Поскольку ни у кого из нас не было желания тащиться в Саут-Хиллз в два часа ночи, я упаковал Джеймса в крошечный, размером не больше спичечного коробка «рено» Ханны и велел им ехать ко мне домой. Крабтри и К. я намеревался отвезти сам, решив, что для всех четверых это будет самая безопасная комбинация.
Я уже собирался захлопнуть дверцу, когда Джеймс беспокойно заворочался на сиденье и поднял на меня перекошенное невыносимым страданием лицо.
— Ему снится плохой сон, — сказал я.
Мы с Ханной некоторое время постояли над спящим, наблюдая за его мучениями.
— Да-а, — протянула Ханна, — похоже, его плохой сон действительно очень плох, как плохое кино.
— Музыка отвратительная, — тоном мрачного критика изрек я, — и очень много мексиканских полицейских.
Джеймс поднял руку и, не открывая глаз, похлопал себя по левому плечу, затем по правому, как будто, лежа дома в собственной постели, пытался нащупать сползшую подушку.
— Мой рюкзак, — промычал он и распахнул глаза.
— Рюкзак, — воскликнула Ханна, обращаясь ко мне, — такой потертый грязно-зеленый мешок.
Джеймс снова вскинул бледную руку, пошарил по коленям, по сиденью, по полу возле своих ног и неожиданно схватился за ручку двери, собираясь вылезти наружу.
— Э-э, нет, приятель, сиди смирно. — Я затолкал Джеймса обратно в салон и обернулся к Крабтри, который сражался с К., пытаясь прислонить его обмякшее, как у сломанной марионетки, тело к капоту моего «гэлекси». Я крикнул Терри, что сбегаю в бар за рюкзаком Джеймса, и швырнул ему ключи. Они описали широкую дугу, попали ему в плечо и, звякнув, шлепнулись в лужу у правого колеса машины. Крабтри смерил меня грозным взглядом, присел на корточки и потянулся за ключами, одновременно упираясь одной рукой в живот старому эльфу.
— Извини, — пробормотал я и похромал к дверям бара.
Когда я вернулся в зал и прошмыгнул к столику, человек, которого мы с Крабтри окрестили Верноном Хардэпплом, попытался оттеснить меня в сторону и занять место в нашем укромном уголке. Мы оказались лицом к лицу, я почувствовал на щеке его жаркое дыхание, пропитанное кисловатым запахом пива. Гигантская волосяная пирамида у него на голове съехала набок и стала похожа на приплюснутый черный помпон. Вернон был готов вступить со мной в дружескую беседу.
— Что это вы пялились на меня? — поинтересовался он. У Вернона оказался низкий скрипучий голос и неприятная манера растягивать слова. При ближайшем рассмотрении я заметил, что шрамы у него на лице были оставлены каким-то зазубренным и не очень острым предметом. — Увидели что-нибудь смешное?
— Лично я на тебя не смотрел. — Я мило улыбнулся.
— На чьей машине ты ездишь?
— Что значит «на чьей»?
— «Форд-гэлекси», пятисотая модель, 1966 года выпуска, цвет «голубая хвоя», номерной знак YAW 332. Твоя машина?
Я утвердительно кивнул.
— Чушь собачья, — прорычал Вернон, слегка толкнув меня в грудь. — Это моя машина, мать твою.
— Она у меня уже много лет.
— Вреш-шь! — Покрытое шрамами лицо Вернона придвинулось вплотную к моему носу.
— Этот автомобиль принадлежал еще моей маме. — Обычно я не имею привычки вступать в глупые препирательства с сердитыми и потенциально опасными людьми в сомнительных местах вроде «Хай-хэта». Мне хотелось как можно скорее доставить Джеймса домой и уложить в постель, поэтому я вежливо извинился и собрался протиснуться мимо Вернона.
Он преградил мне дорогу.
— Что это вы, уроды, на меня пялились?
— Восхищались твоей прической. — Я снова любезно улыбнулся собеседнику.
Он вытянул скрюченные пальцы, словно намеревался ухватить меня за лацканы пиджака и хорошенько встряхнуть. Я машинально отступил на шаг назад. Вернон потерял равновесие и начал падать на меня; пытаясь удержаться на ногах, он резко выпрямился, взмахнул руками и опрокинулся навзничь, растянувшись поперек кожаного диванчика, который оказался у него за спиной. Видимо, диванчик показался ему удобным, потому что, повозившись секунду-другую. Вернон затих и больше не проявлял желания подняться, чтобы продолжить прерванный разговор.
— Сочувствую, дорогой Вернон. Поверь, мне искренне жаль твоего младшего брата.
Наш столик еще не успели убрать. Подойдя ближе, я увидел какой-то предмет, который не имел ничего общего с рюкзаком Джеймса Лира, на короткий миг мне показалось, что под столом на оранжевом ковре лежит искалеченное тело мертвой птицы. Сердце в груди подпрыгнуло и замерло. Тело птицы оказалось моим бумажником. Кредитки и несколько визитных карточек, напечатанных на глянцевой бумаге с золотым тиснением, — в прошлом году Сара подарила мне эти визитки на день рождения, — вывалились из него и рассыпались по ковру. Я собрал их и положил на место. У меня был солидный бумажник из мягкой черной кожи, который родители Эмили привезли мне в подарок из поездки по Италии, внутри имелось три больших отделения для хранения широкоформатных европейских купюр. Я убрал находку во внутренний карман пиджака, даже не проверив содержимое, как будто нарочно оставил мой элегантный флорентийский бумажник валяться под столом, где ему ничто не грозит. В любом случае, я не мог бы с точностью сказать, сколько наличных там оставалось. Страшно довольный, я направился к двери, мысленно поздравляя себя с тем, что родился на свет таким удачливым пьяницей.
— Пока, Вернон, — сказал я, проходя мимо диванчика, на котором нашел приют мой недавний собеседник, и похлопал себя по приятной выпуклости во внутреннем кармане пиджака. — Тебе стоит кое-чему поучиться у такого везучего парня, как я.
Когда я вывалился из бара, мой красавец «форд» и автомобильчик Ханны, тихонько урча моторами, стояли бок о бок посреди опустевшей парковки, белый дым легким облаком поднимался из выхлопных труб обеих машин, изнутри стекла были покрыты испариной. За лобовым стеклом моего автомобиля я разглядел два темных силуэта, тот, что поменьше, полулежал на пассажирском месте, слегка завалившись набок. По какой-то непонятной причине я почувствовал страшную досаду, увидев, что Крабтри сел за руль «гэлекси» Счастливчика Блэкмора. Я подошел к машине Ханны и постучал по стеклу, оно опустилось, ночной воздух вокруг меня заполнился ярким сиянием, которое излучала улыбка Ханны, и трагическими всхлипываниями аккордеона, — Ханна Грин была большой любительницей танго.
— Рюкзака нет, — сказал я, — наверное, он забыл его в Тау-Холле.
— Ты уверен? — спросила Ханна. — Может быть, его кто-нибудь взял?
— Нет. Никто не брал.
— Откуда ты знаешь?
Я пожал плечами и наклонился, чтобы получше рассмотреть Джеймса Лира. Он спал, положив голову на колени Ханны. Его спокойствию и умиротворенности можно было только позавидовать.
— Как он, в порядке?
— Надеюсь. — Ханна рассеянно погладила Джеймса по волосам где-то в районе уха. — Сейчас привезу его домой и уложу на диван. — Она тряхнула головой и, глядя на меня через приоткрытое окно, произнесла томным голосом: — В твоем кабинете, ладно?
— В моем кабинете?
— О, Грэди, ты же знаешь, как там сладко спится. — В течение всего прошлого семестра Ханна не раз дремала у меня в кабинете, положив ноги в красных ботинках на скрипучий подлокотник старого дивана и закрыв лицо каким-нибудь важным конспектом по социологии, пока я, сидя за столом, читал студенческие сочинения или разбирал почту.
— Полагаю, ему сейчас совершенно безразлично, где и на чем спать. Возможно, мы могли бы даже оставить его в гараже, прислонив к стенке рядом с метлой и лопатой для расчистки снега.
— Грэди!
— Ладно, согласен, пускай лежит в моем кабинете. — Ханна крепко пожала мои пальцы, которыми я держался за кромку полуопущенного стекла. Я улыбнулся: — Пока, увидимся дома.
Я обошел «форд» с левой стороны и остановился, дожидаясь, пока Крабтри освободит мое законное место водителя. Дверца распахнулась. Терри высунул голову и посмотрел на меня остекленевшими глазами.
— В твоем состоянии тебе не следует садиться за руль, — сказал он.
— А в твоем следует? Давай, вылезай и отправляйся назад.
Примерно с минуту он изучал меня безжизненным, как полярная тундра, взглядом, потом пожал плечами и перешел на заднее сиденье. Я скользнул в машину рядом с К. и тронулся вслед за Ханной. Когда мы выехали с парковки и, свернув в переулок, начали медленно двигаться по ухабистой дороге, мне все время казалось, что возле обочины маячит какая-то неясная тень. В следующую секунду перед капотом машины возникло странное существо, оно раскинуло непомерно длинные черные руки и бросилось на нас. Я ударил по тормозам. В свете фар мы увидели густую сетку моросящего дождя и гигантскую тридцатифутовую тень, которую отбрасывал стоящий перед нами черный человек.
— О боже, — придушенным шепотом прохрипел К., — это ОН!
— Что ему надо? — спросил Крабтри. Это был всего лишь Вернон Хардэппл, но К., по всей вероятности, привиделся кто-то другой.
— Ничего, — сказал я. — Просто, когда я возвращался за рюкзаком Джеймса, у нас с парнем возникли небольшие разногласия.
— А-а, понятно. Ну, тогда объезжай его и дело с концом.
— Хорошо, попробую.
— О боже, — простонал К. и сжал голову руками, словно боялся, что она вот-вот отвалится.
— Грэди, объезжай его! — гаркнул Крабтри.
— Хорошо. — Я попытался протиснуться мимо стоящего на дороге человека. Но переулок был слишком узким. Он сделал шаг вправо и снова оказался перед капотом машины. — Черт, места мало, не объехать.
— О-о, посмотрите на эти розовые шрамы, — воскликнул очнувшийся писатель, — как будто у него на подбородке вторая пара губ.
— Тогда сдавай назад, идиот! — заорал Крабтри.
— Хорошо. — Я рванул передачу и задним ходом вкатил на парковку перед баром, потом до отказа выкрутил руль влево и, не обращая внимания на знак одностороннего движения, двинулся по переулку в противоположную сторону. Но Вернон уже был на месте, на его лице застыла странная, почти счастливая улыбка. Я снова ударил по тормозам.
— Черт! — воскликнул я как раз в тот момент, когда он, готовясь к броску, качнулся на полусогнутых ногах и одновременно взмахнул руками — вперед, назад и снова вперед. Его перекошенный рот беззвучно двигался, отсчитывая: «Раз, два, три!» — Вернон подпрыгнул и бросился на капот машины. В полете он успел развернуться и шлепнулся на задницу. Капот «гэлекси» на удивление легко спружинил, и Вернон, широко расставив ноги, как ребенок, съезжающий по перилам лестницы, плавно соскользнул вниз к решетке радиатора. Ему удалось приземлиться на ноги, после чего он снова развернулся, отвесил глубокий поклон и улыбнулся своей бессмысленной улыбкой, глядя через лобовое стекло прямо мне в глаза. Затем он исчез.
— Кто это был? — медленно произнес К., осклабившись в такой же странной улыбке, которая, впрочем, выражала хорошо знакомые мне чувства ужаса и восторга. — Что это было?
— На капот моей машины вскочил человек, — пояснил я так, словно это был некий вид развлечений, который «Хай-хэт» предлагал на прощание своим лучшим клиентам.
— И с машиной ничего не случилось?
Я навалился грудью на руль и вытянул шею, пытаясь рассмотреть капот «гэлекси». Освещение в переулке было настолько тусклым, что вглядываться не имело смысла.
— Ничего, — с нескрываемой гордостью ответил я. — Раньше делали очень крепкие автомобили.
— Давай сматываться отсюда, — сказал Крабтри, — пока он не вернулся вместе с дружками.
Я быстро прошмыгнул по переулку, вырулил на улицу и направился в сторону Ваум-бульвара, с глубоким убеждением, что в очередной раз каким-то чудом избежал серьезной опасности, хотя, коль скоро речь шла о моем спасении, то любое чудо можно было считать закономерностью.
— Послушай, Крабтри, мы сейчас завезем К., а потом нам придется заскочить в Тау-Холл.
— М-м, угу, — раздалось у меня за спиной. Теперь, когда напряжение схлынуло, Терри вновь вернулся к своей обычной мрачной невозмутимости.
— Скорее всего рюкзак Джеймса остался в зале.
— Отлично.
— Не помнишь, у него был рюкзак, когда ты… э-э… выводил мальчика подышать свежим воздухом? — Я бросил взгляд в зеркало заднего вида, и мне очень не понравилось то, что я там увидел. Крабтри сидел, откинувшись на спинку сиденья, и, заложив руки за голову, смотрел на проносящиеся за окном витрины магазинов и пустые заправочные станции; по лицу моего друга расползлась улыбка тупого восторга, словно он был самым счастливым человеком в мире, и все, что он видел вокруг, лишь подчеркивало глубину и полноту снизошедшего на него тихого умиротворения. — Крабтри?
— Трипп?
— Ну, так был рюкзак или нет?
— Пожалуйста, Грэди, иди в задницу.
— Как раз туда я и направляюсь.
— А по-моему, эта дорога ведет обратно в колледж, разве не так? — спросил К., заметив промелькнувшую за окном вывеску ресторана «Электрический банан».
— Совершенно верно, — сказал я, искренне потрясенный памятью пьяного литератора, узнавшего в непроглядной ночной тьме дорогу, которую до этого он видел всего один раз.
— Знаешь, Грэди… правда, я не совсем уверен, но… по-моему, я остановился не в общежитии.
— Не в общежитии?
— Ага, точно, я остановился у Гаскеллов.
— Вот как? — Моя нога соскользнула с педали газа, и машина, прокатившись по инерции сотню ярдов, почти остановилась. — Ну, в любом случае, мы на правильном пути, в колледж и к дому Гаскеллов ведет одна дорога, — пробормотал я, как только ко мне вернулась способность говорить. Я нащупал педаль и послушно направился в Пойнт-Бриз.
— Интересно, что с ними случилось? — задумчиво протянул К., когда мы свернули на улицу, где находился особняк ректора. Чем ближе я подъезжал к дому Сары, тем меньше мне хотелось двигаться вперед. Мы едва тащились вдоль ограждавшего владения Гаскеллов грозного частокола из острых железных пик. — Ведь они так и не пришли в бар.
Но, в конце концов, настал момент, когда мне пришлось свернуть на посыпанную гравием аллею, ведущую к крыльцу особняка. На ночь Сара и Вальтер убирали свои машины в гараж, поэтому у аллеи был какой-то жутковато-пустынный вид, да и сам дом выглядел необитаемым. Два прожектора, установленных в кустах по обеим сторонам крыльца, освещали фасад и одновременно создавали таинственные тени, которые заполняли многочисленные арки, ниши и высокие, закрытые ставнями полукруглые окна. Однако мощные прожекторы, казалось, служили не для того, чтобы рассеять тьму вокруг величественного особняка, но скорее чтобы выхватить из темноты сам дом и предупредить случайного прохожего: это нехорошее место, за которым тянется дурная слава, — или просто сообщить: перед вами ветхое, предназначенное на слом строение. Сырой порывистый ветер трепал ветви двух старых яблонь, срывая с них белые, похожие на снежные хлопья лепестки цветов. Приглядевшись, я заметил, что в одном из окон второго этажа горит тусклый свет, за плотно задернутыми шторами время от времени мелькал чей-то неясный силуэт. Это было окно спальни. Значит, Сара и Вальтер еще не ложились, я мог бы прямо сейчас войти в дом вместе с К. и рассказать им о том грузе, который весь вечер возил в багажнике автомобиля и мысль о котором тяжким бременем лежала на моей совести.
— Пока, завтра увидимся, — сказал К., выпутываясь из ремня безопасности. Он подергал за ручку и распахнул дверцу, врезав по ней носком своего изящного ботинка из кожи кенгуру. Старый эльф вел себя очень разумно и действовал как человек, имеющий многолетний опыт: прежде чем выйти из машины, он внимательно пощупал ногой землю и убедился, что мы стоим на твердой почве.
— А теперь будьте особенно осторожны. — Крабтри прополз по заднему сиденью и, выскользнув из машины, придержал дверцу, прежде чем К. успел ее захлопнуть. Он с чувством потряс писательскую руку, затем аккуратно вернул зашатавшегося старичка в состояние равновесия и плюхнулся на переднее сиденье рядом со мной.
— Дорогой Терри, я с нетерпением жду вашего завтрашнего выступления. — К. сосредоточенно рылся в карманах, вылезшая из брюк рубашка несколько затрудняла его поиски. Длинные пряди жидких волос, которые К. зачесывал на правый бок, искусно прикрывая лысину, растрепались и стояли торчком, я заметил, что он каким-то невероятным образом ухитрился потерять правую дужку от очков. Должно быть, Сара предусмотрительно дала ему ключи от парадного входа. Когда он, наконец, отыскал их, на лице старика появилось выражение полнейшего счастья —
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Я уже собирался захлопнуть дверцу, когда Джеймс беспокойно заворочался на сиденье и поднял на меня перекошенное невыносимым страданием лицо.
— Ему снится плохой сон, — сказал я.
Мы с Ханной некоторое время постояли над спящим, наблюдая за его мучениями.
— Да-а, — протянула Ханна, — похоже, его плохой сон действительно очень плох, как плохое кино.
— Музыка отвратительная, — тоном мрачного критика изрек я, — и очень много мексиканских полицейских.
Джеймс поднял руку и, не открывая глаз, похлопал себя по левому плечу, затем по правому, как будто, лежа дома в собственной постели, пытался нащупать сползшую подушку.
— Мой рюкзак, — промычал он и распахнул глаза.
— Рюкзак, — воскликнула Ханна, обращаясь ко мне, — такой потертый грязно-зеленый мешок.
Джеймс снова вскинул бледную руку, пошарил по коленям, по сиденью, по полу возле своих ног и неожиданно схватился за ручку двери, собираясь вылезти наружу.
— Э-э, нет, приятель, сиди смирно. — Я затолкал Джеймса обратно в салон и обернулся к Крабтри, который сражался с К., пытаясь прислонить его обмякшее, как у сломанной марионетки, тело к капоту моего «гэлекси». Я крикнул Терри, что сбегаю в бар за рюкзаком Джеймса, и швырнул ему ключи. Они описали широкую дугу, попали ему в плечо и, звякнув, шлепнулись в лужу у правого колеса машины. Крабтри смерил меня грозным взглядом, присел на корточки и потянулся за ключами, одновременно упираясь одной рукой в живот старому эльфу.
— Извини, — пробормотал я и похромал к дверям бара.
Когда я вернулся в зал и прошмыгнул к столику, человек, которого мы с Крабтри окрестили Верноном Хардэпплом, попытался оттеснить меня в сторону и занять место в нашем укромном уголке. Мы оказались лицом к лицу, я почувствовал на щеке его жаркое дыхание, пропитанное кисловатым запахом пива. Гигантская волосяная пирамида у него на голове съехала набок и стала похожа на приплюснутый черный помпон. Вернон был готов вступить со мной в дружескую беседу.
— Что это вы пялились на меня? — поинтересовался он. У Вернона оказался низкий скрипучий голос и неприятная манера растягивать слова. При ближайшем рассмотрении я заметил, что шрамы у него на лице были оставлены каким-то зазубренным и не очень острым предметом. — Увидели что-нибудь смешное?
— Лично я на тебя не смотрел. — Я мило улыбнулся.
— На чьей машине ты ездишь?
— Что значит «на чьей»?
— «Форд-гэлекси», пятисотая модель, 1966 года выпуска, цвет «голубая хвоя», номерной знак YAW 332. Твоя машина?
Я утвердительно кивнул.
— Чушь собачья, — прорычал Вернон, слегка толкнув меня в грудь. — Это моя машина, мать твою.
— Она у меня уже много лет.
— Вреш-шь! — Покрытое шрамами лицо Вернона придвинулось вплотную к моему носу.
— Этот автомобиль принадлежал еще моей маме. — Обычно я не имею привычки вступать в глупые препирательства с сердитыми и потенциально опасными людьми в сомнительных местах вроде «Хай-хэта». Мне хотелось как можно скорее доставить Джеймса домой и уложить в постель, поэтому я вежливо извинился и собрался протиснуться мимо Вернона.
Он преградил мне дорогу.
— Что это вы, уроды, на меня пялились?
— Восхищались твоей прической. — Я снова любезно улыбнулся собеседнику.
Он вытянул скрюченные пальцы, словно намеревался ухватить меня за лацканы пиджака и хорошенько встряхнуть. Я машинально отступил на шаг назад. Вернон потерял равновесие и начал падать на меня; пытаясь удержаться на ногах, он резко выпрямился, взмахнул руками и опрокинулся навзничь, растянувшись поперек кожаного диванчика, который оказался у него за спиной. Видимо, диванчик показался ему удобным, потому что, повозившись секунду-другую. Вернон затих и больше не проявлял желания подняться, чтобы продолжить прерванный разговор.
— Сочувствую, дорогой Вернон. Поверь, мне искренне жаль твоего младшего брата.
Наш столик еще не успели убрать. Подойдя ближе, я увидел какой-то предмет, который не имел ничего общего с рюкзаком Джеймса Лира, на короткий миг мне показалось, что под столом на оранжевом ковре лежит искалеченное тело мертвой птицы. Сердце в груди подпрыгнуло и замерло. Тело птицы оказалось моим бумажником. Кредитки и несколько визитных карточек, напечатанных на глянцевой бумаге с золотым тиснением, — в прошлом году Сара подарила мне эти визитки на день рождения, — вывалились из него и рассыпались по ковру. Я собрал их и положил на место. У меня был солидный бумажник из мягкой черной кожи, который родители Эмили привезли мне в подарок из поездки по Италии, внутри имелось три больших отделения для хранения широкоформатных европейских купюр. Я убрал находку во внутренний карман пиджака, даже не проверив содержимое, как будто нарочно оставил мой элегантный флорентийский бумажник валяться под столом, где ему ничто не грозит. В любом случае, я не мог бы с точностью сказать, сколько наличных там оставалось. Страшно довольный, я направился к двери, мысленно поздравляя себя с тем, что родился на свет таким удачливым пьяницей.
— Пока, Вернон, — сказал я, проходя мимо диванчика, на котором нашел приют мой недавний собеседник, и похлопал себя по приятной выпуклости во внутреннем кармане пиджака. — Тебе стоит кое-чему поучиться у такого везучего парня, как я.
Когда я вывалился из бара, мой красавец «форд» и автомобильчик Ханны, тихонько урча моторами, стояли бок о бок посреди опустевшей парковки, белый дым легким облаком поднимался из выхлопных труб обеих машин, изнутри стекла были покрыты испариной. За лобовым стеклом моего автомобиля я разглядел два темных силуэта, тот, что поменьше, полулежал на пассажирском месте, слегка завалившись набок. По какой-то непонятной причине я почувствовал страшную досаду, увидев, что Крабтри сел за руль «гэлекси» Счастливчика Блэкмора. Я подошел к машине Ханны и постучал по стеклу, оно опустилось, ночной воздух вокруг меня заполнился ярким сиянием, которое излучала улыбка Ханны, и трагическими всхлипываниями аккордеона, — Ханна Грин была большой любительницей танго.
— Рюкзака нет, — сказал я, — наверное, он забыл его в Тау-Холле.
— Ты уверен? — спросила Ханна. — Может быть, его кто-нибудь взял?
— Нет. Никто не брал.
— Откуда ты знаешь?
Я пожал плечами и наклонился, чтобы получше рассмотреть Джеймса Лира. Он спал, положив голову на колени Ханны. Его спокойствию и умиротворенности можно было только позавидовать.
— Как он, в порядке?
— Надеюсь. — Ханна рассеянно погладила Джеймса по волосам где-то в районе уха. — Сейчас привезу его домой и уложу на диван. — Она тряхнула головой и, глядя на меня через приоткрытое окно, произнесла томным голосом: — В твоем кабинете, ладно?
— В моем кабинете?
— О, Грэди, ты же знаешь, как там сладко спится. — В течение всего прошлого семестра Ханна не раз дремала у меня в кабинете, положив ноги в красных ботинках на скрипучий подлокотник старого дивана и закрыв лицо каким-нибудь важным конспектом по социологии, пока я, сидя за столом, читал студенческие сочинения или разбирал почту.
— Полагаю, ему сейчас совершенно безразлично, где и на чем спать. Возможно, мы могли бы даже оставить его в гараже, прислонив к стенке рядом с метлой и лопатой для расчистки снега.
— Грэди!
— Ладно, согласен, пускай лежит в моем кабинете. — Ханна крепко пожала мои пальцы, которыми я держался за кромку полуопущенного стекла. Я улыбнулся: — Пока, увидимся дома.
Я обошел «форд» с левой стороны и остановился, дожидаясь, пока Крабтри освободит мое законное место водителя. Дверца распахнулась. Терри высунул голову и посмотрел на меня остекленевшими глазами.
— В твоем состоянии тебе не следует садиться за руль, — сказал он.
— А в твоем следует? Давай, вылезай и отправляйся назад.
Примерно с минуту он изучал меня безжизненным, как полярная тундра, взглядом, потом пожал плечами и перешел на заднее сиденье. Я скользнул в машину рядом с К. и тронулся вслед за Ханной. Когда мы выехали с парковки и, свернув в переулок, начали медленно двигаться по ухабистой дороге, мне все время казалось, что возле обочины маячит какая-то неясная тень. В следующую секунду перед капотом машины возникло странное существо, оно раскинуло непомерно длинные черные руки и бросилось на нас. Я ударил по тормозам. В свете фар мы увидели густую сетку моросящего дождя и гигантскую тридцатифутовую тень, которую отбрасывал стоящий перед нами черный человек.
— О боже, — придушенным шепотом прохрипел К., — это ОН!
— Что ему надо? — спросил Крабтри. Это был всего лишь Вернон Хардэппл, но К., по всей вероятности, привиделся кто-то другой.
— Ничего, — сказал я. — Просто, когда я возвращался за рюкзаком Джеймса, у нас с парнем возникли небольшие разногласия.
— А-а, понятно. Ну, тогда объезжай его и дело с концом.
— Хорошо, попробую.
— О боже, — простонал К. и сжал голову руками, словно боялся, что она вот-вот отвалится.
— Грэди, объезжай его! — гаркнул Крабтри.
— Хорошо. — Я попытался протиснуться мимо стоящего на дороге человека. Но переулок был слишком узким. Он сделал шаг вправо и снова оказался перед капотом машины. — Черт, места мало, не объехать.
— О-о, посмотрите на эти розовые шрамы, — воскликнул очнувшийся писатель, — как будто у него на подбородке вторая пара губ.
— Тогда сдавай назад, идиот! — заорал Крабтри.
— Хорошо. — Я рванул передачу и задним ходом вкатил на парковку перед баром, потом до отказа выкрутил руль влево и, не обращая внимания на знак одностороннего движения, двинулся по переулку в противоположную сторону. Но Вернон уже был на месте, на его лице застыла странная, почти счастливая улыбка. Я снова ударил по тормозам.
— Черт! — воскликнул я как раз в тот момент, когда он, готовясь к броску, качнулся на полусогнутых ногах и одновременно взмахнул руками — вперед, назад и снова вперед. Его перекошенный рот беззвучно двигался, отсчитывая: «Раз, два, три!» — Вернон подпрыгнул и бросился на капот машины. В полете он успел развернуться и шлепнулся на задницу. Капот «гэлекси» на удивление легко спружинил, и Вернон, широко расставив ноги, как ребенок, съезжающий по перилам лестницы, плавно соскользнул вниз к решетке радиатора. Ему удалось приземлиться на ноги, после чего он снова развернулся, отвесил глубокий поклон и улыбнулся своей бессмысленной улыбкой, глядя через лобовое стекло прямо мне в глаза. Затем он исчез.
— Кто это был? — медленно произнес К., осклабившись в такой же странной улыбке, которая, впрочем, выражала хорошо знакомые мне чувства ужаса и восторга. — Что это было?
— На капот моей машины вскочил человек, — пояснил я так, словно это был некий вид развлечений, который «Хай-хэт» предлагал на прощание своим лучшим клиентам.
— И с машиной ничего не случилось?
Я навалился грудью на руль и вытянул шею, пытаясь рассмотреть капот «гэлекси». Освещение в переулке было настолько тусклым, что вглядываться не имело смысла.
— Ничего, — с нескрываемой гордостью ответил я. — Раньше делали очень крепкие автомобили.
— Давай сматываться отсюда, — сказал Крабтри, — пока он не вернулся вместе с дружками.
Я быстро прошмыгнул по переулку, вырулил на улицу и направился в сторону Ваум-бульвара, с глубоким убеждением, что в очередной раз каким-то чудом избежал серьезной опасности, хотя, коль скоро речь шла о моем спасении, то любое чудо можно было считать закономерностью.
— Послушай, Крабтри, мы сейчас завезем К., а потом нам придется заскочить в Тау-Холл.
— М-м, угу, — раздалось у меня за спиной. Теперь, когда напряжение схлынуло, Терри вновь вернулся к своей обычной мрачной невозмутимости.
— Скорее всего рюкзак Джеймса остался в зале.
— Отлично.
— Не помнишь, у него был рюкзак, когда ты… э-э… выводил мальчика подышать свежим воздухом? — Я бросил взгляд в зеркало заднего вида, и мне очень не понравилось то, что я там увидел. Крабтри сидел, откинувшись на спинку сиденья, и, заложив руки за голову, смотрел на проносящиеся за окном витрины магазинов и пустые заправочные станции; по лицу моего друга расползлась улыбка тупого восторга, словно он был самым счастливым человеком в мире, и все, что он видел вокруг, лишь подчеркивало глубину и полноту снизошедшего на него тихого умиротворения. — Крабтри?
— Трипп?
— Ну, так был рюкзак или нет?
— Пожалуйста, Грэди, иди в задницу.
— Как раз туда я и направляюсь.
— А по-моему, эта дорога ведет обратно в колледж, разве не так? — спросил К., заметив промелькнувшую за окном вывеску ресторана «Электрический банан».
— Совершенно верно, — сказал я, искренне потрясенный памятью пьяного литератора, узнавшего в непроглядной ночной тьме дорогу, которую до этого он видел всего один раз.
— Знаешь, Грэди… правда, я не совсем уверен, но… по-моему, я остановился не в общежитии.
— Не в общежитии?
— Ага, точно, я остановился у Гаскеллов.
— Вот как? — Моя нога соскользнула с педали газа, и машина, прокатившись по инерции сотню ярдов, почти остановилась. — Ну, в любом случае, мы на правильном пути, в колледж и к дому Гаскеллов ведет одна дорога, — пробормотал я, как только ко мне вернулась способность говорить. Я нащупал педаль и послушно направился в Пойнт-Бриз.
— Интересно, что с ними случилось? — задумчиво протянул К., когда мы свернули на улицу, где находился особняк ректора. Чем ближе я подъезжал к дому Сары, тем меньше мне хотелось двигаться вперед. Мы едва тащились вдоль ограждавшего владения Гаскеллов грозного частокола из острых железных пик. — Ведь они так и не пришли в бар.
Но, в конце концов, настал момент, когда мне пришлось свернуть на посыпанную гравием аллею, ведущую к крыльцу особняка. На ночь Сара и Вальтер убирали свои машины в гараж, поэтому у аллеи был какой-то жутковато-пустынный вид, да и сам дом выглядел необитаемым. Два прожектора, установленных в кустах по обеим сторонам крыльца, освещали фасад и одновременно создавали таинственные тени, которые заполняли многочисленные арки, ниши и высокие, закрытые ставнями полукруглые окна. Однако мощные прожекторы, казалось, служили не для того, чтобы рассеять тьму вокруг величественного особняка, но скорее чтобы выхватить из темноты сам дом и предупредить случайного прохожего: это нехорошее место, за которым тянется дурная слава, — или просто сообщить: перед вами ветхое, предназначенное на слом строение. Сырой порывистый ветер трепал ветви двух старых яблонь, срывая с них белые, похожие на снежные хлопья лепестки цветов. Приглядевшись, я заметил, что в одном из окон второго этажа горит тусклый свет, за плотно задернутыми шторами время от времени мелькал чей-то неясный силуэт. Это было окно спальни. Значит, Сара и Вальтер еще не ложились, я мог бы прямо сейчас войти в дом вместе с К. и рассказать им о том грузе, который весь вечер возил в багажнике автомобиля и мысль о котором тяжким бременем лежала на моей совести.
— Пока, завтра увидимся, — сказал К., выпутываясь из ремня безопасности. Он подергал за ручку и распахнул дверцу, врезав по ней носком своего изящного ботинка из кожи кенгуру. Старый эльф вел себя очень разумно и действовал как человек, имеющий многолетний опыт: прежде чем выйти из машины, он внимательно пощупал ногой землю и убедился, что мы стоим на твердой почве.
— А теперь будьте особенно осторожны. — Крабтри прополз по заднему сиденью и, выскользнув из машины, придержал дверцу, прежде чем К. успел ее захлопнуть. Он с чувством потряс писательскую руку, затем аккуратно вернул зашатавшегося старичка в состояние равновесия и плюхнулся на переднее сиденье рядом со мной.
— Дорогой Терри, я с нетерпением жду вашего завтрашнего выступления. — К. сосредоточенно рылся в карманах, вылезшая из брюк рубашка несколько затрудняла его поиски. Длинные пряди жидких волос, которые К. зачесывал на правый бок, искусно прикрывая лысину, растрепались и стояли торчком, я заметил, что он каким-то невероятным образом ухитрился потерять правую дужку от очков. Должно быть, Сара предусмотрительно дала ему ключи от парадного входа. Когда он, наконец, отыскал их, на лице старика появилось выражение полнейшего счастья —
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46