судьбы сотен таких же «идеалистов» с возвышенным, но туманным представлением о служении народу, капитулировавших перед грубой и жестокой действительностью. С горечью и болью за своего героя Цанкар рассказывает, как под влиянием темных сил жизни бескорыстный порыв к борьбе уступает в душе Качура место трусливому инстинкту самосохранения, как сам он превращается в жалкое, подобострастное существо, подавленное сознанием своего унижения. Десять лет прозябал Качур в сыром и мрачном Грязном Долу, десять лет им помыкали староста и священник. Но вот он попадает в Лазы —и видит там свет, солнце, жизнь, шагнувшую вперед, людей, свободно высказывающих те самые взгляды, за которые он вел такую тяжкую борьбу десять лет назад. Одинокий, спившийся Качур погибает. Его личная судьба страшна и безотрадна.
Жизнь ломает Качуров, но эта же жизнь все-таки идет вперед, приближаясь к осуществлению их идеал©в. Самый маленький камешек, вложенный в основание здания будущего, не пропадает втуне. И так неодолимо это движение вперед, что в одежды борцов за прогресс начинают рядиться приспособленцы и пенкосниматели вроде Феряна, которому Качур бросает в лицо: «Не я ли своими страданиями создал тебе пьедестал, на котором ты стоишь? Ты был тряпкой, подхалимом... Тем, кем ты стал сегодня, я был пятнадцать лет назад!» Да, между «новыми людьми» есть такие, как Ферян, но есть и такие, как по-настоящему честный и умный Ерин. И недаром Ерин, поначалу презиравший Качура за раболепство, проникается к нему все большим сочувствием. Именно Ерин продолжит то дело, за которое так безуспешно боролся Качур. Да и в самом Качуре снова просыпается дух борьбы, он готов стать «тем, кем нельзя быть в наше время»,— социалистом. Борьба тяжела, она часто несет «страдание без награды», но она необходима, так как без нее избавление народа невозможно,— таково оптимистическое кредо Цанкара в романе. Это не логкий, а выстраданный и именно поэтому — самый подлинный оптимизм.
Иван Цанкар поддерживал тесную связь с социал-демократической партией, организовавшейся в 1896 году и ставшей в 900-х годах значительной силой в общественной жизни Словении. Он выступал на рабочих собраниях, сотрудничал в центральном органе партии — газете «Красное знамя», прогрессивном журнале «Наши записки», где в острой публицистической и сатирической форме разоблачал беспринципность словенской буржуазии, ее реакционность.
Как писатель и общественный деятель Цанкар был известен широким массам рабочих и любим ими. В 1907 году борьба трудящихся Австро-Венгрии за всеобщее избирательное право, усилившаяся под влиянием русской революции 1905 года, увенчалась победой. Социал-демократическая партия Словении выдвинула одним из своих кандидатов в парламент Ивана Цанкара. Весной 1907 года Цанкар приехал в Словению и несколько раз выступал перед рабочими с политическими речами, а также лекциями о словенской культуре и литературе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18