Из подоткнутой юбки видны ее красивые ноги с изящными щиколотками.
'Элдсуайт в ужасе прикрыла рот ладонью. Ее внезапно осенило: она и раньше видела у отца такую улыбку. Так он улыбался не только прачке. А еще леди Беатрис. А еще Хлое, дочери пивовара. Отец всегда был окружен женщинами. Они вились вокруг него, как пчелы.
Пресвятая Дева! Отец у нее под носом развлекался со множеством женщин. Элдсуайт была чересчур наивна тогда, чтобы это осознать. Она слишком долго жила в монастыре, не в силах осмыслить то, что происходило буквально у нее на глазах. Элдсуайт душили рыдания.
Ее отец был далеко не святым, каким она его себе всегда представляла. Можно ли было догадаться, кого он действительно любил? Ведь, как известно, чужая душа – потемки. Любил ли отец ее мать? Любил ли он Изольду?
Нашлось ли в его сердце местечко для Элдсуайт?
Элдсуайт перевела взгляд на сэра Роберта. Красивое лицо с правильными чертами. Волевой подбородок, прямой нос, полные губы совершенной формы. Даже сейчас, когда сэр Роберт находится на волосок от смерти, он прекрасен. Элдсуайт не могла не думать о том, что ни одна женщина не устоит перед ним.
Одну из них он любил – Маргариту Саттон. Отец говорил, что сэр Роберт Бретон погубил ее репутацию. Правда ли это?
Элдсуайт ревновала сэра Роберта к этой женщине, но в глубине души не могла не радоваться за сэра Роберта. Он страстно любил Маргариту Саттон. Эта женщина завоевала его сердце. И он познал любовь. Каждый человек должен познать любовь, прежде чем Господь призовет его к себе. Ведь сэр Роберт может умереть…
По щеке у Элдсуайт покатилась слеза.
Сэр Роберт Бретон – представитель враждующего с Креналденом клана. Возможно, он намерен отобрать у Элдсуайт ее землю. Заклятый враг ее отца. У Элдсуайт есть все основания бросить его на произвол судьбы. Но она ни за что этого не сделает. Она постарается его спасти, чего бы это ей ни стоило. Потому что любит его.
Элдсуайт была вынуждена признаться самой себе, что вместо того, чтобы испытывать ненависть к этому человеку, она его любит.
А он, возможно, не доживет даже до утра…
У Роберта ныло все тело, руки и ноги словно налились свинцом. Ему было тяжело дышать. Даже свет единственной свечи раздражал его.
Он метался на постели, бредил, однако чувствовал, что в комнате он не один. Улавливал нежный аромат, легкое дыхание, прикосновение шелковистых волос.
Здесь, в комнате, какая-то женщина. Неужели Маргарита?
Нет. У этой женщины другой запах. От Маргариты исходил тяжелый сладковатый аромат. А от этой женщины – легкий, чистый, свежий..
Боже милостивый! Да это же колдунья, заговаривающая лошадей.
Сэру Роберту захотелось прикоснуться к ней, обнять. Ее присутствие внушало ему уверенность, спокойствие и умиротворенность. Маргарита никогда не могла ему этого дать.
В его воспаленном мозгу одно за другим проносились видения: Элдсуайт стоит на берегу Па-де-Кале, освещенная ярким солнцем, с развевающимися на ветру волосами. Улыбается ему. Вот она спит, свернувшись калачиком, в хижине отшельника. Вот она стоит посреди жуткого дымящегося поля, охваченная ужасом, но полная решимости.
Бог свидетель: нельзя не восхищаться ее мужеством, силой духа. Многое из того, что Элдсуайт знает о лошадях, Роберт даже не слышал. К тому же Элдсуайт волнует его как женщина. Она всколыхнула что-то в его сердце.
Когда Роберт вспомнил о своей ненаглядной колдунье, его потрескавшиеся губы невольно расплылись в подобии счастливой улыбки.
Он ощутил на губах терпкий и сладкий вкус сидра. Его сердце наполнилось благодарностью к этой женщине, чье лицо сейчас плыло перед ним в туманной дымке. Она заботится о нем.
Леди Элдсуайт. Милая Элдсуайт. Она рискует жизнью, оставаясь с ним, страдающим смертельным недугом, который называют Черной смертью.
Как же повезло этому графу Глостеру. Ему удалось заполучить эту женщину себе в невесты. А может, графа отпугнут слухи о том, что леди Элдсуайт – колдунья, заговаривающая лошадей? Может, он не захочет на ней жениться и Элдсуайт больше не будет связана обязательствами? Она будет свободна. Свободна для него, Роберта. И уедет с ним. Станет его законной супругой, и их конюшня будет полна резвых лошадей, а детская в их доме со временем наполнится веселым смехом. Смехом их детей.
Сэру Роберту было тяжело, но вовсе не от горячки. От воспоминаний о предательстве Маргариты. Он даже врагу не пожелал бы пережить такую подлость.
Предательство… Подлость… Господи правый! Как же сообщить Элдсуайт, что король пообещал Роберту землю Креналдена – тот самый земельный надел вдоль реки Грев, который на протяжении многих лет служил яблоком раздора для их семей? Как только Элдсуайт узнает об этом, она возненавидит Роберта. И тогда не может быть и речи об их браке. Она ни за что не согласится стать его женой. Роберту никогда не удастся убедить Элдсуайт, что ему нужна она сама, а не земля, которую она ошибочно считает своей.
Роберта мучили угрызения совести. Если Элдсуайт уйдет, бросив его одного умирать… Ну что же… Значит, он это заслужил. Если он выживет, потом победит Гилроя, после этого заберет у Элдсуайт ее землю. Тем самым он разрушит свою душу. И ее душу тоже.
Сэра Роберта охватило отчаяние. Он был твердо уверен в одном – когда правда выплывет наружу, леди Элдсуайт из замка Креналден возненавидит его за лицемерие.
Господи Иисусе! Только бы она не нашла то проклятое письмо короля!
Роберт надеялся, что Бог услышит его мольбы. А дьявол их не подслушает.
Элдсуайт проснулась от завывания ветра. Роберт лежал на спине, вытянув руки по швам, – в той же самой позе, в которой она видела его в последний раз, когда прикорнула рядом с ним на постели. Его лицо было бледным, кожа – горячей и сухой.
Эддсуайт встала и первым делом сделала ему холодный компресс. Затем села на постель рядом с Робертом и положила руку ему на грудь.
– Ах, Роберт, не покидайте меня, пожалуйста! – Ее мольба прозвучала как заклинание.
В порыве нежности, не задумываясь о том, чем это чревато, она наклонилась и нежно поцеловала Роберта в губы.
Затем в полном изнеможении прилегла на постель рядом с ним и снова положила ладонь ему на грудь, молясь, чтобы его сердце не перестало биться.
Из конюшни доносилось ржание Барстоу. Конь приветствовал наступление нового дня радостным ржанием и нетерпеливо бил копытом в дверь стойла.
Элдсуайт проснулась и протерла глаза. Она медлила в нерешительности. Опасаясь увидеть ужасную картину, которая разобьет ей сердце, девушка боялась бросить взгляд на мужчину, который лежал рядом с ней. Она мечтала только об одном – снова увидеть Роберта живым. Элдсуайт, замерев, протянула руку и робко прикоснулась к нему – его плечо было теплым.
Она пощупала его пульс – он был слабым, но ровным. В ее сердце затеплилась надежда.
– Похоже, что Барстоу жив и здоров, – сказал сэр Роберт, зевнув. – Сколько времени я спал?
Элдсуайт вскочила с кровати, одернула платье и стала прихорашиваться.
– Не знаю. День. Может быть, два. За это время я раз шесть покормила Барстоу.
Щеки Элдсуайт покрылись румянцем. Она была вне себя от счастья и едва сдержалась, чтобы не броситься к Роберту и не расцеловать его.
Роберт застонал и попытался встать, но снова обессиленно повалился на постель. Он взял Элдсуайт за руку и тихо спросил:
– Вы каждую ночь спали со мной в одной постели?
Элдсуайт опустила глаза:
– Нет. Просто вчера ночью я очень устала. И сама не заметила, как прикорнула рядом с вами. Вы были так бледны, что я опасалась оставлять вас одного.
Он слегка пожал ее руку.
– Ваше присутствие успокаивает меня. Леди Элдсуайт, спасибо вам, вы спасли мне жизнь.
Их пальцы переплелись, и Элдсуайт была уверена, что ощущает силу в руках Роберта, словно ее жизненная сила перетекает в его тело, даря ему энергию. Сейчас, когда их руки переплелись, Элдсуайт почувствовала, как сильно ее влечет к Роберту Бретону. Встретив его испытующий взгляд, Элдсуайт отчетливо поняла, что отныне ее участь неотделима от судьбы этого человека. Он – единственный, кто ее понимает. Кто знает о том, что с ней творится, знает о демонах, которые раздирают ее душу. Он – единственный, кому Элдсуайт может признаться в том, что так долго и так категорично отрицала. Она – колдунья, заговаривающая лошадей.
Роберт выпустил ее руку.
– Хотите есть? – спросила она.
– Нет. – Он отвернулся. А потом, поморщившись, потрогал старый шрам на шее.
Элдсуайт взяла со стола горшок с маслом, села рядом с Робертом на постели и смазала шрам маслом.
– Так легче? – спросила она.
– Да, – тихо ответил он и закрыл глаза.
– Вы могли умереть от лихорадки. Но я вижу, вы не впервые оказались на волосок от смерти. Где вас так тяжело ранили?
– В Смитфилде, – нахмурившись, пробормотал Роберт.
– В тот день, когда вас выбили из седла? – удивилась она. – Но ведь турнир устраивали для развлечения. На нем разрешается использовать только копья с тупыми наконечниками.
– Да. Но кое-кто решил пренебречь правилами.
Элдсуайт нахмурилась. Она понимала, что ранение в шею копьем с заостренным наконечником грозит неминуемой смертью.
– Судья знал о том, что ваш противник использовал против вас смертоносное копье?
– Нет. Единственный человек, который мог подтвердить мои обвинения, был убит на том же турнире.
– Кто же все-таки едва не лишил вас жизни?
– Вы его знаете, – ответил Роберт.
Элдсуайт попыталась воскресить в памяти тот злополучный день и вспомнить, кто из рыцарей участвовал в турнире.
– Кто же это? – спросила она, перебирая в памяти имена участников. Вдруг она округлила глаза: – Джон Гилрой?
Роберт кивнул и закрыл глаза.
– Я хочу вздремнуть, – еще тише прошептал он. – Был бы вам признателен, если бы вы немного посидели со мной.
Глаза Элдсуайт вспыхнули. Просьба Роберта посидеть с ним обрадовала ее. Она пододвинула табурет к кровати и села.
– Роберт, я буду с вами столько, сколько пожелаете.
Глава 8
Джон Гилрой откинулся в кресле. В целом замок Креналден не оправдал его ожиданий. Спартанская меблировка пришлась ему не по вкусу. Зато пчелиные улья в его окрестностях были полны меда, а камин в доме такой огромный, что на огне можно было поджарить целого оленя.
– А как насчет коня, милорд, – того испанского жеребца? – спросил солдат.
– В каком смысле?
– Что мы будем делать? Кто-то отвязал его, и он убежал в лес. Мы хотели поймать коня, но он никого к себе не подпускает. Мы ловили его несколько дней, и все без толку.
Гилрой пожал плечами:
– Мне на него наплевать. Если поймаете его, продайте, а вырученные деньги отдадите мне.
Поклонившись, солдат удалился, а Гилрой принялся за ужин. Обведя взглядом нехитрое убранство комнаты, он заметил:
– Судя по всему, старый граф все свои деньжищи вкладывал в проклятых лошадей. – Гилрой жестом приказал снова наполнить побитую деревянную кружку. – Мог бы повесить на стену хотя бы пару гобеленов или раскрасить каменную плиту в очаге. А где его золотая и серебряная посуда? Мне говорили, что к нему приезжал с визитом сам король!
Никто не ответил Гилрою, потому что все были поглощены трапезой.
Прислуживавший ему за столом мальчишка, с видом бродяги-оборванца – чумазый и босой – налил ему кружку эля.
Гилрой морщился – как победитель он рассчитывал на большее. По крайней мере ожидал увидеть шелковые или, на худой конец, бархатные скатерти на столе.
К своим тридцати годам он привык к определенному уровню роскоши. Джон Гилрой считал, что война является кратчайшим путем к достижению жизненных благ, помогает получить все, о чем только можно мечтать. От отца он унаследовал хитрость и изворотливость, безошибочное чутье, позволяющее извлекать выгоду из человеческих слабостей. Гилрой выбрал подходящий момент для нападения на замок Креналден. Внимание короля в это время было отвлечено на стычки с шотландцами, а наследный принц уехал из страны, чтобы – неизвестно зачем – вести войну на Святой земле.
Сложившиеся обстоятельства благоприятствовали осуществлению намерений Гилроя. Не случайно его и без этого немаленькие владения постоянно расширялись, а его богатство служило доказательством его ловкости. Черт возьми, жаль, что Гилроя не видит сейчас отец, который никогда его не признавал! Гилрой не удержался от улыбки, подумав о том, что ирония заключается в том, что в замке Креналден днем с огнем не сыщешь серебряной тарелки. «Ничего, – подумал он, – рано или поздно я их все равно разыщу: возможно, серебряную посуду куда-то спрятали». Но серебряная посуда – не главное. Гораздо важнее, что земельные владения и права на пользование водой вдоль побережья реки Грев принадлежат теперь ему. А это целое состояние. Сам король вынужден будет платить ему пошлину.
Джон Гилрой не боялся наказания за то, что совершил. Он рассчитывал присягнуть на верность принцу Эдуарду сразу же после его коронации, после возвращения принца из крестового похода. А разве новый король откажется от богатых подношений своего вассала?
Подумав об этом, Гилрой усмехнулся. Его мелкий грешок сойдет ему с рук. Деньги решают все проблемы. Только они движут миром.
А вот с женщинами ему не везло.
Конопатая служанка поклонилась ему и шепнула.
– Милорд, не хотите ли развлечься со мной?
Джон Гилрой окинул девушку оценивающим взглядом, обнял ее за талию и сказал:
– Ты похожа на одну мою старую знакомую. Заплети свои прелестные белокурые волосы в косы, надень белоснежную вуаль и вечером приходи ко мне. Перед тем как придет время для вечерней молитвы.
Девушка приложилась губами к его кольцу. В глазах у нее затеплилась надежда. Она с нетерпением будет ждать вечера. Поклонившись, девушка побежала на кухню.
Джон Гилрой ударил кулаком по столу и крикнул:
– Замок Креналден принадлежит мне по праву рождения. Теперь я – граф Креналден. Кто может мне возразить?
Солдаты перестали жевать, удивленно переглянулись и снова принялись за еду. Гилрой был разочарован: в извечной битве между желудком и внешним лоском стремление набить себе живот всегда берет верх. Однако у Гилроя есть повод для радости: он взял в плен графа Глостера. Хотя вряд ли его родственники согласятся заплатить за него выкуп.
Вечером Гилроя ждет небольшое развлечение. Хватит с него прачек и походных шлюх. Ему хотелось снова заполучить в свою постель леди. Но на сегодня сойдет и служанка с кухни. Она свежа и похожа на женщину, которую Гилрой когда-то боготворил.
Гилрой позвал мальчика-слугу:
– Рейнольд!
Мальчик моментально явился.
– Да, милорд. – Слуга низко поклонился.
– Приготовь покои для нового графа Креналдена, – приказал Гилрой, смакуя свой новый титул.
На рассвете Гилрой вошел в главный зал, где уже собрались его боевые соратники, на которых он мог положиться. Он развернул на столе карту и воткнул кинжал в точку, символически обозначавшую новую боевую цель.
Его старший помощник, Ричард Лисбон, нервно барабанил по столу костяшками пальцев.
– Это место отсюда не далее трех дней езды, милорд. Если мы отправим несколько человек на лодках по реке, они смогут добраться туда еще быстрее. – Острием кинжала он провел линию до места на карте, которое должно было обозначать реку Грев.
Они не сомневались в победе. Гилрой похлопал Лисбона по спине. Завладев замком Креналден, Гилрой тем самым получил зимний военный лагерь для своего войска. Этот лагерь понадобится ему, когда он отправится в поход за богатой добычей – за настоящим лакомым куском – замком Хиллсборо.
Замок Хиллсборо, который раза в три больше Креналдена, вряд ли можно так же легко взять в осаду, как Креналден. Хотя Гилрой подозревал, что новому графу Хиллсборо, лорду Гарольду, далеко до своего отца: он не был столь же умелым воином, как покойный граф Хиллсборо. Гилрой понимал, что легче всего отвоевать этот замок на поле битвы, навязав защитникам Хиллсборо сражение.
Гилрою не терпелось вызвать на бой этого негодяя, сэра Роберта Бретона. Он не заслуживает права ходить по земле, и в следующий раз, когда они встретятся, Гилрой закончит то, что собирался сделать еще год назад, на рыцарском турнире в Смитфилде.
Джон Гилрой улыбнулся и бросил остатки мяса собакам. Затем погладил свою любимую охотничью с длинными ушами.
– Прекрасно понимаю, каково тебе, милая, то и дело клянчить куски с хозяйского стола. Воровать, что плохо лежит, перебиваться, чем Бог послал. Наверное, тебе до смерти хочется получить все и сразу. Точно так же, как и мне.
Он швырнул в собачью свору яйцом, отчего псы принялись оглушительно лаять. Гилрой усмехнулся в густые усы. Скоро, совсем скоро этот гордец сэр Роберт Бретон будет клянчить куски с его стола, как эти голодные псы. А колдунья, заговаривающая лошадей, будет томиться в темнице, закованная в кандалы. Гилрой налил себе в деревянную кружку красного вина из графина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
'Элдсуайт в ужасе прикрыла рот ладонью. Ее внезапно осенило: она и раньше видела у отца такую улыбку. Так он улыбался не только прачке. А еще леди Беатрис. А еще Хлое, дочери пивовара. Отец всегда был окружен женщинами. Они вились вокруг него, как пчелы.
Пресвятая Дева! Отец у нее под носом развлекался со множеством женщин. Элдсуайт была чересчур наивна тогда, чтобы это осознать. Она слишком долго жила в монастыре, не в силах осмыслить то, что происходило буквально у нее на глазах. Элдсуайт душили рыдания.
Ее отец был далеко не святым, каким она его себе всегда представляла. Можно ли было догадаться, кого он действительно любил? Ведь, как известно, чужая душа – потемки. Любил ли отец ее мать? Любил ли он Изольду?
Нашлось ли в его сердце местечко для Элдсуайт?
Элдсуайт перевела взгляд на сэра Роберта. Красивое лицо с правильными чертами. Волевой подбородок, прямой нос, полные губы совершенной формы. Даже сейчас, когда сэр Роберт находится на волосок от смерти, он прекрасен. Элдсуайт не могла не думать о том, что ни одна женщина не устоит перед ним.
Одну из них он любил – Маргариту Саттон. Отец говорил, что сэр Роберт Бретон погубил ее репутацию. Правда ли это?
Элдсуайт ревновала сэра Роберта к этой женщине, но в глубине души не могла не радоваться за сэра Роберта. Он страстно любил Маргариту Саттон. Эта женщина завоевала его сердце. И он познал любовь. Каждый человек должен познать любовь, прежде чем Господь призовет его к себе. Ведь сэр Роберт может умереть…
По щеке у Элдсуайт покатилась слеза.
Сэр Роберт Бретон – представитель враждующего с Креналденом клана. Возможно, он намерен отобрать у Элдсуайт ее землю. Заклятый враг ее отца. У Элдсуайт есть все основания бросить его на произвол судьбы. Но она ни за что этого не сделает. Она постарается его спасти, чего бы это ей ни стоило. Потому что любит его.
Элдсуайт была вынуждена признаться самой себе, что вместо того, чтобы испытывать ненависть к этому человеку, она его любит.
А он, возможно, не доживет даже до утра…
У Роберта ныло все тело, руки и ноги словно налились свинцом. Ему было тяжело дышать. Даже свет единственной свечи раздражал его.
Он метался на постели, бредил, однако чувствовал, что в комнате он не один. Улавливал нежный аромат, легкое дыхание, прикосновение шелковистых волос.
Здесь, в комнате, какая-то женщина. Неужели Маргарита?
Нет. У этой женщины другой запах. От Маргариты исходил тяжелый сладковатый аромат. А от этой женщины – легкий, чистый, свежий..
Боже милостивый! Да это же колдунья, заговаривающая лошадей.
Сэру Роберту захотелось прикоснуться к ней, обнять. Ее присутствие внушало ему уверенность, спокойствие и умиротворенность. Маргарита никогда не могла ему этого дать.
В его воспаленном мозгу одно за другим проносились видения: Элдсуайт стоит на берегу Па-де-Кале, освещенная ярким солнцем, с развевающимися на ветру волосами. Улыбается ему. Вот она спит, свернувшись калачиком, в хижине отшельника. Вот она стоит посреди жуткого дымящегося поля, охваченная ужасом, но полная решимости.
Бог свидетель: нельзя не восхищаться ее мужеством, силой духа. Многое из того, что Элдсуайт знает о лошадях, Роберт даже не слышал. К тому же Элдсуайт волнует его как женщина. Она всколыхнула что-то в его сердце.
Когда Роберт вспомнил о своей ненаглядной колдунье, его потрескавшиеся губы невольно расплылись в подобии счастливой улыбки.
Он ощутил на губах терпкий и сладкий вкус сидра. Его сердце наполнилось благодарностью к этой женщине, чье лицо сейчас плыло перед ним в туманной дымке. Она заботится о нем.
Леди Элдсуайт. Милая Элдсуайт. Она рискует жизнью, оставаясь с ним, страдающим смертельным недугом, который называют Черной смертью.
Как же повезло этому графу Глостеру. Ему удалось заполучить эту женщину себе в невесты. А может, графа отпугнут слухи о том, что леди Элдсуайт – колдунья, заговаривающая лошадей? Может, он не захочет на ней жениться и Элдсуайт больше не будет связана обязательствами? Она будет свободна. Свободна для него, Роберта. И уедет с ним. Станет его законной супругой, и их конюшня будет полна резвых лошадей, а детская в их доме со временем наполнится веселым смехом. Смехом их детей.
Сэру Роберту было тяжело, но вовсе не от горячки. От воспоминаний о предательстве Маргариты. Он даже врагу не пожелал бы пережить такую подлость.
Предательство… Подлость… Господи правый! Как же сообщить Элдсуайт, что король пообещал Роберту землю Креналдена – тот самый земельный надел вдоль реки Грев, который на протяжении многих лет служил яблоком раздора для их семей? Как только Элдсуайт узнает об этом, она возненавидит Роберта. И тогда не может быть и речи об их браке. Она ни за что не согласится стать его женой. Роберту никогда не удастся убедить Элдсуайт, что ему нужна она сама, а не земля, которую она ошибочно считает своей.
Роберта мучили угрызения совести. Если Элдсуайт уйдет, бросив его одного умирать… Ну что же… Значит, он это заслужил. Если он выживет, потом победит Гилроя, после этого заберет у Элдсуайт ее землю. Тем самым он разрушит свою душу. И ее душу тоже.
Сэра Роберта охватило отчаяние. Он был твердо уверен в одном – когда правда выплывет наружу, леди Элдсуайт из замка Креналден возненавидит его за лицемерие.
Господи Иисусе! Только бы она не нашла то проклятое письмо короля!
Роберт надеялся, что Бог услышит его мольбы. А дьявол их не подслушает.
Элдсуайт проснулась от завывания ветра. Роберт лежал на спине, вытянув руки по швам, – в той же самой позе, в которой она видела его в последний раз, когда прикорнула рядом с ним на постели. Его лицо было бледным, кожа – горячей и сухой.
Эддсуайт встала и первым делом сделала ему холодный компресс. Затем села на постель рядом с Робертом и положила руку ему на грудь.
– Ах, Роберт, не покидайте меня, пожалуйста! – Ее мольба прозвучала как заклинание.
В порыве нежности, не задумываясь о том, чем это чревато, она наклонилась и нежно поцеловала Роберта в губы.
Затем в полном изнеможении прилегла на постель рядом с ним и снова положила ладонь ему на грудь, молясь, чтобы его сердце не перестало биться.
Из конюшни доносилось ржание Барстоу. Конь приветствовал наступление нового дня радостным ржанием и нетерпеливо бил копытом в дверь стойла.
Элдсуайт проснулась и протерла глаза. Она медлила в нерешительности. Опасаясь увидеть ужасную картину, которая разобьет ей сердце, девушка боялась бросить взгляд на мужчину, который лежал рядом с ней. Она мечтала только об одном – снова увидеть Роберта живым. Элдсуайт, замерев, протянула руку и робко прикоснулась к нему – его плечо было теплым.
Она пощупала его пульс – он был слабым, но ровным. В ее сердце затеплилась надежда.
– Похоже, что Барстоу жив и здоров, – сказал сэр Роберт, зевнув. – Сколько времени я спал?
Элдсуайт вскочила с кровати, одернула платье и стала прихорашиваться.
– Не знаю. День. Может быть, два. За это время я раз шесть покормила Барстоу.
Щеки Элдсуайт покрылись румянцем. Она была вне себя от счастья и едва сдержалась, чтобы не броситься к Роберту и не расцеловать его.
Роберт застонал и попытался встать, но снова обессиленно повалился на постель. Он взял Элдсуайт за руку и тихо спросил:
– Вы каждую ночь спали со мной в одной постели?
Элдсуайт опустила глаза:
– Нет. Просто вчера ночью я очень устала. И сама не заметила, как прикорнула рядом с вами. Вы были так бледны, что я опасалась оставлять вас одного.
Он слегка пожал ее руку.
– Ваше присутствие успокаивает меня. Леди Элдсуайт, спасибо вам, вы спасли мне жизнь.
Их пальцы переплелись, и Элдсуайт была уверена, что ощущает силу в руках Роберта, словно ее жизненная сила перетекает в его тело, даря ему энергию. Сейчас, когда их руки переплелись, Элдсуайт почувствовала, как сильно ее влечет к Роберту Бретону. Встретив его испытующий взгляд, Элдсуайт отчетливо поняла, что отныне ее участь неотделима от судьбы этого человека. Он – единственный, кто ее понимает. Кто знает о том, что с ней творится, знает о демонах, которые раздирают ее душу. Он – единственный, кому Элдсуайт может признаться в том, что так долго и так категорично отрицала. Она – колдунья, заговаривающая лошадей.
Роберт выпустил ее руку.
– Хотите есть? – спросила она.
– Нет. – Он отвернулся. А потом, поморщившись, потрогал старый шрам на шее.
Элдсуайт взяла со стола горшок с маслом, села рядом с Робертом на постели и смазала шрам маслом.
– Так легче? – спросила она.
– Да, – тихо ответил он и закрыл глаза.
– Вы могли умереть от лихорадки. Но я вижу, вы не впервые оказались на волосок от смерти. Где вас так тяжело ранили?
– В Смитфилде, – нахмурившись, пробормотал Роберт.
– В тот день, когда вас выбили из седла? – удивилась она. – Но ведь турнир устраивали для развлечения. На нем разрешается использовать только копья с тупыми наконечниками.
– Да. Но кое-кто решил пренебречь правилами.
Элдсуайт нахмурилась. Она понимала, что ранение в шею копьем с заостренным наконечником грозит неминуемой смертью.
– Судья знал о том, что ваш противник использовал против вас смертоносное копье?
– Нет. Единственный человек, который мог подтвердить мои обвинения, был убит на том же турнире.
– Кто же все-таки едва не лишил вас жизни?
– Вы его знаете, – ответил Роберт.
Элдсуайт попыталась воскресить в памяти тот злополучный день и вспомнить, кто из рыцарей участвовал в турнире.
– Кто же это? – спросила она, перебирая в памяти имена участников. Вдруг она округлила глаза: – Джон Гилрой?
Роберт кивнул и закрыл глаза.
– Я хочу вздремнуть, – еще тише прошептал он. – Был бы вам признателен, если бы вы немного посидели со мной.
Глаза Элдсуайт вспыхнули. Просьба Роберта посидеть с ним обрадовала ее. Она пододвинула табурет к кровати и села.
– Роберт, я буду с вами столько, сколько пожелаете.
Глава 8
Джон Гилрой откинулся в кресле. В целом замок Креналден не оправдал его ожиданий. Спартанская меблировка пришлась ему не по вкусу. Зато пчелиные улья в его окрестностях были полны меда, а камин в доме такой огромный, что на огне можно было поджарить целого оленя.
– А как насчет коня, милорд, – того испанского жеребца? – спросил солдат.
– В каком смысле?
– Что мы будем делать? Кто-то отвязал его, и он убежал в лес. Мы хотели поймать коня, но он никого к себе не подпускает. Мы ловили его несколько дней, и все без толку.
Гилрой пожал плечами:
– Мне на него наплевать. Если поймаете его, продайте, а вырученные деньги отдадите мне.
Поклонившись, солдат удалился, а Гилрой принялся за ужин. Обведя взглядом нехитрое убранство комнаты, он заметил:
– Судя по всему, старый граф все свои деньжищи вкладывал в проклятых лошадей. – Гилрой жестом приказал снова наполнить побитую деревянную кружку. – Мог бы повесить на стену хотя бы пару гобеленов или раскрасить каменную плиту в очаге. А где его золотая и серебряная посуда? Мне говорили, что к нему приезжал с визитом сам король!
Никто не ответил Гилрою, потому что все были поглощены трапезой.
Прислуживавший ему за столом мальчишка, с видом бродяги-оборванца – чумазый и босой – налил ему кружку эля.
Гилрой морщился – как победитель он рассчитывал на большее. По крайней мере ожидал увидеть шелковые или, на худой конец, бархатные скатерти на столе.
К своим тридцати годам он привык к определенному уровню роскоши. Джон Гилрой считал, что война является кратчайшим путем к достижению жизненных благ, помогает получить все, о чем только можно мечтать. От отца он унаследовал хитрость и изворотливость, безошибочное чутье, позволяющее извлекать выгоду из человеческих слабостей. Гилрой выбрал подходящий момент для нападения на замок Креналден. Внимание короля в это время было отвлечено на стычки с шотландцами, а наследный принц уехал из страны, чтобы – неизвестно зачем – вести войну на Святой земле.
Сложившиеся обстоятельства благоприятствовали осуществлению намерений Гилроя. Не случайно его и без этого немаленькие владения постоянно расширялись, а его богатство служило доказательством его ловкости. Черт возьми, жаль, что Гилроя не видит сейчас отец, который никогда его не признавал! Гилрой не удержался от улыбки, подумав о том, что ирония заключается в том, что в замке Креналден днем с огнем не сыщешь серебряной тарелки. «Ничего, – подумал он, – рано или поздно я их все равно разыщу: возможно, серебряную посуду куда-то спрятали». Но серебряная посуда – не главное. Гораздо важнее, что земельные владения и права на пользование водой вдоль побережья реки Грев принадлежат теперь ему. А это целое состояние. Сам король вынужден будет платить ему пошлину.
Джон Гилрой не боялся наказания за то, что совершил. Он рассчитывал присягнуть на верность принцу Эдуарду сразу же после его коронации, после возвращения принца из крестового похода. А разве новый король откажется от богатых подношений своего вассала?
Подумав об этом, Гилрой усмехнулся. Его мелкий грешок сойдет ему с рук. Деньги решают все проблемы. Только они движут миром.
А вот с женщинами ему не везло.
Конопатая служанка поклонилась ему и шепнула.
– Милорд, не хотите ли развлечься со мной?
Джон Гилрой окинул девушку оценивающим взглядом, обнял ее за талию и сказал:
– Ты похожа на одну мою старую знакомую. Заплети свои прелестные белокурые волосы в косы, надень белоснежную вуаль и вечером приходи ко мне. Перед тем как придет время для вечерней молитвы.
Девушка приложилась губами к его кольцу. В глазах у нее затеплилась надежда. Она с нетерпением будет ждать вечера. Поклонившись, девушка побежала на кухню.
Джон Гилрой ударил кулаком по столу и крикнул:
– Замок Креналден принадлежит мне по праву рождения. Теперь я – граф Креналден. Кто может мне возразить?
Солдаты перестали жевать, удивленно переглянулись и снова принялись за еду. Гилрой был разочарован: в извечной битве между желудком и внешним лоском стремление набить себе живот всегда берет верх. Однако у Гилроя есть повод для радости: он взял в плен графа Глостера. Хотя вряд ли его родственники согласятся заплатить за него выкуп.
Вечером Гилроя ждет небольшое развлечение. Хватит с него прачек и походных шлюх. Ему хотелось снова заполучить в свою постель леди. Но на сегодня сойдет и служанка с кухни. Она свежа и похожа на женщину, которую Гилрой когда-то боготворил.
Гилрой позвал мальчика-слугу:
– Рейнольд!
Мальчик моментально явился.
– Да, милорд. – Слуга низко поклонился.
– Приготовь покои для нового графа Креналдена, – приказал Гилрой, смакуя свой новый титул.
На рассвете Гилрой вошел в главный зал, где уже собрались его боевые соратники, на которых он мог положиться. Он развернул на столе карту и воткнул кинжал в точку, символически обозначавшую новую боевую цель.
Его старший помощник, Ричард Лисбон, нервно барабанил по столу костяшками пальцев.
– Это место отсюда не далее трех дней езды, милорд. Если мы отправим несколько человек на лодках по реке, они смогут добраться туда еще быстрее. – Острием кинжала он провел линию до места на карте, которое должно было обозначать реку Грев.
Они не сомневались в победе. Гилрой похлопал Лисбона по спине. Завладев замком Креналден, Гилрой тем самым получил зимний военный лагерь для своего войска. Этот лагерь понадобится ему, когда он отправится в поход за богатой добычей – за настоящим лакомым куском – замком Хиллсборо.
Замок Хиллсборо, который раза в три больше Креналдена, вряд ли можно так же легко взять в осаду, как Креналден. Хотя Гилрой подозревал, что новому графу Хиллсборо, лорду Гарольду, далеко до своего отца: он не был столь же умелым воином, как покойный граф Хиллсборо. Гилрой понимал, что легче всего отвоевать этот замок на поле битвы, навязав защитникам Хиллсборо сражение.
Гилрою не терпелось вызвать на бой этого негодяя, сэра Роберта Бретона. Он не заслуживает права ходить по земле, и в следующий раз, когда они встретятся, Гилрой закончит то, что собирался сделать еще год назад, на рыцарском турнире в Смитфилде.
Джон Гилрой улыбнулся и бросил остатки мяса собакам. Затем погладил свою любимую охотничью с длинными ушами.
– Прекрасно понимаю, каково тебе, милая, то и дело клянчить куски с хозяйского стола. Воровать, что плохо лежит, перебиваться, чем Бог послал. Наверное, тебе до смерти хочется получить все и сразу. Точно так же, как и мне.
Он швырнул в собачью свору яйцом, отчего псы принялись оглушительно лаять. Гилрой усмехнулся в густые усы. Скоро, совсем скоро этот гордец сэр Роберт Бретон будет клянчить куски с его стола, как эти голодные псы. А колдунья, заговаривающая лошадей, будет томиться в темнице, закованная в кандалы. Гилрой налил себе в деревянную кружку красного вина из графина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31