Он завладел Зефириной, словно дикий зверь завладевает своей добычей. Быстро откинув портьеру, за которой, как оказалось, стояла огромная кровать под балдахином, он в три прыжка отнес ее туда.– Оставьте меня, мессир! – протестовала Зефирина.Она думала, что, как и во время утренних свиданий, ей удастся выпутаться из создавшегося положения. Однако она плохо знала испанцев; в их жилах текла горячая кровь.– Mi amor… belleza… mi corazo.Он срывал с Зефирины одежды, выдергивал шнурки из корсета, упивался ее губами, покрывал поцелуями грудь, задирал юбки. Он был всюду одновременно. Никогда еще Зефирине не приходилось иметь дела со столь пылким и ловким мужчиной.«А я была готова держать пари, что он сплошной кусок льда!» – успела подумать она перед тем, как закружилась в вихре чувств.Ей надо было сопротивляться, отталкивать его. Но она только сладко застонала. Дон Рамон принялся ласкать ее бедра. Внезапно он остановился, пораженный своим открытием. В ней также пробудилось желание. Он испустил радостный сладострастный вопль.С утра Зефирина уже успела побывать в объятиях двух сильных и красивых мужчин, пробудивших ее чувственность. Тело ее трепетало. Она жаждала любви, жаждала крепко прижать к себе мужское тело.Она больше не могла сопротивляться, не могла говорить «нет». Третьему за сегодняшний день мужчине оставалось только собрать урожай, посеянный двумя его предшественниками. И как ни странно, именно об этом мужчине она думала меньше всего. Но зрелый муж, изощренный в любовных ухищрениях, казалось, был неисчерпаем в своей изобретательности.– Иди сюда! – простонала Зефирина, тая от страсти в объятиях дона Рамона.«Фульвио говорил мне, что на такое способны только юноши!» – подумала Зефирина.Дон Рамон трижды обладал ею. Она находила в этом неизъяснимое удовольствие. Поначалу робкая, как любая женщина, познавшая в своей жизни только одного мужчину, Зефирина лишь покорно подчинялась ему; затем она, осмелев, сама начала предлагать ему правила игры.Ей казалось, что в ней сейчас живут два человека. Мысли ее были с Фульвио – возлюбленным мужем, которому она давала клятву верности. Когда дон Рамон брал ее, она закрывала глаза и воображала себя в объятиях супруга; тело же ее упивалось любовью испанца.– Прекрасная… божественная Зефирина… ты чувственна и нежна, настоящая женщина. Я люблю твое тело, твою грудь… Я больше не смогу без тебя, моя восхитительная возлюбленная.Восхищенный дон Рамон, не переставая, ласкал ее золотистую кожу.«Вот… у меня есть любовник, у меня есть любовник…», – повторяла она, удивляясь, с какой легкостью сменила свой титул честной жены на титул любовницы. «Я делаю это только ради Луиджи и Фульвио», – говорила она себе, чтобы заглушить угрызения совести. Она знала, что это не совсем так.Насладившись ее сосками и опьяненный нектаром, источаемым золотым руном, доводившим его до безумия, дон Рамон встал и отправился за вином и фруктами.Вытянувшись на широкой кровати, Зефирина разглядывала мускулистое тело мужчины, освещенное трепещущим пламенем свечей. Совершенно не смущаясь своей наготы, дон Рамон вернулся, неся поднос со сладостями.– На соседней колокольне пробило полночь.– Мне пора, – сказала Зефирина.– Я хотел бы защитить тебя от грядущих опасностей… от жизни, быть может, даже от тебя самой, Зефирина.Говоря эта слова, Рамон де Кальсада продолжал ласкать живот Зефирины.– Ты чаровница, – шептал он, готовый вновь вступить в любовную схватку.Она поцеловала его в шею и нежно, но уверенно оттолкнула от себя.– Рамон, скажи мне, прошу тебя… Что произошло сегодня утром?Дон Рамон вздохнул. Он лег на спину, заложив руки за голову.– Это не моя тайна, Зефирина, она принадлежит «сама знаешь кому». Если он узнает, что я проговорился, я ломаного гроша не дам за свою шкуру; но я больше не могу да и не хочу ничего от тебя скрывать… «Он» послал меня за твоим сыном в монастырь святой Клариссы…Зефирина села, поджав под себя ноги.– В монастырь святой Клариссы, – повторила она упавшим голосом.– Да, похоже, что ребенок находился на попечении одной женщины по имени Тринита Орландо…– Донья Гермина, – прошептала Зефирина, став бледнее белоснежных кружев подушки.– Негодяйка нас переиграла. Она вручила мне того бедного крошку, которого я привез сегодня утром. Но клянусь тебе, я ничего не заподозрил.– Я верю тебе, Рамон. Но почему ты потом ничего мне не сказал? – жалобно проговорила Зефирина. – Я бы собрала своих людей, мы бы осадили монастырь.Дон Рамон привстал, опираясь на локоть.– А вот этого делать не надо, в твоих же интересах. Я не мог ничего тебе сказать, потому что был связан словом… Но знаешь, куда я потом поехал?..– Сеньора Тринита Орландо?Расставшись с Зефириной в гостинице Сан-Симеон, дон Рамон вновь постучал в дверь монастыря святой Клариссы. Как он и ожидал, ему ответили:– Сеньора Орландо уехала!Дон Рамон добился, чтобы его впустили. Он даже сумел поговорить с настоятельницей и вынужден был признать, что его провели.Сразу же после его отъезда сеньора Тринита Орландо скрылась, захватив с собой оружие и кое-какие вещи. Идальго узнал, что за воротами монастыря ее ждал слуга, и она уехала, забрав с собой карлика и малыша, красивого шестимесячного младенца.Мать настоятельница, похоже, была высокого мнения о сеньоре Орландо. «Такая почтенная дама, такая милосердная… Подумать только, сеньор, еще сегодня утром она взяла на воспитание малютку, подброшенную какой-то несчастной к воротам монастыря…»Выйдя из обители, дон Рамон решил расспросить местного кузнеца. Действительно, тот сегодня утром подковал несколько мулов, запряженных в экипаж, в котором сидела дама, по описаниям напоминающая донью Гермину.Еще кузнец сказал, что она спрашивала у него дорогу на Саламанку Саламанка, город в Испании, неподалеку от границы с Португалией.

.– Дорогу на Саламанку… – повторила Зефирина. – Значит, она решила бежать в Португалию?– Я больше ничего не знаю, – ответил дон Рамон. – Поверьте мне…Зефирина была уверена, что он говорит правду. Она больше не удивлялась тому, что сейчас Рамон де Кальсада с легкостью рассказал ей все. Прекрасная саламандра только что испытала свою огромную власть над мужчинами. Теперь она понимала, насколько проще заставить их говорить «после», чем «прежде»…Это открытие заставило ее задуматься.– А ты случайно ничего не знаешь об участи моего несчастного супруга? – спросила она как можно более равнодушным тоном.– Ничего… О нем я ничего не знаю! – убежденно ответил Рамон.Она почувствовала, что он лжет. Однако, проявив мудрость, настаивать не стала.Смутившись от ее вопроса, дон Рамон задул свечи. В темноте он обвил руками Зефирину.– Я люблю тебя, Зефирина… Невероятно, но люблю, – произнес Рамон, нежно сжимая ее в объятиях.Положив голову на мужское плечо, Зефирина лихорадочно придумывала самые безумные планы.Засыпая, она видела себя преследующей донью Гермину во дворце короля Португалии.Она резко пробудилась. Гро Леон, обретший свое обычное прекрасное самочувствие, «пел», сидя на окне.– Soleil! Sardine! Светло! Крошка! (фр.).

Зефирина бросила взор на дона Рамона. Он все еще спал. Она встала, подошла к Гро Леону и шепнула ему на ухо:– Лети… Дорога на Саламанку… на запад… ищи Луиджи… донья Гермина… Бежала вместе с Луиджи… Дорога на Саламанку… Ты понял?– Salope! Salamanca! Salope! – повторил Гро Леон, доказав, что понял задание.– Быстрей, Гро Леон, прошу тебя, и возвращайся в Сан-Симеон!– Salamanca, кар… кар… – прокаркала птица, прежде чем подняться высоко в воздух и взять направление на запад.Зефирина долго провожала его взором, пока, наконец, черная точка не скрылась в небе. Теперь ей ничего не оставалось делать, как только ждать возвращения Гро Леона.Она забралась в постель. Рамон открыл глаза и тут же заключил ее в свои объятия. Еще секунда, и кастильский дворянин уже лежал на ее трепещущем теле. Он был ненасытен в своей страсти. К своему великому стыду, Зефирина отдавалась ему с неменьшим удовольствием. Ее тело истосковалось по любви… ГЛАВА XVIIМЯТЕЖНИЦА – Поезжай в Толедо. Принеси присягу на верность, Зефирина. Я обещаю тебе свое покровительство при дворе… Ничего не бойся, донья Гермина перестала быть неприкасаемой. Я знаю императора, он был очень недоволен, когда я рассказал ему о ее поступке. Именно поэтому он разрешил мне остаться в Мадриде еще на одну ночь. Уверяю тебя, он не желает зла твоему сыну… Ты станешь одной из блистательнейших женщин королевства. Подумай, Зефирина, подумай как следует. Я уезжаю, чтобы присоединиться к королю… Обещай, что ты приедешь, Зефирина.Прощаясь с молодой женщиной, дон Рамон был столь взволнован, что она не узнавала его.– Мне надо уладить кое-какие дела, я смогу прибыть ко двору только через три дня, – словно думая вслух, произнесла Зефирина.– Обещай, что приедешь, – настаивал идальго.– Да… да, обещаю, Рамон, – сдалась Зефирина.Когда Зефирина вернулась в гостиницу, первое, что она увидела, была недовольная физиономия Ла Дусера. Будучи по натуре чрезвычайно добродетельным, оруженосец чувствовал, что сегодня ночью поведение Зефирины отнюдь не отличалось целомудрием.Платье, порванное пылким доном Рамоном, подтверждало его подозрения.Любопытство снедало также и вечно романтически настроенную старую деву; она была готова на все, чтобы узнать, что же произошло сегодня ночью.Приняв вид, подобающий ее светлейшему высочеству, Зефирина объявила своим спутникам, что от дона Рамона де Кальсада она узнала, что кровавая волчица бежала по дороге на Саламанку.Привыкнув к сочному языку Ла Дусера, Зефирина не стала придираться к словам.– Дождемся возвращения Гро Леона!– Но так мы потеряем время… Мерзавка наверняка проделала вчера с десяток лье, да сегодня еще пять… Ах, мамзель, я вас не понимаю!– Замолчите Ла Дусер, вы утомляете нас своими криками, – пропищала Плюш. – Если у мадам есть план, не мешайте ей действовать.Умом Зефирина понимала, что Ла Дусер прав. Она должна была бы броситься в погоню за доньей Герминой. Однако какое-то неясное предчувствие удерживало ее от этого. Зефирина была уверена, что Рамон сказал правду, но она хорошо знала свою страшную мачеху. Если она обмолвилась о том, куда держит путь, значит, сделала это, чтобы сбить со следа погоню.«Пятнадцать лье для крыльев Гро Леона – это десять часов лета, и еще десять, чтобы вернуться… Он вылетел в пять утра, в три часа дня птица еще не вернулась».Ожидание для Зефирины было мучительным. Чтобы скоротать время, она решила пойти в Алькасар, повидать Коризанду, мадам Маргариту и короля.Ла Дусер должен был сообщить ей о возвращении Гро Леона или же отправить галку к ней. Выходя из гостиницы, Зефирина нос к носу столкнулась с солдатом в железном шлеме.– Сеньора де Багатель?– Да.– Точно? – недоверчиво переспросил солдат.– Разумеется, это не написано у меня на лбу, но тем не менее я Зефирина де Багатель, – раздраженно ответила молодая женщина.Окинув ее критическим взором, солдат достал из-за кольчуги записку, вложил ей в руку и прошептал:– От сеньора Кортеса…Зефирина мгновенно развернула ее и прочла: «Санта Крус», Барселонские галеры». Подписи не было. Короткая записка не содержала ничего компрометирующего и вместе с тем была достаточно ясной.Пытаясь унять сильно бьющееся сердце, Зефирина несколько раз перечитала ее. Итак, Кортес, если, конечно, он не ошибся, узнал, что Фульвио находился на борту «Санта Крус», одной из барселонских галер.– Поблагодарите вашего командира и скажите ему… – произнесла Зефирина, отрывая глаза от записки.Она застыла в недоумении. Солдат Кортеса словно растворился в воздухе.Зефирина кусала губы. Фернан Кортес сдержал слово. «Барселонские галеры…» Сказать это – то же самое, что сказать «ад». Зефирина не могла поверить, что двуличный Карл V отправил князя Фарнелло на галеры… Фульвио – каторжник на галере… Фульвио, утонченный дворянин, князь – на одной скамье со скованными гребцами, в вонючем трюме… Фульвио, ее жизнь, ее любовь… которую она предала сегодня ночью.Чтобы не упасть, она прислонилась к дверному косяку. Пол ускользал у нее из-под ног. Она слышала смех сеньоры Каталины, играющей с маленьким Антонио.Внезапно к Зефирине вернулось мужество: раз Фульвио на галерах, значит, он жив. С самого отплытия с Сицилии она не верила в его гибель, и сердце не обмануло ее.Она быстро поднялась к себе. С волнением сообщила своим спутникам о полученной записке.Когда отзвучали радостные возгласы, Зефирина и ее друзья принялись думать, каким образом можно спасти Фульвио. В это время за окном послышался жалобный писк.Это был измученный долгим полетом Гро Леон. Перья его растрепались. Он разевал клюв и тихо выкликал:– Soif! Sardine! Вода! Пища! (фр.).

Зефирина засуетилась, принесла ему воды и семян подсолнуха.Когда Гро Леон насытился, молодая женщина, дрожа от нетерпения, спросила его:– Ты нашел донью Гермину на пути в Саламанку?Гро Леон отрицательно покачал своим серым хохолком.– Нет, ты не видел ее… Великий Боже, где же она? Куда она увезла моего Луиджи? – простонала Зефирина.– Salope! Sud! Serville! Сволочь! Сюда! Севилья! (фр.).

– прокаркал Гро Леон.– Севилья? – удивленно повторила Зефирина. – Ты уверен, Гро Леон?– Sur! Salope! Seville! Совершенно! Сволочь! Севилья! (фр.).

– безапелляционно повторила птица.Зефирина полностью доверяла своей галке. Ее усталость свидетельствовала о том, что она очень долго летела над дорогой на Саламанку. Никого не обнаружив, она вместо того, чтобы, описав круг, вернуться назад, еще долго парила над окрестными дорогами, отыскивая экипаж доньи Гермины.– Ах, черт, согласен, вы оказались правы, мамзель Зефирина, – признал Ла Дусер. – Если бы мы вас не послушались, хороши бы мы были, загнав коней на дороге на Саламанку… О, узнаю дурные манеры этой чертовки… взяла да и поехала в другую сторону, чтобы обмануть нас… Но, как мне кажется, мамзель Зефи, дорога в Севилью лежит через Толедо… Так, может, ваша гадючка мачеха заедет туда, чтобы отдать нашего мальчугана «Карлу-кровопийце»?Такое вполне могло случиться.– Ты слышал, Гро Леон? Ты полетел за доньей Герминой? – ласково спросила Зефирина.– Suivre! Suivi! Полет! Правильно! (фр.).

– Прекрасно, значит, ты видел ее? Сколько с ней было людей? Один… два… три?– Srois! Srois! Srois! Фри! Фри! Фри! (искаж. фр.).

– Они ехали на юг? Может быть, в Толедо?– Sud! Salope! Soulie! Seville! Seville! Seville! Сюда! Скотина! Скорей! Севилья! Севилья! Севилья! (фр.).

От этого допроса, ставившего под сомнение правильность ответа, птица пришла в дурное расположение духа, захлопала крыльями и вспорхнула на шкаф. Выманить ее оттуда не было никакой возможности.Зефирина хорошо знала склочный характер Гро Леона. Когда он обижался, из него нельзя было вытянуть ни слова. Чтобы отвечать столь уверенно, Гро Леон должен был не только увидеть донью Гермину, но и услышать из ее уст слово «Севилья». Возможно, он подслушал ее разговор во время стоянки, когда она была вынуждена дать передышку мулам. Кому могло прийти – в голову остерегаться сидящей на ветке дерева птицы?– Она едет туда вместе с нашим маленьким Луиджи… Но почему, Господи? – воскликнула Зефирина.Из Севильи корабли плывут в Испанскую Индию, – вдруг осенило ее.– Испанскую Индию? – в один голос повторили сраженные ее открытием Ла Дусер и мадемуазель Плюш.– Друзья мои, нельзя терять ни минуты! – объявила Зефирина.Сердце ее разрывалось. Как успеть разом в два места? Она стремилась в Барселону, чтобы попытаться освободить Фульвио или хотя бы смягчить его участь. Но ведь в это время эта бешеная сука скроется вместе с Луиджи, и она больше никогда не увидит свое дитя.Если она поедет на север, драгоценное время будет упущено. Зефирина помнила приказ Фульвио: спасти сына. Значит, прежде всего надо помешать донье Гермине отплыть на одном из галионов.– Ла Дусер, отправляйся в Барселону и постарайся вести себя потише…– Ох, дьявол, черт, тысяча рогоносцев, вы же знаете, мамзель, что я тих, как мышь! – запротестовал гигант, который одним своим ростом уже привлекал к себе всеобщее внимание.Даже не улыбнувшись, Зефирина продолжала:– Потолкайся в порту, поговори с теми, кто охраняет каторжников, попытайся поговорить с гребцами с галер. Вот тебе половина из оставшегося у меня золота и эти два кольца… Постарайся подкупить какого-нибудь охранника. Если тебе удастся увидеть Фульвио, скажи ему… скажи…У Зефирины перехватило дыхание.– Не волнуйтесь так страшно, моя крошка, я все понял, я отправлюсь в Барселону, я освобожу монсеньора, скажу ему, что все в порядке, что вы заняты поисками нашего малыша… и уж верно он вернется к вам такой радостный-радостный… – как нечто само собой разумеющееся произнес Ла Дусер. – Вот только есть одна загвоздка – я не могу позволить вам шастать по невесть каким дорогам с одной только беднягой Плюш, монсеньор мне этого никогда не простит…Зефирину не обрадовало упорство великана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38