Все равно я ждал и наблюдал. Пять минут, десять минут. С каждой минутой я уверялся в том, что меня ждет небывалое признание или явные небылицы. Я видел, как шевелятся его губы, как он что-то обдумывает. Потом он поднимает голову, смотрит мне в глаза и спокойно так спрашивает: «А если я расскажу про тайный заговор бесчеловечных коммунистов в самом сердце Сиднея?» Вот тут, мистер Феррелл, я уже был весь внимание… Пообещать ему, что все будет так, как он хочет, я сразу не мог. Ставки высоки, но если он говорил правду, игра стоила свеч. Я сказал ему: я – человек слова, но чтобы все утрясти, понадобится время. А он, помню, ответил: «К чему спешить? Мировая революция и уничтожение полиции того не стоят, это само собой». И рассмеялся мне в лицо.
В их соглашении, Мэйси, не было ничего сложного, хотя претворить его в жизнь было несколько затруднительно. Пол желал, чтобы его отправили в Австралийскую имперскую армию в Египет, а еще он хотел оставаться в Египте до тех пор, пока оттуда не уйдет АИА. Никаких Галлиполи и Люксембургов, большое спасибо. Он хотел мотать срок в Египте, и нигде больше. Он сказал Далквисту, что может читать по-египетски и знает тамошнюю географию не хуже австралийской, и еще – что в заведении Хойта научился держаться в седле. В обмен он сдает брата и сестру Барри с друзьями. Конечно, имена он назвал не сразу. Пол рассказал в общих чертах про то, что Далквисту предстояло отыскать, тот поверил, сговорился, упирая на государственные интересы, с военными и добился того, чего желал его бесценный осведомитель. Пол между тем коротал время в сиднейской тюрьме и ни с кем не виделся. Получив письменные гарантии, он начал выкладывать детали. Бомбы под половицами. Список жертв террористов. Имена заговорщиков. Похитители детей. Состоящие в кровосмесительной связи библиотекари, развращающие молодежь.
– Не все на поверку оказалось правдой, но я не жалуюсь, – сказал мне инспектор. – Колдуэлл слово сдержал, я тоже. Через неделю после арестов он уже был на борту десантного корабля. Это значит – летом, то бишь в декабре тысяча девятьсот шестнадцатого.
Иные газеты называли Далквиста героем в 16-м году и идиотом в 17-м, а он продолжал делать свое дело. Он остановил бомбиста-анархиста, и его особо не волновало, что пришлось заплатить шквалом отречений, невнятных правительственных оправданий и отмененных судов.
Вы служили в армии, Мэйси? Воевали в Корее или еще где? Я был староват, чтобы хвататься за оружие и идти добровольцем на эту нашу Великую войну. Почти все наши парни тогда поехали в гости к туркам-придуркам, чтобы от имени австралийцев задать им перцу при Галлиполи. И дурацкий турецкий берег окрасился их кровью – за-ради Сербии, коли я правильно себе уяснил. Не за-ради меня, спасибо, не за-ради даже Пола Колдуэлла, как нам теперь ясно. Коли ты не повидал Суэц, Иерусалим и Галлиполи, Египет образца 1917 года покажется безопасным местечком. Он, конечно, ехал не войны ради, но любви. Ему удалось воплотить в жизнь то, что пареньку из сиднейских трущоб и присниться не могло: он плыл в страну своей мечты. Что он там думал найти – так сразу и не скажу, но умирать за это, по-моему, не стоило. Задним числом я бы посоветовал ему выбрать тюрьму, тогда он хотя бы остался в живых.
К июлю 22-го года я искал следы потерявшегося много лет назад сиднейского наследника Барнабаса Дэвиса уже несколько недель. Я особо не надеялся, что дело как-то раскрутится. За легкую, неопасную работенку меня в один прекрасный платежный день должны были вознаградить. Я телеграфировал в Лондон длинный рапорт про то, что хорошего и плохого было в Поле Колдуэлле. Мой последний собеседник, ежели вы не вникли, утверждал, что Пол от имени короны боролся с наступающим на Содружество коммунизмом. Я отметил (честно сказать, недоговаривая), что Пол, скорее всего, мертв. Однако, писал я, имеется возможность разузнать про то, как Пол воевал, опросив его однополчан и офицеров, ежели это интересует Барнабаса Дэвиса. И коли окажется, что Пол герой, поверенные Дэвиса могут поменять имя Колдуэлла посмертно, а то и наградить его медалью или объявить благодарность на новую фамилию – ежели Дэвис пожелает кого надо подмазать. Не знаю зачем, скорее шутя, чем всерьез, я упомянул, что теперь самая пора взяться за английскую часть расследования, было бы здорово поговорить с семьей и коллегами капитана Марлоу, пропавшего вместе с нашим пареньком и двигавшего его по службе.
Я полагал, что лондонское головное управление скажет «спасибо», заплатит деньги – и все. Я думал, может, они мне заплатят, ежели я составлю что-то наподобие инструкции для другого тейлоровского детектива, которому в Англии поручат встретиться с людьми, про которых я напишу. Но четыре дня спустя я получил по кабелю обескураживающий ответ:
«УПОЛНОМОЧИВАЕМ НЕМЕДЛЕННО ЕХАТЬ АНГЛИЮ РАСХОДЫ ОПЛАЧИВАЮТСЯ ДЕЛУ ДЭВИСА».
Все это, скажу я вам, было очень странно. Новости меня, безусловно, порадовали: и мир посмотрю, и деньгу зашибу, и работа будет – не бей лежачего, но интересная. Но зачем это все нужно? Ищеек в Англии у «Международных расследований Тейлора» хватало. Спрашивается, на кой платить мне и тащить меня на край света? Расходы будут явно выше той суммы, с которой Барнабас Дэвис готов расстаться, дабы убедить Пола Колдуэлла стать Полом Дэвисом.
Я раздумывал над этим две недели, пока ждал корабль, я размышлял, пока болел, потом до ужаса скучал, потом снова болел на пути из Сиднея в Мельбурн, оттуда в Аделаиду, Фримантл, Аден, Александрию, на Мальту и в Ливерпуль. Все путешествие я промаялся от болезни и растерянности (нужно отдать старому Дэвису должное: до самого финала путешествовал я, ежели то было возможно, с комфортом). Я ничего не понимал до прибытия в Англию, то бишь 12 декабря 1922 года, и мне уже было все равно. Выяснилось, что дело проще некуда: Барнабас Дэвис желал встретиться со всеми своими детективами, с каждым, кто виделся с его детьми или его женщинами. Я поехал в Англию и получил деньги от компании «Дэвисов эль» лишь потому, что старикан желал знать, здорова ли Юлейли, хороша ли собой, хотел посмотреть на меня, когда я буду рассказывать про Пола. К тому времени, когда я прибыл в Лондон, Дэвис, ясное дело, уже лежал в гробу в белых тапках. Меня встретил старый Миклош Тейлор с улыбкой до ушей. Законники только что сообщили ему, что наследники Барнабаса Дэвиса намерены тратиться на расследования до победного конца. До той минуты, когда я перешагнул порог конторы Миклоша Тейлора, мы не встречались, однако Тейлор заключил меня в объятия, ущипнул за щеку, назвал «братом». Вы, верно, знаете, после дела Дэвиса он ушел в отставку и до конца дней своих жил на широкую ногу, и все из-за раздутых счетов, оплаченных из сундуков мертвеца.
Само собой, его детективы ни в чем не знали отказа. Дэвис превыше всего; чего бы мы ни попросили – нам давали вдвое больше. Потенциальные рогоносцы, растратчики и неверные супруги терпеливо ждали своей очереди – Тейлор хотел убедиться, что все концы этого дела обнаружены, собраны воедино, переплетены и позолочены. Представленный поверенным и переправленный душеприказчикам окончательный рапорт, за который Тейлор выставил отдельный счет, содержал в себе 2500 страниц с фотографиями, жизнеописаниями ублюдков всех национальностей, записями их разговоров с детективами, картами, на которых отмечалось их местоположение, извещениями о принятии условий договора, свидетельствами о смене имени и все такое прочее. Можете представить себе часть рапорта про покойного Колдуэлла.
Подробности будут в свое время. Сначала – следующая наша беседа. Каково? Что скажете? Наше интервью, как бы ваше и мое, а, Мэйси? Вы могли бы досочинить историю, выступить участником нашего предприятия. Могли бы стать моим Ватсоном, собратом по действию, не только по перу. Не по каждому действию, это будет нереалистично. И не станем забывать, ради кого читатель купит книгу. Без обид? И все же – помощник, тот, кто задает мне вопросы, кому я смогу объяснить мой ход мысли, мой дедуктивный метод, чтобы читающий поспевал за нами на самых крутых поворотах. Да, в этом что-то есть. Посмотрим, как пойдет.
Лондон добыл про капитана Марлоу новые сведения и организовал мне визит к его родителям. Для начала мы с вами изучим полученную информацию, резюме из доступных документов военного ведомства и фактов, о которых сообщила пара местных тейлоровских ищеек, нанятых для экономии моего времени:
Капитан Хьюго Сент-Джон Марлоу на четыре дня покинул военный лагерь в Каире 12 ноября 1918 года. 16 ноября он не вернулся. Предпринятые 18 ноября поиски результатов не дали. Опрошенные офицеры и солдаты ничего существенного не сообщили. В марте 1919 года местные жители попросили награду за найденные ими личные знаки кап. Марлоу и капрала П. Б. Колдуэлла (АИА), а также винтовку «ли-энфилд» калибра.303 (АИА). Туземцы сообщили, что нашли все это возле Дейр-эль-Бахри. Новый опрос не выявил какой-либо связи между капитаном Марлоу и капралом Колдуэллом, хотя из бумаг АИА следует, что кап. Марлоу проявил исключительную инициативу, дважды рекомендовал кап. Т. Дж. Лихи (АИА), командиру роты Колдуэлла, повысить последнего в звании.
– Что бы вы сказали по сему поводу? – спросил я. Мы сидели в обитых плюшем комнатах «Международных расследований Тейлора». (Добро пожаловать в повествование, Мэйси!)
– Ничего не могу сказать. Неясно, за что ухватиться, мистер Феррелл, – сказал мой молодой американский помощник. – В высшей степени загадочное дело.
– Таковым оно и останется, покуда нам не явится вся правда в своей кристальной чистоте – и не исчезнет подлый обман!
Что нам точно известно: у нашего Колдуэлла были какие-то отношения с британским капитаном, а тот совал нос в австралийские дела и дважды способствовал повышению Колдуэлла в звании. В отпуск они убыли вместе. И исчезли вместе. И умерли тоже, видимо, вместе.
Я отправился в Кент, в мрачную обитель беспокойных, затрапезного вида родителей капитана Марлоу. На станции меня встретили, привезли к входу для слуг их загородного дома и провели по черной лестнице в маленькую библиотеку, где в молчании сидела чета Марлоу. Пышноусый, необычайно маленького роста отец все время молчал. Вяло пожав мне руку без всякого приветствия, он уселся перед письменным столом и сложил руки на коленях. Смотрел он в основном в пол, и лишь когда я объяснял, что провожу частное расследование с целью выяснить в том числе обстоятельства исчезновения его сына, поднимал глаза, будто наконец готов встретиться со мной взглядом, но смотрел сквозь меня – и переводил взгляд на потолок. Когда я задавал вопрос, жена сначала смотрела на мужа, потом, когда становилось ясно, что он будет молчать, переключалась на меня и отвечала как могла быстро, обращаясь при этом к моим голеням. Я быстро понял, что есть англичане, которые ведут себя с австралийцами только так и не иначе.
Марлоу, конечно, получили официальное извещение из Британской армии. Ни тела, чтобы похоронить, ни объяснений, как именно погиб их сын. Они пытались что-то выяснить – в армии служил еще один их отпрыск, а дочка вышла замуж за военного. В итоге они знали то же, что и я. Писал ли им капитан Марлоу из Египта? Да. Упоминал ли о дружбе с австралийским солдатом, капралом Колдуэллом? Мать смутилась, а отец перед тем, как посмотреть на потолок, даже коротко хохотнул, точно гавкнул, явно намекая на мой акцент и на то, что рядовой и сержантский состав австралийских войск навряд ли социально привлекателен. Знали они, что оружие и личный знак капрала Колдуэлла были обнаружены вместе с оружием и знаком капитана Марлоу? Они ошарашенно молчали, качая головами. Говорит ли им о чем-то название «Дейр-эль-Бахри»? Ни о чем. Зачем бы капитану Марлоу после перемирия брать четыре дня увольнительной и отправляться к черту на кулички? Это-то ясно: археология.
Интригующий ответ, не так ли, Мэйси? Капитан Марлоу, сказали мне, изучал в Оксфорде археологию и египтологию. Будучи студентом, он весьма преуспел в науках и надеялся после войны вернуться к ученым занятиям. Назначение в Египет весьма его обрадовало. Есть ли у капитана Марлоу в Оксфорде друзья, с которыми я мог бы переговорить? Да, Беверли Квинт, они пару семестров делили комнату. «А еще этот странный тип…» Умолкнув на полуслове, мать взглянула на отца. Марлоу-старший передернул плечами, повернулся на стуле и из верхнего ящика письменного стола достал большой коричневый открытый конверт. С отвращением передал конверт мне. Письмо послали чете Марлоу из Гарвардского университета в Америке, внутри лежала тоненькая книжица: «Коварство и любовь в Древнем Египте». Экземпляр подписан, на форзаце я нашел строки, выведенные синими чернилами авторучки восточноамериканского происхождения (я изучал чернила и ручки всю свою жизнь, думаю, мои познания меня не подвели): «13 августа 1920 года. Приапу и Сапфо Марлоу, которые отлично знают, как важен был для меня Хьюго, мой драгоценный университетский и армейский друг, вдохновение жизни и смерти. С теплыми воспоминаниями о светлых временах, проведенных в вашем уютном гостеприимном доме, от вашего „второго сына“, Р. М. Трилипуша». (Мои поздравления и благодарность, Мэйси, за ваше терпение. Как и было обещано, мой развратный пивовар привел нас к первому жениху вашей тети.)
– Очень трогательно, по-моему, – сказал я без тени улыбки молчаливым Марлоу. – Вы говорили с вашим другом мистером Трилипушем после того, как исчез капитан Марлоу?
Отец посмотрел на свои руки, мать покачала головой. Я продолжал наступать вслепую:
– Возможно, он мог бы пролить свет на жизнь и кончину вашего сына…
– Мы его не знаем, – сказала мать.
– Вы хотели бы, чтобы я поговорил с ним вместо вас?
– Вы меня неправильно поняли, мистер Феррелл. Я хочу сказать, что мы никогда его не видели, хотя Хьюго из Оксфорда часто про него писал.
– Я в растерянности, мэм. Что он имел в виду под словами «второй сын»?
– Мы понятия не имеем, – сказала она.
– Хьюго никогда вам его не представлял?
– Никогда.
– И он не жил «в вашем уютном гостеприимном доме»?
– Точно не жил.
– А эта книга?..
После долгой паузы миссис Марлоу наконец еле слышно вымолвила:
– Мерзость. – Она сглотнула. – А в предисловии он пишет, что Хьюго ему помогал.
– Кроме того… – Звук был странный и удивительный – крошечный Приап Марлоу впервые заговорил. – Кроме того, эти имена… Нас зовут по-другому.
Жена молча кивнула в знак согласия.
– Я склоняюсь к мысли, что, возможно, могу быть чем-то вам полезен, – сказал я.
Отец принялся жевать свой заостренный ус.
Загадки громоздятся друг на дружку, Мэйси. Дело Дэвиса расползалось по земному шару, и мы должны задать главный вопрос, вечно терзающий умного детектива, который пытается очертить и ограничить поле наблюдения: не заблудились ли мы в фактах, не имеющих к делу никакого отношения? Или мы просто держим ушки на макушке, надеясь, что услышим наконец всю правду о покойном Поле Колдуэлле? А еще мы должны найти ответы на вопросы новых клиентов, которые сейчас сбиты с панталыку, но в будущем могут принести наибольшую выгоду – скорбящих родителей Хьюго Марлоу, желающих понять, что сталось с их дорогим сыном. У нас много дел, Мэйси, а потому – хватит развлекаться в Лондоне, прочь коктейли, попрощайтесь с красотками и становитесь моим помощником; игра началась! (Сколько вам лет в этих записках, коли учесть, что вы тогда еще не родились? Я бы предпочел, чтобы вы были неопытным самонадеянным щенком лет двадцати. Вы восхищаетесь моей дедукцией и питаете слабость к дешевым эффектам и негритянскому джазу.)
В общем, я вас отрезвил, и вы отправились в Оксфорд выполнять мои поручения, а я тем временем отыскал и расспросил нескольких лондонцев, служивших вместе с капитаном Марлоу. И что же сказали эти рубаха-парни, пока мы распивали «Дэвисов эль» в местных пабах? Что они слыхом не слыхивали про Трилипуша или Колдуэлла и что Марлоу был кабинетным служакой и допрашивал пленных.
Дожидаясь, пока вы вернетесь из Оксфорда с добрыми вестями в клюве, я нанес визит Беверли Квинту. Да, невзирая на имя, это все-таки мистер Беверли Квинт. Интересно, что себе думали его родители?
Я обнаружил, что Беверли Квинт, оксфордский друг нашего капитана Марлоу, живет в Лондоне; зарабатывал он, без сомнения, более чем скромно, однако жизнь вел по большому счету необременительную. Вот вам, Мэйси, совет: когда будете переписывать, пожалуй, стоит добавить драматическую деталь – вы в Оксфорде делаете решающее открытие (занимая в литературной версии мое историческое место) ровно в тот момент, когда я нахожусь в извращенно восточной приемной в квартире Беверли Квинта в Олбани. Вы спрашиваете древнего архивариуса с ушами в шерсти: «Вы уверены?..» – ровно тогда, когда я спрашиваю надменного жеманника мистера Квинта:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
В их соглашении, Мэйси, не было ничего сложного, хотя претворить его в жизнь было несколько затруднительно. Пол желал, чтобы его отправили в Австралийскую имперскую армию в Египет, а еще он хотел оставаться в Египте до тех пор, пока оттуда не уйдет АИА. Никаких Галлиполи и Люксембургов, большое спасибо. Он хотел мотать срок в Египте, и нигде больше. Он сказал Далквисту, что может читать по-египетски и знает тамошнюю географию не хуже австралийской, и еще – что в заведении Хойта научился держаться в седле. В обмен он сдает брата и сестру Барри с друзьями. Конечно, имена он назвал не сразу. Пол рассказал в общих чертах про то, что Далквисту предстояло отыскать, тот поверил, сговорился, упирая на государственные интересы, с военными и добился того, чего желал его бесценный осведомитель. Пол между тем коротал время в сиднейской тюрьме и ни с кем не виделся. Получив письменные гарантии, он начал выкладывать детали. Бомбы под половицами. Список жертв террористов. Имена заговорщиков. Похитители детей. Состоящие в кровосмесительной связи библиотекари, развращающие молодежь.
– Не все на поверку оказалось правдой, но я не жалуюсь, – сказал мне инспектор. – Колдуэлл слово сдержал, я тоже. Через неделю после арестов он уже был на борту десантного корабля. Это значит – летом, то бишь в декабре тысяча девятьсот шестнадцатого.
Иные газеты называли Далквиста героем в 16-м году и идиотом в 17-м, а он продолжал делать свое дело. Он остановил бомбиста-анархиста, и его особо не волновало, что пришлось заплатить шквалом отречений, невнятных правительственных оправданий и отмененных судов.
Вы служили в армии, Мэйси? Воевали в Корее или еще где? Я был староват, чтобы хвататься за оружие и идти добровольцем на эту нашу Великую войну. Почти все наши парни тогда поехали в гости к туркам-придуркам, чтобы от имени австралийцев задать им перцу при Галлиполи. И дурацкий турецкий берег окрасился их кровью – за-ради Сербии, коли я правильно себе уяснил. Не за-ради меня, спасибо, не за-ради даже Пола Колдуэлла, как нам теперь ясно. Коли ты не повидал Суэц, Иерусалим и Галлиполи, Египет образца 1917 года покажется безопасным местечком. Он, конечно, ехал не войны ради, но любви. Ему удалось воплотить в жизнь то, что пареньку из сиднейских трущоб и присниться не могло: он плыл в страну своей мечты. Что он там думал найти – так сразу и не скажу, но умирать за это, по-моему, не стоило. Задним числом я бы посоветовал ему выбрать тюрьму, тогда он хотя бы остался в живых.
К июлю 22-го года я искал следы потерявшегося много лет назад сиднейского наследника Барнабаса Дэвиса уже несколько недель. Я особо не надеялся, что дело как-то раскрутится. За легкую, неопасную работенку меня в один прекрасный платежный день должны были вознаградить. Я телеграфировал в Лондон длинный рапорт про то, что хорошего и плохого было в Поле Колдуэлле. Мой последний собеседник, ежели вы не вникли, утверждал, что Пол от имени короны боролся с наступающим на Содружество коммунизмом. Я отметил (честно сказать, недоговаривая), что Пол, скорее всего, мертв. Однако, писал я, имеется возможность разузнать про то, как Пол воевал, опросив его однополчан и офицеров, ежели это интересует Барнабаса Дэвиса. И коли окажется, что Пол герой, поверенные Дэвиса могут поменять имя Колдуэлла посмертно, а то и наградить его медалью или объявить благодарность на новую фамилию – ежели Дэвис пожелает кого надо подмазать. Не знаю зачем, скорее шутя, чем всерьез, я упомянул, что теперь самая пора взяться за английскую часть расследования, было бы здорово поговорить с семьей и коллегами капитана Марлоу, пропавшего вместе с нашим пареньком и двигавшего его по службе.
Я полагал, что лондонское головное управление скажет «спасибо», заплатит деньги – и все. Я думал, может, они мне заплатят, ежели я составлю что-то наподобие инструкции для другого тейлоровского детектива, которому в Англии поручат встретиться с людьми, про которых я напишу. Но четыре дня спустя я получил по кабелю обескураживающий ответ:
«УПОЛНОМОЧИВАЕМ НЕМЕДЛЕННО ЕХАТЬ АНГЛИЮ РАСХОДЫ ОПЛАЧИВАЮТСЯ ДЕЛУ ДЭВИСА».
Все это, скажу я вам, было очень странно. Новости меня, безусловно, порадовали: и мир посмотрю, и деньгу зашибу, и работа будет – не бей лежачего, но интересная. Но зачем это все нужно? Ищеек в Англии у «Международных расследований Тейлора» хватало. Спрашивается, на кой платить мне и тащить меня на край света? Расходы будут явно выше той суммы, с которой Барнабас Дэвис готов расстаться, дабы убедить Пола Колдуэлла стать Полом Дэвисом.
Я раздумывал над этим две недели, пока ждал корабль, я размышлял, пока болел, потом до ужаса скучал, потом снова болел на пути из Сиднея в Мельбурн, оттуда в Аделаиду, Фримантл, Аден, Александрию, на Мальту и в Ливерпуль. Все путешествие я промаялся от болезни и растерянности (нужно отдать старому Дэвису должное: до самого финала путешествовал я, ежели то было возможно, с комфортом). Я ничего не понимал до прибытия в Англию, то бишь 12 декабря 1922 года, и мне уже было все равно. Выяснилось, что дело проще некуда: Барнабас Дэвис желал встретиться со всеми своими детективами, с каждым, кто виделся с его детьми или его женщинами. Я поехал в Англию и получил деньги от компании «Дэвисов эль» лишь потому, что старикан желал знать, здорова ли Юлейли, хороша ли собой, хотел посмотреть на меня, когда я буду рассказывать про Пола. К тому времени, когда я прибыл в Лондон, Дэвис, ясное дело, уже лежал в гробу в белых тапках. Меня встретил старый Миклош Тейлор с улыбкой до ушей. Законники только что сообщили ему, что наследники Барнабаса Дэвиса намерены тратиться на расследования до победного конца. До той минуты, когда я перешагнул порог конторы Миклоша Тейлора, мы не встречались, однако Тейлор заключил меня в объятия, ущипнул за щеку, назвал «братом». Вы, верно, знаете, после дела Дэвиса он ушел в отставку и до конца дней своих жил на широкую ногу, и все из-за раздутых счетов, оплаченных из сундуков мертвеца.
Само собой, его детективы ни в чем не знали отказа. Дэвис превыше всего; чего бы мы ни попросили – нам давали вдвое больше. Потенциальные рогоносцы, растратчики и неверные супруги терпеливо ждали своей очереди – Тейлор хотел убедиться, что все концы этого дела обнаружены, собраны воедино, переплетены и позолочены. Представленный поверенным и переправленный душеприказчикам окончательный рапорт, за который Тейлор выставил отдельный счет, содержал в себе 2500 страниц с фотографиями, жизнеописаниями ублюдков всех национальностей, записями их разговоров с детективами, картами, на которых отмечалось их местоположение, извещениями о принятии условий договора, свидетельствами о смене имени и все такое прочее. Можете представить себе часть рапорта про покойного Колдуэлла.
Подробности будут в свое время. Сначала – следующая наша беседа. Каково? Что скажете? Наше интервью, как бы ваше и мое, а, Мэйси? Вы могли бы досочинить историю, выступить участником нашего предприятия. Могли бы стать моим Ватсоном, собратом по действию, не только по перу. Не по каждому действию, это будет нереалистично. И не станем забывать, ради кого читатель купит книгу. Без обид? И все же – помощник, тот, кто задает мне вопросы, кому я смогу объяснить мой ход мысли, мой дедуктивный метод, чтобы читающий поспевал за нами на самых крутых поворотах. Да, в этом что-то есть. Посмотрим, как пойдет.
Лондон добыл про капитана Марлоу новые сведения и организовал мне визит к его родителям. Для начала мы с вами изучим полученную информацию, резюме из доступных документов военного ведомства и фактов, о которых сообщила пара местных тейлоровских ищеек, нанятых для экономии моего времени:
Капитан Хьюго Сент-Джон Марлоу на четыре дня покинул военный лагерь в Каире 12 ноября 1918 года. 16 ноября он не вернулся. Предпринятые 18 ноября поиски результатов не дали. Опрошенные офицеры и солдаты ничего существенного не сообщили. В марте 1919 года местные жители попросили награду за найденные ими личные знаки кап. Марлоу и капрала П. Б. Колдуэлла (АИА), а также винтовку «ли-энфилд» калибра.303 (АИА). Туземцы сообщили, что нашли все это возле Дейр-эль-Бахри. Новый опрос не выявил какой-либо связи между капитаном Марлоу и капралом Колдуэллом, хотя из бумаг АИА следует, что кап. Марлоу проявил исключительную инициативу, дважды рекомендовал кап. Т. Дж. Лихи (АИА), командиру роты Колдуэлла, повысить последнего в звании.
– Что бы вы сказали по сему поводу? – спросил я. Мы сидели в обитых плюшем комнатах «Международных расследований Тейлора». (Добро пожаловать в повествование, Мэйси!)
– Ничего не могу сказать. Неясно, за что ухватиться, мистер Феррелл, – сказал мой молодой американский помощник. – В высшей степени загадочное дело.
– Таковым оно и останется, покуда нам не явится вся правда в своей кристальной чистоте – и не исчезнет подлый обман!
Что нам точно известно: у нашего Колдуэлла были какие-то отношения с британским капитаном, а тот совал нос в австралийские дела и дважды способствовал повышению Колдуэлла в звании. В отпуск они убыли вместе. И исчезли вместе. И умерли тоже, видимо, вместе.
Я отправился в Кент, в мрачную обитель беспокойных, затрапезного вида родителей капитана Марлоу. На станции меня встретили, привезли к входу для слуг их загородного дома и провели по черной лестнице в маленькую библиотеку, где в молчании сидела чета Марлоу. Пышноусый, необычайно маленького роста отец все время молчал. Вяло пожав мне руку без всякого приветствия, он уселся перед письменным столом и сложил руки на коленях. Смотрел он в основном в пол, и лишь когда я объяснял, что провожу частное расследование с целью выяснить в том числе обстоятельства исчезновения его сына, поднимал глаза, будто наконец готов встретиться со мной взглядом, но смотрел сквозь меня – и переводил взгляд на потолок. Когда я задавал вопрос, жена сначала смотрела на мужа, потом, когда становилось ясно, что он будет молчать, переключалась на меня и отвечала как могла быстро, обращаясь при этом к моим голеням. Я быстро понял, что есть англичане, которые ведут себя с австралийцами только так и не иначе.
Марлоу, конечно, получили официальное извещение из Британской армии. Ни тела, чтобы похоронить, ни объяснений, как именно погиб их сын. Они пытались что-то выяснить – в армии служил еще один их отпрыск, а дочка вышла замуж за военного. В итоге они знали то же, что и я. Писал ли им капитан Марлоу из Египта? Да. Упоминал ли о дружбе с австралийским солдатом, капралом Колдуэллом? Мать смутилась, а отец перед тем, как посмотреть на потолок, даже коротко хохотнул, точно гавкнул, явно намекая на мой акцент и на то, что рядовой и сержантский состав австралийских войск навряд ли социально привлекателен. Знали они, что оружие и личный знак капрала Колдуэлла были обнаружены вместе с оружием и знаком капитана Марлоу? Они ошарашенно молчали, качая головами. Говорит ли им о чем-то название «Дейр-эль-Бахри»? Ни о чем. Зачем бы капитану Марлоу после перемирия брать четыре дня увольнительной и отправляться к черту на кулички? Это-то ясно: археология.
Интригующий ответ, не так ли, Мэйси? Капитан Марлоу, сказали мне, изучал в Оксфорде археологию и египтологию. Будучи студентом, он весьма преуспел в науках и надеялся после войны вернуться к ученым занятиям. Назначение в Египет весьма его обрадовало. Есть ли у капитана Марлоу в Оксфорде друзья, с которыми я мог бы переговорить? Да, Беверли Квинт, они пару семестров делили комнату. «А еще этот странный тип…» Умолкнув на полуслове, мать взглянула на отца. Марлоу-старший передернул плечами, повернулся на стуле и из верхнего ящика письменного стола достал большой коричневый открытый конверт. С отвращением передал конверт мне. Письмо послали чете Марлоу из Гарвардского университета в Америке, внутри лежала тоненькая книжица: «Коварство и любовь в Древнем Египте». Экземпляр подписан, на форзаце я нашел строки, выведенные синими чернилами авторучки восточноамериканского происхождения (я изучал чернила и ручки всю свою жизнь, думаю, мои познания меня не подвели): «13 августа 1920 года. Приапу и Сапфо Марлоу, которые отлично знают, как важен был для меня Хьюго, мой драгоценный университетский и армейский друг, вдохновение жизни и смерти. С теплыми воспоминаниями о светлых временах, проведенных в вашем уютном гостеприимном доме, от вашего „второго сына“, Р. М. Трилипуша». (Мои поздравления и благодарность, Мэйси, за ваше терпение. Как и было обещано, мой развратный пивовар привел нас к первому жениху вашей тети.)
– Очень трогательно, по-моему, – сказал я без тени улыбки молчаливым Марлоу. – Вы говорили с вашим другом мистером Трилипушем после того, как исчез капитан Марлоу?
Отец посмотрел на свои руки, мать покачала головой. Я продолжал наступать вслепую:
– Возможно, он мог бы пролить свет на жизнь и кончину вашего сына…
– Мы его не знаем, – сказала мать.
– Вы хотели бы, чтобы я поговорил с ним вместо вас?
– Вы меня неправильно поняли, мистер Феррелл. Я хочу сказать, что мы никогда его не видели, хотя Хьюго из Оксфорда часто про него писал.
– Я в растерянности, мэм. Что он имел в виду под словами «второй сын»?
– Мы понятия не имеем, – сказала она.
– Хьюго никогда вам его не представлял?
– Никогда.
– И он не жил «в вашем уютном гостеприимном доме»?
– Точно не жил.
– А эта книга?..
После долгой паузы миссис Марлоу наконец еле слышно вымолвила:
– Мерзость. – Она сглотнула. – А в предисловии он пишет, что Хьюго ему помогал.
– Кроме того… – Звук был странный и удивительный – крошечный Приап Марлоу впервые заговорил. – Кроме того, эти имена… Нас зовут по-другому.
Жена молча кивнула в знак согласия.
– Я склоняюсь к мысли, что, возможно, могу быть чем-то вам полезен, – сказал я.
Отец принялся жевать свой заостренный ус.
Загадки громоздятся друг на дружку, Мэйси. Дело Дэвиса расползалось по земному шару, и мы должны задать главный вопрос, вечно терзающий умного детектива, который пытается очертить и ограничить поле наблюдения: не заблудились ли мы в фактах, не имеющих к делу никакого отношения? Или мы просто держим ушки на макушке, надеясь, что услышим наконец всю правду о покойном Поле Колдуэлле? А еще мы должны найти ответы на вопросы новых клиентов, которые сейчас сбиты с панталыку, но в будущем могут принести наибольшую выгоду – скорбящих родителей Хьюго Марлоу, желающих понять, что сталось с их дорогим сыном. У нас много дел, Мэйси, а потому – хватит развлекаться в Лондоне, прочь коктейли, попрощайтесь с красотками и становитесь моим помощником; игра началась! (Сколько вам лет в этих записках, коли учесть, что вы тогда еще не родились? Я бы предпочел, чтобы вы были неопытным самонадеянным щенком лет двадцати. Вы восхищаетесь моей дедукцией и питаете слабость к дешевым эффектам и негритянскому джазу.)
В общем, я вас отрезвил, и вы отправились в Оксфорд выполнять мои поручения, а я тем временем отыскал и расспросил нескольких лондонцев, служивших вместе с капитаном Марлоу. И что же сказали эти рубаха-парни, пока мы распивали «Дэвисов эль» в местных пабах? Что они слыхом не слыхивали про Трилипуша или Колдуэлла и что Марлоу был кабинетным служакой и допрашивал пленных.
Дожидаясь, пока вы вернетесь из Оксфорда с добрыми вестями в клюве, я нанес визит Беверли Квинту. Да, невзирая на имя, это все-таки мистер Беверли Квинт. Интересно, что себе думали его родители?
Я обнаружил, что Беверли Квинт, оксфордский друг нашего капитана Марлоу, живет в Лондоне; зарабатывал он, без сомнения, более чем скромно, однако жизнь вел по большому счету необременительную. Вот вам, Мэйси, совет: когда будете переписывать, пожалуй, стоит добавить драматическую деталь – вы в Оксфорде делаете решающее открытие (занимая в литературной версии мое историческое место) ровно в тот момент, когда я нахожусь в извращенно восточной приемной в квартире Беверли Квинта в Олбани. Вы спрашиваете древнего архивариуса с ушами в шерсти: «Вы уверены?..» – ровно тогда, когда я спрашиваю надменного жеманника мистера Квинта:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51