– Посещение проб. Временная работа. Но главное – эпизоды из твоей сексуальной жизни. Ты знаешь, кто такая Сюзанна Лонг?
– Нет.
– Она ведет колонку в «Нью-Йорк газет», – пояснил Тернер. – Особенности спаривания элиты нашего города – тридцатилетних манхэттенцев. Называется «Ночи коренных американцев». А в твоем лице мы надеемся заполучить собственную Сюзанну Лонг.
– Можешь писать о чем угодно, – продолжил Дженсен, – но только если это правда. Мы ведь – газета. Мы занимаемся журналистикой, а не художественной литературой.
– Разумеется, – добавил Тернер, – мы вовсе не требуем от тебя дословного отчета. Никто не просит тебя устанавливать жучки для записи на каждом свидании. Просто старайся придерживаться основных фактов своей жизни.
– Хорошо.
– Я уже придумал название для колонки, – сказал Дженсен. – «Беги, хватай, целуй». Это как в детской игре, когда девочки бегают за мальчиками и целуют их, если поймают. Мы дадим подзаголовок «Правдивая исповедь одинокой девушки ». Иллюстрировать твое творчество будет Тесса Толнер – та самая, что нарисовала картинку к «Надувному бойфренду». У нас такое чувство, что иллюстрации к твоим материалам могут получиться отменными.
– В следующую среду мы напечатаем «Обольщение у млекопитающих», и это будет официальный дебют твоей колонки, – сообщил Тернер. – Следующий свой сюжет пришлешь нам в понедельник до выхода газеты. Если у тебя есть электронная почта, можешь воспользоваться ей, чтобы материал пришел не позже девяти утра в понедельник. Так что у тебя в запасе одиннадцать дней. Как думаешь, времени на творчество хватит?
– Вполне, – солгала я.
Оставался еще один маленький пунктик, который не был упомянут. Не самый важный, но имеющий значение.
– Будешь получать двести долларов в неделю, – сказал Дженсен.
– А предохраняться я буду за счет газеты? – спросила я.
– Нет, – с невозмутимым видом отозвался Дженсен, вставая и пожимая мне руку.
– Стив, – начала я, – не знаю, как бла…
– Благодарить не нужно, – перебил он. – Просто начинай работать.
Разговор с Дженсеном не выходил у меня из головы всю дорогу к родителям. Что все-таки он имел в виду? Неужели мне предстояло стать завсегдатаем баров, шляться по самым дешевым кабакам города, подцепляя каждый вечер новых мужчин, – и все это для того только, чтобы накапливать потенциальный материал? А вдруг ни один из них не захочет спать со мной?
Но гораздо больше перспективы отсутствия партнеров беспокоила меня необходимость сообщить о колонке родителям. Когда бы я ни пыталась доверить им секреты своей интимной жизни, опыт всегда оказывался крайне неудачным. Их стратегия разъяснения мне и Заку запретных тем на примере птичек и жучков являла собой причудливое сочетание полнейшей откровенности и стремления всячески уклониться от обсуждения подобных вещей. Пока мне не исполнилось тринадцать, папа, бывало, примет ванну и идет по коридору в спальню совершенно голый. Я сижу за обеденным столом вместе с Заком, пью апельсиновый сок и вдруг уголком глаза замечаю легкомысленно болтающийся туда-сюда папин фаллос. Зак прячет лицо в тарелке с овсянкой, а я украдкой бросаю взгляды на измерительный шаблон, по которому стану впоследствии судить о других, любопытствуя, все ли они такие же смуглые и лишенные растительности. В конце концов, мама замечает папу, выходит из кухни и говорит: «Лео, ты когда-нибудь слыхал о полотенцах?» После чего он с виноватым видом бросается в спальню.
Вечером, вернувшись домой с работы, папа, бывало, придет в столовую, снимет брюки и усядется за обеденный стол в семейных трусах. Иногда в дверь позвонит кто-нибудь из соседей, и тогда ему приходится бежать в спальню и прятаться там.
Моя мама была не в такой степени нудистка , как папа, и всегда невероятно конфузилась, если вдруг разговор заходил о сексе. Когда я училась в восьмом классе, она начала покупать книги о половых особенностях и подкладывать их мне на кровать: «Менструация», «Наше тело и мы» и «Между нами, девушками: о чем тебе никогда не расскажет сестра». Она часто повторяла, что ее мама никогда не говорила с ней о сексе, поэтому она сама поклялась вести себя иначе со своей дочерью. Я, помнится, прилежно изучала эти книжки и, когда мама приходила пожелать мне спокойной ночи, задавала ей вопросы, вроде: «Какое отношение слово «оральный » имеет к ралли?» Мама слегка хмурилась, но все-таки объясняла.
В то лето я поехала в летний лагерь для детей, родители которых отличаются левыми взглядами, и однажды скейтер по имени Флип Голдин – знаменитый тем, что умел ловить ртом собственный плевок, – попросил меня быть его подружкой. Первые несколько дней мы только целовались взасос по вечерам, но как-то утром он уговорил меня сократить подготовительный период. Мы пошли в мою комнату и сели на кровать.
Мы целовались уже минут десять, когда Флип положил мне ладонь на одну грудку. Я тогда еще не носила лифчика и побоялась, что кавалер разочаруется, увидев мои скромные достоинства.
– Они маленькие, – сказала я, отталкивая его руку.
– Нормально, – сказал Флип, засовывая руку мне под рубашку и дотрагиваясь до соска.
По моей коже забегали мурашки, а дыхание участилось. Тогда я поняла, что нашла занятие, доставляющее мне удовольствие. Неделю спустя мы регулярно тайком убегали в лес, и там он возбуждал меня пальцем, а я делала ему минет.
Вернувшись домой из лагеря, я сказала маме, не вдаваясь ни в какие подробности, что у меня там был бойфренд. Думаю, вряд ли она была бы счастлива узнать, что я орально лишилась девственности раньше времени.
Летом, после окончания девятого класса, я подрабатывала няней в семье с двухгодовалыми близнецами в штате Делавэр. И там меня лишил девственности восемнадцатилетний серфер, балующийся марихуаной. У него не было презервативов, так что мы не предохранялись. Я не забеременела, но так боялась подцепить СПИД, что зимой, уже полгода спустя, сдала кровь на анализ, решив все же провериться. Результат оказался отрицательным, но сама проверка так на меня подействовала, что я решилась поделиться с родителями. Я не сомневалась, что они меня поддержат и что, рассказав все, я стану им ближе.
Однажды вечером, дождавшись, пока Зак уснет, я усадила их за кухонный стол и поведала всю историю: как меня лишил девственности едва знакомый парень, как секс с ним оказался ужасным, как я боялась забеременеть и, узнав, что с этим пронесло, отправилась проверяться на СПИД и как мучительно было ждать результатов. Во время моего рассказа отец начал ерошить пальцами волосы – он всегда так делает в минуты волнения. Мама пристально наблюдала за его действиями, что также свидетельствовало о ее нервозном состоянии. Когда я закончила, папа сказал:
– Совершенно не обязательно рассказывать родителям все, – после чего отправился в спальню и закрыл за собой дверь.
– Он так волнуется за тебя! – сказала мама и последовала за ним.
Я рассказала им правду, потому что хотела, чтобы они лучше меня узнали, поняли, кто я такая, и продолжали любить, несмотря ни на что – быть может, даже еще сильнее. Но вместо этого родители дали мне понять, что, когда дело касается определенных сфер моей жизни, они предпочитают о них не знать. И вот теперь мне предстояло рассказать им, что мне поручено вести еженедельную колонку о моей интимной жизни в газете, выходящей тиражом в четверть миллиона. Так что предстоящий совместный ужин не вызывал у меня энтузиазма.
Когда я вошла в квартиру, мама, папа и Зак сидели за столом, поглощая суп из цуккини. По ухмылке на лице Зака я поняла, что он тоже читал мой рассказ. Я села.
– С днем рожденья! – сказала мама.
– Тебя и вправду ограбили? – спросил отец.
– Да, – ответила я. – Да не пугайтесь вы. Грабители отняли у каждой из нас всего по двадцать долларов. Не думаю, что у них была настоящая пушка. Сара считает, что один из парней просто выставил в кармане палец.
– Почему ты нам не сказала? – спросила мама.
– Не хотелось вас тревожить.
– Надо было рассказать, – настаивала она.
– И нечего ходить по улицам так поздно вечером, – прибавил папа.
– Было совсем не поздно. И вообще – все в порядке. Правда.
Странно, но мне было даже приятно, что они так переполошились из-за ограбления. У меня появилась надежда, что это заставит их позабыть о сексе по телефону.
– Ну а как насчет других мест в рассказе? – ехидно усмехнувшись, спросил Зак. – Эта фигня тоже правда?
Прежде чем я успела придумать уклончивый ответ, папа сказал:
– Зак. Степень художественного вымысла в рассказе Ариэль – ее личное дело, а никак не наше. Она не обязана говорить нам, насколько все это соответствует действительности. Я бы, например, предпочел не знать.
Я понимала, что он умолчит о причинах нежелания знать, но, тем не менее, оценила жест.
– Спасибо, папа, – сказала я.
– Как тебе удалось напечататься? – поинтересовалась мама.
История произвела на них сильное впечатление. Здравый смысл подсказывал мне, что надо закончить на этой победной ноте и умолчать о колонке в надежде, что они никогда не возьмут газету в руки. Но я не умею избегать щекотливых ситуаций. И, сдерживая волнение, я проговорила:
– Хочу вам кое-что сообщить, ребята. – Они выжидающе посмотрели на меня. – Я сегодня встречалась с редактором «Сити Уик». В следующую среду они напечатают еще один мой рассказ. И мне предложили вести у них еженедельную колонку.
– Mazel tov! – вырвалось у мамы. – О чем она будет?
– О моей жизни. Я могу писать о чем угодно: о пробах на роль, разгульных вечеринках или временной работе.
– Как они озаглавили колонку? – поинтересовался папа.
– «Беги, хватай, целуй».
– Ну и при чем тут временная работа? – спросил Зак.
– Понимаешь, – сказала я, свирепо на него глядя, – предполагается, что главное внимание я уделю… своим свиданиям.
– Каким еще свиданиям? – ухмыльнулся Зак.
– Тем, что у меня будут.
– Не понимаю, – сказал отец. – Они что, хотят, чтобы ты встречалась с парнями и потом об этом писала?!
– Угу.
Родители обменялись поверх стола тревожными взглядами, а мама выжала из себя бодрую улыбку:
– Идея, несомненно, оригинальная…
– Поскорей бы увидеть твои сочинения, – сказал папа.
– Да уж, – вставил Зак.
Вернувшись домой, я начала было сочинять колонку, но в голову не приходило никаких свежих мыслей. Поэтому я позвонила Саре.
– Знаю, что вряд ли это тебя очень обрадует – после нашей сегодняшней стычки, – начала я, – но мне предложили вести в «Сити Уик» постоянную колонку. – На том конце провода молчали. – Алло?
– Потрясающе! – откликнулась подруга. – Надо пойти куда-нибудь и отметить.
– Так ты больше на меня не злишься?
– Нет. Просто впредь не пиши обо мне, не спросив разрешения. А то не буду с тобой разговаривать.
– Согласна.
Мы встретились в баре «Эф».
– И про что будет колонка? – спросила Сара, когда мы уселись рядом.
– Про секс.
– Так ты штатная шлюха!
– Я…
– Сколько тебе обещают платить?
– Двести долларов в неделю.
– Это гораздо меньше, чем зарабатывают шлюхи. – Сара бросила взгляд на стоявший в глубине зала бильярдный стол. – Не приметила еще потенциальных… объектов для опытов? А как насчет вон того? – Из мужского туалета вышел парень лет двадцати с небольшим и направился в нашу сторону мимо бильярдного стола. Он был высоким, с курчавыми каштановыми волосами. Я точно где-то его уже видела, но никак не могла сообразить, где именно. Когда он подошел поближе, я вспомнила. Это был зритель, заговоривший со мной после «Лолиты».
Я решила, что это судьба, раз он оказался здесь этим вечером. Он приглянулся мне еще тогда, и наши дорожки опять пересеклись – как раз в тот момент, когда мне нужна была тема. Парень сел с края стойки, и я поймала его взгляд.
– Лолита? – сказал он.
– На самом деле меня зовут Ариэль. Куда ты подевался в тот вечер? Вдруг взял и исчез.
– На улице меня ждал друг. Он был в ужасном настроении, потому что его как раз бросила девушка. Я хотел попрощаться с тобой, но ты говорила с кем-то другим, и я решил смыться. Не хотел показаться невежливым.
Вдруг я заметила, что он переводит взгляд с меня на Сару.
– Извини, забыла представить, – сказала я. – Это моя подруга Сара. Скажи хоть теперь, как тебя зовут?
– Майкл.
Он поднялся и пересел поближе к Саре.
– Я знаю, что это звучит глупо, – сказала она, поворачиваясь к нему, – но ты мне очень кого-то напоминаешь.
– Да?
– Мне кажется, я видела тебя в метро недели две тому назад. Я тогда сидела напротив тебя, и мы ехали по шестой линии в центр. Около полшестого. И я пялилась на тебя, потому что ты ужасно похож на одного парня из колледжа, у которого на руке было четыре пальца. Я все пыталась рассмотреть твою кисть, но ты засунул ее под мышку и мне не было видно. Мы оба выходили на станции «Астор», и когда ты поднялся, я увидела, что у тебя все пальцы на месте, и поняла, что обозналась.
Я в своей жизни слыхала немало подобных небылиц, но Сара на этот раз пала слишком низко. Не верилось даже, что она способна состряпать такую притянутую за уши, абсолютно неправдоподобную историю – и все ради того, чтобы склеить парня.
– Постой, постой, – сказал Майкл, с жаром кивая. – Кажется, припоминаю. На тебе была длинная темная юбка, верно? А на руке у тебя татуировка в виде цифры четыре. – Торжествующе ухмыльнувшись, она продемонстрировала ему руку. – Когда-то я знал парня с четырьмя пальцами, – продолжал Майкл. – Его звали Ричи Падукка. Он жил в Бруклине в квартале от меня.
– Тот самый парень! – взвизгнула Сара. – Ричи Падукка! Он учился в Колумбийском университете!
– Ага, он и правда учился в Колумбии. Светлые короткие волосы, да? А пальца на руке у него не хватало с рождения, так?
– Это он! Потрясно! Я встречаю тебя в метро, принимаю за другого, а потом оказывается, что ты знаешь этого другого! Просто невероятно!
– Да уж, это точно, – проронила я.
Следующие двадцать минут эти двое продолжали болтать, то и дело обращаясь ко мне с вопросами, вяло пытаясь тоже втянуть меня в разговор. Как будто я не способна догадаться, когда два человека хотят остаться наедине. Да уж, я оказалась свидетельницей шашней киски с петушком. Я первая повстречала Майкла, а Сара вырвала его у меня прямо из рук. У меня отбили парня – да вдобавок еще в день рождения. Я встала, попрощалась и в гордом одиночестве поехала на такси домой.
На следующий день за ленчем Сара смаковала подробности изумительных способностей Майкла по части куннилингуса, а мне пришлось делать вид, что я заинтригована. Так хотелось высказать подруге, до чего меня задело, что она отбила у меня парня. Однако у нас была еще не настолько тесная дружба, чтобы я могла позволить себе впасть в бешенство. Да и Майкл вовсе не был моим бывшим возлюбленным и тому подобное. Он был всего лишь случайным сексапильным парнем, запавшим скорее на нее, чем на меня. Но минут через пять этого притворного спокойствия я так рассвирепела, что мне стало невмоготу смотреть на Сару. Она продолжала рассказывать о Майкле, а я уставилась прямо перед собой, как угрюмый подросток, и односложно ей отвечала.
– Что с тобой, Ариэль? – наконец спросила Сара.
– В каком смысле? – сказала я.
– У тебя какой-то безумный вид. Ты чем-то расстроена?
– Нет, – ответила я.
Но Сара догадалась, что тут что-то не так, потому что ни разу не позвонила мне за выходные. И в понедельник в обеденный перерыв, спустившись в вестибюль, где мы обычно встречались, я ее не застала. Я потеряла единственную подругу и не знала, как ее вернуть. Слишком стыдно было поведать Саре о своих чувствах. Гордость не позволяла мне признаться в ревности.
Хуже всего в нашей ссоре было то, что она произошла именно сейчас. Сара оставила меня в одиночестве именно в тот момент, когда мне нужна была компаньонка для выходов в свет. Можно, конечно, тусоваться в одиночку, но это казалось мне чересчур безнадежным. Когда две девчонки бывают на людях вместе, это круто. Но если девушка приходит куда-то одна, это лишь вызывает у окружающих жалость. Так что всю эту неделю по вечерам, пока Сара, возможно, лежала распростертая на кровати, я смотрела телевизор, потягивая «Карло Росси», перечитывая «Записки старого извращенца» и моля Бога, чтобы какой-нибудь знакомый паренек вытащил меня из хандры и занялся со мной любовью, достойной вверенной мне колонки.
В среду в полдень я отправилась к ящику «Сити Уик» и взяла экземпляр газеты. На первой странице, внизу, между анонсами статей «Последний кутеж Надика » (стр.18) и «Хайман пытается вылечиться » (стр. 19), было напечатано следующее:
«Я опустилась на колени возле дивана и медленно расстегнула молнию спереди на платье-халатике медсестры. Потом стянула его с плеч, сбросила на пол и осталась стоять перед Джеймсом в одних колготках и лифчике «минимайзер». Я медленно расстегнула лифчик, тоже бросила его на пол и стала водить по грудям пальцами, как стриптизерша в кино».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Нет.
– Она ведет колонку в «Нью-Йорк газет», – пояснил Тернер. – Особенности спаривания элиты нашего города – тридцатилетних манхэттенцев. Называется «Ночи коренных американцев». А в твоем лице мы надеемся заполучить собственную Сюзанну Лонг.
– Можешь писать о чем угодно, – продолжил Дженсен, – но только если это правда. Мы ведь – газета. Мы занимаемся журналистикой, а не художественной литературой.
– Разумеется, – добавил Тернер, – мы вовсе не требуем от тебя дословного отчета. Никто не просит тебя устанавливать жучки для записи на каждом свидании. Просто старайся придерживаться основных фактов своей жизни.
– Хорошо.
– Я уже придумал название для колонки, – сказал Дженсен. – «Беги, хватай, целуй». Это как в детской игре, когда девочки бегают за мальчиками и целуют их, если поймают. Мы дадим подзаголовок «Правдивая исповедь одинокой девушки ». Иллюстрировать твое творчество будет Тесса Толнер – та самая, что нарисовала картинку к «Надувному бойфренду». У нас такое чувство, что иллюстрации к твоим материалам могут получиться отменными.
– В следующую среду мы напечатаем «Обольщение у млекопитающих», и это будет официальный дебют твоей колонки, – сообщил Тернер. – Следующий свой сюжет пришлешь нам в понедельник до выхода газеты. Если у тебя есть электронная почта, можешь воспользоваться ей, чтобы материал пришел не позже девяти утра в понедельник. Так что у тебя в запасе одиннадцать дней. Как думаешь, времени на творчество хватит?
– Вполне, – солгала я.
Оставался еще один маленький пунктик, который не был упомянут. Не самый важный, но имеющий значение.
– Будешь получать двести долларов в неделю, – сказал Дженсен.
– А предохраняться я буду за счет газеты? – спросила я.
– Нет, – с невозмутимым видом отозвался Дженсен, вставая и пожимая мне руку.
– Стив, – начала я, – не знаю, как бла…
– Благодарить не нужно, – перебил он. – Просто начинай работать.
Разговор с Дженсеном не выходил у меня из головы всю дорогу к родителям. Что все-таки он имел в виду? Неужели мне предстояло стать завсегдатаем баров, шляться по самым дешевым кабакам города, подцепляя каждый вечер новых мужчин, – и все это для того только, чтобы накапливать потенциальный материал? А вдруг ни один из них не захочет спать со мной?
Но гораздо больше перспективы отсутствия партнеров беспокоила меня необходимость сообщить о колонке родителям. Когда бы я ни пыталась доверить им секреты своей интимной жизни, опыт всегда оказывался крайне неудачным. Их стратегия разъяснения мне и Заку запретных тем на примере птичек и жучков являла собой причудливое сочетание полнейшей откровенности и стремления всячески уклониться от обсуждения подобных вещей. Пока мне не исполнилось тринадцать, папа, бывало, примет ванну и идет по коридору в спальню совершенно голый. Я сижу за обеденным столом вместе с Заком, пью апельсиновый сок и вдруг уголком глаза замечаю легкомысленно болтающийся туда-сюда папин фаллос. Зак прячет лицо в тарелке с овсянкой, а я украдкой бросаю взгляды на измерительный шаблон, по которому стану впоследствии судить о других, любопытствуя, все ли они такие же смуглые и лишенные растительности. В конце концов, мама замечает папу, выходит из кухни и говорит: «Лео, ты когда-нибудь слыхал о полотенцах?» После чего он с виноватым видом бросается в спальню.
Вечером, вернувшись домой с работы, папа, бывало, придет в столовую, снимет брюки и усядется за обеденный стол в семейных трусах. Иногда в дверь позвонит кто-нибудь из соседей, и тогда ему приходится бежать в спальню и прятаться там.
Моя мама была не в такой степени нудистка , как папа, и всегда невероятно конфузилась, если вдруг разговор заходил о сексе. Когда я училась в восьмом классе, она начала покупать книги о половых особенностях и подкладывать их мне на кровать: «Менструация», «Наше тело и мы» и «Между нами, девушками: о чем тебе никогда не расскажет сестра». Она часто повторяла, что ее мама никогда не говорила с ней о сексе, поэтому она сама поклялась вести себя иначе со своей дочерью. Я, помнится, прилежно изучала эти книжки и, когда мама приходила пожелать мне спокойной ночи, задавала ей вопросы, вроде: «Какое отношение слово «оральный » имеет к ралли?» Мама слегка хмурилась, но все-таки объясняла.
В то лето я поехала в летний лагерь для детей, родители которых отличаются левыми взглядами, и однажды скейтер по имени Флип Голдин – знаменитый тем, что умел ловить ртом собственный плевок, – попросил меня быть его подружкой. Первые несколько дней мы только целовались взасос по вечерам, но как-то утром он уговорил меня сократить подготовительный период. Мы пошли в мою комнату и сели на кровать.
Мы целовались уже минут десять, когда Флип положил мне ладонь на одну грудку. Я тогда еще не носила лифчика и побоялась, что кавалер разочаруется, увидев мои скромные достоинства.
– Они маленькие, – сказала я, отталкивая его руку.
– Нормально, – сказал Флип, засовывая руку мне под рубашку и дотрагиваясь до соска.
По моей коже забегали мурашки, а дыхание участилось. Тогда я поняла, что нашла занятие, доставляющее мне удовольствие. Неделю спустя мы регулярно тайком убегали в лес, и там он возбуждал меня пальцем, а я делала ему минет.
Вернувшись домой из лагеря, я сказала маме, не вдаваясь ни в какие подробности, что у меня там был бойфренд. Думаю, вряд ли она была бы счастлива узнать, что я орально лишилась девственности раньше времени.
Летом, после окончания девятого класса, я подрабатывала няней в семье с двухгодовалыми близнецами в штате Делавэр. И там меня лишил девственности восемнадцатилетний серфер, балующийся марихуаной. У него не было презервативов, так что мы не предохранялись. Я не забеременела, но так боялась подцепить СПИД, что зимой, уже полгода спустя, сдала кровь на анализ, решив все же провериться. Результат оказался отрицательным, но сама проверка так на меня подействовала, что я решилась поделиться с родителями. Я не сомневалась, что они меня поддержат и что, рассказав все, я стану им ближе.
Однажды вечером, дождавшись, пока Зак уснет, я усадила их за кухонный стол и поведала всю историю: как меня лишил девственности едва знакомый парень, как секс с ним оказался ужасным, как я боялась забеременеть и, узнав, что с этим пронесло, отправилась проверяться на СПИД и как мучительно было ждать результатов. Во время моего рассказа отец начал ерошить пальцами волосы – он всегда так делает в минуты волнения. Мама пристально наблюдала за его действиями, что также свидетельствовало о ее нервозном состоянии. Когда я закончила, папа сказал:
– Совершенно не обязательно рассказывать родителям все, – после чего отправился в спальню и закрыл за собой дверь.
– Он так волнуется за тебя! – сказала мама и последовала за ним.
Я рассказала им правду, потому что хотела, чтобы они лучше меня узнали, поняли, кто я такая, и продолжали любить, несмотря ни на что – быть может, даже еще сильнее. Но вместо этого родители дали мне понять, что, когда дело касается определенных сфер моей жизни, они предпочитают о них не знать. И вот теперь мне предстояло рассказать им, что мне поручено вести еженедельную колонку о моей интимной жизни в газете, выходящей тиражом в четверть миллиона. Так что предстоящий совместный ужин не вызывал у меня энтузиазма.
Когда я вошла в квартиру, мама, папа и Зак сидели за столом, поглощая суп из цуккини. По ухмылке на лице Зака я поняла, что он тоже читал мой рассказ. Я села.
– С днем рожденья! – сказала мама.
– Тебя и вправду ограбили? – спросил отец.
– Да, – ответила я. – Да не пугайтесь вы. Грабители отняли у каждой из нас всего по двадцать долларов. Не думаю, что у них была настоящая пушка. Сара считает, что один из парней просто выставил в кармане палец.
– Почему ты нам не сказала? – спросила мама.
– Не хотелось вас тревожить.
– Надо было рассказать, – настаивала она.
– И нечего ходить по улицам так поздно вечером, – прибавил папа.
– Было совсем не поздно. И вообще – все в порядке. Правда.
Странно, но мне было даже приятно, что они так переполошились из-за ограбления. У меня появилась надежда, что это заставит их позабыть о сексе по телефону.
– Ну а как насчет других мест в рассказе? – ехидно усмехнувшись, спросил Зак. – Эта фигня тоже правда?
Прежде чем я успела придумать уклончивый ответ, папа сказал:
– Зак. Степень художественного вымысла в рассказе Ариэль – ее личное дело, а никак не наше. Она не обязана говорить нам, насколько все это соответствует действительности. Я бы, например, предпочел не знать.
Я понимала, что он умолчит о причинах нежелания знать, но, тем не менее, оценила жест.
– Спасибо, папа, – сказала я.
– Как тебе удалось напечататься? – поинтересовалась мама.
История произвела на них сильное впечатление. Здравый смысл подсказывал мне, что надо закончить на этой победной ноте и умолчать о колонке в надежде, что они никогда не возьмут газету в руки. Но я не умею избегать щекотливых ситуаций. И, сдерживая волнение, я проговорила:
– Хочу вам кое-что сообщить, ребята. – Они выжидающе посмотрели на меня. – Я сегодня встречалась с редактором «Сити Уик». В следующую среду они напечатают еще один мой рассказ. И мне предложили вести у них еженедельную колонку.
– Mazel tov! – вырвалось у мамы. – О чем она будет?
– О моей жизни. Я могу писать о чем угодно: о пробах на роль, разгульных вечеринках или временной работе.
– Как они озаглавили колонку? – поинтересовался папа.
– «Беги, хватай, целуй».
– Ну и при чем тут временная работа? – спросил Зак.
– Понимаешь, – сказала я, свирепо на него глядя, – предполагается, что главное внимание я уделю… своим свиданиям.
– Каким еще свиданиям? – ухмыльнулся Зак.
– Тем, что у меня будут.
– Не понимаю, – сказал отец. – Они что, хотят, чтобы ты встречалась с парнями и потом об этом писала?!
– Угу.
Родители обменялись поверх стола тревожными взглядами, а мама выжала из себя бодрую улыбку:
– Идея, несомненно, оригинальная…
– Поскорей бы увидеть твои сочинения, – сказал папа.
– Да уж, – вставил Зак.
Вернувшись домой, я начала было сочинять колонку, но в голову не приходило никаких свежих мыслей. Поэтому я позвонила Саре.
– Знаю, что вряд ли это тебя очень обрадует – после нашей сегодняшней стычки, – начала я, – но мне предложили вести в «Сити Уик» постоянную колонку. – На том конце провода молчали. – Алло?
– Потрясающе! – откликнулась подруга. – Надо пойти куда-нибудь и отметить.
– Так ты больше на меня не злишься?
– Нет. Просто впредь не пиши обо мне, не спросив разрешения. А то не буду с тобой разговаривать.
– Согласна.
Мы встретились в баре «Эф».
– И про что будет колонка? – спросила Сара, когда мы уселись рядом.
– Про секс.
– Так ты штатная шлюха!
– Я…
– Сколько тебе обещают платить?
– Двести долларов в неделю.
– Это гораздо меньше, чем зарабатывают шлюхи. – Сара бросила взгляд на стоявший в глубине зала бильярдный стол. – Не приметила еще потенциальных… объектов для опытов? А как насчет вон того? – Из мужского туалета вышел парень лет двадцати с небольшим и направился в нашу сторону мимо бильярдного стола. Он был высоким, с курчавыми каштановыми волосами. Я точно где-то его уже видела, но никак не могла сообразить, где именно. Когда он подошел поближе, я вспомнила. Это был зритель, заговоривший со мной после «Лолиты».
Я решила, что это судьба, раз он оказался здесь этим вечером. Он приглянулся мне еще тогда, и наши дорожки опять пересеклись – как раз в тот момент, когда мне нужна была тема. Парень сел с края стойки, и я поймала его взгляд.
– Лолита? – сказал он.
– На самом деле меня зовут Ариэль. Куда ты подевался в тот вечер? Вдруг взял и исчез.
– На улице меня ждал друг. Он был в ужасном настроении, потому что его как раз бросила девушка. Я хотел попрощаться с тобой, но ты говорила с кем-то другим, и я решил смыться. Не хотел показаться невежливым.
Вдруг я заметила, что он переводит взгляд с меня на Сару.
– Извини, забыла представить, – сказала я. – Это моя подруга Сара. Скажи хоть теперь, как тебя зовут?
– Майкл.
Он поднялся и пересел поближе к Саре.
– Я знаю, что это звучит глупо, – сказала она, поворачиваясь к нему, – но ты мне очень кого-то напоминаешь.
– Да?
– Мне кажется, я видела тебя в метро недели две тому назад. Я тогда сидела напротив тебя, и мы ехали по шестой линии в центр. Около полшестого. И я пялилась на тебя, потому что ты ужасно похож на одного парня из колледжа, у которого на руке было четыре пальца. Я все пыталась рассмотреть твою кисть, но ты засунул ее под мышку и мне не было видно. Мы оба выходили на станции «Астор», и когда ты поднялся, я увидела, что у тебя все пальцы на месте, и поняла, что обозналась.
Я в своей жизни слыхала немало подобных небылиц, но Сара на этот раз пала слишком низко. Не верилось даже, что она способна состряпать такую притянутую за уши, абсолютно неправдоподобную историю – и все ради того, чтобы склеить парня.
– Постой, постой, – сказал Майкл, с жаром кивая. – Кажется, припоминаю. На тебе была длинная темная юбка, верно? А на руке у тебя татуировка в виде цифры четыре. – Торжествующе ухмыльнувшись, она продемонстрировала ему руку. – Когда-то я знал парня с четырьмя пальцами, – продолжал Майкл. – Его звали Ричи Падукка. Он жил в Бруклине в квартале от меня.
– Тот самый парень! – взвизгнула Сара. – Ричи Падукка! Он учился в Колумбийском университете!
– Ага, он и правда учился в Колумбии. Светлые короткие волосы, да? А пальца на руке у него не хватало с рождения, так?
– Это он! Потрясно! Я встречаю тебя в метро, принимаю за другого, а потом оказывается, что ты знаешь этого другого! Просто невероятно!
– Да уж, это точно, – проронила я.
Следующие двадцать минут эти двое продолжали болтать, то и дело обращаясь ко мне с вопросами, вяло пытаясь тоже втянуть меня в разговор. Как будто я не способна догадаться, когда два человека хотят остаться наедине. Да уж, я оказалась свидетельницей шашней киски с петушком. Я первая повстречала Майкла, а Сара вырвала его у меня прямо из рук. У меня отбили парня – да вдобавок еще в день рождения. Я встала, попрощалась и в гордом одиночестве поехала на такси домой.
На следующий день за ленчем Сара смаковала подробности изумительных способностей Майкла по части куннилингуса, а мне пришлось делать вид, что я заинтригована. Так хотелось высказать подруге, до чего меня задело, что она отбила у меня парня. Однако у нас была еще не настолько тесная дружба, чтобы я могла позволить себе впасть в бешенство. Да и Майкл вовсе не был моим бывшим возлюбленным и тому подобное. Он был всего лишь случайным сексапильным парнем, запавшим скорее на нее, чем на меня. Но минут через пять этого притворного спокойствия я так рассвирепела, что мне стало невмоготу смотреть на Сару. Она продолжала рассказывать о Майкле, а я уставилась прямо перед собой, как угрюмый подросток, и односложно ей отвечала.
– Что с тобой, Ариэль? – наконец спросила Сара.
– В каком смысле? – сказала я.
– У тебя какой-то безумный вид. Ты чем-то расстроена?
– Нет, – ответила я.
Но Сара догадалась, что тут что-то не так, потому что ни разу не позвонила мне за выходные. И в понедельник в обеденный перерыв, спустившись в вестибюль, где мы обычно встречались, я ее не застала. Я потеряла единственную подругу и не знала, как ее вернуть. Слишком стыдно было поведать Саре о своих чувствах. Гордость не позволяла мне признаться в ревности.
Хуже всего в нашей ссоре было то, что она произошла именно сейчас. Сара оставила меня в одиночестве именно в тот момент, когда мне нужна была компаньонка для выходов в свет. Можно, конечно, тусоваться в одиночку, но это казалось мне чересчур безнадежным. Когда две девчонки бывают на людях вместе, это круто. Но если девушка приходит куда-то одна, это лишь вызывает у окружающих жалость. Так что всю эту неделю по вечерам, пока Сара, возможно, лежала распростертая на кровати, я смотрела телевизор, потягивая «Карло Росси», перечитывая «Записки старого извращенца» и моля Бога, чтобы какой-нибудь знакомый паренек вытащил меня из хандры и занялся со мной любовью, достойной вверенной мне колонки.
В среду в полдень я отправилась к ящику «Сити Уик» и взяла экземпляр газеты. На первой странице, внизу, между анонсами статей «Последний кутеж Надика » (стр.18) и «Хайман пытается вылечиться » (стр. 19), было напечатано следующее:
«Я опустилась на колени возле дивана и медленно расстегнула молнию спереди на платье-халатике медсестры. Потом стянула его с плеч, сбросила на пол и осталась стоять перед Джеймсом в одних колготках и лифчике «минимайзер». Я медленно расстегнула лифчик, тоже бросила его на пол и стала водить по грудям пальцами, как стриптизерша в кино».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35