Послание из детства
Повесть
словацк
Дело это они обговаривали многократно, но всегда как- то расплывчато. Мечтали повыгоднее использовать грядущую ситуацию, взвешивали плюсы и минусы каждого решения, предусмотрительно учитывали возможные препятствия, разработали целый комплекс мер на случай, если произойдет нечто из ряда вон выходящее, спохватывались, не забыли ли чего, и в то же время внимательно следили за тем, что происходит в округе, старались выяснить, как другие воспринимают столь благоприятный момент, понимают ли вообще его значимость. Короче говоря, они заранее готовили себя к тому, о чем уже давно ходили слухи и из чего, если слухи подтвердятся, можно извлечь ощутимую прибыль, а не тот жалкий минимум, который при любом раскладе получат все заинтересованные лица.
Да, они давно были начеку, давно подсчитывали, прикидывали, с самого начала держали ситуацию под контролем, но до последнего времени делали это как бы просто так, на всякий случай...
И вот однажды — в конце весны, а может быть, в начале лета — наступил день, когда наконец все решилось и их чаяния стали воплощаться в конкретную реальность. Будто повеяло свежим ветерком — все гаданое-перегаданное осталось позади, и перед ними открылась перспектива, которую грешно было бы не использовать. Такой момент — по собственному опыту знают — представляется раз в жизни, он быстролетен и капризен, как луч осеннего солнца: чуть засветит, да что там, блеснет только — и нет его! Жди потом неизвестно сколько! Нет, тут медлить нельзя — тут надо ухватиться покрепче, действовать быстро, решительно, без колебаний. Такова человеческая жизнь: светлые лучики в ней, как светлячки, гаснут, не успев разгореться, и не хватает икона всех.
Час пробил. Они почувствовали, что пора приступать к делу: в первую очередь надо срочно созвать всех членов семьи на чрезвычайный совет и на нем окончательно определить, какие конкретные меры надлежит предпринять.
Этим и занялась дочь, засев дома за телефон.
— Мама, зайди к нам сегодня вечерком, есть важный разговор... Не надо поздно возвращаться. Переночуешь у нас...
Мать, видимо, объясняла, что ей бы спокойнее спалось под собственной крышей.
— Ну ладно, если не захочешь остаться, Тибор тебя отвезет домой,— предложила дочь.
Наконец мать пообещала прийти, и у дочери отлегло от сердца.
Через минуту набрала другой номер и услышала в трубке частые гудки — было занято. Она упорно продолжала крутить диск, набирая тот же номер, но каждый раз раздавался один и тот же сигнал — занято. Когда трубка в руке стала скользкой от пота, она сдалась. Поразмыслив, быстро набрала еще один номер и сразу же услышала мужской голос:
— Алло...
— Тибор?
— Слушаю...
— Никак не могу дозвониться Феро! У них, наверное, что-то с телефоном...
— А я здесь при чем? — буркнул голос.
— Целый час набирала их номер...
— Так позвони ему на работу.
— А туда вообще не прорвешься, ты же знаешь. Феро работает только до половины третьего, чуть пораньше я бы его смогла застать, но ты же сам мне позвонил уже во втором часу...
— По-твоему, мне надо этим заняться?
— Может, когда поедешь с работы, заскочишь к нему домой, захватишь его...
— Я что, таксист?
— Значит, мне прикажешь мотаться? Тут и так голова кругом — не знаю, с чего начать... Столько всего нужно успеть. А тебе что, трудно? Ты же все равно на колесах...
— Ладно, согласен... А теща как?
— Мама придет. Только ты потом отвезешь ее домой, не стоит ей одной возвращаться ночью...
— Будто у меня других дел нет, только вашу семейку развозить! Да еще в разные концы города! — взорвался супруг.
— На валяй дурака! Надо всем собраться. И кто еще это организует, как не мы...
— Мы? Пока что один я...
— Ну я прошу тебя, привези Феро,— уговаривала она мужа,— а я тем временем что-нибудь приготовлю. Сделай милость, ты же знаешь, с ним очень трудно разговаривать. Предложи подвезти его и не раздражай понапрасну...
Итак, Тибор, возвращаясь домой, сделал крюк — пришлось заехать в самый первый из новых микрорайонов, который был построен около тридцати лет назад и теперь производил почти то же впечатление, что и архитектура столетней и даже двухсотлетней давности в центре города, хотя весь район состоял в основном из обычных трехэтажных кирпичных домов, в окружении которых возвышалась огромная двенадцатиэтажка, возведенная двадцатью годами позже, когда в строительстве уже окончательно утвердилась панельная технология.
А тогда эти растянутые, приземистые дома строили далеко за городом, на месте бывших углублений и впадин, в которых, кажется, испокон веков стояла мутная зеленоватая вода, кишащая всякими земноводными; не зря эту часть городской территории прозвали Лягушачьи Луга. Под строительство выделялось и готовилось ровно столько места, сколько было необходимо, кое-какие ямы засыпали, укрепляли грунт; одновременно к будущему району протянулось шоссе. Таким образом, части болот удалось пережить первый этап застройки на Лягушачьих Лугах. Процесс осушения растянулся надолго, чуть ли не до самого последнего времени здесь ночами не переставали звучать дружные лягушачьи концерты.
Перед крайним домом машина остановилась. Вынув ключ зажигания, Тибор вышел из машины и захлопнул дверь. Направившись к дому, он на мгновение замедлил шаг, пытаясь вспомнить, закрыл ли он машину. Решив, однако, что закрывать на ключ нет смысла, пошел к подъезду.
На первом этаже нажал кнопку звонка.
Дверь открыл тот, за кем он приехал.
Франтишек в одних трусах и майке удивленно уставился на своего зятя, и взгляд его говорил о том, что зять не баловал шурина частыми визитами.
— Ну, проходи,— пробормотал он растерянно.— Мне показалось, что Йола вернулась, изнутри в двери был ключ...
— Не могу, я оставил машину незапертой,— ответил Тибор.— Давай поскорей одевайся, я ведь за тобой приехал.
— А зачем?
— Одевайся — и едем. Тут такие дела, что сразу не расскажешь. Мне сообщили кое-что по секрету,— улыбнулся Тибор.— Поехали сейчас к нам.
— Какие еще дела?
— Сносить скоро будут!
— Так,— задумался Франтишек.— А я тебе зачем нужен? Ведь еще пока не сносят...
— Прошу тебя, идем. И мать твоя сейчас у нас. Нужно все обсудить.
— Меня же Йола будет искать, мы собирались идти к тетушке Бировой за овощами,— пытался отказаться Франтишек.
— Оставь записку — мол, у тебя срочное дело,— посоветовал зять.— Быстренько одевайся, подожду тебя на улице. Машина не заперта, как бы не влез кто,— говорил он, спускаясь по лестнице.
— А мама что, уже у вас?! — крикнул Франтишек вслед.
— Конечно,— заверил его зять.— А ты все раздумываешь, поторапливайся! — И он скрылся за дверями подъезда.
Улица, по которой кратчайшим путем можно было проехать к дому Тибора, оказалась перекрытой. В глубине ее желтела огромная куча свежевыкопанной глины.
— Черт бы их побрал! — выругался Тибор.— Везде у них раскопки... Подумать только, еще вчера ничего не было... Я тут езжу с закрытыми глазами...
— Прокладывают газоотвод к соседней улице,— сказал Франтишек.
— Теперь надо заворачивать назад, к центру, у кладбища ведь тоже все разрыто! — злился Тибор.— Только под мостом, другой дороги нет.
Дальше ехали молча. Тибор был явно не в духе. Когда добрались до района особняков и коттеджей, стало темнеть.
Остановились наконец перед двухэтажным домом, облицованным снаружи темно-коричневой керамической плиткой.
— Оставлю ее пока здесь,— хмуро сказал хозяин дома, приглашая шурина следовать за собой.— Мотор барахлит, надо глянуть, что там.— Проходя через палисадник, он оглянулся на машину, стоящую у тротуара. — А вообще-то пора уже новую покупать...
Своим ключом он открыл входную дверь из лиственницы и тихонько подтолкнул шурина внутрь.
В холле, ожидая их, сидели две женщины.
— Я так рада, Ферко, что и ты здесь,— встретила мать Франтишека.
— Говорят, важное дело...
— Проходите, проходите в дом, не стойте в дверях,— заторопила их сестра Франтишека.
— Располагайтесь, а я на минутку отлучусь,— сказал Тибор,— умоюсь только, а то весь как из парилки.— Он скрылся за одной из множества дверей.
— Пойдем, Ферко,— сказала мать, увлекая его за собой.
Какое-то время сидели молча. Потом сестра спросила:
— А что Йолка? Как у нее дела?
— Нормально,— ответил брат.
— Радикулит не мучает?
— Сейчас пока ничего. А вот как застудит...
— Если будет плохо, скажи мне, я могу показать ее доктору Релею, нашей знаменитости,— предложила сестра,— его, говорят, даже в Братиславу приглашали.
— Надеюсь, не понадобится,— пробурчал брат.
— Если прихватит, ты скажи. Тибор организует...
Опять все замолчали...
Появился хозяин дома. Умытый, в свежей рубашке.
— Выпьем вина? — Наполнив три бокала, он подсел к гостям.
— А я вас угощу ветчиной,— вскочила сестра и, выйдя на кухню, почти сразу же вернулась, неся на подносе заранее приготовленное угощение.— Угощайтесь, мама... Тибор, подай пример!
Хозяин достал бутылку коньяка и маленькую рюмку.
— Не выношу вина,— объяснил он, улыбаясь, и налил себе коньяку.
— Не надо, Тибор, тебе же еще ехать,— предупредила жена.
— Ничего, одну можно...
— Ты невыносим! Кончится тем, что перевернешься где-нибудь...
— Тогда все останется тебе,— с усмешкой осадил ее супруг и повернулся к гостям.— Лучше приступим к делу.
— Давай выкладывай,— сухо бросил Франтишек.
— Есть надежная информация. В самое ближайшее время начнут оценивать частные дома в вашем районе.— Зять выразительно посмотрел на тещу.— Жители его пока ничего толком не знают, зато знаем мы.— Он улыбнулся.— Так что у нас есть преимущество перед ними.
— Какое преимущество? — спросила мать.
— Нужно, мама, пораскинуть умом,— вкрадчиво произнесла дочь.
— А зачем?
— Не говори так, мама! — вспыхнула дочь.
— Скажу откровенно, здесь все свои... Надо из этого выжать все, что можно! — Тибор отпил из своей рюмки и тут же долил в нее.
— Я не понимаю,— пробормотал Франтишек.
— Не тяни, Тибор, скажи, как ты себе это представляешь,— подгоняла Зузанна мужа.
— А выжать можно... Это уж как пить дать! — Тибор опять отхлебнул из рюмки.
— Тибор, не сходи с ума! — закричала на него Зузанна.— Тебе же еще ехать сегодня!
— Ехать так ехать. Чего раскудахталась!
— Ближе к делу,— нетерпеливо вмешался Франтишек.
— Как сейчас обстоят дела с квартирами, вы знаете. Их не хватает.— Тибор многозначительно посмотрел на тещу и шурина.— Ты, Феро, должен сейчас прописаться к матери. Вскоре у вас будет возможность получить две отдельные квартиры — пусть небольшие, зато две.
— У меня же есть квартира, как же мне дадут еще одну,— прервал его Франтишек.
— А где она, твоя квартира? — усмехнулся Тибор.
— Мы живем вместе — Йола и я, это всем известно...
— Это ее квартира, а не твоя. Для Йолы ты только друг, а не законный супруг, у тебя же, в сущности, нет никакого жилья. И при желании ты можешь уйти от нее, впрочем, это только так, для виду... Не волнуйся, я уже советовался с умными людьми, не называя тебя конечно, и выяснил — в этом никакого криминала нет,— втолковывал Тибор шурину суть вопроса.
— Я живу с Йолой уже пятый год,— помрачнел Франтишек.
— Подумаешь, да хоть двадцать пятый! Если захочешь, имеешь право уйти. А квартиры у тебя нет!
— Как это все противно,— проворчал Франтишек.
— Повторяю, сейчас у вас преимущество перед другими. Сегодня у тебя есть возможность кое-что сделать, завтра ее уже не будет. Пока еще ты имеешь право прописаться у матери на Сиреневой улице, но через несколько недель, когда пройдет перепись всех жителей района, едва ли это удастся. Тебе должны выделить квартиру... Если вам не дадут две отдельные, то получите одну большую... Может быть, даже трехкомнатную, скажете, мол, на меньшую не согласны, и точка! — Тибор явно решил не отступать.
— Я этим заниматься не буду,— тихо сказал Франтишек.
— Не дури! — подключилась сестра.
— И зачем? — пожал плечами брат.— Мне моего жилья хватает.
— Не о тебе речь! — Тибор старался перебороть нараставшее раздражение.— Или ты не знаешь, что многие сейчас живут хуже некуда? Допустим, вы получаете большую квартиру, мама потом меняется с какой-нибудь семьей из тех, что ютятся с тремя детьми в однокомнатной. Они с радостью согласятся на такой обмен и даже вам еще доплатят, как это сейчас принято. Я лично знаю нескольких, кто за милую душу готов пойти на это, у них улучшаются жилищные условия, а у нас — материальные...
— Ты меня за подонка считаешь? — оборвал его Франтишек.
— Тебе ведь тоже кое-что перепадет,— вмешалась в разговор Зузанна.
— Значит, по-твоему, это я подонок? — окрысился хозяин дома.— Тоже мне чистюля... Я всем хочу только добра!
— А я говорю, противно мне все это! — стоял на своем Франтишек.
— Отстал ты от жизни...— ухмыльнулся Тибор.
— Послушай, Ферко, не кипятись и подумай, неужели лишняя крона тебе помешает? — пыталась воздействовать на брата сестра.
— Тебе она нужна больше, чем мне, ты же в нужде живешь...
— А тебе завидно?! Ты тоже мог бы кое-что иметь! — взорвалась сестра.
— Успокойтесь, ну зачем вы опять начинаете...— вмешалась мать.
— А чего он завидует? Лучше бы помалкивал,— срывающимся голосом протянула дочь.
— И охота вам ссориться,— вздохнула мать.
— Назло хочет все испортить! — сердилась Зузанна.
— Я об этом ничего не знаю и знать не желаю. Считайте, что меня здесь не было,— тихо сказал Франтишек, поднимаясь.
— Святоша нашелся! — бросила Зузанна.
— Нет, лучше мне уйти.
Франтишек направился к двери, но его задержала мать:
— Постой, Ферко...
— Оставь его, мама, пусть проваливает! — резко оборвала ее дочь.
— До свидания, мама! — сказал он и вышел.
Уже за порогом его догнали слова Тибора:
— Тебе же хуже! А мы уж как-нибудь без тебя обойдемся!
Резко хлопнула входная дверь, и Франтишек, пройдя палисадник, зашагал по улице.
К Лягушачьим Лугам он направился самой короткой дорогой. Вскоре оказался на другом конце разрытой улицы, той самой, по которой совсем недавно зять не смог проехать. Она была разрыта не только поперек, но и вдоль.
Осторожно перешагнув через траншею, Франтишек заглянул в нее. Интересно, зачем здесь копают? Но еще пустая траншея не раскрыла ему своих тайн, и он двинулся дальше.
По дороге вспомнил, что еще есть время забежать за овощами, если, конечно, Йола сама уже не сходила...
Проходя по последней улице в районе особняков, он вдруг заметил, что в воздухе шныряет и жужжит несметные полчища майских жуков. Он вспомнил знойные летние месяцы своего детства — тогда ведь тоже бывали целые нашествия майских жуков, тогда тоже... Эти твари способны обглодать все листья и оставить деревья голыми. А бороться с ними сейчас никто не хочет. И чем только занимаются живущие здесь хозяева? Неужели не слышат их жужжание, шорох и хруст?
Не слышат... Но если даже и услышат, то наверняка скажут: жуки? Какая чепуха! Листья объедают? Может, где и объедают, но только не у нас, у нас такое невозможно!
Теплыми вечерами, когда спускаются сумерки, а воздух насыщен ароматами кухни и всякими шумами, когда из-за кустов сирени то и дело раздается чей-то приглушенный смех, когда слепой Банди усаживается, расставив ноги, на своем низком табурете и через раскрытое окно его дома улица наполняется томительными звуками его скрипки, мелодия кажется еще грустнее в закатных сумерках, которые заботливо прикрывают окрестную обветшалость, до утренней зари притупляют у людей остроту зрения, и лишь при дневном свете бросаются в глаза на этой улице, и вообще в этих местах, всевозможные контрасты,— так вот, в это чудное время на закате дня, когда у матерей хлопот полон рот — надо же всех накормить! — а отцы, вконец измотанные после изнурительного трудового дня, присаживаются на ступеньки перед кухней, закуривают свои трубки и молча глядят куда-то перед собой, уже давно смирившиеся с тяжким уделом кормильца семьи, в эти мгновения, когда малыши уже засыпают, а дети постарше резвятся перед домом, хохочут нарочито громко, словно надеясь таким вот смехом прогнать страх, что вливается в их маленькие души вместе с обволакивающей землю тьмой, в такие минуты, которые человек не забывает до самой смерти и оживляет в памяти каждый раз, когда ему кажется, что жизнь течет как-то уж слишком стремительно, гораздо быстрее, чем казалось раньше, когда он был еще молод и склонен к иллюзиям — мне, мол, все нипочем,— вот тогда, в эти самые часы, и оживали в потайных уголках дворов и садов толстобрюхие, неповоротливые майские жуки: с жужжанием начинали они носиться в воздухе, натыкаясь на людей, ударяясь об оконные стекла, устраивали круговерть меж деревьев, оккупировали их кроны и наконец, отыскав там листочек посочнее, с яростью набрасывались на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Повесть
словацк
Дело это они обговаривали многократно, но всегда как- то расплывчато. Мечтали повыгоднее использовать грядущую ситуацию, взвешивали плюсы и минусы каждого решения, предусмотрительно учитывали возможные препятствия, разработали целый комплекс мер на случай, если произойдет нечто из ряда вон выходящее, спохватывались, не забыли ли чего, и в то же время внимательно следили за тем, что происходит в округе, старались выяснить, как другие воспринимают столь благоприятный момент, понимают ли вообще его значимость. Короче говоря, они заранее готовили себя к тому, о чем уже давно ходили слухи и из чего, если слухи подтвердятся, можно извлечь ощутимую прибыль, а не тот жалкий минимум, который при любом раскладе получат все заинтересованные лица.
Да, они давно были начеку, давно подсчитывали, прикидывали, с самого начала держали ситуацию под контролем, но до последнего времени делали это как бы просто так, на всякий случай...
И вот однажды — в конце весны, а может быть, в начале лета — наступил день, когда наконец все решилось и их чаяния стали воплощаться в конкретную реальность. Будто повеяло свежим ветерком — все гаданое-перегаданное осталось позади, и перед ними открылась перспектива, которую грешно было бы не использовать. Такой момент — по собственному опыту знают — представляется раз в жизни, он быстролетен и капризен, как луч осеннего солнца: чуть засветит, да что там, блеснет только — и нет его! Жди потом неизвестно сколько! Нет, тут медлить нельзя — тут надо ухватиться покрепче, действовать быстро, решительно, без колебаний. Такова человеческая жизнь: светлые лучики в ней, как светлячки, гаснут, не успев разгореться, и не хватает икона всех.
Час пробил. Они почувствовали, что пора приступать к делу: в первую очередь надо срочно созвать всех членов семьи на чрезвычайный совет и на нем окончательно определить, какие конкретные меры надлежит предпринять.
Этим и занялась дочь, засев дома за телефон.
— Мама, зайди к нам сегодня вечерком, есть важный разговор... Не надо поздно возвращаться. Переночуешь у нас...
Мать, видимо, объясняла, что ей бы спокойнее спалось под собственной крышей.
— Ну ладно, если не захочешь остаться, Тибор тебя отвезет домой,— предложила дочь.
Наконец мать пообещала прийти, и у дочери отлегло от сердца.
Через минуту набрала другой номер и услышала в трубке частые гудки — было занято. Она упорно продолжала крутить диск, набирая тот же номер, но каждый раз раздавался один и тот же сигнал — занято. Когда трубка в руке стала скользкой от пота, она сдалась. Поразмыслив, быстро набрала еще один номер и сразу же услышала мужской голос:
— Алло...
— Тибор?
— Слушаю...
— Никак не могу дозвониться Феро! У них, наверное, что-то с телефоном...
— А я здесь при чем? — буркнул голос.
— Целый час набирала их номер...
— Так позвони ему на работу.
— А туда вообще не прорвешься, ты же знаешь. Феро работает только до половины третьего, чуть пораньше я бы его смогла застать, но ты же сам мне позвонил уже во втором часу...
— По-твоему, мне надо этим заняться?
— Может, когда поедешь с работы, заскочишь к нему домой, захватишь его...
— Я что, таксист?
— Значит, мне прикажешь мотаться? Тут и так голова кругом — не знаю, с чего начать... Столько всего нужно успеть. А тебе что, трудно? Ты же все равно на колесах...
— Ладно, согласен... А теща как?
— Мама придет. Только ты потом отвезешь ее домой, не стоит ей одной возвращаться ночью...
— Будто у меня других дел нет, только вашу семейку развозить! Да еще в разные концы города! — взорвался супруг.
— На валяй дурака! Надо всем собраться. И кто еще это организует, как не мы...
— Мы? Пока что один я...
— Ну я прошу тебя, привези Феро,— уговаривала она мужа,— а я тем временем что-нибудь приготовлю. Сделай милость, ты же знаешь, с ним очень трудно разговаривать. Предложи подвезти его и не раздражай понапрасну...
Итак, Тибор, возвращаясь домой, сделал крюк — пришлось заехать в самый первый из новых микрорайонов, который был построен около тридцати лет назад и теперь производил почти то же впечатление, что и архитектура столетней и даже двухсотлетней давности в центре города, хотя весь район состоял в основном из обычных трехэтажных кирпичных домов, в окружении которых возвышалась огромная двенадцатиэтажка, возведенная двадцатью годами позже, когда в строительстве уже окончательно утвердилась панельная технология.
А тогда эти растянутые, приземистые дома строили далеко за городом, на месте бывших углублений и впадин, в которых, кажется, испокон веков стояла мутная зеленоватая вода, кишащая всякими земноводными; не зря эту часть городской территории прозвали Лягушачьи Луга. Под строительство выделялось и готовилось ровно столько места, сколько было необходимо, кое-какие ямы засыпали, укрепляли грунт; одновременно к будущему району протянулось шоссе. Таким образом, части болот удалось пережить первый этап застройки на Лягушачьих Лугах. Процесс осушения растянулся надолго, чуть ли не до самого последнего времени здесь ночами не переставали звучать дружные лягушачьи концерты.
Перед крайним домом машина остановилась. Вынув ключ зажигания, Тибор вышел из машины и захлопнул дверь. Направившись к дому, он на мгновение замедлил шаг, пытаясь вспомнить, закрыл ли он машину. Решив, однако, что закрывать на ключ нет смысла, пошел к подъезду.
На первом этаже нажал кнопку звонка.
Дверь открыл тот, за кем он приехал.
Франтишек в одних трусах и майке удивленно уставился на своего зятя, и взгляд его говорил о том, что зять не баловал шурина частыми визитами.
— Ну, проходи,— пробормотал он растерянно.— Мне показалось, что Йола вернулась, изнутри в двери был ключ...
— Не могу, я оставил машину незапертой,— ответил Тибор.— Давай поскорей одевайся, я ведь за тобой приехал.
— А зачем?
— Одевайся — и едем. Тут такие дела, что сразу не расскажешь. Мне сообщили кое-что по секрету,— улыбнулся Тибор.— Поехали сейчас к нам.
— Какие еще дела?
— Сносить скоро будут!
— Так,— задумался Франтишек.— А я тебе зачем нужен? Ведь еще пока не сносят...
— Прошу тебя, идем. И мать твоя сейчас у нас. Нужно все обсудить.
— Меня же Йола будет искать, мы собирались идти к тетушке Бировой за овощами,— пытался отказаться Франтишек.
— Оставь записку — мол, у тебя срочное дело,— посоветовал зять.— Быстренько одевайся, подожду тебя на улице. Машина не заперта, как бы не влез кто,— говорил он, спускаясь по лестнице.
— А мама что, уже у вас?! — крикнул Франтишек вслед.
— Конечно,— заверил его зять.— А ты все раздумываешь, поторапливайся! — И он скрылся за дверями подъезда.
Улица, по которой кратчайшим путем можно было проехать к дому Тибора, оказалась перекрытой. В глубине ее желтела огромная куча свежевыкопанной глины.
— Черт бы их побрал! — выругался Тибор.— Везде у них раскопки... Подумать только, еще вчера ничего не было... Я тут езжу с закрытыми глазами...
— Прокладывают газоотвод к соседней улице,— сказал Франтишек.
— Теперь надо заворачивать назад, к центру, у кладбища ведь тоже все разрыто! — злился Тибор.— Только под мостом, другой дороги нет.
Дальше ехали молча. Тибор был явно не в духе. Когда добрались до района особняков и коттеджей, стало темнеть.
Остановились наконец перед двухэтажным домом, облицованным снаружи темно-коричневой керамической плиткой.
— Оставлю ее пока здесь,— хмуро сказал хозяин дома, приглашая шурина следовать за собой.— Мотор барахлит, надо глянуть, что там.— Проходя через палисадник, он оглянулся на машину, стоящую у тротуара. — А вообще-то пора уже новую покупать...
Своим ключом он открыл входную дверь из лиственницы и тихонько подтолкнул шурина внутрь.
В холле, ожидая их, сидели две женщины.
— Я так рада, Ферко, что и ты здесь,— встретила мать Франтишека.
— Говорят, важное дело...
— Проходите, проходите в дом, не стойте в дверях,— заторопила их сестра Франтишека.
— Располагайтесь, а я на минутку отлучусь,— сказал Тибор,— умоюсь только, а то весь как из парилки.— Он скрылся за одной из множества дверей.
— Пойдем, Ферко,— сказала мать, увлекая его за собой.
Какое-то время сидели молча. Потом сестра спросила:
— А что Йолка? Как у нее дела?
— Нормально,— ответил брат.
— Радикулит не мучает?
— Сейчас пока ничего. А вот как застудит...
— Если будет плохо, скажи мне, я могу показать ее доктору Релею, нашей знаменитости,— предложила сестра,— его, говорят, даже в Братиславу приглашали.
— Надеюсь, не понадобится,— пробурчал брат.
— Если прихватит, ты скажи. Тибор организует...
Опять все замолчали...
Появился хозяин дома. Умытый, в свежей рубашке.
— Выпьем вина? — Наполнив три бокала, он подсел к гостям.
— А я вас угощу ветчиной,— вскочила сестра и, выйдя на кухню, почти сразу же вернулась, неся на подносе заранее приготовленное угощение.— Угощайтесь, мама... Тибор, подай пример!
Хозяин достал бутылку коньяка и маленькую рюмку.
— Не выношу вина,— объяснил он, улыбаясь, и налил себе коньяку.
— Не надо, Тибор, тебе же еще ехать,— предупредила жена.
— Ничего, одну можно...
— Ты невыносим! Кончится тем, что перевернешься где-нибудь...
— Тогда все останется тебе,— с усмешкой осадил ее супруг и повернулся к гостям.— Лучше приступим к делу.
— Давай выкладывай,— сухо бросил Франтишек.
— Есть надежная информация. В самое ближайшее время начнут оценивать частные дома в вашем районе.— Зять выразительно посмотрел на тещу.— Жители его пока ничего толком не знают, зато знаем мы.— Он улыбнулся.— Так что у нас есть преимущество перед ними.
— Какое преимущество? — спросила мать.
— Нужно, мама, пораскинуть умом,— вкрадчиво произнесла дочь.
— А зачем?
— Не говори так, мама! — вспыхнула дочь.
— Скажу откровенно, здесь все свои... Надо из этого выжать все, что можно! — Тибор отпил из своей рюмки и тут же долил в нее.
— Я не понимаю,— пробормотал Франтишек.
— Не тяни, Тибор, скажи, как ты себе это представляешь,— подгоняла Зузанна мужа.
— А выжать можно... Это уж как пить дать! — Тибор опять отхлебнул из рюмки.
— Тибор, не сходи с ума! — закричала на него Зузанна.— Тебе же еще ехать сегодня!
— Ехать так ехать. Чего раскудахталась!
— Ближе к делу,— нетерпеливо вмешался Франтишек.
— Как сейчас обстоят дела с квартирами, вы знаете. Их не хватает.— Тибор многозначительно посмотрел на тещу и шурина.— Ты, Феро, должен сейчас прописаться к матери. Вскоре у вас будет возможность получить две отдельные квартиры — пусть небольшие, зато две.
— У меня же есть квартира, как же мне дадут еще одну,— прервал его Франтишек.
— А где она, твоя квартира? — усмехнулся Тибор.
— Мы живем вместе — Йола и я, это всем известно...
— Это ее квартира, а не твоя. Для Йолы ты только друг, а не законный супруг, у тебя же, в сущности, нет никакого жилья. И при желании ты можешь уйти от нее, впрочем, это только так, для виду... Не волнуйся, я уже советовался с умными людьми, не называя тебя конечно, и выяснил — в этом никакого криминала нет,— втолковывал Тибор шурину суть вопроса.
— Я живу с Йолой уже пятый год,— помрачнел Франтишек.
— Подумаешь, да хоть двадцать пятый! Если захочешь, имеешь право уйти. А квартиры у тебя нет!
— Как это все противно,— проворчал Франтишек.
— Повторяю, сейчас у вас преимущество перед другими. Сегодня у тебя есть возможность кое-что сделать, завтра ее уже не будет. Пока еще ты имеешь право прописаться у матери на Сиреневой улице, но через несколько недель, когда пройдет перепись всех жителей района, едва ли это удастся. Тебе должны выделить квартиру... Если вам не дадут две отдельные, то получите одну большую... Может быть, даже трехкомнатную, скажете, мол, на меньшую не согласны, и точка! — Тибор явно решил не отступать.
— Я этим заниматься не буду,— тихо сказал Франтишек.
— Не дури! — подключилась сестра.
— И зачем? — пожал плечами брат.— Мне моего жилья хватает.
— Не о тебе речь! — Тибор старался перебороть нараставшее раздражение.— Или ты не знаешь, что многие сейчас живут хуже некуда? Допустим, вы получаете большую квартиру, мама потом меняется с какой-нибудь семьей из тех, что ютятся с тремя детьми в однокомнатной. Они с радостью согласятся на такой обмен и даже вам еще доплатят, как это сейчас принято. Я лично знаю нескольких, кто за милую душу готов пойти на это, у них улучшаются жилищные условия, а у нас — материальные...
— Ты меня за подонка считаешь? — оборвал его Франтишек.
— Тебе ведь тоже кое-что перепадет,— вмешалась в разговор Зузанна.
— Значит, по-твоему, это я подонок? — окрысился хозяин дома.— Тоже мне чистюля... Я всем хочу только добра!
— А я говорю, противно мне все это! — стоял на своем Франтишек.
— Отстал ты от жизни...— ухмыльнулся Тибор.
— Послушай, Ферко, не кипятись и подумай, неужели лишняя крона тебе помешает? — пыталась воздействовать на брата сестра.
— Тебе она нужна больше, чем мне, ты же в нужде живешь...
— А тебе завидно?! Ты тоже мог бы кое-что иметь! — взорвалась сестра.
— Успокойтесь, ну зачем вы опять начинаете...— вмешалась мать.
— А чего он завидует? Лучше бы помалкивал,— срывающимся голосом протянула дочь.
— И охота вам ссориться,— вздохнула мать.
— Назло хочет все испортить! — сердилась Зузанна.
— Я об этом ничего не знаю и знать не желаю. Считайте, что меня здесь не было,— тихо сказал Франтишек, поднимаясь.
— Святоша нашелся! — бросила Зузанна.
— Нет, лучше мне уйти.
Франтишек направился к двери, но его задержала мать:
— Постой, Ферко...
— Оставь его, мама, пусть проваливает! — резко оборвала ее дочь.
— До свидания, мама! — сказал он и вышел.
Уже за порогом его догнали слова Тибора:
— Тебе же хуже! А мы уж как-нибудь без тебя обойдемся!
Резко хлопнула входная дверь, и Франтишек, пройдя палисадник, зашагал по улице.
К Лягушачьим Лугам он направился самой короткой дорогой. Вскоре оказался на другом конце разрытой улицы, той самой, по которой совсем недавно зять не смог проехать. Она была разрыта не только поперек, но и вдоль.
Осторожно перешагнув через траншею, Франтишек заглянул в нее. Интересно, зачем здесь копают? Но еще пустая траншея не раскрыла ему своих тайн, и он двинулся дальше.
По дороге вспомнил, что еще есть время забежать за овощами, если, конечно, Йола сама уже не сходила...
Проходя по последней улице в районе особняков, он вдруг заметил, что в воздухе шныряет и жужжит несметные полчища майских жуков. Он вспомнил знойные летние месяцы своего детства — тогда ведь тоже бывали целые нашествия майских жуков, тогда тоже... Эти твари способны обглодать все листья и оставить деревья голыми. А бороться с ними сейчас никто не хочет. И чем только занимаются живущие здесь хозяева? Неужели не слышат их жужжание, шорох и хруст?
Не слышат... Но если даже и услышат, то наверняка скажут: жуки? Какая чепуха! Листья объедают? Может, где и объедают, но только не у нас, у нас такое невозможно!
Теплыми вечерами, когда спускаются сумерки, а воздух насыщен ароматами кухни и всякими шумами, когда из-за кустов сирени то и дело раздается чей-то приглушенный смех, когда слепой Банди усаживается, расставив ноги, на своем низком табурете и через раскрытое окно его дома улица наполняется томительными звуками его скрипки, мелодия кажется еще грустнее в закатных сумерках, которые заботливо прикрывают окрестную обветшалость, до утренней зари притупляют у людей остроту зрения, и лишь при дневном свете бросаются в глаза на этой улице, и вообще в этих местах, всевозможные контрасты,— так вот, в это чудное время на закате дня, когда у матерей хлопот полон рот — надо же всех накормить! — а отцы, вконец измотанные после изнурительного трудового дня, присаживаются на ступеньки перед кухней, закуривают свои трубки и молча глядят куда-то перед собой, уже давно смирившиеся с тяжким уделом кормильца семьи, в эти мгновения, когда малыши уже засыпают, а дети постарше резвятся перед домом, хохочут нарочито громко, словно надеясь таким вот смехом прогнать страх, что вливается в их маленькие души вместе с обволакивающей землю тьмой, в такие минуты, которые человек не забывает до самой смерти и оживляет в памяти каждый раз, когда ему кажется, что жизнь течет как-то уж слишком стремительно, гораздо быстрее, чем казалось раньше, когда он был еще молод и склонен к иллюзиям — мне, мол, все нипочем,— вот тогда, в эти самые часы, и оживали в потайных уголках дворов и садов толстобрюхие, неповоротливые майские жуки: с жужжанием начинали они носиться в воздухе, натыкаясь на людей, ударяясь об оконные стекла, устраивали круговерть меж деревьев, оккупировали их кроны и наконец, отыскав там листочек посочнее, с яростью набрасывались на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16