Мери автоматически пояснила:
– Это мисс Криспин. Они… очень давние друзья. – И, заметив ранее, что Леони не пожелала расстаться со своей туфлей, а Клайв не пошел выдергивать обувь из кучи, она рассказала об этом. – Наверное, они просто решили танцевать этот танец вдвоем.
Ее партнер уступил:
– Все может быть. Но мы, бывалые парни, держим все под контролем, поверьте мне. Хотите еще парочку примеров?
– Это не важно. Поверю вам на слово. Но таким манером нельзя обеспечить себе каждый танец. Вспомните о том, с масками, или о танце под Пола Джонса.
– М-м… С масками, конечно, уверенным быть нельзя; это не я выбираю партнершу, а наоборот, причем мое лицо закрыто и я ничего не вижу. Нечестно. Но Пол Джонс – только не смешите! Когда-нибудь слыхали выражение «не стесняется в средствах», а?
– Да, конечно, – рассмеялась Мери.
– Ну так вот, – торжественно заверил ее младший лейтенант, – это искусство, которое достигает своей высшей формы, только когда звучит правильно выбранный Пол Джонс, разве вы этого не знали? «Музыкальные стулья» и в подметки ему не годятся… Но я лучше покажу на деле, Если они не поставят Джонса еще разок, я потребую сделать это, и тогда… Понаблюдайте за мной! Только понаблюдайте!
В конце танца он предложил вновь удалиться в кают-компанию, где, как он заявил, должен сидеть, отлынивая от своих обязанностей, распорядитель вечера. Бедняга же тоже должен выпить и в промежутках наверстывает упущенное. Там-то и можно будет договориться с ним о Поле Джонсе.
Но в наводненном публикой помещении их разлучили. Клайв помахал Мери, приглашая присоединиться к его группе, а ее партнер по танцу отошел в сторону поболтать с собратом-офицером. Клайв, Леони, ее кузен и несколько других стояли неподалеку от включенного телевизора, на экране которого мелькали сцены какой-то постановки, но, кажется, никто из них не следил за развитием сюжета; хотя временами, когда в беседе наступала пауза, они все-таки оглядывались на экран. Передача шла к концу; вскоре после того, как Мери подошла к ним, телевизор показал неизбежную заключительную сцену: объятия счастливых героя и героини крупным планом; кто-то потянулся к переключателю, а кто-то еще насмешливо исполнил на губах вступительные такты «Свадебного марша».
– Надо отдать актерам должное, – заметил чей-то голос. – Интересно, как им только удается убедительно сыграть страсть, которую они на самом деле не чувствуют? Ведь они наверняка даже не вспомнили бы о партнершах, случись им больше никогда не встретиться.
– Не забывайте об актрисах. Им тоже приходится делать вид, что им все это нравится, и добиваться убедительности! – возразил другой голос, женский.
– Ладно, ладно, и те и другие, – не отступал первый говоривший. – Но как? Мне это интересно. Должно быть, сыграть такое несложно, если испытываешь друг к дружке хоть тень привязанности, а для супругов – скажем, Лантов или Оливиерсов – вообще, наверное, проще простого. Но остальные? Как им удается от души целоваться, да еще так убедительно, будь то перед кинокамерой или театром, полным зрителей?
– Если они достаточно хороши как актеры, то могут сыграть еще и не такое, вам не кажется? – осведомилась Мери, присоединяясь к разговору.
– Ну да, возможно. Впрочем, заставляет задуматься: а как ты сам поступил бы, если бы потребовалось обняться с незнакомкой и при этом выглядеть так, будто слышишь райское пение? Я хочу сказать, мое воображение буксует!
Все рассмеялись, и протяжный голос Леони посоветовал:
– А ты найди себе незнакомку, Хэм, да постарайся отточить свою технику.
Хэм – фамилии которого Мери так и не узнала – скорчил гримасу.
– Кто – я? В твердом уме? Нет, благодарю покорно! Хватит и того, что я в любой момент могу заработать пощечину от девушки, которую мне действительно хотелось бы поцеловать! Я же не стану из-за… Но его слова были заглушены дружным хохотом, и, когда смех наконец затих, Хэм решительно опрокинул в себя остатки напитка.
– У меня появилась одна мысль. Надо повидаться кое с кем… – пробормотал он и растворился в толпе.
С его уходом легкий разговор и смешки в их группе продолжались, пока кто-то не предположил, что очередной танец, по всей вероятности, будет последним или уж точно предпоследним. Гости клуба вновь потянулись на площадку, где распорядитель уже взывал к вниманию.
– После следующего танца, ребята, вы можете вздохнуть с облегчением и отправиться по домам или же остаться здесь и постараться развлечься самостоятельно. Я умываю руки, и, на мой взгляд, вы не должны жаловаться! А сейчас мы попробуем новейший, еще никем не виданный трюк с прожектором. Погасим весь свет, и вы будете ходить по залу. И пусть никто не вздумает цепляться за колонны! Короче, все ходят по залу в полной темноте, и тут включается свет. Те двое представителей обоих полов, которые окажутся в этот момент ближе всех прочих к некоему секретному квадрату на полу, считаются победителями… или проигравшими, это уж как знаете, и примут участие в особом конкурсе.
Он замолчал и, разыгрывая раздражение, оглянулся кругом:
– Не вижу бурной радости. Тогда, пожалуйста, не надо спрашивать «В каком таком конкурсе?» так, будто вам это действительно интересно!
Публика, естественно, подняла шум, и ему снова пришлось призвать к тишине.
– Это проверка на киногеничность, – объявил он. – Когда свет зажжется снова, можете заключить в объятия кто кого сможет. Но нашей паре счастливчиков придется изобразить в нашу честь заключительную сцену типичного любовного фильма, с жестами и репликами, уж как получится. Только тогда мы от них отстанем. И если кто-нибудь из вас – он округлил глаза в притворном ужасе – захочет предположить, что, если эти двое слишком увлекутся, это разобьет какие-то чуууудесные отношения, с тем же успехом может высказать это молодому Хэму, которому пришла в голову мысль о такой оригинальной затее!
Но Хэма, посчитавшего за лучшее исчезнуть, к ответу призвать не смогли. И вопреки общему мнению, что он вполне заслуживает быть самолично пойманным в злополучном квадрате пола, никто не придумал, как бы предложить это, не лишая распорядителя удовольствия организовать конкурс.
Поэтому, смеясь и протестуя, все собрались на танцевальной площадке, и с возгласом «По местам! Начали!» большой зал погрузился во тьму. Поначалу, пока глаза еще не успели привыкнуть, темнота казалась абсолютной. Затем столкновения и следующие за ними извинения шепотом стали не такими уж частыми, и вскоре уже можно было различить людей, а не просто темные силуэты. Леони проходила рядом с Мери несколько раз, как и некоторые из ее былых партнеров. Она не видела, чтобы Клайв тоже включился в игру, но однажды он прошел достаточно близко, чтобы их руки соприкоснулись. Затем он вновь исчез, и, когда после нескольких кратких вспышек, которые должны были еще немного помучить публику, свет наконец зажегся, она с облегчением увидела его на дальней стороне площадки.
Ее свет застиг где-то посредине. Несколько других девушек и мужчин стояли совсем рядом, но ее ближайшим соседом оказался ее приятель, младший лейтенант, и, когда распорядитель направился именно к ним, Мери уже догадывалась, что именно он собирается сказать.
Это он и сказал. Она и младший лейтенант, каждый ступили одной ногой в отмеченный им квадрат, и, хотя, как он пообещал, у них было время немного порепетировать, ровно через три минуты у них появится счастливая возможность «сыграть главные роли» в «изумительной и захватывающей развязке» всего вечера прямо перед «этой избранной и критически настроенной аудиторией». Такое объявление заставило почтенную публику разразиться громом аплодисментов и удалым свистом, и, когда оркестр грянул «Это глупо, но весело», Мери с партнером оказались в центре большого круга танцующих.
Парень ухмыльнулся:
– Святая правда, это вышло нечаянно! Но раз уж мы, кажется, основательно влипли, что вы скажете? Мы можем поклевать друг друга, на манер бабочек, и объявить им всем, что на этом представление завершилось. Или, с другой стороны, мы можем показать им класс, сыграть по-крупному, выдать все, на что способны. Мне все равно. Выбирать вам.
– Хорошо… – задумалась Мери, затем избрала ответ, предложенный названием мелодии. – Это глупая, но все-таки игра. И мы сами решили сыграть в нее. Так что, если хотите «сыграть по-крупному», как вы выразились, я за.
– Ну и отлично! Мы сорвем крупный куш, счастливый билет сезона, а? Значит, слушайте. Предположим, вы…
Они пустились шепотом обсуждать план предприятия, и, когда три отпущенные им минуты истекли, они были готовы предстать перед своими зрителями. Основная мысль была в том, что парень неожиданно должен был наткнуться на Мери; он постарался бы заключить ее в объятия; она бы отвернулась, сопротивляясь и заламывая руки. Неохотно уступая пылким уговорам, она бы сдалась, последовала бы немая сцена и, наконец, долгие объятия, которые должны будут, как выразился парень, «затмить огни рампы, если таковая найдется».
Именно такое упражнение Мери часто приходилось проделывать на своем первом и единственном семестре обучения в театральном институте, и, хотя знала о своих недостатках, ей тем не менее хватило таланта, чтобы сыграть простенькую сцену так, слове этого зависело ее собственное счастье.
Партнер тоже оказался по-своему талантлив хотя поначалу они намеревались сыграть свои, роли иронически, словно в самой скверной мелодраме, искренность их игры не оставляла сомнений. И да он снова, повернулся к ней в конце второго эпизода, в немом споре, изображая тот последний поцелуй, на какую-то долю секунды оба почувствовали себя настоящими, не играющими роль парнем и девушкой, вновь обретшими друг друга. А как только они разомкнули объятия, последовали не насмешливые свистки, но признательные, громкие аплодисменты. Их окружили и поздравили; им сообщили что они упускают свой звездный час: им следует работать на телевидении, на большом экране, на сцене! Как и мысль о самом конкурсе, все звучало очень глупо, но для застенчивой и робкой Мери этот ничтожный успех и краткий миг популярности показались достойной наградой.
Танец, который они заслужили своей игрой, был фокстрот, за которым последовали несмолкающие овации, потом рок-н-ролльный номер, перешедший в какой-то другой быстрый танец, и затем вальс. Никто уже не менял партнеров, и, хотя несколько мужчин предприняли попытку вклиниться между Мери и молодым человеком, никто не добился своего, пока в самом начале вальса Клайв не потрепал его по плечу и не похитил у него партнершу.
– Она пришла со мной. Моя очередь, не возражаете? – твердо сказал он. И обратился к Мери, уводя ее в сторону: – Извините за вмешательство. Не думаю, что вы нуждались в спасении. Но эти люди продолжают веселиться через силу, и, так как многие уехали, мне показалось, что и нам пора двигаться к выходу.
– Конечно. Как скажете, – согласилась она и остановилась, ожидая, что Клайв вот-вот отстранится. Но…
– Остаток этого танца я возьму на себя, – сказал он и не выпустил ее руки из своей. Она жестом поблагодарила партнера и с удовольствием подчинилась Клайву – на время этого последнего танца, в который уже никто не смог бы вмешаться. Вполне вероятно, самый последний…:
Когда музыка смолкла, он сказал:
– Ну как, вы довольны прошедшим днем?
И она кивнула в ответ. Но по дороге к выходу все же остановилась и оглянулась. Клайв тоже остановился.
– Что такое? – спросил он.
– Ничего. Я просто подумала, не стоит ли попрощаться с лейтенантом Моретоном. Знаете, это тот самый, который…
– Да. – Клайв оглядел холл. – Впрочем, я его не вижу. Вероятно, он в кают-компании. Вы хотите вытащить его оттуда?
– Нет, это не настолько важно. – Мери показалось, что Клайв был бы слегка разочарован, если бы она предпочла настаивать. Так что ей пришлось послать свой «прощальный привет» своему дружелюбному младшему лейтенанту заочно и отойти за накидкой, пока Клайв дожидался ее в вестибюле.
В машине ей очень хотелось поговорить о прошедшем вечере, рассказать Клайву, как ей понравилась вечеринка, вспомнить о наиболее забавных ее эпизодах. В доказательство своих небольших побед она везла с собой флакон туалетной воды и саше явно нейлонового происхождения – призы за «Скачки» и за «Премьеру». Но хотя ей не терпелось поделиться полученным удовольствием с Клайвом, тот, как ей показалось, был странно неотзывчив. От подозрения, что он находит ее болтовню наивной, ее веселье понемногу пропало, и она умолкла. Сумерки выдались прохладные, но в машине было тепло, и спустя какое-то время Мери перестала бороться с дремотой. Раз или два она поднимала голову; почувствовала, когда Клайв обернул ей колени меховым ковриком. Но по-настоящему не просыпалась, пока автомобиль не остановился и их путешествие – бездарно потраченное ею на сон! – не окончилось.
Клайв вышел с нею, оставив машину перед крыльцом. Уверенно и твердо поддерживая Мери под локоть, он помог ей подняться по ступеням.
– Уильям должен был оставить для нас напитки в кабинете. Выпьете? – спросил он.
– Большое спасибо, но я уже ничего не хочу. Я отправлюсь спать, если не возражаете. – Она сама не понимала как и отчего, но прекрасно проведенный вечер рассыпался на кусочки, оставив пустоту.
– Как будет угодно. Я и сам нуждаюсь в отдыхе. Клайв выпустил ее локоть, но его рука, охватившая нижнюю стойку перил, по-прежнему преграждала ей дорогу наверх. Он выглядел уставшим, вымотанным и, после того как немногим ранее он своими односложными репликами заставил ее умолкнуть, Мери не представляла, отчего он не спешит распрощаться, пока не заговорил:
– Скажите, то представление с молодчиком Mopeтоном было всерьез?
Хмурясь, она уставилась на него:
– Это была только игра, не более! Почему это вас озаботило?
– Потому что мне показалось, что вы не играли. Игра доставляла вам чересчур много удовольствия, и, видите ли, я еще не забыл, как вы отреклись от…
– Ясно, – прервала его Мери, сжалившись. – Я сказала, что актриса из меня никудышная, и так оно и есть. Но это же ерундовая сцена, просто скверный балаган. Любой мог бы… – Она замолчала, потрясенная внезапно пришедшей мыслью. – То есть вам показалось, будто я не играю? Что мне настолько вскружила голову близость мужчины, настолько был нужен его поцелуй, что я… не упустила своего шанса?
Окаменевшая от унижения, по выражению на лице Клайва она поняла, что именно так он и думал. Но Клайв молчал. Вместо слов и без всякого предупреждения он резко притянул Мери к себе и приник своими губами к ее губам в долгом крепком поцелуе, который не требовал ответа, а попросту воплощал собой оскорбление, какое, как ей показалось, и было задумано Клайвом. Выпуская ее, он заговорил:
– Вот, это вам в придачу. В конце концов, раз уж вы так изголодались по поцелуям, что уже не думаете, на чьих глазах наслаждаетесь ими, вам следует попробовать их не раз и не два, чтобы иметь возможность сравнивать, вам не кажется?
На мгновение Мери показалось, что она вот-вот упадет без чувств. Что она могла сказать в свою защиту? Ничего, кроме банального «Как вы посмели?», и, презирая эти слова, она не разомкнула губ. То, что можно было сказать или сделать, прядет позже, только выбирай. Как всегда. Но в тот момент она чувствовала, что только одно может сохранить ей достоинство – уход, если он ее отпустит.
Он шагнул в сторону молча и сохранял молчание, пока она не дошла до поворота широкой лестницы. Тогда он обронил, – или ей показалось, что обронил, – одно-единственное слово, которое заставило Мери замереть. Но это, наверное, заняло слишком много времени: взвесить за и против, постоять, оглянуться. Ибо, когда она посмотрела вниз, его там уже не было: он ушел в свой кабинет и захлопнул за собою дверь.
Она продолжила подъем. Если он и впрямь позвал: «Мери?..» – отвечать было слишком поздно.
Остаток ночи промелькнул слишком быстро, но Мери все же поднялась в обычное время, хотя и с покрасневшими от недосыпания глазами. Дневной свет расставил все на места, и ей показалось, что сложно всерьез поверить в реальность вчерашней сцены. Однако что было, то было, и с возникшим положением предстояло как-то мириться. Предстояло встретить Клайва лицом к лицу… Снова и снова Мери прокручивала в голове слова, которые они могли бы сказать друг другу. Но в итоге решила, что станет действовать в зависимости от того, как поведет себя Клайв. Потому что наступление утра утвердило ее в одном – она ни словом не намекнет о вчерашнем, если только он сам не заведет об этом речь. И, спускаясь по лестнице, Мери не могла знать, что не заслуженное ею презрение совсем скоро поблекнет по сравнению с тем, которое она сама навлечет на свою голову, прекрасно понимая, чем рискует.
Однажды она написала Питеру Брайсу, рассказала о том, как устроилась в Кингстри, и его ответ ожидал ее на столике в холле, где Уильям разложил пришедшую почту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21