Раньше он и дня не мог прожить без игры, повторяя, что пальцы не должны терять выучку, но после того, как изувеченное тело Жофре принесли в часовню, Родриго не сыграл ни единой ноты. Мне казалось, так он наказывал себя за то, что не уберег ученика. Сердце мое разрывалось от жалости.
Смерть Жофре не печалила только Наригорм. Что бы ни происходило вокруг, девчонку было ничем не пронять. В отличие от своих сверстниц Наригорм не испытывала ни малейшего интереса к малышу, словно для нее он уже умер. Иногда меня пугал ее взгляд – Наригорм смотрела сквозь Карвина, словно не видя его. Теперь Осмонд всегда брал девочку с собой на охоту, проводя больше времени с ней, чем с собственным сыном. Впрочем, даже его пугало, с каким удовольствием Наригорм убивала мелких зверушек. Однако Зофиил утверждал, что детям свойственно радоваться, поймав птицу или рыбу. Для них это всего лишь игра.
После возвращения в лагерь с мясом и вином Зофиил страшно возгордился. С преувеличенной скромностью он пересказывал историю своего триумфа. Уж лучше бы хвастался – тогда его высокомерие было бы легче вынести.
Когда луна залила бледным светом овраг и длинные тени легли поперек, настроение Зофиила испортилось. Он затравленно оглядывался по сторонам, вцепившись в нож на поясе. Впрочем, все мы с наступлением темноты крепче сжимали кинжалы и посохи. И было от чего. Ночь принадлежала волку.
Лунный свет окрасил кромку холма серебристым сиянием. Все замерло, только потрескивал огонь да река с шелестом катила свои воды по каменистому дну. Внезапно меня охватило чувство, что я снова нахожусь среди холмов моей родины. Лоснящиеся выдры охотились на речных перекатах, а вода была такой ледяной, что немели пальцы. От сладкой черники, которую мы горстями запихивали в рот, синели пальцы и язык. И ветер – чистый и пьянящий, сбивающий с ног зимой, а летом пахнущий молодым вином! Глупо мечтать об этом, но внезапно мне до смерти захотелось – пусть и в последний раз – снова упиться этим простором и свежестью.
Что-то большое мягко и беззвучно скользнуло по краю зрения. Раздалось уханье – филин вылетел на ночную охоту. Сигнус поежился и плотнее закутался в плащ.
– А что, если волк почует запах туши на крыше повозки?
– Скорее всего, запах крови приведет его туда, где мы ее разделывали, – ответил Осмонд.
Чтобы не привлекать падалыциков, мы оттащили тушу подальше от лагеря, но сейчас нам казалось, что мы отошли недостаточно далеко. Сигнус бросил взгляд в сторону соседнего оврага, однако там стояла непроглядная темень.
– А если запах приведет его в лагерь?
– Не приведет, – усмехнулся Зофиил. – Все, что ему нужно, он найдет на месте.
– Но там ведь только трава, испачканная кровью. Она лишь разожжет аппетит волка! – Голос Сигнуса слегка дрожал.
– Я оставил ему мяса.
– Хорошо, если это отвлечет волка сегодня ночью, но что, если он двинется за нами, привлеченный легкой добычей?
– Поверь мне, камлот, сегодняшняя трапеза будет его последним ужином. Мясо отравлено волчьим ядом. Неужто ты вообразил, будто я решил просто с ним поделиться! Волк ли, оборотень – любой, кто решит полакомиться этим мясом, не доживет до утра!
– Оборотень?
– Разве не ты, камлот, рассказывал нам историю про оборотня? Разве твой шрам не доказательство, что они существуют?
– Волчий яд? У тебя был с собой яд? – спросил Родриго.
Казалось, он только сейчас осознал, что означают слова Зофиила.
Фокусник тихо рассмеялся.
– Ты считаешь меня убийцей? Нет, я взял траву у знахарки. Морозник хорошо растет у воды и помогает при укусах ядовитых тварей и оборотней.
– Она дала тебе яд? – Мне не верилось, что знахарка могла поделиться отравой с таким человеком, как Зофиил.
– Ну, скажем так, ей пришлось дать мне яд.
– Что ты с ней сделал? – Осмонд вскочил на ноги.
Зофиил отпрянул, но сдаваться не собирался.
– Ничего я с ней не сделал! Заключил небольшую сделку.
– А что у тебя есть такого, что могло бы ей пригодиться? – подозрительно спросил Осмонд.
– Не у меня, у нее. Все знают, что при помощи терна ведьмы могут вызвать выкидыш. Если ведьму поймают с ветками терна, эти же ветки станут дровами для костра, на котором ее сожгут! А у нее тут целая терновая изгородь – хватит на целый шабаш!
– Ты угрожал ей после того, что она для нас сделала! – возмутился Осмонд.
Теперь на ноги вскочил и Родриго. Вынужденный обороняться против двоих, Зофиил попытался встать, но внезапно все трое замерли. Ночную тьму прорезал волчий вой. Мы завертели головами, пытаясь определить направление, откуда пришел звук, но тщетно. Вой раздавался снова и снова, все время с разных сторон. Он словно окружал нас, медленно сжимая кольцо. Осмонд и Сигнус разворошили костер и подбросили дров. Пламя взревело, золотистые искры вспороли тьму. Сжимая посох, Родриго внимательно всматривался в ночь, пытаясь угадать, откуда прыгнет зверь. Адела съежилась на земле, закрыв своим телом сына. Зофиил вертелся по сторонам, занеся над головой нож и что-то бормоча. Казалось, только Наригорм не чует опасности. Она неподвижно стояла в свете костра, протянув руку в направлении звука, будто пыталась его коснуться. Наконец стало тихо, но это молчание, нарушаемое треском углей в костре и журчанием реки, пугало сильнее воя. Мы, затаив дыхание, вслушивались в кромешный мрак.
Вряд ли кто-нибудь из нас забылся сном в эту ночь. Мы по очереди дежурили у костра, но мне не спалось даже тогда, когда кончилась моя стража. За дальними холмами появилась полоска света, и сон наконец сморил меня.
Разбудил меня холод. Адела возилась с котелком у костра. Тонкая дымная струйка поднималась в розовеющее небо. Мой плащ скрипел от инея.
Из трубы знахаркиной хижины дым не шел. Наверняка нежится в тепле под одеялом. Да и кто на ее месте стал бы в такую рань покидать собственную постель. Зофиил и Родриго еще отсыпались после ночной вахты, но Осмонд с Сигнусом уже отправились за хворостом, а Наригорм за водой.
Мы доедали похлебку, когда вдалеке показались Сигнус и Осмонд. Над ними белым облаком висел пар от дыхания. Оба тащили за спинами что-то тяжелое. Однако когда Сигнус миновал костер и направился прямиком к Зофиилу, мы с Аделой заподозрили неладное. Фокусник недавно встал и сейчас умывался на берегу реки. Сигнус швырнул свою ношу прямо под ноги Зофиилу. Это оказался не хворост, а мертвая сова с широко раскрытым черным клювом. Она с глухим стуком упала на замерзшую землю.
– Вот кого убил твой яд, Зофиил. Не волка, а это несчастное существо.
Зофиил небрежным жестом стряхнул сверкающие капли с длинных пальцев и мельком взглянул на птицу.
– А следы зубов на мясе?
– Несколько полосок оторваны, но это был не волк.
Зофиил пнул мертвую птицу носком сапога.
– Филин. Ценная дичь. Хорошо, если дикий, но, скорее всего, улетел от растяпы-сокольничего. Теперь бы не попасться ему на глаза, чего доброго, запросит отступного. Но пока эта падаль никому не нужна, можешь ее выбросить.
И тут терпение изменило Сигнусу.
– Я не о птице, Зофиил, а о мясе, которое ты оставил волку! Нескольких отравленных полосок вполне хватило бы, но вместо того, чтобы досыта накормить Аделу и малыша, ты отволок туда целую ногу и половину бока! Да там еды на целый день! И ты ни с кем не посоветовался! Даже кости для похлебки и те пропали! Ты до смерти боишься волка, но к чему это бессмысленное расточительство?
При упоминании о его страхе перед волком глаза фокусника опасно вспыхнули, однако, в отличие от Сигнуса, ему удалось сохранить внешнюю невозмутимость.
– Позволь напомнить тебе, что мы заполучили эту овцу и вино только благодаря моей ловкости и моему золоту. Да за то, что я поделился с тобой своей добычей, ты должен благодарить меня на коленях! Если бы не моя щедрость, и ты, и Адела вчера легли бы спать голодными. Я сделал с остатками туши то, что посчитал нужным.
– Мы все делим поровну! – возмутился Осмонд. – Ты забыл, сколько времени жил за наш счет? Забыл, что не гнушался есть то, что я добывал на охоте, и то, что обменивал на свои реликвии камлот?
Зофиил не сводил с Сигнуса яростного взгляда.
– Я пожертвовал это мясо волку, чтобы мы избежали судьбы нашего своевольного юного дружка. Уж поверь мне, это стоило дневного запаса еды! Надеюсь, ты не забыл, как выглядело тело Жофре, когда его нашли? Вряд ли баранина пошла бы тебе впрок, Сигнус, с разодранным-то горлом! Надеюсь, ты будешь помнить об этом, когда в следующий раз возьмешься осуждать мои поступки. А я и впредь собираюсь оставлять волку отравленное мясо – и не беда, если мы отправим на тот свет парочку твоих крылатых родственничков!
Зофиил пнул мертвую птицу ногой и направился к костру, но, проходя мимо Сигнуса, с силой толкнул юношу в плечо. Не удержавшись на скользкой траве, Сигнус зашатался и рухнул в ледяную воду. От неожиданности он задохнулся, и его тут же накрыла волна. Сигнус закашлялся и попытался встать, но намокший плащ тянул вниз. С одной рукой он не мог восстановить равновесие и ухватиться за скользкий берег. Юноша таращил глаза и беспомощно махал рукой.
Родриго бросился в воду, подхватил Сигнуса и выволок на берег.
Отплевываясь и кашляя, юноша упал на колени, а Родриго принялся колотить его по спине. Наконец Сигнус повалился на траву, судорожно дыша и содрогаясь всем телом.
Родриго положил руку ему на плечо.
– Снимай мокрую одежду и ступай к огню. Наригорм, быстро за одеялом!
Но Сигнус не мог двинуться с места. Помогая ему стаскивать мокрую одежду, Родриго поднял глаза на Зофиила, который наблюдал за его действиями с довольным выражением.
– А ведь ты намеренно толкнул его, Зофиил.
– Юнцу не мешало охладиться.
– Ты знал, что он не умеет плавать.
– Значит, пришло время научиться. Или он не лебедь? От этих лебедей только и проку, что в жареном виде на столе!
Фокусник присмотрелся к мокрому Сигнусу и неожиданно расхохотался.
– Что я вижу? Кажется, я ошибался! Оказывается, наш принц никакой не лебедь!
Все повернули головы к Сигнусу. Он стоял на коленях, раздетый до пояса. Не было ни крыла, ни перьев. Лишь розовая культяпка длиной не больше ступни с шестью крохотными, размером с женский сосок, бугорками – словно не проклюнувшимися почками плоти.
Зофиил ухмыльнулся.
– Ну, если бы я знал, что он всего лишь несчастный калека, я никогда бы…
При слове «калека» Сигнус дернулся, но закончить Зофиил не успел. Родриго бросился к фокуснику и изо всей силы врезал ему по губам. Зофиил упал на спину, но тут же поднялся, прижимая левую руку ко рту. В правой что-то блеснуло.
Осмонд опередил его. Он вывернул фокуснику руку, и на замерзшую землю упал нож. Осмонд отшвырнул его ногой.
– Не смей, Зофиил, ты сам напросился.
Несколько мгновений Зофиил не сводил с Родриго ненавидящего взгляда, затем слизнул струйку крови с быстро опухавшей губы.
– Берегись, Родриго, – промолвил он тихо. – Ты уже второй раз поднимаешь на меня руку. Третьего я не стерплю.
21
СТОЯЧИЕ КАМНИ
К полудню мы начали собираться в дорогу. Из трубы знахаркиной хижины по-прежнему не шел дым. Меня снедало беспокойство, но остальные думали только о стычке между Родриго и Зофиилом.
Каждый из них молча занимался своим делом, и все же в воздухе висело напряжение. Время от времени Осмонд бросал на спорщиков настороженный взгляд, готовый в любую минуту разнять их. Родриго и Зофиил походили на двух взбесившихся псов – того и гляди, вцепятся друг другу в глотки.
Сигнус был так поглощен своим унижением, что не замечал ничего вокруг. Он стряхнул руку Родриго, когда тот хотел помочь ему подняться на ноги, и удалился, чтобы переодеться в одиночестве. Вскоре, подсохший, стуча зубами и не поднимая глаз, он вернулся в лагерь. Адела предложила ему миску похлебки, но Сигнус молча покачал головой и отправился запрягать Ксанф. Коняга ткнулась ему в плечо носом, но даже эта ласка не развеяла уныния Сигнуса.
Взгляд мой то и дело обращался к хижине. Ничего не поделаешь, придется нарушить собственную клятву никогда туда не возвращаться. Меня мучила совесть. Как могли мы позволить Зофиилу угрожать знахарке? Что, если он пошел дальше угроз? Столкнул женщину в ущелье, и сейчас она умирает от ран, не надеясь на помощь?
Это было чистым безумием – приближаться к жилищу, из трубы которого не валил дым, но мне ничего не оставалось, как снова вскарабкаться по узкой тропе. На крик никто не ответил. Тот же садик, драчливые куры сражаются за семена. Странные плоды, тронутые морозцем, все так же свисают с веток рябины, раскачиваясь от слабого ветерка и поблескивая инеем.
На мои крики по-прежнему никто не отзывался. Пришлось оттолкнуть тяжелую кожаную занавеску, чтобы слабый свет зимнего солнца проник в хижину. Камни, из которых ее построили, образовали естественные выступы и ниши, в которых ютились горшки и кувшины. Связки сухих трав свисали с потолочных балок. Пустой котелок стоял в центре хижины. Огонь под ним почти погас, лишь несколько кроваво-красных ручейков, словно крохотные вены, свидетельствовали, что очаг не мертв. В комнате помещался деревянный шкаф для одежды, две табуретки и узкая кровать всего на несколько дюймов выше утоптанного земляного пола. На кровати свернулась тощая серая кошка, бесстрастно изучая меня громадными зелеными глазищами.
– Ну и где твоя хозяйка?
Кошка моргнула и лизнула лапу.
Снаружи все было по-прежнему. Пришлось приблизиться к краю оврага и заглянуть вниз. Хорошо хоть изувеченное тело знахарки не валялось на острых камнях. Или Зофиил так напугал ее, что бедняжка решила бежать? Позади ревел водопад. Если женщина упала в воду, мне ни за что не разглядеть ее в пенном потоке.
Оставалось только примостить у порога маленькую бутылку Зофиилова вина – дара, о котором ему лучше не знать, – и спуститься вниз.
Внезапно за моей спиной раздался голос:
– Спасибо за вино.
Знахарка стояла у изгороди, положив руку на калитку и заставляя меня гадать: вошла она или вышла?
Мне не хотелось подходить к ней ближе чем на расстояние вытянутой руки.
– Я хочу извиниться за своего товарища, который приходил вчера вечером, и еще… хочу, чтобы ты знала – я не позволю ему навредить тебе.
– Твой друг был до смерти перепуган. Немудрено – вон как завывал прошлой ночью волк! Я дала ему то, о чем он просил, из жалости, а вовсе не потому, что он мне угрожал.
– Значит, ты тоже слышала волка.
– Слышала. Твоему другу не удалось отравить его.
И снова знахарка не спрашивала – она знала. До чего же остер ее слух!
– Волк не тронул приманку. Но тебе нечего бояться – мы уведем его за собой.
– Что мне волк? Он пришел не за мной. Я боюсь священников и тех, кто хочет костром и дыбой умилостивить Христа всепрощающего.
– Я должен идти. Спасибо за помощь. Матери и младенцу стало лучше.
– Я рада.
Меня терзало любопытство. Знахарка все так же неподвижно стояла у калитки.
– Прости, но я не могу так уйти. Скажи, где ты пряталась минуту назад? Ты не слышала моего крика?
Знахарка улыбнулась.
– Слышала. Я все время была здесь.
В памяти мелькнул серый мех и зеленые кошачьи глаза.
– Неужели кошка?
Она рассмеялась.
– И ты считаешь меня ведьмой? Нет, не кошка. Водопад. Прозрачная вода скрывает лучше прочной двери. За водопадом есть пещера. О ней знала еще моя мать. Пещеру нетрудно заметить, но люди не дают себе труда вглядеться. Лучший способ спрятаться – оставаться на виду. Впрочем, тебе ли этого не знать?
Земля промерзла насквозь. Это обрадовало Ксанф и ускорило наше продвижение, но радости мы не чувствовали. Зимнее солнце еще стояло над горизонтом, однако прямо над нами нависла громадная снеговая туча. Адела пыталась веселой болтовней развеять общую хмурость. Распухшая губа Зофиила и без того служила всем немым укором, к тому же фокусник был не из тех, кто способен сносить унижение молча. Только Наригорм избежала его колкостей и насмешек. С той ночи в крипте, когда Наригорм упомянула о волках, которые охраняют пути мертвых, Зофиил относился к девчонке с опаской. Однако с Родриго, Сигнусом и Аделой он не церемонился. Наконец Осмонд не выдержал, и вдобавок к распухшей губе фокусник заработал синяк под глазом. Родриго Зофииловы придирки заботили мало – он не отходил от Сигнуса, но юноша отвечал односложно, давая понять, что хочет остаться один.
В довершение всего теперь дорога шла по кромке древнего леса. Солнце просвечивало сквозь покрытые инеем черные ветки, тем не менее нам было не по себе. И хотя листья с деревьев давно опали, толстые стволы и заросли прошлогодней ежевики мешали обзору. Мы еще не пришли в себя после страхов прошедшей ночи. За этими стволами мог прятаться кто угодно, и неизвестно, кого следовало бояться сильнее: зверя или человека. Каждый птичий крик, каждый шорох мог быть условным сигналом шайке грабителей.
День близился к вечеру, лес не кончался, и мы ускорили шаг, надеясь миновать его до темноты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46