— Таиата.
В выборе проявилась его непритязательность: Таиата была самая некрасивая и самая немолодая среди таитянок.
— Есть возражения? — спросил Маклеод, подымая над головой веревку. И, не дожидаясь ответа, ударил концом веревки о землю.
Джонсон поднял голову и дрожащим голосом позвал:
— Таиата!
Женщины зашушукались, но никто не поднялся с места, никто не вышел на зов. Губы Джонсона жалобно дрогнули. Он сцепил руки, захватил пятерней большой палец правой руки и стал потирать его медленным непроизвольным движением. «Сейчас расплачется», — подумал Парсел.
— Таиата! — громко повторил Маклеод.
Женщины разом замолчали, потом снова послышалось шушуканье. Таиата поднялась. Приземистая, коренастая, она не торопясь, слегка ковыляя на ходу, вступила в освещенный круг, и тут стало заметно, что ноги у нее чуть кривые. Под набрякшими веками не было видно глаз, лицо ее в свете факелов казалось особенно угрюмым и замкнутым. Джонсон негромко хихикнул, торжественно выступил вперед, взял свою нареченную за руку и вдруг засеменил на месте, словно исполняя фигуру кадрили; зрелище было такое нелепое и такое жалкое, что никто даже не подумал рассмеяться. Затем он уселся, но, как только Таиата опустилась с ним рядом, она резким движением высвободила свою руку и оглядела будущего супруга холодным взглядом черных глаз, прятавшихся под вспухшими веками.
— Бедняга Джонсон, — вполголоса произнес Парсел.
Никто ему не ответил. Джонс любовался своей Амуреей, а Бэкер, бледный, сжав губы, пристально смотрел прямо перед собой.
— Джонс! — сурово окликнул юношу Маклеод.
Он тоже, казалось, утратил обычное спокойствие, весь внутренне напрягся. Джонс выпустил руки Амуреи, поспешно схватил треуголку и вытащил бумажку.
— Уайт! — выкрикнул он таким оглушительным голосом, будто метис находился на дальнем конце поляны.
Уайт не шелохнулся, лицо его не выразило ничего. И заговорил он не сразу. Сидел он, поджав под себя ноги, скромно положив ладони на раздвинутые колени, и только задумчиво похлопывал по панталонам двумя пальцами правой руки. Остальные пальцы, короткие, как сосиски, и утолщавшиеся к концам, были приподняты даже с каким — то изяществом, словно готовились пройтись по струнам арфы. Несколько секунд протекло в молчании.
— Итиа, — проговорил Уайт своим нежным голосом.
Среди женщин вдруг началось лихорадочное волнение, шепот стал громче, возбужденнее. Парсел оглянулся. Итиа стояла на коленях, опустив глаза, сжав губы и покачивала головой, как бы говоря: «Нет». Сидевшая от нее справа Итиота положила ей на плечо руку. Слева сидели Раха и Тумата. «Соглашайся. Он не злой. Он тебя бить не будет», — шептала Итиота. — «Нет, нет», — твердила Итиа.
— Итиа! — прогремел Маклеод. Итиа поднялась, вошла в освещенный круг и встала лицом к Маклеоду, между Амуреей и Джонсоном. Глаза ее сверкали.
— Слушай, Скелет перитани, — сказала она, уничтожающе глядя на Маклеода. — Как ты не стыдишься поступать так, как поступаешь? Какой смысл выбирать женщину, которая не выбрала тебя?
Говорила она так, будто ее выбрал сам Маклеод, а не Уайт.
И помолчав, добавила:
— Разве ты не знаешь, что бывает с мужчиной, когда он выбирает себе женщину, которая его не выбрала: он становится рогоносцем.
Таитянки приглушенно фыркнули, им вторил громкий смех таитян. Будь благословен Эатуа! Плохие манеры Итии сослужили ей добрую службу!
Маклеод выпрямился.
— Что она болтает?
— Она спрашивает, — равнодушным тоном пояснил Парсел, — угодно ли вам, чтобы вас обманывала жена, или нет. — И добавил: — Вопрос, конечно, чисто риторический. Она не имеет в виду лично вас.
В глазах Маклеода зажегся гнев, но он сдержал себя.
— Скажите ей, пусть придержит язычок, — спокойно произнес он, — и пускай немедленно сядет рядом с Уайтом.
Парсел перевел Итиа эти слова. — Я вовсе не ненавижу желтого человека, — сказала Итиа, стараясь говорить как можно вежливее. — У него руки не полны ледяной кровью Он не эгоист — по — таитянски.

, как у Скелета. Желтый человек — человек любезный. Тихий такой, как тень…
Она выпрямилась, все ее хрупкое тело напряглось.
— Но я не хочу его себе в танэ. Себе в танэ я хочу Меани.
Меани поднялся. Выбор пал на него. И раз он поднялся, значит, он дает свое согласие. Меани любил равно всех женщин. Но с Итией он дружил.
Взгляд Маклеода скользнул по фигурке Итии, потом по Меани. Он и без перевода понял, что сказала Итиа. Он сжал губы, потрясая концом веревки, потом яростно крикнул:
— Скажите ей, пусть немедленно сядет рядом с Уайтом, а то придется ее наказать.
— Вашей угрозы я не переведу, — возразил Парсел. — Это просто опасно. Меани уже считает ее своей женой. Если вы ее хоть пальцем тронете, он вас убьет.
— На то есть закон, — отозвался Маклеод. — Его повесят.
— Если только вам это удастся, — проговорил Парсел, пристально глядя на Маклеода.
Шотландец вскинул костлявый подбородок и опустил ресницы. Если и впрямь начнется резня, против него будет Парсел, Джонс, Бэкер, шестеро таитян, а возможно, и все женщины. Он горько пожалел, что не захватил с собой ружья.
Он оглянулся на Уайта.
— Уайт, подымись и сам приведи себе жену.
Фактически это было замаскированное отступление: Маклеод предоставлял действовать самому Уайту.
Но Уайт вовсе не собирался нападать на Итию врасплох. Он медленно поднялся и с достоинством направился к ней. Итиа отпрыгнула, резко повернулась и почти с неестественной быстротой пересекла поляну, только длинные волосы взметнулись за ее спиной. Она неслась прямо на запад, к джунглям.
— Стой, Меани! — крикнул Парсел.
Меани, бросившийся было за ней следом, застыл на месте, выставив вперед одну ногу, атлетический его торс был повернут к присутствующим боком, голова вскинута, а ноздри трепетали, как у гончей, которую окрик охотника остановил на бегу.
— Если ты последуешь за ней, — сказал по — таитянски Парсел, — они будут гнаться за тобой с ружьем в руках. Оставайся здесь. Возвращайся с нами в поселок. — И добавил: — Впереди еще вся ночь…
Меани уселся, не спуская с Парсела глаз. Уайт не шелохнулся. Он смотрел, как Итиа в лунном сиянии мчится к зарослям. Бежать за ней значило унизить себя. Когда фигурка девушки исчезла в роще, он неторопливо вернулся в круг и уселся на прежнее место. С тех пор как Уайт назвал имя Итии, он не произнес ни слова.
— Найдется, — проворчал Маклеод, — пить, есть захочет и придет.
Воцарилось молчание. Прищурив глаза, Парсел произнес равнодушным тоном:
— Я предлагаю, чтобы Уайт выбрал себе другую женщин; Хотя бы Итиоту. Итиота охотно согласится.
Уайт открыл было рот, но Маклеод вмешался в разговор.
— Хорошо, мистер, — ядовито проговорил он, — непременно, мистер. Весьма великодушно с вашей стороны, мистер. Итиота достанется Уайту, а Итиа достанется Меани. Ловко задумано, Парсел, но пусть меня черти изжарят, если выйдет по — вашему. Разрешите вам напомнить, что здесь у нас ассамблея. И не будут здесь черные устанавливать свои законы, будь они хоть трижды ваши дружки. А что касается Итии, Парсел, то и тут не бывать по — вашему, не беспокойтесь, ее отыщут.
— Заросли тянутся на пять километров и опоясывают весь остров, — холодно возразил Парсел. — На горе есть источник. А у нее самой семнадцать соучастников.
— Найдут, — пообещал Маклеод, махнув рукой Джонсу, чтобы тот продолжал.
Джонс запустил руку в треуголку.
— Бэкер, — чуть ли не шепотом произнес он и с виноватым видом поглядел на зятя.
С тех пор как Амурея села с ним рядом, он только раз, да и то мельком вспомнил об опасениях Бэкера.
Бэкер поднял загорелое лицо и внятно проговорил:
— Авапуи.
Никто не произнес ни слова. Все взгляды устремились на Маклеода. Шотландец ждал этой минуты. Вот она и пришла. И все-таки застала его врасплох. Протекло несколько секунд. Не шевелясь, не подымая с земли веревки, валявшейся у его ног, потупив глаза, Маклеод вытянул жилистую шею и высоко вскинул свое похожее на череп лицо. «Колеблется, — сказал себе Парсел, — бегство Итии заставило его призадуматься. А если бы не остальные…»
— Возражаю, — вдруг сказал Маклеод и, подняв глаза, посмотрел, прямо на Бэкера.
Бэкер молча выдержал его взгляд. Оттолкнувшись рукой от земли, Маклеод поднялся и прислонился спиной к корню баньяна. Он ждал, что Бэкер бросится на него, и предпочитал встретить атаку стоя.
— Уважаемые, — сказал он не спеша и обвел взглядом своих соратников, — если я требую себе Авапуи, то вовсе не потому, что хочу повредить Бэкеру…
— Ясно, — крикнул Бэкер, но голос его сорвался.
— Однако необходим порядок, — продолжал Маклеод, словно и не слыша крика Бэкера. — Не можем же мы терпеть, чтобы на нашем острове женщины переходили из рук в руки. Кто жил на Таити с Авапуи? Папа Маклеод! А кто жил с нею на «Блоссоме»? Собственный сын огородной матушки. А вы сами знаете, какие тут бабенки! Стоило нам высадиться на остров, как моя индианочка сразу начала вертеться вокруг Бэкера. Из чистого каприза, сынки! И не по чему — либо другому? Черные дамочки славятся своим капризным нравом! А я вот вам что скажу, — добавил он, повышая голос, — ежели мы их не приструним, тогда всему конец! Ни тебе порядка! Ни тебе семейного очага! Какие же тогда из нас хозяева! А что из этого получится, сынки, я вам сейчас объясню: напяливай, братец, юбку и валяй мыть посуду.
Смэдж и Джонсон рассмеялись, но как — то вяло. Горящие глаза Бэкера не оставляли сомнения в его намерениях, и оба сторонника Маклеода не без основания опасались, что если начнется свалка, то вряд ли можно будет рассчитывать на вмешательство силача Ханта. Очутившись в материнских объятиях Омааты, он перестал интересоваться жеребьевкой и только в упоении мурлыкал, как сытый кот.
— Ладно, — начал Маклеод, — пойдем дальше. Когда Авапуи меня бросила, я ведь ничего не сказал. Я тихий малый. Не хотел драться с Бэкером…
— Тебе, конечно, предпочтительней голосовать, чем драться, — кинул Бэкер таким спокойным и вместе с тем оскорбительным тоном, что Маклеод побелел.
Парсел украдкой взглянул на Бэкера. Он сидел поджав под себя ноги и засунув обе руки в карманы. Лицо его было совершенно спокойно, только нижняя губа временами нервно подергивалась. Черные, лихорадочно блестевшие глаза смотрели на Маклеода с выражением глубочайшей ненависти.
— Не намерен отвечать на дерзости, — проговорил Маклеод, овладев собой. — Если ты, Бэкер, ищешь ссоры, должен тебя разочаровать — ссоры не получится. У нас есть закон, и я придерживаюсь закона.
— А кто этот закон установил? Разве не ты сам? — медленно произнес Бэкер. — А теперь ты прячешься под охраной закона. потому что драться боишься. Когда надо болтать — сколько угодно. Когда ты говоришь — черт тебе не брат. Но что-то я никогда не видел тебя в первых рядах дерущихся. Когда Барт велел тебе кинуть в воду тело Джимми, ты разве возражал? Ты и твой дружок Смэдж, вы оба хвост поджали. И здесь то же самое ты, мол, повинуешься закону…
Бэкер с такой силой выговаривал каждое слово, что, казалось швыряет их одно за другим прямо в лицо шотландца.
— Я не намерен отвечать на твои дерзости, — повторил Маклеод и даже не шелохнулся (не человек — скала). — То, что я сказал, относится к Авапуи. Теперь говори ты. А когда кончишь поставим вопрос на голосование.
— Не терпится перейти к голосованию, а, Маклеод, скажи? — все так же медленно и жестко проговорил Бэкер. — Ведь голосовать — то легко. Не труднее, чем воткнуть нож в грудь парню, который не может защищаться, ну, например, в грудь Симону.
Тут произошло нечто из ряда вон выходящее: таитяне одобрительно зашумели. Они никогда не слышали о существовании Симона, не поняли ни слова из того, что сказал Бэкер, но по его тону, по блеску его глаз они догадались, что он оскорбил Маклеода, и были довольны. Но шотландец даже головы не повернул. Он стоял с полузакрытыми глазами, прислонясь к корню баньяна, сложив за спиной руки, закинув голову. Подождав, когда стихнет ропот таитян, он взглянул на Бэкера.
— Кончил?
— Нет, не кончил, — холодно и вызывающе бросил Бэкер. — Я говорил о легких вещах, Маклеод. Например, чего легче повесить Мэсона, связав ему руки и ноги. Тут отваги не требуется! Только голосование.
— Я никому препятствий не чиню, возьми да сколоти себе большинство, — огрызнулся Маклеод.
— И насчет большинства — это тоже легко, — подхватил Бэкер все так же медленно и размеренно, но в каждом его слове чувствовалось огромное внутреннее напряжение. — Легко одурачить парня, который вообще — то ни бельмеса не понимает. Легко запугать несчастного старика, который и защищаться — то не может. Вот, полюбуйся!
Он резко обернулся к Джонсону и впился в него горящими яростью глазами. Парсела потрясла сила или, вернее, неистовая свирепость этого взгляда. Джонсон открыл рот, словно у него перехватило дыхание, и весь сжался, как насекомое, на которое плеснули кипятком. Он судорожно обхватил колени руками, низко опустил голову и застыл в этой позе, скрюченный, сраженный ужасом.
Бэкер пожал плечами с нескрываемым выражением жалости попоглядел на Маклеода.
— Есть вещи и полегче этого, — продолжал он, не в силах унять дрожь голоса, что придавало словам какую — то особую выразительность,
— это бить женщину. Особенно такую беззащитную, как Авапуи. Поэтому — то ты и жалеешь, что с ней расстался. С Ороа не получится. Ороа сама тебя отколошматит. А тебе это не по вкусу. Колотить женщину — пожалуйста. Таскать ее за волосы — пожалуйста. Поддавать ей коленом под зад — пожалуйста. Но затевать драку — нет, уж увольте! Даже с Ороа. Нет и нет! К Ороа так легко не подступишься. Ороа, если ты ее пальцем тронешь, швырнет тебе в физиономию все что под руку попадется. Вчера вечером, например, попался твой молоток!
— А я и не знал! — по — мальчишески фыркнул Джонс.
Этот ребяческий, в сущности, безобидный смех положил конец разговорам и шушуканью. Слушая поношения Бэкера, Маклеод даже бровью не повел, но невинный хохот Джонса лишил его самообладания. Вдруг он ощутил, как саднят кожу бандерильи, которыми без передышки метал в него Бэкер. Глаза его потухли, помутнели и с пугающей неподвижностью уставились в одну точку. Опустив плечи, он засунул правую руку в карман. В то же мгновение Бэкер приподнялся и оперся правым коленом о землю в позе бегуна, готовящегося к старту. Он совсем забыл, что отдал нож Парселу, и, охваченный холодным бешенством, сотрясавшим все его сбитое, мускулистое тело, готов был броситься на Маклеода. Тяжело дыша, напружив каждую мышцу, он не спускал с шотландца опьяненного яростью взгляда, в котором ясно читалось, что сейчас начнется кровавая расправа.
Маклеод открыл в кармане нож, по его лбу катились капли пота, он делал отчаянные усилия, чтобы побороть искушение и не броситься на Бэкера. «Драться из-за какой — то негритянки, — вдруг с насмешкой подумал он. — Непростительная глупость! Ведь ничего не стоило без всякого риска заполучить Авапуи с помощью простого голосования. Как глупо, ведь это ему только на руку», — с презрением подумал он. И в тот же миг как заводной, сделал шаг вперед, судорожно сжимая пальцами нож.
— Маклеод! — крикнул Парсел.
Шотландец вздрогнул, как человек, которого внезапно разбудили от сна, уставился на Парсела, тяжело перевел дух и медленно вытащил из кармана руку. Не спуская глаз с Бэкера, он отступил на несколько шагов и остановился, почувствовав за спиной вертикальный корень баньяна. Инцидент был исчерпан. Парсел заметил, как ходят под белой фуфайкой тощие бока Маклеода, тяжело переводившего дух.
— Если никто больше не просит слова, — проговорил Маклеод, — предлагаю перейти к голосованию.
Бэкер снова рванулся с места, но Парсел схватил его за руку. «Зачем вы меня удержали, — яростно прошипел Бэкер, — я бы его убил». Парсел, не отвечая, сжал ему руку еще сильнее. Бэкер опустился на землю и прикрыл глаза. Казалось, он сразу обессилел.
Маклеод уселся под деревом, взял в руку веревку и произнес тусклым голосом:
— Голосуется предложение отдать Авапуи мне.
Он поднял руку, за ним тотчас же подняли руки Хант, Смэдж и Уайт, а секунды через три к ним присоединился и Джонсон.
— Пять голосов из восьми, — объявил Маклеод все тем же безразличным и вялым тоном. — Предложение принято.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61