Когда Тереза наконец ушла в небытие, Джек десять часов оставался в коме; и врачи, и его удрученный отец не сомневались, что он тоже умрет. Однако он остался жив, но его состояние заметно ухудшилось, и появилась новая серия быстро растущих опухолей.
Самоубийство Терезы взметнуло мутную волну нездорового интереса к семье Ремилардов, напомнив мне ажиотаж вокруг семьи убитого президента США Джона Кеннеди. Истинное состояние малыша Джека тщательно скрывалось от репортеров, которые знали только, что младший сын Первого Магната проходит курс лечения от рака, но стервятники кружили все более низко, и теперь казалось неизбежным, что тайна Джека вот-вот раскроется, и новой тягостной шумихи не избежать.
В январе 2054 года Поль взял месячный отпуск и укрылся на планете Денали в обществе Лоры Трамбле. Обитатели морозного мирка были так благодарны Полю за помощь в учреждении их маленькой колонии, что держали его убежище в полном секрете: любая попытка репортеров добраться до него оказывалась тщетной.
Между Рождеством и Новым годом в переполненном кафедральном соборе Конкорда, столицы Земли, торжественно отпели Терезу, отдать последний долг которой собралось множество звезд. Заупокойная служба транслировалась всеми агентствами новостей. Но погребение ее прошло без посторонних, и, поскольку ее кремировали, средства массовой информации и широкая публика полагали, что ее прах был развеян по ветру. Однако Тереза сделала собственноручную приписку к своему завещанию: она пожелала, чтобы я отвез ее прах на Кауаи, остров, где она родилась. Марк захотел сопровождать меня, но я упирался, пока он не заверил, что сдал все необходимые экзамены на степень бакалавра и уже работает над докторской диссертацией. И вот 5 февраля, на другой день после того, как Марку исполнилось шестнадцать и он получил официальное право пилотировать ролет, мы с ним отправились в путь на «мазерати» Поля, который он разрешил нам позаимствовать. Прах Терезы покоился в деревянной шкатулке изящной работы.
Мы забрали отца Терезы из дома на берегу и тут же полетели в историческую старинную церквушку Святого Рафаэля, расположенную среди диких зарослей сахарного тростника. Астрофизик Бернард Кейн Кендалл в свои девяносто три года выглядел довольно пожилым, хотя омолодился всего за десять лет до этого. Он всегда был погружен в абстрактные размышления о космологических загадках, и, хотя горевал о Терезе, мы с Марком видели, что ему не терпится вернуться в астрономический комплекс на Большом острове, где он жил и работал почти круглый год.
Матери Терезы на похоронах не было. Аннарита Донован-Латимер, единственный ребенок Элен Донован, когда-то моей невесты, в свои семьдесят восемь лет жила отшельницей в Нью-Йорке после долгой и успешной карьеры актрисы. С Кендаллом она разошлась за двадцать с лишним лет до смерти дочери и не признавала омоложения. (Аннарите предстояло тихо умереть от инфаркта в 2056 году, когда на космополитической планете Авалон открылся оперный театр имени Терезы Кендалл на средства Ремилардовского фонда.)
Церковь Святого Рафаэля была полна островитянами, в основном коренными гавайцами, которые знали и любили Терезу в детстве и ранней юности. По окончании службы люди потянулись к алтарю, где на широкой деревянной подставке с ручками по бокам покоилась шкатулка с прахом, и задрапировали ее гирляндами великолепных тропических цветов. Четверо гавайцев в традиционных пестрых рубашках с гирляндами из папоротников на шее взялись за ручки, и я решил, что процессия направится к кладбищу. Но, к моему удивлению, носильщики и провожающие двинулись прямо к нашему серебряному «мазерати», где священник произнес последнюю молитву и побрызгал на шкатулку с прахом святой водой. Тогда провожающие запели «Алоха, ое», и на мое плечо опустилась пухлая коричневая рука. Я оглянулся и увидел Маламу Джонсон, женщину, которая заботилась о Терезе, Джеке и обо мне, когда мы проводили заключительные месяцы нашего изгнания в доме Кендаллов на берегу в Пойпу.
— Теперь ты, я и Марк отвезем прах милой Каулины в Кеаку, — шепнула она. — Полетим в вашем яйце.
Шкатулка и почти все цветы уместились на заднем сиденье, а мы втроем устроились на переднем. Кеаку, видимо, находилось в направлении окутанной облаками горы Вайалкале в центре острова к северу от нас. Наше безынерционное воздушное судно поднялось на высоту 1700 метров за несколько секунд, и под управлением Марка бесшумно заскользило сквозь густой облачный покров, почти такой же мутно однообразный, как серость гиперпространства.
Высоты Кауаи — самое влажное место на Земле; за год выпадает двенадцать метров дождей. Я мало что знал об этом местечке. Называется оно Болото Алакаи и представляет собой открытое всем ветрам плато вулканического происхождения, окутанное туманом, где почти непрерывно идет дождь, где в трясинах прячутся редчайшие растения и сотни водопадов низвергаются с заросших папоротниками обрывов в плодородные низины. Кауаи — самый зеленый из всех Гавайских островов и, на мой взгляд, самый прекрасный. И он был последним приютом легендарных менехуне — «колдовского» племени пигмеев, которых мигрировавшие с Таити завоеватели-полинезийцы нашли на островах и поработили.
Малама показала на крупномасштабном дисплее ролета лавовую пещеру на южной стороне болота, там, где начиналось ущелье Олокеле. Марк поставил яйцо на автопилот, и индикатор рельефа предупредил нас, что мы садимся, хотя ролет был окутан густым туманом.
Я вышел под холодную изморось, которая тут же вымочила мой белый тропический костюм, который я надел в церковь. Обычным зрением я видел только удаляющийся туман, искривленные деревца, сочные папоротники и другие растения, обычные для дождевых лесов. В воздухе веяло душистым запахом, чуть-чуть напоминавшим анис.
Малама взяла шкатулку с прахом и пошла впереди, лавируя между бочагами. Мы с Марком шли за ней, неся гирлянды и проверяя дорогу дальним и глубинным зрением, чтобы не провалиться в трясину. Очень быстро мы оказались перед пещерой, довольно большой и полускрытой буйной зеленью. По всем листьям ползли капли дождя и сыпались на землю.
— Ты останься тут, — сурово приказала мне Малама, — и обойдись без дальнего зрения. — Она обернулась к Марку: — Мальчик, возьми одну гирлянду с зелеными ягодами и листьями мохакина и маили; они растут только на нашем острове. И еще одну — такую, какая, по-твоему, понравилась бы твоей матери.
Марк с окаменевшим лицом взял скромную зеленую гирлянду и вторую из белых орхидей дендробиум. Остальные цветы остались у входа в пещеру. Он вошел в пещеру следом за Маламой, а я вел себя послушно и не подглядывал. Это уединенное место, затянутое знобящим сладко пахнущим туманом, я бы не выбрал для своего упокоения, и мне подумалось, что и Терезе оно не понравилось бы. Но ни Марку, ни мне и в голову не пришло ослушаться кахуны.
Не прошло и десяти минут, как они вернулись. Мы молча направились к яйцу и вскоре вновь оказались в солнечном Поипу. Профессор Кендалл уже улетел, оставив короткую сухую записку, а Малама исчезла, едва мы приземлились. Ее муж Ола, молчальник с курчавыми седыми волосами, показал нам, где высушить одежду, а потом подал обед (для нас, прилетевших из Новой Англии, это был ужин). Жареная курица, лепешки из таро, салат из кукурузы, помидоров и кресс-салата под острым майонезом, а на десерт — ананас под сладким кокосовым соусом.
Марк все время молчал. Когда мы пошли назад к яйцу, он посмотрел на юг и нахмурился: там громоздились черные грозовые тучи.
— Польет как из ведра, — сказал я. — И очень скоро.
— Угу. — Он переговорил со Службой воздушных путей сообщения и получил для нас векторный суперэкспресс до самого Бостона.
— Ты не расскажешь мне, что произошло в пещере? — спросил я.
Но Марк ответил вопросом на вопрос:
— В завещании мамы указывалось, чтобы Джека кремировали и погребли вместе с ней?
Об этой части завещания я ничего Марку не говорил. Да этот документ его как будто и не интересовал. Но Тереза действительно распорядилась так, словно верила, что малыш скоро последует за ней, и я рассказал это Марку.
Снаружи сгустилась темнота, и яйцо закачалось на стартовой площадке. Кондиционер ролета все еще работал, нейтрализуя жару и влажность, царящие на острове. Лицо Марка лоснилось от испарины в зеленоватом свете приборной доски.
— Малама… В пещере она сказала, что мама пыталась взять Джека с собой. Когда умирала. Сказала, что мама прибегла к анане, кахунскому заклинанию смертью.
— Mes couilles! note 62 — буркнул я. — Чушь!
— Малама сказала, что Тереза очень ее этим огорчила. Назвала маму себялюбицей и добавила, что она согрешила против хуны и теперь ее средняя личность очень сожалеет об этом. Она сказала… — Он умолк, скрипнул зубами, а потом продолжал беспощадно: — Она сказала, что душа мамы искупает этот грех в чистилище и что ее низшая личность все еще заряжена маной и опасна, а потому ее прах должен пока оставаться в пещере Кеаку. Чтобы Джек не умер сейчас, когда он особенно уязвим. Малама сказала, что Джек не умрет. Ты думаешь, есть шанс, что она права, дядюшка Роги?
У меня словно ледяные муравьи заползали по спине. Мы вторгались в те области метапсихологии, о которых наука ничего не знала: о возможном сохранении после смерти дурных аспектов личности, «злых духов» легенд… а может, и таких сущностей, как Фурия и Гидра. Яйцо снова качнулось под напором ветра. Пальмы гнулись, и я увидел, как со стороны моря все ближе и ближе надвигается черная стена.
— Последний месяц, — сказал я, — ты был так занят учебой и семейными неурядицами, что почти не видел Ти-Жана. А я видел его часто и могу тебе сказать, что Колетт почти отчаялась победить рак с помощью генной инженерии. Однако малыш ведет себя так, словно намерен жить. Он постоянно говорит об интегрировании трех своих личностей. И все еще отказывается от болеутоляющих, потому что, говорит он, они помешают какой-то особой «работе», которой он занят. Имело бы все это хоть малейшее значение, знай он, что умрет через несколько недель? Согласись, что Джек с его-то сознанием понимал бы, что угасает.
— Да, пожалуй, — согласился Марк, — И конечно, он сказал бы что-нибудь — ведь мы каждый день переговаривались. Конечно, я виноват, что не навещал его, но вокруг больницы рыскают эти вурдалаки-репортеры…
— Думаю, он понимает.
Со стороны каменистого пляжа налетела ревущая стена ливня, и все кругом исчезло. Мы словно вновь оказались в имитации серой пустоты, но уже не в таинственной тишине, как над вершиной Бейалеала. Внутри яйца исчезновение видимости произошло под аккомпанемент оглушительного шума тропической грозы.
— Малама знает и про Фурию, — сказал Марк. — Мне следует… соблюдать осторожность. А если с Джеком приключится что-нибудь по-настоящему серьезное, мы можем прибегнуть к ее помощи.
— По-настоящему серьезное? — Я не поверил своим ушам. — Что еще более серьезное может грозить малышу? Серьезное! Черт!.. А про Гидру она ничего не говорила?
— Нет. Малама, естественно, оперант. Но как-то по-особому. В пещере она как будто решила, что я уже бывал там. Идиотичнее и придумать нельзя, верно?
— Нет, можно! — ответил я резко. — Самое идиотичное, что мы рассиживаемся тут, пока нас топят, вместо того чтобы лететь домой в ясной сухой ионосфере. Ты намереваешься убраться отсюда? Или мне сесть за управление?
Он вздохнул, включил ро-поле, и для нас ливень сразу стих.
В тот же самый день, когда мы с Марком вернулись, наконец разразилась шумиха, которой так долго опасалась семья. Тайна Джека раскрылась, когда чертова медицинская сестра, испытывая денежные затруднения, продала сенсационные подробности его заболевания с видеозаписями, сделанными, пока он был в коме. Продала той из желтых сетей тридивидения, которая предложила за этот сочный скандальчик больше остальных.
Естественно, это явилось сущей находкой для жалостливых сердец и сострадательных душ; оргия добродетельного негодования захватила даже экзотиков. Глас народа в мудрости своей пришел к выводу, что Терезу на самоубийство толкнуло жуткое бесчеловечное лечение, сохраняющее жизнь ее обреченному сыночку, когда не остается уже никакой надежды на возможность выздоровления. Конечно, виновным считали Поля. Его политические враги не могли воспользоваться этим скандалом для прямого на него нападения, но в дни, последовавшие за «разоблачениями», его авторитет оказался серьезно подорванным — настолько, что он объявил, что отказывается от поста Первого Магната. Но лилмики наложили вето на его отставку и еще больше поразили Содружество, категорически запретив начальству больницы прекращать лечение Джека или отключать его жизнеобеспечивающую систему, пока он сам об этом не попросит.
Слащавых журналисток прищучили, в больнице усилили бдительность (проштрафившуюся медсестру быстренько обвинили в нарушении профессиональной этики и приговорили к десятилетней рабочей командировке на Велгаллу, наименее приятную из четырех космополитических планет). Поль в свою очередь принял меры для опровержения упреков в том, будто он обрекает своего беспомощного маленького сына на жестокие и неоправданные страдания. Колетт Рой вызвала специалистов-генетиков из крондак, полтроянцев и симбиари для консультации и попросила сравнить их заключения с выводами земных ученых, к которым она уже обращалась за помощью. Результаты исследований и тех и других можно обобщить следующим образом:
Джек — жертва уникальных генных мутаций, которые, в частности, вызвали рак, в значительной степени уничтоживший его кости и многие жизненно важные органы. Однако его мозг не затронут и все еще продолжает сохранять способность отражать метастазы. Последнее можно объяснить только самоцелительной функцией сознания пациента. И при всей разрушительности рака жизнь ребенка можно поддерживать с помощью радикальных медицинских методик, производящих на неспециалистов довольно тягостное впечатление. Врачи и генетики продолжали попытки исправлять дефекты ДНК, порождающие рак. Если бы их усилия увенчались успехом до того, как начнутся необратимые изменения мозга, были бы все основания надеяться, что тело будет полностью восстановлено вслед за критическим периодом, когда его гипофиз подаст сигнал к естественным изменениям организма в переходный период и вырабатыванию тестостерона, мужского полового гормона. Тогда Джек легко бы перенес процесс регенерации. Сам ребенок, личность которого содержала квазивзрослые черты, очень хотел, чтобы лечение продолжалось, несмотря на многие связанные с ним «неудобства».
Когда это заключение было опубликовано 12 февраля 2054 года, Джек перестал быть сенсацией, и семья на время получила передышку. От широкой публики скрыли, что процесс физического разрушения зашел так далеко, что от Джека, собственно, остался практически только мозг, находящийся на искусственном жизнеобеспечении. Рак успел поразить череп, мышцы и кожу головы, а также то, что еще оставалось от его тела. Наиболее сильно пораженные органы удалили. Он был теперь слеп, глух и лишен всех других сенсорных ощущений, кроме боли. Тем не менее он регулярно общался телепатически со своими посетителями и оперантными врачами и сестрами, по-прежнему настаивая, что еще не готов умереть.
39
Хановер, Нью-Гемпшир, Земля
13 февраля 2054
Марк боялся навестить Джека.
Он признался в этом себе, когда нерешительно остановился перед дверью палаты своего младшего братишки. Он добросовестно дальнировал малышу с первого же дня, когда Джек очнулся от комы, но к дальневидению старательно не прибегал и избегал посещений больницы под предлогом сначала необходимости усиленно заниматься, а затем шума, поднятого средствами массовой информации вокруг Джека.
Но теперь Джек прямо попросил его прийти.
Это был вечер пятницы — самый разгар Дартмутского Зимнего карнавала. Марку было не до праздников. Но теперь в свои шестнадцать лет он юридически считался взрослым и наконец-то получил право участвовать в мотогонках юниоров на льду реки Коннектикут. У него теперь был новый турбоцикл — «хонда» TXZ1700 — настоящий пожиратель скоростей, и он решил попрактиковаться после посещения Джека. Он уже оделся в специальный гоночный кожаный костюм с броским черно-белым узором. И вот, сжимая под мышкой ЦЭ-шлем, он переминался с ноги на ногу перед больничной палатой.
Марко, хватит тянуть резину! Входи!
Марк вздрогнул, открыл дверь и чуть не столкнулся с выходящим санитаром, который кисло ему улыбнулся.
— Ваш братишка только что дал мне коленом под зад. Хочет поболтать с вами наедине. Я буду следить за его приборами с поста.
Приборов в палате заметно прибавилось с тех пор, как Марк в последний раз был тут, и гнилостный запах разлагаемых раком тканей висел в воздухе вопреки всем дезодорантам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Самоубийство Терезы взметнуло мутную волну нездорового интереса к семье Ремилардов, напомнив мне ажиотаж вокруг семьи убитого президента США Джона Кеннеди. Истинное состояние малыша Джека тщательно скрывалось от репортеров, которые знали только, что младший сын Первого Магната проходит курс лечения от рака, но стервятники кружили все более низко, и теперь казалось неизбежным, что тайна Джека вот-вот раскроется, и новой тягостной шумихи не избежать.
В январе 2054 года Поль взял месячный отпуск и укрылся на планете Денали в обществе Лоры Трамбле. Обитатели морозного мирка были так благодарны Полю за помощь в учреждении их маленькой колонии, что держали его убежище в полном секрете: любая попытка репортеров добраться до него оказывалась тщетной.
Между Рождеством и Новым годом в переполненном кафедральном соборе Конкорда, столицы Земли, торжественно отпели Терезу, отдать последний долг которой собралось множество звезд. Заупокойная служба транслировалась всеми агентствами новостей. Но погребение ее прошло без посторонних, и, поскольку ее кремировали, средства массовой информации и широкая публика полагали, что ее прах был развеян по ветру. Однако Тереза сделала собственноручную приписку к своему завещанию: она пожелала, чтобы я отвез ее прах на Кауаи, остров, где она родилась. Марк захотел сопровождать меня, но я упирался, пока он не заверил, что сдал все необходимые экзамены на степень бакалавра и уже работает над докторской диссертацией. И вот 5 февраля, на другой день после того, как Марку исполнилось шестнадцать и он получил официальное право пилотировать ролет, мы с ним отправились в путь на «мазерати» Поля, который он разрешил нам позаимствовать. Прах Терезы покоился в деревянной шкатулке изящной работы.
Мы забрали отца Терезы из дома на берегу и тут же полетели в историческую старинную церквушку Святого Рафаэля, расположенную среди диких зарослей сахарного тростника. Астрофизик Бернард Кейн Кендалл в свои девяносто три года выглядел довольно пожилым, хотя омолодился всего за десять лет до этого. Он всегда был погружен в абстрактные размышления о космологических загадках, и, хотя горевал о Терезе, мы с Марком видели, что ему не терпится вернуться в астрономический комплекс на Большом острове, где он жил и работал почти круглый год.
Матери Терезы на похоронах не было. Аннарита Донован-Латимер, единственный ребенок Элен Донован, когда-то моей невесты, в свои семьдесят восемь лет жила отшельницей в Нью-Йорке после долгой и успешной карьеры актрисы. С Кендаллом она разошлась за двадцать с лишним лет до смерти дочери и не признавала омоложения. (Аннарите предстояло тихо умереть от инфаркта в 2056 году, когда на космополитической планете Авалон открылся оперный театр имени Терезы Кендалл на средства Ремилардовского фонда.)
Церковь Святого Рафаэля была полна островитянами, в основном коренными гавайцами, которые знали и любили Терезу в детстве и ранней юности. По окончании службы люди потянулись к алтарю, где на широкой деревянной подставке с ручками по бокам покоилась шкатулка с прахом, и задрапировали ее гирляндами великолепных тропических цветов. Четверо гавайцев в традиционных пестрых рубашках с гирляндами из папоротников на шее взялись за ручки, и я решил, что процессия направится к кладбищу. Но, к моему удивлению, носильщики и провожающие двинулись прямо к нашему серебряному «мазерати», где священник произнес последнюю молитву и побрызгал на шкатулку с прахом святой водой. Тогда провожающие запели «Алоха, ое», и на мое плечо опустилась пухлая коричневая рука. Я оглянулся и увидел Маламу Джонсон, женщину, которая заботилась о Терезе, Джеке и обо мне, когда мы проводили заключительные месяцы нашего изгнания в доме Кендаллов на берегу в Пойпу.
— Теперь ты, я и Марк отвезем прах милой Каулины в Кеаку, — шепнула она. — Полетим в вашем яйце.
Шкатулка и почти все цветы уместились на заднем сиденье, а мы втроем устроились на переднем. Кеаку, видимо, находилось в направлении окутанной облаками горы Вайалкале в центре острова к северу от нас. Наше безынерционное воздушное судно поднялось на высоту 1700 метров за несколько секунд, и под управлением Марка бесшумно заскользило сквозь густой облачный покров, почти такой же мутно однообразный, как серость гиперпространства.
Высоты Кауаи — самое влажное место на Земле; за год выпадает двенадцать метров дождей. Я мало что знал об этом местечке. Называется оно Болото Алакаи и представляет собой открытое всем ветрам плато вулканического происхождения, окутанное туманом, где почти непрерывно идет дождь, где в трясинах прячутся редчайшие растения и сотни водопадов низвергаются с заросших папоротниками обрывов в плодородные низины. Кауаи — самый зеленый из всех Гавайских островов и, на мой взгляд, самый прекрасный. И он был последним приютом легендарных менехуне — «колдовского» племени пигмеев, которых мигрировавшие с Таити завоеватели-полинезийцы нашли на островах и поработили.
Малама показала на крупномасштабном дисплее ролета лавовую пещеру на южной стороне болота, там, где начиналось ущелье Олокеле. Марк поставил яйцо на автопилот, и индикатор рельефа предупредил нас, что мы садимся, хотя ролет был окутан густым туманом.
Я вышел под холодную изморось, которая тут же вымочила мой белый тропический костюм, который я надел в церковь. Обычным зрением я видел только удаляющийся туман, искривленные деревца, сочные папоротники и другие растения, обычные для дождевых лесов. В воздухе веяло душистым запахом, чуть-чуть напоминавшим анис.
Малама взяла шкатулку с прахом и пошла впереди, лавируя между бочагами. Мы с Марком шли за ней, неся гирлянды и проверяя дорогу дальним и глубинным зрением, чтобы не провалиться в трясину. Очень быстро мы оказались перед пещерой, довольно большой и полускрытой буйной зеленью. По всем листьям ползли капли дождя и сыпались на землю.
— Ты останься тут, — сурово приказала мне Малама, — и обойдись без дальнего зрения. — Она обернулась к Марку: — Мальчик, возьми одну гирлянду с зелеными ягодами и листьями мохакина и маили; они растут только на нашем острове. И еще одну — такую, какая, по-твоему, понравилась бы твоей матери.
Марк с окаменевшим лицом взял скромную зеленую гирлянду и вторую из белых орхидей дендробиум. Остальные цветы остались у входа в пещеру. Он вошел в пещеру следом за Маламой, а я вел себя послушно и не подглядывал. Это уединенное место, затянутое знобящим сладко пахнущим туманом, я бы не выбрал для своего упокоения, и мне подумалось, что и Терезе оно не понравилось бы. Но ни Марку, ни мне и в голову не пришло ослушаться кахуны.
Не прошло и десяти минут, как они вернулись. Мы молча направились к яйцу и вскоре вновь оказались в солнечном Поипу. Профессор Кендалл уже улетел, оставив короткую сухую записку, а Малама исчезла, едва мы приземлились. Ее муж Ола, молчальник с курчавыми седыми волосами, показал нам, где высушить одежду, а потом подал обед (для нас, прилетевших из Новой Англии, это был ужин). Жареная курица, лепешки из таро, салат из кукурузы, помидоров и кресс-салата под острым майонезом, а на десерт — ананас под сладким кокосовым соусом.
Марк все время молчал. Когда мы пошли назад к яйцу, он посмотрел на юг и нахмурился: там громоздились черные грозовые тучи.
— Польет как из ведра, — сказал я. — И очень скоро.
— Угу. — Он переговорил со Службой воздушных путей сообщения и получил для нас векторный суперэкспресс до самого Бостона.
— Ты не расскажешь мне, что произошло в пещере? — спросил я.
Но Марк ответил вопросом на вопрос:
— В завещании мамы указывалось, чтобы Джека кремировали и погребли вместе с ней?
Об этой части завещания я ничего Марку не говорил. Да этот документ его как будто и не интересовал. Но Тереза действительно распорядилась так, словно верила, что малыш скоро последует за ней, и я рассказал это Марку.
Снаружи сгустилась темнота, и яйцо закачалось на стартовой площадке. Кондиционер ролета все еще работал, нейтрализуя жару и влажность, царящие на острове. Лицо Марка лоснилось от испарины в зеленоватом свете приборной доски.
— Малама… В пещере она сказала, что мама пыталась взять Джека с собой. Когда умирала. Сказала, что мама прибегла к анане, кахунскому заклинанию смертью.
— Mes couilles! note 62 — буркнул я. — Чушь!
— Малама сказала, что Тереза очень ее этим огорчила. Назвала маму себялюбицей и добавила, что она согрешила против хуны и теперь ее средняя личность очень сожалеет об этом. Она сказала… — Он умолк, скрипнул зубами, а потом продолжал беспощадно: — Она сказала, что душа мамы искупает этот грех в чистилище и что ее низшая личность все еще заряжена маной и опасна, а потому ее прах должен пока оставаться в пещере Кеаку. Чтобы Джек не умер сейчас, когда он особенно уязвим. Малама сказала, что Джек не умрет. Ты думаешь, есть шанс, что она права, дядюшка Роги?
У меня словно ледяные муравьи заползали по спине. Мы вторгались в те области метапсихологии, о которых наука ничего не знала: о возможном сохранении после смерти дурных аспектов личности, «злых духов» легенд… а может, и таких сущностей, как Фурия и Гидра. Яйцо снова качнулось под напором ветра. Пальмы гнулись, и я увидел, как со стороны моря все ближе и ближе надвигается черная стена.
— Последний месяц, — сказал я, — ты был так занят учебой и семейными неурядицами, что почти не видел Ти-Жана. А я видел его часто и могу тебе сказать, что Колетт почти отчаялась победить рак с помощью генной инженерии. Однако малыш ведет себя так, словно намерен жить. Он постоянно говорит об интегрировании трех своих личностей. И все еще отказывается от болеутоляющих, потому что, говорит он, они помешают какой-то особой «работе», которой он занят. Имело бы все это хоть малейшее значение, знай он, что умрет через несколько недель? Согласись, что Джек с его-то сознанием понимал бы, что угасает.
— Да, пожалуй, — согласился Марк, — И конечно, он сказал бы что-нибудь — ведь мы каждый день переговаривались. Конечно, я виноват, что не навещал его, но вокруг больницы рыскают эти вурдалаки-репортеры…
— Думаю, он понимает.
Со стороны каменистого пляжа налетела ревущая стена ливня, и все кругом исчезло. Мы словно вновь оказались в имитации серой пустоты, но уже не в таинственной тишине, как над вершиной Бейалеала. Внутри яйца исчезновение видимости произошло под аккомпанемент оглушительного шума тропической грозы.
— Малама знает и про Фурию, — сказал Марк. — Мне следует… соблюдать осторожность. А если с Джеком приключится что-нибудь по-настоящему серьезное, мы можем прибегнуть к ее помощи.
— По-настоящему серьезное? — Я не поверил своим ушам. — Что еще более серьезное может грозить малышу? Серьезное! Черт!.. А про Гидру она ничего не говорила?
— Нет. Малама, естественно, оперант. Но как-то по-особому. В пещере она как будто решила, что я уже бывал там. Идиотичнее и придумать нельзя, верно?
— Нет, можно! — ответил я резко. — Самое идиотичное, что мы рассиживаемся тут, пока нас топят, вместо того чтобы лететь домой в ясной сухой ионосфере. Ты намереваешься убраться отсюда? Или мне сесть за управление?
Он вздохнул, включил ро-поле, и для нас ливень сразу стих.
В тот же самый день, когда мы с Марком вернулись, наконец разразилась шумиха, которой так долго опасалась семья. Тайна Джека раскрылась, когда чертова медицинская сестра, испытывая денежные затруднения, продала сенсационные подробности его заболевания с видеозаписями, сделанными, пока он был в коме. Продала той из желтых сетей тридивидения, которая предложила за этот сочный скандальчик больше остальных.
Естественно, это явилось сущей находкой для жалостливых сердец и сострадательных душ; оргия добродетельного негодования захватила даже экзотиков. Глас народа в мудрости своей пришел к выводу, что Терезу на самоубийство толкнуло жуткое бесчеловечное лечение, сохраняющее жизнь ее обреченному сыночку, когда не остается уже никакой надежды на возможность выздоровления. Конечно, виновным считали Поля. Его политические враги не могли воспользоваться этим скандалом для прямого на него нападения, но в дни, последовавшие за «разоблачениями», его авторитет оказался серьезно подорванным — настолько, что он объявил, что отказывается от поста Первого Магната. Но лилмики наложили вето на его отставку и еще больше поразили Содружество, категорически запретив начальству больницы прекращать лечение Джека или отключать его жизнеобеспечивающую систему, пока он сам об этом не попросит.
Слащавых журналисток прищучили, в больнице усилили бдительность (проштрафившуюся медсестру быстренько обвинили в нарушении профессиональной этики и приговорили к десятилетней рабочей командировке на Велгаллу, наименее приятную из четырех космополитических планет). Поль в свою очередь принял меры для опровержения упреков в том, будто он обрекает своего беспомощного маленького сына на жестокие и неоправданные страдания. Колетт Рой вызвала специалистов-генетиков из крондак, полтроянцев и симбиари для консультации и попросила сравнить их заключения с выводами земных ученых, к которым она уже обращалась за помощью. Результаты исследований и тех и других можно обобщить следующим образом:
Джек — жертва уникальных генных мутаций, которые, в частности, вызвали рак, в значительной степени уничтоживший его кости и многие жизненно важные органы. Однако его мозг не затронут и все еще продолжает сохранять способность отражать метастазы. Последнее можно объяснить только самоцелительной функцией сознания пациента. И при всей разрушительности рака жизнь ребенка можно поддерживать с помощью радикальных медицинских методик, производящих на неспециалистов довольно тягостное впечатление. Врачи и генетики продолжали попытки исправлять дефекты ДНК, порождающие рак. Если бы их усилия увенчались успехом до того, как начнутся необратимые изменения мозга, были бы все основания надеяться, что тело будет полностью восстановлено вслед за критическим периодом, когда его гипофиз подаст сигнал к естественным изменениям организма в переходный период и вырабатыванию тестостерона, мужского полового гормона. Тогда Джек легко бы перенес процесс регенерации. Сам ребенок, личность которого содержала квазивзрослые черты, очень хотел, чтобы лечение продолжалось, несмотря на многие связанные с ним «неудобства».
Когда это заключение было опубликовано 12 февраля 2054 года, Джек перестал быть сенсацией, и семья на время получила передышку. От широкой публики скрыли, что процесс физического разрушения зашел так далеко, что от Джека, собственно, остался практически только мозг, находящийся на искусственном жизнеобеспечении. Рак успел поразить череп, мышцы и кожу головы, а также то, что еще оставалось от его тела. Наиболее сильно пораженные органы удалили. Он был теперь слеп, глух и лишен всех других сенсорных ощущений, кроме боли. Тем не менее он регулярно общался телепатически со своими посетителями и оперантными врачами и сестрами, по-прежнему настаивая, что еще не готов умереть.
39
Хановер, Нью-Гемпшир, Земля
13 февраля 2054
Марк боялся навестить Джека.
Он признался в этом себе, когда нерешительно остановился перед дверью палаты своего младшего братишки. Он добросовестно дальнировал малышу с первого же дня, когда Джек очнулся от комы, но к дальневидению старательно не прибегал и избегал посещений больницы под предлогом сначала необходимости усиленно заниматься, а затем шума, поднятого средствами массовой информации вокруг Джека.
Но теперь Джек прямо попросил его прийти.
Это был вечер пятницы — самый разгар Дартмутского Зимнего карнавала. Марку было не до праздников. Но теперь в свои шестнадцать лет он юридически считался взрослым и наконец-то получил право участвовать в мотогонках юниоров на льду реки Коннектикут. У него теперь был новый турбоцикл — «хонда» TXZ1700 — настоящий пожиратель скоростей, и он решил попрактиковаться после посещения Джека. Он уже оделся в специальный гоночный кожаный костюм с броским черно-белым узором. И вот, сжимая под мышкой ЦЭ-шлем, он переминался с ноги на ногу перед больничной палатой.
Марко, хватит тянуть резину! Входи!
Марк вздрогнул, открыл дверь и чуть не столкнулся с выходящим санитаром, который кисло ему улыбнулся.
— Ваш братишка только что дал мне коленом под зад. Хочет поболтать с вами наедине. Я буду следить за его приборами с поста.
Приборов в палате заметно прибавилось с тех пор, как Марк в последний раз был тут, и гнилостный запах разлагаемых раком тканей висел в воздухе вопреки всем дезодорантам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56