Дойдет ли у нас до того, что Адам ради терапевтических целей предложит собраться всем четверым вместе? Я понимала, что, конечно, тот момент, когда у Адама готова вот-вот съехать крыша, не самый подходящий, для того чтобы огорошить его правдой, но почему-то была не в состоянии продолжать игру.
– Прости, – сказала я. – Не могу больше.
Одеяло замерло. Адам свирепо посмотрел на меня.
– В чем дело?
– Я никогда не занималась сексом с Беном. Мы с ним даже не целовались. И с Джейсоном тоже. Все это часть моего глупого плана.
Адам вытаращил глаза.
– О чем ты говоришь?
– В тот момент, когда я сказала «Я тебя люблю» и не услыхала ответного признания, я поняла, что твоя привязанность никогда не сравняется с моей. Я всегда буду любить тебя больше. А это мне претит. Потому что мне хотелось, чтобы ты испытывал ко мне такую же страсть, как и я к тебе. Вот я и придумала поцелуй, чтобы ты меня приревновал, а потом, когда ты сказал, что целовал Лору, мне пришлось сочинить что-нибудь поинтереснее, и я написала, что трахалась с Беном. Сара считает, что я должна тебя бросить. Она говорит, что я простофиля, раз остаюсь с тобой.
– Ты вовсе не простофиля.
– Нет, простофиля. Мне надо было тебя возненавидеть за то, что ты сделал.
– Ничего я не сделал.
– Что?
– Лора – лесбиянка. Она живет с подружкой уже два с половиной года.
«Святой Моисей!»
– Ты хочешь сказать, что тоже ее не целовал?
– Нет! Я сказал, что целовал ее, только тебе в отместку, уж очень мне стало обидно, что ты целовалась с Джейсоном! А когда я прочитал колонку «Берлога Лена», то решил сказать тебе, что якобы трахал Лору. Ведь если не дать тебе понять, что я тоже тебя обманываю, ты всегда будешь иметь надо мной преимущество.
– А я думала, ты не веришь в такие игры!
– В принципе не верю, но в жизни все по-другому.
Я на мгновение задержала на нем взгляд, пытаясь все это осмыслить, а потом мне в голову пришла жуткая мысль. А что, если даже это неправда? Вдруг Адам настолько опытный интриган, что изменил свою историю, когда я изменила свою, поскольку испугался, что я его брошу? Что, если он действительно мне изменил, а этот рассказ лишь очередная паутина лжи?
– Погоди минуту, – сказала я. – Чем докажешь, что сейчас ты говоришь правду?
– Неужели ты думаешь, что я в состоянии сочинить такую запутанную историю?
– Люди постоянно этим занимаются! Уж я-то знаю!
– Клянусь, что ничего не было!
– Почему я должна тебе верить?
– Можешь позвонить Лоре и спросить ее, лесбиянка ли она. Будет немного неловко объяснить ей, зачем тебе это понадобилось узнать, но ты сможешь.
Пристально на него посмотрев, я не заметила в его глазах лжи.
– Все нормально, – сказала я. – Не хочу никуда звонить.
Улыбнувшись, Адам притянул меня к себе, подтолкнул к кровати и стал целовать так, словно это была наша последняя ночь накануне мировой войны. Эти поцелуи были совсем не такие, как наши прежние – более страстные даже, чем в нашу первую ночь. Я не чувствовала ни малейшего отчуждения. Казалось, Адам теперь полностью принадлежит мне. Вдруг я ощутила во рту соленый привкус. Сначала я подумала, что это мои слезы, но потом поняла, что не плачу.
– Что с тобой? – испугалась я.
– Ничего страшного, – ответил он. – Просто мне стало невероятно легко. Я рад, что ты меня не обманывала. Эта колонка вызвала во мне такую ревность!
– Правда?
– Мне захотелось врезать этому типу по морде.
– Серьезно? – спросила я с ликованием.
– Да-а. Невыносимо стало при мысли, что потеряю тебя. От сознания, что ты была с кем-то другим, кроме меня. Я тебя обожаю. Я…
– Что? Что? Ты – что?
– Я… – Он сделал глубокий вдох. – Я… тебя юбью .
– Тебе что-то мешает во рту?
– Нет. Просто мне почему-то легче произнести это по-детски.
Не самый лучший любовный фильм десятилетия, но это только начало. Адам произнес эти слова, сильно запинаясь, но все-таки произнес их. Мы снова поцеловались, и он сжал меня так сильно, что я почувствовала, как хрустнули мои позвонки. Я уставилась на него и в первый раз не заметила в его глазах страха. Я увидела только любовь. То есть «юбовь». И это была не та дикая, безрассудная страсть, которая могла вспыхнуть только из-за того, что я сыграла с ним шутку. Это была настоящая, искренняя любовь: ведь Адам понял, каково ему будет остаться без меня, и испугался. Он любил меня ради меня самой, а не благодаря моей лжи.
Не один год ждала я момента, когда увижу именно такой взгляд в мужских гляделках; но теперь, когда это наконец произошло, я испугалась, что сейчас меня по плечу постучит какой-нибудь джинн и скажет, что это жизнь другой девушки, мол, нас перепутали в центре желаний, и мне случайно досталась ее жизнь. Но этого не случилось. Какой бы растерянной я в то мгновенье ни казалась, любовь никуда не исчезла. Я разревелась, но едва успокоилась, как заплакал Адам.
– Наш плач смахивает на пинг-понг, – сказал он.
В лучшем любовном фильме десятилетия мы в этот момент, наверное, занялись бы любовью в классической позиции под нарастающие звуки тошнотворной песни Фила Коллинза. Не знаю, может, Адам и испытывал сильный зуд в яичках после прерванного сеанса под одеялом, но он не предложил мне заняться сексом, да мне этого и не хотелось. Мы просто долго лежали обнявшись, пока наконец не уснули.
10
Утром мы отправились завтракать в «Осень». Мы откладывали в сторону газеты, чтобы полизаться и поприжиматься друг к другу, как и все прочие парочки в кафе, которым я прежде издали завидовала. Но во время очередного поцелуя я громко пукнула, и Адам молча поднялся и пошел через зал к одному из столов. Тогда я поняла, что мы никогда не будем в точности такими, как остальные парочки.
Вернувшись домой из кафе, я нашла на автоответчике сообщение от Тернера.
«Позвони мне как можно скорее, – просил он. – Я в офисе».
Я набрала его номер.
– Ты можешь приехать прямо сейчас? – спросил он.
– Конечно. А в чем дело?
– Это не телефонный разговор.
Такие слова обычно не предвещают ничего хорошего.
Когда я пришла в кабинет Тернера, он сразу повел меня к Дженсену. Мы сели на диван напротив главного редактора. Теперь оба его глаза казались косыми.
– Сегодня утром мне позвонили домой по довольно неприятному делу. – Сказал он. – Некий мистер Ричард Сэнд, адвокат Бена Уэйнстейна. Уэйнстейн утверждает, что твоя последняя колонка частично сфабрикована. Он говорит, что, хотя вы действительно встретились с ним на вечеринке, на самом деле никакого секса не было. В сущности, он живет с девушкой, которая уезжала на те выходные, когда вы познакомились. Вчера его подружка вернулась и, прочтя твою колонку, вычислила парня по фирменной футболке «Эпкот Сента» и по фильму «Париж, Техас». Естественно, она разъярилась. Бен пытался объяснить ей, что все это выдумка, но она не поверила. В результате он позвонил своему папочке, брокеру Эмерсону Уэйнстейну. Папочка нанял адвоката Сэнда, и теперь они угрожают предъявить нам иск за клевету, если мы не напечатаем опровержения. Что происходит?
Я могла бы и сообразить, что не надо связываться с этим продувным маленьким паршивцем. Просто не верилось, что меня так здорово облапошили. Я купилась на искренность этого мальчика-пупсика. И теперь мне ничего не оставалось, кроме как исповедаться. Я медленно перевела взгляд с Дженсена на Тернера, вздохнула и принялась рассказывать им скучную правду: вечеринка, бар, сосание пальца, приглашение Бена, мой отказ и поездка домой на такси. В ходе моего повествования их головы склонялись все ниже и ниже.
– Зачем ты это сделала? – спросил Тернер, когда я умолкла.
– У меня есть уважительная причина! – вспылила я.
– Хотелось бы услышать.
– Я жутко сомневалась в преданности Адама и решила, что надо сделать так, чтобы он меня приревновал! Но я не смогла заставить себя по-настоящему обмануть его, вот и придумала историю!
– Это и есть уважительная причина? – с гневом произнес Дженсен.
– Да.
– Ты хоть понимаешь, что поставлено на карту из-за твоих экстремальных игр второкурсницы? Из-за этого нам, возможно, придется закрыть газету!
– Я…
– А как насчет других твоих колонок? Ты врала еще где-нибудь? – спросил Тернер.
– Я по существу не врала. Может, преувеличивала.
– Разве мы не дали тебе понять с самого начала, что ты должна писать правду?
– Мужики, только не говорите мне, что вы действительно принимали все написанное мной за чистую монету! Не бывает таких развратных девчонок!
– А мы считали тебя такой! – заорал Дженсен. – Зачем, по-твоему, мы тебя наняли?
– Я…
– Ну и в какой степени ты преувеличивала все с самого начала?
Я вдруг запаниковала. Может, лучше молчать? Именно так вели себя преступники в фильмах про полицейских. Все это начинало смахивать на сцену допроса. Дженсен был плохим полицейским, а Тернер – хорошим.
– Не знаю, стоит ли вам рассказывать, – засомневалась я.
– Все сильно усложнится, если ты нам не поможешь, – сказал Дженсен.
Я ждала, когда он схватит меня за волосы и шмякнет головой об стол.
– Мне жаль, – сказала я, – но больше вы от меня ничего не услышите.
– Прекрасно, – заявил Дженсен, вставая и нервно дергаясь. – Ты уволена.
Впервые за двадцать два года я лишилась дара речи. Я тупо кивнула, пытаясь сохранить на лице спокойствие, и пошла в сторону лестницы.
Едва спустившись в вестибюль, я завыла. У меня отнимали единственную стоящую вещь, ради которой имело смысл влачить двойное существование, и все из-за этой ревнивой сучки, подружки Бена Уэйнстейна! Что за бред? Его симпатия казалась такой искренней. Он даже дал мне свой телефон. Вытащив коробок, я помчалась по улице к таксофону и набрала номер. Сработала голосовая почта.
«Вы позвонили Бену Уэйнстейну, – говорил он. – Я сейчас либо отошел от своего стола, либо отвечаю на другой звонок. Оставьте свое сообщение, и я вам перезвоню». Бог ты мой, да он дал мне свой рабочий номер! До чего трусливый и хитрый подонок! Слава Богу, я с ним не трахнулась!
Я медленно пошла по Бродвею в сторону станции метро «Эф» и, сев в поезд, заметила девушку моего возраста с сумкой через плечо – она читала «Уик». Я пододвинулась к ней поближе, чтобы лучше рассмотреть. Девушка читала «Берлогу Лена». Рот ее слегка приоткрылся, а на лице одновременно читались испуг и веселье.
Мне захотелось перекинуть ее через плечо и притащить в кабинет Дженсена, чтобы он убедился в том, какую огромную ошибку совершает. Неужели он не понимает, сколько читателей потеряет? Я заставляла людей смеяться! Я заставляла их чувства бить струей! Не будь меня, всем молодым городским хипстерам пришлось бы рыться в стоящих под кроватями пыльных коробках из-под обуви, чтобы извлечь оттуда давно забытые источники порнухи. Девчонки станут отряхивать пыль с потрепанных экземпляров «Маленьких птичек» Анаис Нин, «Навсегда…» Джуди Блум и «Моего тайного сада», а мальчишки вернутся к своим «Хаслерам» и «Пентхаусам». Парням, подтиравшим моей колонкой задницы, ничего не останется, кроме как покрываться коркой, а тем, кто использовал «Уик» в качестве мишени для выброса семени, придется вернуться к пятнанию стен.
Население города в целом станет более подавленным и напряженным, пары вернутся к никудышному сексу, которым они занимались до «Беги, хватай, целуй», потому что мужчины не смогут больше фантазировать на мой счет, трахая своих любовниц, а извращенцы снова примутся изводить женщин, вместо того чтобы отправляться домой и читать мою колонку. Войдут в раж неугомонные грабители, стремительно возрастет уровень преступности, и весь город снова превратится в преисподнюю, как это было до моего появления.
Придя домой, я позвонила Адаму.
– Бред какой-то! – сказал он. – Неужели они не понимают, что все обозреватели всегда приукрашивают?
– Боюсь, что не понимают.
– Но ведь ты…
– Величайшая порнописательница со времен Миллера? Знаю.
– Я собирался сказать: «Одна из основных причин, почему люди вообще читают эту газету».
– О-о!
– Думаю, это не самая страшная вещь на свете. Перемена может пойти тебе на пользу. Мадонна раз в несколько лет придумывает себе новый имидж. Теперь и у тебя появился шанс это сделать.
– И какой, по-твоему, я должна теперь придумать себе имидж? Внештатная лжесвидетельница?
– Можешь заниматься чем угодно. Подожди немного. У меня такое чувство, что все должно скоро устроиться.
А у меня такого чувства не было.
Окончив разговор с Адамом, я позвонила родителям за город. Ответил папа, которому я и сообщила новость.
– Должен тебе сказать, – начал он, – что, как бы я ни злился на этих бумагомарак, я покривил бы душой, говоря, что не испытываю облегчения.
– Что ты имеешь в виду?
– Во-первых, я страшно рад, что ты не обманывала Адама. Мы с мамой боялись, что ты разрушишь ваши отношения. Во-вторых, мы все здорово от этого выигрываем. Мне не будет больше докучать Ларри Стенли. Мама снова сможет посещать собрания Лиги израильских женщин. А друзья Зака перестанут обзывать его братом шлюхи.
– Приятно слышать, что вы поддерживаете меня в беде.
– Не думаю, что тебе будет трудно устроиться на новую работу. У тебя удивительная способность сплавлять воедино дешевку с выдумкой. Не хочешь попробовать свои силы в рекламе?
Потом я позвонила Саре.
– Я уже знаю, – сказала она.
– Откуда?
– Только что звонил этот гад. Просил меня назвать настоящие имена всех парней, о которых ты писала, чтобы он мог с ними связаться.
– И ты назвала?
– Нет. Я сказала: «Пососи мой клитор. Если вы собираетесь сжечь ее заживо, то уж обойдитесь как-нибудь без моего участия».
– Ты так и сказала?
– Ну, честно говоря, я назвала другую часть тела.
– Что он, по-твоему, собирается делать?
– Скорее всего, обойдет все упомянутые тобой бары и будет расспрашивать постоянных посетителей. Пока не расшифрует твои псевдонимы. Что не слишком-то сложно.
– Ты действительно думаешь, что он способен так унижаться?
Сара не ответила.
Вскоре ко мне на автоответчик пришло несколько странных сообщений.
Чарлтон оставил такое: «Я просто рассказал все, как оно было. Пришлось. Надеюсь, это не значит, что мы не можем остаться… друзьями».
Коринна: «Мне очень жаль, но что я могла сделать?».
Джейсон: «Хотел бы я, чтобы это было правдой».
И Эван: «Я был рад прояснить ситуацию. Я лгал, когда говорил Саре, что твоя колонка меня не волнует. Волнует, да еще как».
В полдень в среду мы с Сарой дружно отправились к ящику «Уик» на углу, взяли два экземпляра газеты и пошли в сторону вокзала Гранд-Сентрал. Я подумала, что такой случай требует роскошной обстановки. Купив сэндвичи и содовую в закусочной на вокзале, мы устроились напротив стены под высоченным потолком и раскрыли газеты.
ОТ ИЗДАТЕЛЕЙ
В своей колонке «Беги, хватай, целуй», озаглавленной «Берлога Лена» (12 марта 1997 г.), Ариэль Стейнер пишет, что познакомилась на вечеринке с молодым человеком, пошла с ним в бар «Коуд», а потом поехала к нему домой, где у них была физическая близость. Это сфабриковано. Хотя Стейнер действительно присутствовала на вечеринке в пятницу 7 марта 1997 г., познакомилась там с парнем по имени Бен Уэйнстейн и отправилась с ним в бар «Коуд» поболтать, но они вовсе не занимались сексом. Правда, Уэйнстейн ненадолго засунул свой большой палец Стейнер в рот, пока они сидели в баре на диванчике, но это было единственное проникание, имевшее место за весь вечер. И хотя у Уэйнстейна действительно висит над кроватью постер из документального фильма «Не оглядывайся», Стейнер никак не могла об этом узнать, поскольку ни разу не переступала порога квартиры, где он живет со своей подружкой Дженнифер Джеймс (они вместе уже полтора года), которая в те выходные навещала свою сестру Шейлу в Акроне.
С субботы 15 марта Стейнер уволена с должности обозревателя «Сити Уик». Мы изымаем номер с «Берлогой Лена» из печати, принося свои самые искренние извинения за любые неприятности и неудобства, которые эта публикация могла доставить мистеру Уэйнстейну и мисс Джеймс. Мы начали расследование для определения степени достоверности последних колонок Стейнер и в этой связи можем поделиться с вами следующей информацией. Как минимум три из них за последние полгода с небольшим – «Рокер» (13 ноября 1996 г.), «Порнуха» (4 декабря 1996 г.) и «Поцелуй» (5 марта 1997 г.) – были частично сфабрикованы. По меньшей мере, еще три – «Розовые руки лесбиянки» (11 декабря 1996 г.), «Голубая ленточка» (18 декабря 1996 г.) и «Последний глоток от души» (1 января 1997 г.) – оказались сфабрикованы полностью.
Приносим свои извинения всем тем, кто в колонках Стейнер был представлен в ложном свете. В настоящее время мы реорганизуем отдел проверки фактов, чтобы избежать повторения подобной ситуации в будущем. Еще раз выражаем наше сожаление.
Стивен Дженсен IV, главный редактор,
Уильям X. Тернер, заместитель главного редактора.
Я в полуобморочном состоянии боком сползла на мраморный пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Прости, – сказала я. – Не могу больше.
Одеяло замерло. Адам свирепо посмотрел на меня.
– В чем дело?
– Я никогда не занималась сексом с Беном. Мы с ним даже не целовались. И с Джейсоном тоже. Все это часть моего глупого плана.
Адам вытаращил глаза.
– О чем ты говоришь?
– В тот момент, когда я сказала «Я тебя люблю» и не услыхала ответного признания, я поняла, что твоя привязанность никогда не сравняется с моей. Я всегда буду любить тебя больше. А это мне претит. Потому что мне хотелось, чтобы ты испытывал ко мне такую же страсть, как и я к тебе. Вот я и придумала поцелуй, чтобы ты меня приревновал, а потом, когда ты сказал, что целовал Лору, мне пришлось сочинить что-нибудь поинтереснее, и я написала, что трахалась с Беном. Сара считает, что я должна тебя бросить. Она говорит, что я простофиля, раз остаюсь с тобой.
– Ты вовсе не простофиля.
– Нет, простофиля. Мне надо было тебя возненавидеть за то, что ты сделал.
– Ничего я не сделал.
– Что?
– Лора – лесбиянка. Она живет с подружкой уже два с половиной года.
«Святой Моисей!»
– Ты хочешь сказать, что тоже ее не целовал?
– Нет! Я сказал, что целовал ее, только тебе в отместку, уж очень мне стало обидно, что ты целовалась с Джейсоном! А когда я прочитал колонку «Берлога Лена», то решил сказать тебе, что якобы трахал Лору. Ведь если не дать тебе понять, что я тоже тебя обманываю, ты всегда будешь иметь надо мной преимущество.
– А я думала, ты не веришь в такие игры!
– В принципе не верю, но в жизни все по-другому.
Я на мгновение задержала на нем взгляд, пытаясь все это осмыслить, а потом мне в голову пришла жуткая мысль. А что, если даже это неправда? Вдруг Адам настолько опытный интриган, что изменил свою историю, когда я изменила свою, поскольку испугался, что я его брошу? Что, если он действительно мне изменил, а этот рассказ лишь очередная паутина лжи?
– Погоди минуту, – сказала я. – Чем докажешь, что сейчас ты говоришь правду?
– Неужели ты думаешь, что я в состоянии сочинить такую запутанную историю?
– Люди постоянно этим занимаются! Уж я-то знаю!
– Клянусь, что ничего не было!
– Почему я должна тебе верить?
– Можешь позвонить Лоре и спросить ее, лесбиянка ли она. Будет немного неловко объяснить ей, зачем тебе это понадобилось узнать, но ты сможешь.
Пристально на него посмотрев, я не заметила в его глазах лжи.
– Все нормально, – сказала я. – Не хочу никуда звонить.
Улыбнувшись, Адам притянул меня к себе, подтолкнул к кровати и стал целовать так, словно это была наша последняя ночь накануне мировой войны. Эти поцелуи были совсем не такие, как наши прежние – более страстные даже, чем в нашу первую ночь. Я не чувствовала ни малейшего отчуждения. Казалось, Адам теперь полностью принадлежит мне. Вдруг я ощутила во рту соленый привкус. Сначала я подумала, что это мои слезы, но потом поняла, что не плачу.
– Что с тобой? – испугалась я.
– Ничего страшного, – ответил он. – Просто мне стало невероятно легко. Я рад, что ты меня не обманывала. Эта колонка вызвала во мне такую ревность!
– Правда?
– Мне захотелось врезать этому типу по морде.
– Серьезно? – спросила я с ликованием.
– Да-а. Невыносимо стало при мысли, что потеряю тебя. От сознания, что ты была с кем-то другим, кроме меня. Я тебя обожаю. Я…
– Что? Что? Ты – что?
– Я… – Он сделал глубокий вдох. – Я… тебя юбью .
– Тебе что-то мешает во рту?
– Нет. Просто мне почему-то легче произнести это по-детски.
Не самый лучший любовный фильм десятилетия, но это только начало. Адам произнес эти слова, сильно запинаясь, но все-таки произнес их. Мы снова поцеловались, и он сжал меня так сильно, что я почувствовала, как хрустнули мои позвонки. Я уставилась на него и в первый раз не заметила в его глазах страха. Я увидела только любовь. То есть «юбовь». И это была не та дикая, безрассудная страсть, которая могла вспыхнуть только из-за того, что я сыграла с ним шутку. Это была настоящая, искренняя любовь: ведь Адам понял, каково ему будет остаться без меня, и испугался. Он любил меня ради меня самой, а не благодаря моей лжи.
Не один год ждала я момента, когда увижу именно такой взгляд в мужских гляделках; но теперь, когда это наконец произошло, я испугалась, что сейчас меня по плечу постучит какой-нибудь джинн и скажет, что это жизнь другой девушки, мол, нас перепутали в центре желаний, и мне случайно досталась ее жизнь. Но этого не случилось. Какой бы растерянной я в то мгновенье ни казалась, любовь никуда не исчезла. Я разревелась, но едва успокоилась, как заплакал Адам.
– Наш плач смахивает на пинг-понг, – сказал он.
В лучшем любовном фильме десятилетия мы в этот момент, наверное, занялись бы любовью в классической позиции под нарастающие звуки тошнотворной песни Фила Коллинза. Не знаю, может, Адам и испытывал сильный зуд в яичках после прерванного сеанса под одеялом, но он не предложил мне заняться сексом, да мне этого и не хотелось. Мы просто долго лежали обнявшись, пока наконец не уснули.
10
Утром мы отправились завтракать в «Осень». Мы откладывали в сторону газеты, чтобы полизаться и поприжиматься друг к другу, как и все прочие парочки в кафе, которым я прежде издали завидовала. Но во время очередного поцелуя я громко пукнула, и Адам молча поднялся и пошел через зал к одному из столов. Тогда я поняла, что мы никогда не будем в точности такими, как остальные парочки.
Вернувшись домой из кафе, я нашла на автоответчике сообщение от Тернера.
«Позвони мне как можно скорее, – просил он. – Я в офисе».
Я набрала его номер.
– Ты можешь приехать прямо сейчас? – спросил он.
– Конечно. А в чем дело?
– Это не телефонный разговор.
Такие слова обычно не предвещают ничего хорошего.
Когда я пришла в кабинет Тернера, он сразу повел меня к Дженсену. Мы сели на диван напротив главного редактора. Теперь оба его глаза казались косыми.
– Сегодня утром мне позвонили домой по довольно неприятному делу. – Сказал он. – Некий мистер Ричард Сэнд, адвокат Бена Уэйнстейна. Уэйнстейн утверждает, что твоя последняя колонка частично сфабрикована. Он говорит, что, хотя вы действительно встретились с ним на вечеринке, на самом деле никакого секса не было. В сущности, он живет с девушкой, которая уезжала на те выходные, когда вы познакомились. Вчера его подружка вернулась и, прочтя твою колонку, вычислила парня по фирменной футболке «Эпкот Сента» и по фильму «Париж, Техас». Естественно, она разъярилась. Бен пытался объяснить ей, что все это выдумка, но она не поверила. В результате он позвонил своему папочке, брокеру Эмерсону Уэйнстейну. Папочка нанял адвоката Сэнда, и теперь они угрожают предъявить нам иск за клевету, если мы не напечатаем опровержения. Что происходит?
Я могла бы и сообразить, что не надо связываться с этим продувным маленьким паршивцем. Просто не верилось, что меня так здорово облапошили. Я купилась на искренность этого мальчика-пупсика. И теперь мне ничего не оставалось, кроме как исповедаться. Я медленно перевела взгляд с Дженсена на Тернера, вздохнула и принялась рассказывать им скучную правду: вечеринка, бар, сосание пальца, приглашение Бена, мой отказ и поездка домой на такси. В ходе моего повествования их головы склонялись все ниже и ниже.
– Зачем ты это сделала? – спросил Тернер, когда я умолкла.
– У меня есть уважительная причина! – вспылила я.
– Хотелось бы услышать.
– Я жутко сомневалась в преданности Адама и решила, что надо сделать так, чтобы он меня приревновал! Но я не смогла заставить себя по-настоящему обмануть его, вот и придумала историю!
– Это и есть уважительная причина? – с гневом произнес Дженсен.
– Да.
– Ты хоть понимаешь, что поставлено на карту из-за твоих экстремальных игр второкурсницы? Из-за этого нам, возможно, придется закрыть газету!
– Я…
– А как насчет других твоих колонок? Ты врала еще где-нибудь? – спросил Тернер.
– Я по существу не врала. Может, преувеличивала.
– Разве мы не дали тебе понять с самого начала, что ты должна писать правду?
– Мужики, только не говорите мне, что вы действительно принимали все написанное мной за чистую монету! Не бывает таких развратных девчонок!
– А мы считали тебя такой! – заорал Дженсен. – Зачем, по-твоему, мы тебя наняли?
– Я…
– Ну и в какой степени ты преувеличивала все с самого начала?
Я вдруг запаниковала. Может, лучше молчать? Именно так вели себя преступники в фильмах про полицейских. Все это начинало смахивать на сцену допроса. Дженсен был плохим полицейским, а Тернер – хорошим.
– Не знаю, стоит ли вам рассказывать, – засомневалась я.
– Все сильно усложнится, если ты нам не поможешь, – сказал Дженсен.
Я ждала, когда он схватит меня за волосы и шмякнет головой об стол.
– Мне жаль, – сказала я, – но больше вы от меня ничего не услышите.
– Прекрасно, – заявил Дженсен, вставая и нервно дергаясь. – Ты уволена.
Впервые за двадцать два года я лишилась дара речи. Я тупо кивнула, пытаясь сохранить на лице спокойствие, и пошла в сторону лестницы.
Едва спустившись в вестибюль, я завыла. У меня отнимали единственную стоящую вещь, ради которой имело смысл влачить двойное существование, и все из-за этой ревнивой сучки, подружки Бена Уэйнстейна! Что за бред? Его симпатия казалась такой искренней. Он даже дал мне свой телефон. Вытащив коробок, я помчалась по улице к таксофону и набрала номер. Сработала голосовая почта.
«Вы позвонили Бену Уэйнстейну, – говорил он. – Я сейчас либо отошел от своего стола, либо отвечаю на другой звонок. Оставьте свое сообщение, и я вам перезвоню». Бог ты мой, да он дал мне свой рабочий номер! До чего трусливый и хитрый подонок! Слава Богу, я с ним не трахнулась!
Я медленно пошла по Бродвею в сторону станции метро «Эф» и, сев в поезд, заметила девушку моего возраста с сумкой через плечо – она читала «Уик». Я пододвинулась к ней поближе, чтобы лучше рассмотреть. Девушка читала «Берлогу Лена». Рот ее слегка приоткрылся, а на лице одновременно читались испуг и веселье.
Мне захотелось перекинуть ее через плечо и притащить в кабинет Дженсена, чтобы он убедился в том, какую огромную ошибку совершает. Неужели он не понимает, сколько читателей потеряет? Я заставляла людей смеяться! Я заставляла их чувства бить струей! Не будь меня, всем молодым городским хипстерам пришлось бы рыться в стоящих под кроватями пыльных коробках из-под обуви, чтобы извлечь оттуда давно забытые источники порнухи. Девчонки станут отряхивать пыль с потрепанных экземпляров «Маленьких птичек» Анаис Нин, «Навсегда…» Джуди Блум и «Моего тайного сада», а мальчишки вернутся к своим «Хаслерам» и «Пентхаусам». Парням, подтиравшим моей колонкой задницы, ничего не останется, кроме как покрываться коркой, а тем, кто использовал «Уик» в качестве мишени для выброса семени, придется вернуться к пятнанию стен.
Население города в целом станет более подавленным и напряженным, пары вернутся к никудышному сексу, которым они занимались до «Беги, хватай, целуй», потому что мужчины не смогут больше фантазировать на мой счет, трахая своих любовниц, а извращенцы снова примутся изводить женщин, вместо того чтобы отправляться домой и читать мою колонку. Войдут в раж неугомонные грабители, стремительно возрастет уровень преступности, и весь город снова превратится в преисподнюю, как это было до моего появления.
Придя домой, я позвонила Адаму.
– Бред какой-то! – сказал он. – Неужели они не понимают, что все обозреватели всегда приукрашивают?
– Боюсь, что не понимают.
– Но ведь ты…
– Величайшая порнописательница со времен Миллера? Знаю.
– Я собирался сказать: «Одна из основных причин, почему люди вообще читают эту газету».
– О-о!
– Думаю, это не самая страшная вещь на свете. Перемена может пойти тебе на пользу. Мадонна раз в несколько лет придумывает себе новый имидж. Теперь и у тебя появился шанс это сделать.
– И какой, по-твоему, я должна теперь придумать себе имидж? Внештатная лжесвидетельница?
– Можешь заниматься чем угодно. Подожди немного. У меня такое чувство, что все должно скоро устроиться.
А у меня такого чувства не было.
Окончив разговор с Адамом, я позвонила родителям за город. Ответил папа, которому я и сообщила новость.
– Должен тебе сказать, – начал он, – что, как бы я ни злился на этих бумагомарак, я покривил бы душой, говоря, что не испытываю облегчения.
– Что ты имеешь в виду?
– Во-первых, я страшно рад, что ты не обманывала Адама. Мы с мамой боялись, что ты разрушишь ваши отношения. Во-вторых, мы все здорово от этого выигрываем. Мне не будет больше докучать Ларри Стенли. Мама снова сможет посещать собрания Лиги израильских женщин. А друзья Зака перестанут обзывать его братом шлюхи.
– Приятно слышать, что вы поддерживаете меня в беде.
– Не думаю, что тебе будет трудно устроиться на новую работу. У тебя удивительная способность сплавлять воедино дешевку с выдумкой. Не хочешь попробовать свои силы в рекламе?
Потом я позвонила Саре.
– Я уже знаю, – сказала она.
– Откуда?
– Только что звонил этот гад. Просил меня назвать настоящие имена всех парней, о которых ты писала, чтобы он мог с ними связаться.
– И ты назвала?
– Нет. Я сказала: «Пососи мой клитор. Если вы собираетесь сжечь ее заживо, то уж обойдитесь как-нибудь без моего участия».
– Ты так и сказала?
– Ну, честно говоря, я назвала другую часть тела.
– Что он, по-твоему, собирается делать?
– Скорее всего, обойдет все упомянутые тобой бары и будет расспрашивать постоянных посетителей. Пока не расшифрует твои псевдонимы. Что не слишком-то сложно.
– Ты действительно думаешь, что он способен так унижаться?
Сара не ответила.
Вскоре ко мне на автоответчик пришло несколько странных сообщений.
Чарлтон оставил такое: «Я просто рассказал все, как оно было. Пришлось. Надеюсь, это не значит, что мы не можем остаться… друзьями».
Коринна: «Мне очень жаль, но что я могла сделать?».
Джейсон: «Хотел бы я, чтобы это было правдой».
И Эван: «Я был рад прояснить ситуацию. Я лгал, когда говорил Саре, что твоя колонка меня не волнует. Волнует, да еще как».
В полдень в среду мы с Сарой дружно отправились к ящику «Уик» на углу, взяли два экземпляра газеты и пошли в сторону вокзала Гранд-Сентрал. Я подумала, что такой случай требует роскошной обстановки. Купив сэндвичи и содовую в закусочной на вокзале, мы устроились напротив стены под высоченным потолком и раскрыли газеты.
ОТ ИЗДАТЕЛЕЙ
В своей колонке «Беги, хватай, целуй», озаглавленной «Берлога Лена» (12 марта 1997 г.), Ариэль Стейнер пишет, что познакомилась на вечеринке с молодым человеком, пошла с ним в бар «Коуд», а потом поехала к нему домой, где у них была физическая близость. Это сфабриковано. Хотя Стейнер действительно присутствовала на вечеринке в пятницу 7 марта 1997 г., познакомилась там с парнем по имени Бен Уэйнстейн и отправилась с ним в бар «Коуд» поболтать, но они вовсе не занимались сексом. Правда, Уэйнстейн ненадолго засунул свой большой палец Стейнер в рот, пока они сидели в баре на диванчике, но это было единственное проникание, имевшее место за весь вечер. И хотя у Уэйнстейна действительно висит над кроватью постер из документального фильма «Не оглядывайся», Стейнер никак не могла об этом узнать, поскольку ни разу не переступала порога квартиры, где он живет со своей подружкой Дженнифер Джеймс (они вместе уже полтора года), которая в те выходные навещала свою сестру Шейлу в Акроне.
С субботы 15 марта Стейнер уволена с должности обозревателя «Сити Уик». Мы изымаем номер с «Берлогой Лена» из печати, принося свои самые искренние извинения за любые неприятности и неудобства, которые эта публикация могла доставить мистеру Уэйнстейну и мисс Джеймс. Мы начали расследование для определения степени достоверности последних колонок Стейнер и в этой связи можем поделиться с вами следующей информацией. Как минимум три из них за последние полгода с небольшим – «Рокер» (13 ноября 1996 г.), «Порнуха» (4 декабря 1996 г.) и «Поцелуй» (5 марта 1997 г.) – были частично сфабрикованы. По меньшей мере, еще три – «Розовые руки лесбиянки» (11 декабря 1996 г.), «Голубая ленточка» (18 декабря 1996 г.) и «Последний глоток от души» (1 января 1997 г.) – оказались сфабрикованы полностью.
Приносим свои извинения всем тем, кто в колонках Стейнер был представлен в ложном свете. В настоящее время мы реорганизуем отдел проверки фактов, чтобы избежать повторения подобной ситуации в будущем. Еще раз выражаем наше сожаление.
Стивен Дженсен IV, главный редактор,
Уильям X. Тернер, заместитель главного редактора.
Я в полуобморочном состоянии боком сползла на мраморный пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35