— У нас есть только один выход, — сказал Мэсон дрожащим голосом, — броситься в чащу и начать атаку.
Маклеод посмотрел на него, взглянул на Смэджа и снова сел.
— Я не так глуп, — гнусаво протянул он, — чтобы самому кинуться им в лапы. Не успеем мы сделать и шага по джунглям, как женщины им уже доложат.
— Значит, вы предпочитаете умереть от жажды? — запальчиво крикнул Мэсон.
Маклеод пожал плечами и ничего не ответил.
— А что если пойти за водой ночью, — предложил Смэдж. — Пошлем женщин вперед с сосудами, а когда покажутся черные, мы их ухлопаем.
— Экая дубина! — воскликнул Маклеод. — Что у тебя на плечах, голова или судовой котел? Они не идиоты, черные, и доказали это на деле. Они дадут женщинам наполнить сосуды и даже не высунут из чащи свои грязные морды. А на обратном пути перестреляют нас за милую душу.
— Вы рассуждаете, как будто они непременно должны остаться победителями, — гневно бросил Мэсон. — Я не понимаю вашей позиции, Маклеод.
— Это меня, прямо сказать, здорово огорчает, — спокойно ответил Маклеод. — Моя позиция — это моя позиция, капитан, и я не вижу причины ее менять. Нам не победить черных в джунглях, вот что я говорю. Нам надо драться с ними здесь.
Смэдж громко проглотил слюну.
— А если они на нас не нападут, что тогда? — с вызовом бросил он.
— Будем сидеть и ждать? И подохнем от жажды?
Маклеод взглянул на него с язвительной усмешкой, но не удостоил ответом. Парсел по-прежнему молчал. Его удивляли враждебные взгляды, которыми обменивалась эта троица. Маклеод обливал товарищей презрением, и, странное дело, Масон и Смэдж, казалось, объединились против него, как будто считали его ответственным за создавшееся положение.
— О вождь большой пироги!. — проговорила вдруг Омаата по-английски.
Мужчины обернулись и с удивлением посмотрели на нее. Они до того растерялись, что совсем позабыли о присутствии женщин.
— Послушай, о вождь! — продолжала Омаата. — Мы берем сосуды и уходим с сосудами. Адамо тоже уходит. Мы идем к «тем», — продолжала она, скромно опуская глаза, — и Адамо им говорит: «Мы даем яме, бананы, манго, орехи. Вы даете воду».
Когда Омаата кончила речь, в комнате стояла полная тишина.
— Неплохо, — сказал Маклеод, минуту подумав. — Хотел бы я знать, что лопают эти чертовы ублюдки с позавчерашнего дня. Все плоды и овощи растут с нашей стороны и на открытых местах. — И развязно добавил: — Дело, пожалуй, может выгореть, если Парсел согласится.
Но на Парсела он не смотрел и пристально разглядывал свои ноги.
— А почему бы ему не согласиться? — запальчиво сказал Смэдж, как будто у Парсела были все основания жертвовать собой ради его драгоценной персоны.
Однако он тоже не смотрел на Парсела. Маклеод вытянул ноги, соединил пятки, а потом раздвинул их так, чтобы вышел прямой угол. Прищурившись, он проверил, правильный ли получился угол, и слегка передвинул ноги, добиваясь нужной линии.
— А может, Парселу не слишком весело прогуливаться под самым носом у Тими, — заметил он рассудительно.
— Ему так же хочется пить, как и нам, — ответил Смэдж требовательным тоном.
Мэсон стоял, опершись обеими руками на ружье. Маклеод снова соединил ступни, поднял голову и посмотрел на него. Но Мэсон молчал. Он считал ниже своего достоинства обращаться к Парселу с просьбой.
— Есть маленький шанс, что дело может выгореть, — заговорил Маклеод равнодушным тоном. — Они, должно быть, подыхают с голоду, эти сукины дети.
— Если они хотят есть, то могут приходить сюда ночью и воровать у нас фрукты, — сказал Смэдж.
— А мы поступим с ними так же, как они с нами у ручья, — ответил Маклеод. — Мы будем поджидать их с ружьями. — И добавил: -А ведь, может, потому они и отобрали у нас воду. Может, они хотят пойти на обмен. Мы им — они нам. Так я разумею, сынок. — Он продолжал тем же безразличным тоном: — Есть маленький шанс, что дело выгорит, вот что я говорю.
На этот раз он взглянул на Парсела, но тот этого даже не заметил. Парсел пристально смотрел в глаза Омааты. Ему показалось, что ее взгляд скрывает что-то, и он старался разгадать, что именно.
— Ты советуешь мне согласиться? — тихо спросил он ее по-таитянски.
— Советую, — ответила она с неподвижным лицом.
Он принялся шагать по комнате. Ему не хотелось, чтобы они подумали, будто разговор с Омаатой повлиял на его решение. И вдруг он ощутил какую-то необыкновенную легкость. Все его сомнения рассеялись. Он почувствовал себя беспечным, веселым. Даже вопрос о воде перестал его тревожить.
— Я счастлив, что мой процесс закончился благополучно, — сказал он чистым звонким голосом. — Иначе я был бы не в состоянии оказать вам услугу. — И продолжал во внезапном приливе радости: — В последний раз, когда на острове происходил судебный процесс, обвиняемым был мистер Мэсон. Я счастлив, что и тот процесс тоже закончился благополучно. Иначе мы не имели бы удовольствия видеть мистера Масона среди нас.
Он с улыбкой обвел взглядом всех троих.
Маклеод и Смэдж смотрели на него, Мэсон покраснел и усиленно заморгал глазами.
— Я уже говорил, — проворчал он, — что нисколько не был вам благодарен за вмешательство.
— Разумеется, — любезно подтвердил Парсел.
Он чувствовал себя беспечным, счастливым, веселым. «Боже правый, и мне пришлось выслушивать этих помешанных!» Мысль его сделала скачок. Он вдруг вспомнил об Ивоа, вновь увидел, как она стоит, наведя ружье на Смэджа. И умилился.
— Ну как, вы решились? — спросил Смэдж, осмелев при виде счастливого лица Парсела.
Парсел взглянул на него. В эту минуту даже Смэдж не был ему противен. Как он боится умереть от жажды, этот несчастный крысенок! Да и я тоже, я тоже!.. Значит, у нас все же есть что-то общее. Парсел тихонько рассмеялся. Ему было безрассудно весело. Он ходил по комнате легкими, быстрыми шагами. Ему казалось, что ноги сами отскакивают от пола. Эти трое ждут его решения. Эти трое ждут, что он рискнет жизнью. Да это же просто фарс! «Предатель» рискует жизнью ради «общины». «Бог мой, они помешанные] Помешанные! Самые настоящие помешанные!» Он остановился и оглядел их одного за другим. Смэджа, уставившегося в землю, наигранно развязного Маклеода и пристально глядевшего на гору Мэсона. Нависло тяжелое молчание. Табуретка Маклеода затрещала, Мэсон провел языком по губам, и Парсел подумал: нет, это нормальные люди. Люди, которые боятся. У них сосет под ложечкой. Ладони вымокли от пота. Во рту пересохло.
Его возбуждение упало, и он спокойно сказал:
— Я согласен.
Все трое разом посмотрели на него. Они легко вздохнули, — но в их взглядах не было удивления. Они не сомневались, что он согласится. Парсел вдруг почувствовал горечь к отвращение. Они знали его! Знали, чего можно от него ждать, и тем не менее затеяли этот мерзкий суд! Они обвинили его, оклеветали, облили грязью!
— Я согласен, — повторил он, — но с одним условием! Я не ограничусь переговорами с таитянами о воде. Я постараюсь восстановить мир.
Масон бросил взгляд на Маклеода. Тот ухмыльнулся, и Мэсон пожал плечами.
— Ну что? — спросил Парсел.
— Как хотите, — ответил Мэсон.
Маклеод встал, повесил ружье через плечо, отворил дверь, и по комнате пролетел ветерок, прорвавшись сквозь раздвижную стену. Маклеод придержал дверь, пропуская двух других.
Наступила минута замешательства. Мэсон не знал, как ему уйти.
— Вот мы и уладили дело, — громко сказал он, ни на кого не глядя.
Он выпрямился, расправил плечи и двинулся к двери, за ним по пятам шел Смэдж, согнувшийся, жалкий, смехотворно маленький рядом с Мэсоном.
Проходя мимо Парсела, Мэсон резко остановился, как деревянный, круто повернул голову и быстро сказал:
— Весьма учтиво с вашей стороны, мистер Парсел.
Затем он вышел, а Смэдж все так же семенил за ним, прячась в его тени, опустив глаза и вытянув свой уродливый нос.
Маклеод по-прежнему держал дверь открытой и смотрел на Парсела.
— До свиданья, — сказал он, когда те двое вышли.
Но сам не уходил. Он стоял у двери, тощий, угловатый, уставившись на Парсела, и его лицо, похожее на череп, оживляла странная усмешка. Одной рукой он придерживал дверь, другой опирался на косяк и широко расставил ноги; его фигура, резко выделяясь на освещенном солнцем пороге, напоминала громадного, раскинувшего лапы паука.
Парсел подошел, чтобы придержать дверь и не дать ей захлопнуться, когда Маклеод отпустит руку.
— Желаю удачи, — проговорил Маклеод, натянуто усмехаясь, и добавил на шотландском диалекте: — Надеюсь еще с вами увидеться.
Впервые он обращался к Парселу по-шотландски. Парсел молча наклонил голову. Он подошел ближе и взялся за ручку двери. Он никогда не подходил к Маклеоду так близко и был почти испуган худобой его лица: это было лицо человека, долгие годы не евшего досыта.
Маклеод повернулся и перешагнул разом через две ступеньки.
— Желаю удачи, — повторил он, бросив на Парсела последний взгляд через плечо и дважды махнул перед своим лицом тощей как у скелета рукой.
— Сосуды здесь, — сказала Омаата.
Парсел затворил дверь и обернулся.
— А плоды? Ямс?
— Тоже.
Он ласково посмотрел на нее, улыбнулся и почувствовал, что за всем этим что-то кроется. Омаата не ответила на его улыбку. Вид у нее был суровый. Казалось, она не расположена говорить.
Вся группа вышла на Ист-авеню и свернула направо по Баньян-лейн. Омаата шла впереди, за ней Парсел, а у него по бокам — Ороа и Авапуи. Таиата, Тумата и Итиота замыкали шествие. Было очень жарко, и подъем оказался крайне утомительным.
Когда они дошли до середины второго плато, Омаата немного запыхалась. Парсел нагнал ее и пошел с ней рядом. Она повернула к нему голову и сказала тихо, суровым голосом:
— Иди позади меня.
Он колебался, но Ороа с силой схватила его за руку и заставила отступить.
— Э, Ороа, э! — сердито сказал Парсел.
Она наклонилась и шепнула ему на ухо:
— Омаата боится, как бы «те» не выстрелили в тебя.
Так вот почему они его эскортируют! «Те» не смогут выстрелить из боязни попасть в женщин.
— Омаата!
— Молчи! — бросила она, не оборачиваясь.
Она была права. Лишь он один вел себя неосторожно. Она шли уже с полчаса, и «болтуньи», замыкавшие шествие, не проронили ни слова. Их ноги не задели ни одного камешка. Даже дышать они старались неслышно.
Группа подошла к баньяну.
— Мы останемся здесь, — тихонько сказала Омаата. — «Те» сюда никогда не приходят. Но даже тут надо быть настороже.
Со времени дележа женщин таитяне считали, что баньян приносит несчастье, и потому объявили его табу.
— Таиата, — скомандовала Омаата, — оставайся здесь и карауль.
Таиата состроила гримасу. Приказ Омааты лишал ее возможности участвовать в предстоящей беседе. Однако не возразив ни слова, она скользнула в траву; голова ее. тут же вынырнула и слилась со стволом. Удивительно! Цвет ее кожи не отличался от цвета коры!
Омаата вошла под баньян. Прежде чем последовать за ней под его зеленые своды, Парсел вынул из кармана часы. Полдень.
Прошло всего четыре часа с той минуты, как он закрыл дверь хижины и случайно избежал пули Смэджа.
Под зелеными арками баньяна было темно. Омаата переходила из одной беседки в другую, не останавливаясь, и Парсел с трудом поспевал за ней. Только ее юбочка из коры светлым пятном выделялась в полумраке.
— Вот здесь, — сказала Омаата.
От лиственной стены отделилась чья-то тень и бросилась к Парселу. Он невольно отшатнулся и вытянул вперед руки. Но тень рассмеялась, проскользнула у него под руками и крепко обхватила его. Парсел почувствовал прикосновение выпуклого обнаженного живота.
— Адамо! О Адамо! Я боялась, что больше тебя не увижу!
Ивоа опустилась на колени и, потянув его за руку, усадила рядом с собой на мох.
— Ивоа, — сказал Парсел, взяв ее лицо в обе руки. — Как ты сюда попала? Откуда узнала, что я приду?
Она засмеялась, счастливая, что чувствует прикосновение его рук.
— Отвечай, Ивоа!
Она засмеялась еще громче. Вечные вопросы! Все ему надо знать! Она опустила голову на плечо Парсела.
— Когда я увидела трех перитани с ружьями в нашем доме, я сказала: ауэ, ауэ! Я не смогу убить всех троих!
Послышался смех, и Парсел понял, что женщины сидят вокруг них в полумраке. Но он еле различал очертания их фигур.
— Тогда, — продолжала Ивоа, — я побежала к Омаате, а там была Итиа, и я им все рассказала. Омаата подумала и ответила: «У меня есть план. Иди с Итией под баньян и жди».
— А я, — сказала Омаата, — собрала женщин, рассказала им свой план, и они решили: «Пусть будет так, как ты говоришь».
Она сидела справа от Парсела, и когда повернула голову, он увидел, как заблестели ее глаза. Она сделала многозначительную паузу, ожидая новых вопросов.
— И тогда? — -спросил он.
— Тогда я опрокинула цистерны с водой.
— Это ты опрокинула цистерны? — воскликнул Парсел, пораженный.
Омаата откинула голову назад, выпятила свои круглые, как шары, груди, и смех ее прогремел, словно водопад. Однако глаза глядели печально. Это был смех торжествующей гордости, но не веселья. Глаза Парсела понемногу привыкли к темноте, и теперь он ясно видел женщин, присевших на пятки вокруг него. Парсел не слышал их, так как смех Омааты все заглушал, однако по их губам он видел, что они тоже смеются. Они были горды, что принимали участие в этой хитрой проделке и что она так ловко удалась.
— Знай, Адамо, — сказала Омаата, — что на Таити: убивают. Но ему не мешают пить.
— К чему же тогда эта хитрость? — спросил Парсел.
— Чтобы вырвать тебя из рук перитани и спрятать.
— Спрятать? — спросил Парсел, поднимая брови.
— Да, пока не кончится война.
Парсел поглядел на женщин.
— И вы все согласились на такую хитрость? — спросил он изменившимся голосом.
— Все, — ответила Омаата, — даже жены, чьи танэ не Дружат с тобой. Только Ваа мы ничего не сказали.
— Ваа очень глупа, — сказала Ороа, вскинув голову и взмахнув гривой. — Она могла нас выдать.
— Ваа восхищается человеком, который носит кожаные штуки вокруг ступней, — добавила Тумата. — Она не понимает, что вождь теперь ничто, когда сгорела его большая пирога.
— Вождь и сам этого не понимает, — сказала Итиа.
Женщины засмеялись. Ну и злой же язычок у Итии!
— Однако Ваа дала мне ружье, — заметила Ивоа.
— Она тебе его дала? -спросил Парсел.
— Да.
Парсел снова поднял брови. Забавно. Оказывается, образцовая миссис Мэсон налгала своему супругу.
— Послушай, мы спрячем тебя в пещеру, — сказала Омаата. — В пещере живут тупапау, а «те» их боятся.
— Меани их не боится.
— Меани твой брат, — сказала Ивоа.
— А в какую пещеру?
— В мою, — ответила Итиа. — В ту, где я ночевала с Авапуи после раздела жен.
— В пещеру с ружьями?
— Ты ее знаешь, Адамо?
— Не знаю.
— Это очень хорошая пещера, — пояснила Итиа. — В ней есть родничок. Если быть терпеливым, можно набрать полную тыкву воды.
После недолгого молчания Омаата проговорила:
И знай, что плоды не для «тех». Они для тебя. И для Итии, — добавила она.
Для Итии? — спросил Парсел.
— Итиа отведет тебя в пещеру и останется с тобой.
— А Ивоа?
— Ивоа носит сына. Она не может забраться в эту пещеру.
— А если я ей помогу?
— Спроси ее сам.
Парсел видел только неподвижный профиль Ивоа. Она молчала, сжав губы, с суровым взглядом и замкнутым лицом.
— Если я помогу тебе, Ивоа?
Она отрицательно покачала головой.
— Я очень отяжелела. Мне лучше остаться в поселке.
Она чувствовала себя совсем без сил после бессонной ночи. У нее было лишь одно желание: вернуться домой и поспать хоть несколько часов. Эту ночь ей опять придется караулить с ружьем в руках возле пристройки и дожидаться Тими. Она не будет знать покоя, пока не убьет Тими.
— Почему я не могу остаться один в пещере? — спросил Парсел.
Итиа наклонилась вперед и развела руками.
— Этот мужчина боится меня, — сказала она, окидывая подруг лукавым взглядом.
Заблестели улыбки, но гораздо более сдержанные, чем обычно в таких случаях. Этого требовало важное молчание Ивоа и уважение к этикету.
— Итиа будет тебе полезна, — пояснила Омаата, — она хитрая. К тому же она будет приносить тебе новости.
— Это может и Ивоа.
— Человек, погляди на нее! Куда ей лазить. Она не может бегать. Она еле ходит.
— Мне будет хорошо там, куда я пойду, —
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61