нынешний губернатор – лишь временщик, настоящий же их хозяин – вот этот! Ружья взлетели на плечо.
– Покинуть зал, – приказал Эден, – и ждать моего приказа! Если позову – придете.
Старые служаки подчинились. Им пришелся по душе этот приказ. Они даже были довольны, что дело приняло такой оборот.
Эден поспешил в зал заседаний, где продолжалось кровопролитие.
В ту минуту, когда главного исправника и его прихвостней выбросили в окно, когда возбужденная толпа зрителей с тревогой и ужасом взирала на полуоткрытую заднюю дверь, через которую вот-вот должен был ворваться карательный отряд, когда председательствующий метал громы и молнии, яростным взглядом торопя замешкавшуюся и уже бесполезную для главного исправника подмогу, – в эту самую минуту в дверях показался всего лишь один человек – Эден Барадлаи.
Он был прекрасен. Горящее от гнева лицо, сверкающие благородным возмущением черные глаза!
Отдавал ли он себе отчет в собственных поступках, или действовал под влиянием порыва? Эден вошел в зал, не снимая меховой шапки, и направился прямо к председательскому креслу.
Ридегвари, неловко повернувшись всем телом, растерянно глядел на него, судорожно сжимая правой рукой спинку кресла. Он походил в ту минуту на шакала, неожиданно встретившего в индийских джунглях королевского тигра.
Зрелище, представшее глазам Эдена, потрясло его душу.
Зеленый стол президиума комитатского собрания был залит лужами крови, в беспорядке разбросанные документы и протоколы тоже были окроплены кровью; мужчины, разорвав носовые платки, перевязывали друг другу раны; куда ни глянь – сверкающие возбуждением глаза, негодующие лица; на столе – кем-то брошенный переломанный пополам окровавленный палаш.
– Кто все это сделал? – звенящим от напряжения голосом спросил молодой Барадлаи, остановившись перед председательским креслом. – Кто все это сделал? – вторично произнес он, в упор глядя на администратора.
Ридегвари оторопело смотрел на него и молчал.
– Я обвиняю вас в этом позорном деянии, следы которого не смыть из нашей истории никакими слезами!
– Меня? – с трудом выдавил Ридегвари, выразив одним этим словом и беспредельную ярость, и спесь, и страх, и изумление.
Молодой Барадлаи переложил саблю из правой руки в левую.
– Да, вас!
С этими словами он взялся правой рукой за резную дубовую спинку старинного кресла и в неудержимом порыве резко дернул его на себя.
– А сейчас – оставьте это место. Это кресло моих предков. Вы расположились в нем только из-за болезни губернатора. Ныне губернатор выздоровел!
Эти слова были встречены ликованием всего зала. Да, именно всего зала.
Те, кто знаком со своеобразным характером венгерских собраний, вспомнят множество примеров, когда в разгар полемики какой-нибудь располагающий к себе человек, поднявшись на трибуну, мгновенно покорял всех присутствующих, сближал и объединял противников, разбивал все приведенные до него доводы и рассуждения, рассеивал неприязнь, повергал в прах корысть и увлекал за собой сплоченную воедино массу людей, которые даже не спрашивали, куда их ведут.
Подобный переворот произошел и в тот день в зале ратуши.
По лицам своих бывших единомышленников, прихвостней и приспешников. Ридегвари мог безошибочно прочесть, что его господству пришел конец. Ему следовало убираться восвояси.
Бледный от гнева и стыда, поднялся он с председательского кресла, бросил в зал ненавидящий всех и вся взгляд и, обратившись к Эдену Барадлаи, процедил изуверским, исполненным лютой злобы, мстительным голосом:
– Извольте… это ваша первая ступенька к той вершине.
Эден смерил его презрительным взглядом; он уже знал от матери, что за «вершину» сулил ему Ридегвари.
И даже не удостоил его ответом.
Могущественный администратор покинул зал, и председательское кресло занял наследственный губернатор под громкие ликующие возгласы всех дворян. Только тогда Эден снял с головы песцовую шапку.
Поступок его, правда, не был безупречен, ибо Эдена официально еще не утвердили в правах губернатора, а до тех пор он не мог претендовать на пост председателя дворянского собрания. Но восторженные приветствия, которые неслись к нему со всех сторон, выражали неподдельные, искренние чувства. Они как бы санкционировали совершенный им акт.
Его поступок был очень смелым, более того, имел решающее значение для его личной судьбы, равно как и для будущности всего комитата, всей страны, а в некотором отношении – даже для своей эпохи. Важно было то, что Эдену удалось претворить свое решение в жизнь.
Да, это ему полностью удалось.
Час, когда Эден занял председательское кресло, можно назвать поворотным пунктом в истории его родины. Этот акт стал начальным моментом будущих великих событий. Нужно было иметь мужественное сердце, чтобы отважиться на такой смелый поступок.
О том, что произошло на комитетском собрании дальше, поведает местная хроника.
Нам важно другое – этот день был днем великого триумфа Эдена Барадлаи,
Весенние дни
Естествоиспытатели древних эпох рассказывали о чудовище, имя которому «крак».
Норвежский ученый Понтоппидаи оставил потомкам даже подробное описание его.
Крак – это гигантское морское животное, обитающее на дне океанов и лишь изредка всплывающее на поверхность вод.
Когда огромная, необъятная спина этого чудовища показывается над гладью морей или океанов, покрытая илом и тиной, поросшая морской травой, усеянная ракушками, подводными тюльпанами и кораллами, глупые пингвины и чайки думают, что появился какой-то новый остров; и они поселяются на нем, вьют там гнезда, следуя естественным инстинктам; крак спокойно это сносит.
С течением времени спина крака покрывается травой и деревьями; мимо проплывают мореплаватели и думают: «Какой прекрасный зеленый островок!» Причаливают к нему, объявляют его своим владением, строят на нем дома; крак терпит и это.
Затем люди начинают пахать почву, сеять рожь; крак позволяет им пахать и бороновать; а когда они разводят огонь, самое большое, что может позволить себе крак, это – подумать про себя: «Как неудобно, что я не могу даже почесать себе спину».
Поселенцы все лучше и лучше чувствуют себя на новом острове, они роют колодцы и радуются, когда вместо воды из скважин бьет жир. Крак даже разрешает откачивать свой жир насосом – ведь жира у него достаточно.
Люди возводят на богатом острове скалы, устанавливают таможенные пошлины, создают полицию, а порою даже учреждают акционерные кампании. И вот они уже терзают живое мясо крака; тогда он внезапно соображает, что дело тут нешуточное, и стремительно погружается на дно океана. А с ним вместе – и птица, и человек, и корабль, и склад, и акционерная камлания…
Так и поступил крак в середине марта 1848 года.
Наступило тринадцатое марта – день народного восстания в Вене.
…Не закрывай книгу, мой нетерпеливый читатель! Я не поведу тебя на улицу, не буду показывать развороченную мостовую, построенные наспех баррикады, не заставлю тебя сопровождать по переулкам первого раненого, этого первого мученика свободы, окровавленного и бледного как полотно, которого товарищи несут на плечах через город, чтобы его видел весь народ; пет, мы станем наблюдать за происходящим из тихого и безопасного места, и пас не настигнет никакая беда.
Дом Планкенхорст в эти дни был полон обычных гостей; только вместо звуков рояля и французской речи в комнатах слышались доносившиеся с улицы крики толпы н далекая ружейная пальба.
Бледны были лица господ, а их тревожно бегающий взгляд как бы вопрошал: «Что там происходит?»
Народ почуял аромат свободы!
Случилось то, что спящий гигант лишь слегка поднял свои вежды, и мир со всеми его «великими» людишками содрогнулся. Что за наваждение!
Вот почему надменные господа явились сегодня в дом Планкенхорст без орденов, а их сиятельные супруги – без драгоценностей, вот почему гости то и дело вставали, снова садились, нервно расхаживали по комнатам, с тревогой поглядывали на окна, прислушивались к уличному шуму и вполголоса спрашивали друг друга: «Чем кончится этот день?»
Близился вечер; комнаты и залы постепенно окутывал полумрак, но никому из собравшихся даже в голову не приходило зажечь лампу; от гула орудийной стрельбы дрожали стекла. Каждый новый гость, прибывавший во дворец, приносил все более панические вести.
Высокий и статный интендант, прежде державшийся в обществе так, словно он был по меньшей мере генералом, теперь разговаривал робким шепотом и даже сбрил свои роскошные бакенбарды, чтобы меньше походить на военного; толстый советник медицины забился в угол и, сидя па краешке стула, неподвижно глядел перед собой, вздрагивая при каждом стуке в дверь. Наконец он отважился спуститься в вестибюль, чтобы узнать новости, по через минуту возвратился, заявив, что там, мол, очень опасно.
Но вот в зале появилось новое лицо: это пришел личный секретарь полицей-директора. Сама одежда его свидетельствовала о том, что дела в городе идут неважно Вместо парадного платья на нем болталась драная блуза, какую обычно носят рабочие, лицо его было белее мела.
Узнав его даже в такой необычной одежде, гости со всех сторон обступили пришедшего.
– Ну, что? Разогнали их? – торопливо спросил толстый советник медицины.
– Никак не справятся – ответил дрожащим голосом чиновник. – Я к вам – прямо из главной канцелярии полицейского управления. Простолюдины ворвались в здание сбросили с фронтона статую Минервы, сломали решетки на окнах, раскидали архивы цензуры. Я спасся только благодаря вот этой блузе.
– И дома грабят? – донесся из угла вопль толстого медика, которого терзала мысль об оставленных дома деньгах.
– Бог ты мой! Но почему не пошлют против них побольше солдат? – еле слышно пролепетал какой-то сиятельный обладатель баса.
– Солдат там много, – ответил полицейский секретарь, – но император не хочет кровопролития. Ему жаль людей.
– Ах ты господи! Да зачем же спрашивать об этом у императора? Раз уж у него такое доброе сердце, поручите все солдатам!
– А вы бы сами попробовали! – огрызнулся секретарь. – Солдаты стреляют так, что ни одна пуля не попадает в цель. Я видел своими глазами, как на площади Михаила артиллеристы бросали в грязь горящие запальники, чтобы только не стрелять в народ.
– О господи! Что ж с нами будет?
– Для того, господа, я и спешил сюда, чтобы осведомить вас о том, что происходит. Мне стало ясно, что озлобленный народ намерен свести счеты с некоторыми аристократическими домами; признаюсь, я далее за все сокровища Ротшильда не соглашусь провести в таком доме эту ночь!
– Вы полагаете, что наш дом тоже принадлежит к их числу? – спросила баронесса Планкенхорст.
Секретарь лишь неопределенно пожал плечами.
– Прошу прощения, я спешу по делам.
И он удалился.
Это послужило примером для остальных гостей.
Интендант настойчиво интересовался, нельзя ли раздобыть в этом доме штатское платье. Но, кроме лакейской ливреи, ему ничего не могли предложить. Между тем каждый понимал, что ливрея дома Планкенхорст вряд ли послужила бы надежным паспортом для прогулки в тот день.
Вскоре прибыл новый гость. Вернее, не прибыл, а ввалился. В нем с трудом можно было узнать некогда изысканного, с талейрановскими манерами референта государственного канцлера. Куда девалась его обычная невозмутимая осанка! Шляпа на нем была измята и сидела блином, одна пола шинели – разорвана, на спине – явные следы грязных ладоней, нос и лицо – в кровоподтеках: все это свидетельствовало о грозных передрягах, в которых он побывал по дороге. Он тяжело отдувался.
– Что с вами? – спросила его хозяйка дома с сочувствием в голосе.
Государственный муж с талейрановскими манерами еще не окончательно потерял чувство юмора.
– О, пустяки! Меня легонько помяли. Кто-то из толпы, увидев меня, закричал: «Это шпион!» В ту же минуту моя шляпа превратилась в лепешку. К счастью, какие-то студенты освободили меня, и я спасся через проходной двор.
– Скажите, пожалуйста, еще не начали грабить? – снова поинтересовался советник медицины.
– Какое там «грабить»! Скорее, наоборот, – раздают. А вы бы сами попробовали выйти на улицу. Дорогая баронесса, прошу вас, дайте мне английский пластырь, я хоть заклею ссадину на носу. И вообще пластырь сейчас очень кстати: по крайней мере не так легко узнают на улице.
– Как? Вы опять собираетесь выходить? – удивилась госпожа Антуанетта, провожая незадачливого деятеля в свой будуар, чтобы прилепить пластырь к пострадавшему носу.
– Я должен торопиться! – доверительно прошептал ей, привстав на цыпочки, низкорослый чиновник. – Мне еще надо подготовить экипаж и подставы для его высокопревосходительства господина канцлера.
– Неужели дело зашло так далеко?
– Все возможно!
– Вы также уедете с ним?
– Разумеется, не оставаться же мне здесь. И вам советую… пока не поздно… подобру-поздорову.
– Посмотрим, – спокойно ответила госпожа Антуанетта, благосклонно отпуская низенького человечка с черным пластырем на носу, спешившего по делам службы.
Господин военный интендант попытался было его удержать:
– Не выходите, вас убьют!
– Выкручусь. Буду громко кричать: «Долой Меттерниха! Да здравствует «Аула!».
Между тем шум на улице все усиливался, в комнатах дворца становилось все темнее; интендант умолял ради всех святых не зажигать свечей: пусть толпа думает, что во дворце никого нет.
На самом же деле здесь собрался пышный букет великосветской флоры. Дом Планкенхорст стал штабом побитого войска.
Что делать? Этот вопрос обсуждался в полумраке дворца.
Бежать или оставаться? Были робкие, стоявшие за бегство, и еще более трусливые, не решавшиеся даже на это. Ведь на улицах бушевало море! Народное море!
Неожиданно в зале появился новый гость.
Несмотря на вечерние сумерки, все сразу узнали этого человека. Квадратное лицо, надменная неподвижная голова могли принадлежать только Ридегвари.
Его приход несколько ободрил перепуганное общество и придал многим какую-то надежду. Этот хладнокровный человек импонировал всем, у кого были робкие сердца.
– Какие новости, мой друг? – поспешила ему навстречу хозяйка дома.
– Новостей достаточно, – сухо ответил Ридегвари. – Первая и самая достоверная: Меттерних подал в отставку.
– Тсс!
– Через час это будет известно всем. Я прямо от него. Отставка принята, и этот великий человек в данный момент ломает себе голову лишь над тем, в какое платье переодеться, в каком экипаже и по какой дороге бежать за границу.
– В чужом платье! – повторял высокий интендант; его губы долго еще продолжали беззвучно шевелиться.
Возможно, он думал про себя, какое счастье иметь теперь самый захудалый сюртук.
– Еще не грабят? – вздохнул в своем углу богатый советник медицины.
– Нет. Но вооружаются. Они захватили арсенал.
– Не могли даже арсенал защитить! – пробурчал толстяк.
– Сдан по приказу императора.
– Уму непостижимо!
– У меня в кармане указ, в котором объявляется, что для поддержания порядка в столице студенты и горожане должны получить оружие из городского арсенала.
И Ридегвари показал печатный листок, на который все накинулись, пытаясь разобрать его в сгустившейся темноте.
– Тысяч двенадцать студентов и мастеровых уже вооружились, – невозмутимо продолжал Ридегвари. – Ночью можно ждать уличных и баррикадных боев.
– Ну. уж этого я дожидаться не буду, – раздался голос интенданта. – Я ухожу.
Стали подниматься и остальные.
– Дамы и господа! Sauve qui peut.
Все поспешили проститься с хозяйкой. Сейчас на улице гроза, но того и гляди с неба посыпятся камни! Каждый называл какую-нибудь местность и выражал надежду встретиться там.
– Ну, а вы куда собираетесь? – спросила Антуанетта у господина с квадратным лицом.
– Я? Никуда. Остаюсь в Вене. Я за себя не боюсь. – И, пожав руку хозяйке, он последним покинул ее дом.
Слова Ридегвари вовсе не означали, что он первым же не побежит из Вены; возможно, он просто не хотел говорить, куда именно направит свой путь.
Интендант все же нашел у швейцара старое, все в заплатах пальто и какой-то извозчичий плащ. Приобретя этот костюм за большие деньги, он закутался до подбородка и вышел в таком виде на улицу. Кто знает, куда понес его людской поток? Что касается толстобрюхого медицинского советника, то у него не было никакой охоты пускаться в столь опасную экспедицию. Бегать он не мог, и, если бы его где-нибудь случайно прижали к стене, он тут же испустил бы дух. Ему занимавшему на земле в три раза больше места, чем прочие смертные, лучше было не показываться на людях в такое время, когда все даже самые тощие, боролись за место под солнцем.
– Дорогой друг, – обратился он к привратнику, поглаживая его одной рукой по щеке, а другой всовывая в ладонь крупную ассигнацию, – не сдается ли в этом доме какая-нибудь полуподвальная комната?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64