В сентябре 1664 г" они выехали из Москвы, а от 22 октября Стефан грек извещал Паисия Лигарида, что в Киев прибыли они еще 14 октября и проживают там за невозможностию двигаться далее, что Мелетий едет "с великою пышностию и гордо", открыто выдает себя за царского посла, так что все соседние места сведали, куда и зачем он едет, и с ним ехать крайне опасно, потому что все дороги заняты, чтоб его схватить. Царские посланцы, очевидно, подвигались вперед весьма медленно, и в то время, когда они еще продолжали свой путь к патриархам для приглашения их в Москву, Никон решился на отчаянный поступок, чтобы предотвратить созвание этого Собора.
В ночь с 17-го на 18-е число декабря, под неделю святых отец, часа за полпята (4 1/2) до света, к Никитским воротам города Москвы подъехало до десяти саней с сидевшими на них людьми и человек пять или шесть верховых. Они постучали в ворота, которые были заперты, и, объявив часовому стрельцу, что едет "звенигородская власть" (т. е. Савина монастыря), велели открыть ворота, и были пропущены. То же самое они объявили потом и также были пропущены у Смоленских ворот, у Троицких, у Отводной башни и быстро поехали к Успенскому собору. В соборе шла заутреня, читалась вторая кафизма. Вдруг загремели северные двери, и в церковь с шумом двинулось множество людей: впереди шли "напролом, с великим бесстрашием" люди "в служилом платье", за ними старцы, за старцами несли крест, а за крестом следовал патриарх Никон с посохом в руках. Крест поставили в церкви у Спасова образа, против патриаршего места, а Никон взошел на патриаршее место и, отдав свой посох одному из старцев, взял стоявший там посох святителя Петра. Старцы запели "Ис полла эти, деспота" и потом "Достойно есть". Никон приказал остановить чтение Псалтири, а соборному дьякону Михаилу велел говорить ектению: "Помилуй нас. Боже" - и сам с посохом святителя Петра пошел прикладываться к святым иконам, к мощам чудотворцевым и к ризе Господней. Возвратившись на патриаршее место, Никон, когда окончилась ектения, за которой поминалось и его имя, прочел молитву "Владыко многомилостиве" и послал сказать митрополиту Ионе, находившемуся в церкви, чтоб шел под благословение к патриарху. А надобно заметить, что Иона, митрополит Ростовский, был тогда блюстителем патриаршего престола после столько ненавистного Никону митрополита Крутицкого Питирима, который с 6 августа этого года сделался митрополитом Новгородским. Иона в испуге не осмелился противиться Никону и явился принять у него благословение, которое вслед за митрополитом приняли также протопоп и прочие духовные лица, бывшие в церкви, а за ними и многие из народа. Тогда Никон послал Иону вместе с своим Воскресенским архимандритом и ключарем собора к великому государю и велел известить о своем приходе. Царь, находившийся тогда также на утренней службе в церкви преподобной мученицы Евдокии, что у него на сенях, был поражен известием, какое передали ему Иона и ключарь, и тотчас же послал звать к себе думных бояр и архиереев. Весь двор внезапно осветился, и в нем происходили шум, беготня и общее смятение, как будто случилось неожиданное нашествие врагов. Но скоро собрались бояре и митрополиты: Павел Крутицкий, Паисий Газский и Феодосии Сербский (этот Феодосий еще с 1662 г. оставлен был государем в Москве для служения в Архангельском соборе и жил в Кремле у Никольских ворот в доме, принадлежавшем прежде боярину князю Борису Михайловичу Лыкову). Царь негодовал, бояре кричали, архиереи призывали Бога. И с общего совета царь приказал идти в соборную церковь митрополиту Крутицкому Павлу да боярам - князю Никите Одоевскому, князю Юрию Долгорукову, окольничему Родиону Стрешневу и думному дьяку Алмазу Иванову и говорить Никону: "Ты самовольно оставил патриаршеский престол, обещался не быть впредь патриархом, съехал жить в монастырь, и о том писано к Вселенским патриархам; зачем же ныне приехал ты в Москву и вошел в соборную церковь без ведома великого государя и без совета всего освященного Собора? Поезжай опять в свой монастырь". Никон отвечал: "Сошел я с престола, никем не гонимый, и пришел ныне на свой престол, никем не званный, чтобы великий государь кровь утолил и мир учинил; от суда же Вселенских патриархов я не бегаю, а пришел на свой престол по бывшему мне явлению, и вот возьмите письмо к великому государю". Митрополит Павел и бояре сказали, что без ведома государя принять того письма не смеют и известят о нем государя. Государь, выслушав их, приказал им в другой раз идти к Никону, повторить ему прежнее приказание, а письмо у него взять. Никон, отдавая им письмо, сказал: "Если великому государю приезд мой в Москву ненадобен, я пойду в монастырь назад, но пока от государя не будет отповеди на мое письмо, из соборной церкви не пойду". Письмо было доставлено государю и тотчас же прочитано. Сначала Никон описывал здесь будто бы бывшее ему явление: "Слыша смятение и великую молву о патриаршеском столе, как одни то, другие иное говорят, каждый что хочет и ни в чем нет истины, я в 14-й день ноября 1664 г. удалился в пустынь вне монастыря (т. е. в свой скит) на молитву и пост, да известит мне Господь Бог, чему подобает быть; молился довольно со слезами, и не было мне извещения. С 13 декабря уязвился я любовию более прежнего, приложил молитву к молитве, слезы к слезам, бдение к бдению, пост к посту и постился даже до 17 декабря, со вторника до субботы ничего не ел и не пил, не вкушал сна, лежа на ребрах, и, только утомившись, садился на один час в сутки; все труждался, и молился со слезами, и вопиял к Господу Иисусу, да явит волю Свою. И когда после многого труда сел я в церкви на месте своем, вдруг сведен был на меня малый сон, и я видел: я в соборной церкви, в ней великий свет, но из живых людей никого не видно, а стоят одни усопшие святители и священники по сторонам, где гробы митрополитов и патриархов. И какой-то святолепный муж, украшенный честною сединою, в святительских одеждах, обходит всех других святителей с хартиею и киноварницею в руках, и все подписываются. Я со страхом подошел к нему и спросил: что вы подписываете? Он отвечал: о твоем пришествии на св. престол - и по моей просьбе показал мне самую хартию. Я спросил: а ты подпишешь? Уже подписал, отвечал он. Я со вниманием посмотрел в хартию и по указанию его прочел подпись: "Смиренный Иона, Божиею милостию митрополит". Я с дерзновением пошел к своему (патриаршему) месту, и едва хотел взойти, как увидел стоящего на нем святителя в архиерейских одеждах и ужаснулся. Но он сказал мне: не ужасайся, брате, такова воля Божия; взыди на стол свой и паси словесные Христовы овцы. И вдруг сделался невидим; я же, утвердившись, взошел на свое место и думаю, что тот стоявший святитель был чудотворец Петр. Ей-ей, было так: Господь мне в том свидетель. Аминь". Нельзя не заметить, как сходно это новое видение Никона с тем, которое будто бы было ему еще в генваре 1661 г. и тоже происходило в соборной кафедральной церкви и при участии тех же святителей.
Окончив сказание об этом новом своем видении, Никон в том же письме поместил еще от себя целое послание к царю, царице, царским детям и сестрам и, выразив им в самом начале свои благожелания, продолжал: "Я нахожусь теперь в св. великой соборной церкви Пресв. Богородицы... и пришел видеть пресветлые лица ваши и поклониться пресветлой славе царствия вашего... пришел видеть, как у вас, государей, и у всех живущих в царствующем граде Москве и во всех градах? Пришли мы в кротости и смирении, как научил нас Господь: Научитеся от Мене, яко кроток семь и смирен сердцем, и несем с собою мир, завещанный нам Господом... И не один только мир даровать кому мы имеем власть благодатию Божиею, но и оставление грехов... А если и больше сего восхощет царское величество услышать, мы не отречемся сказать: желаешь ли принять Самого Христа? Мы твоему благородию покажем, как это сделать по слову Господа: Приемляй вас. Мене приемлет... Приими нас во имя Господне и отверзи нам двери дома твоего..." Когда окончилось чтение письма патриарха Никона, "все мы ужаснулись, - говорит Паисий Лигарид, - такому ложному откровению и единодушно воскликнули: ангел сатаны послан был к Никону, преобразившись в ангела света". И по приказу государя отправились в соборную церковь все бывшие у него митрополиты - Крутицкий, Газский и Сербский и трое прежних бояр и объявили Никону: "Письмо твое великому государю донесено, и он, государь, и власти, и бояре письмо то выслушали, а ты, патриарх, из соборной церкви поезжай в Воскресенский монастырь по-прежнему да поспеши до восхода солнца, чтобы не случилось потом чего неприятного". Услышав это и увидев трех архиереев, Никон вознегодовал, и, схватив посох святителя Петра, быстро спустился с патриаршего места, и, едва поклонившись иконам, бегом вышел из храма. Бояре сказали Никону, чтобы оставил посох святителя в соборной церкви. "Отнимите у меня силою", отвечал Никон, и, садясь в сани, отряс прах от ног своих, и велел сделать то же своим спутникам, а затем поехал из Москвы за час до света. Немедленно доложили государю, что Никон увез посох святителя Петра, и государь послал за Никоном окольничего князя Димитрия Долгорукого да полковника и голову стрелецкого Артемона Матвеева и велел проводить его за Земляной город. При прощании с ними здесь Никон, как бы забыв свое сонное видение, будто бы заставившее его приехать в Москву на свой стол, сказал им: "Я приезжал к Москве по вести (т. е. по приглашению), а не собою". Одоевский, как только возвратился, передал эти слова Никона государю. И в тот же день государь, и власти, и бояре приговорили послать вслед за Никоном митрополита Крутицкого Павла, да окольничего Родиона Стрешнева, да думного дьяка Алмаза Иванова, да чудовского архимандрита Иоакима, чтобы они взяли у патриарха увезенный им посох и спросили, по какой вести он приезжал. Посланные догнали Никона в его монастырском селе Черневе, где он остановился. Никон встретил их у нижнего крыльца, вошел с ними в комнату и, выслушав их речи, сказал: "К Москве я приезжал и в соборную церковь вошел не самовольно, но по вести из Москвы и посоха не отдам, потому что некому его отдать". Когда же митрополит Павел и окольничий с товарищами начали его всячески упрашивать, он отвечал Павлу: "Тебя я знал в попах, а в митрополитах не знаю, и, кто поставил тебя митрополитом, того не знаю, и посоха тебе не отдам, да и с своими ни с кем не пошлю, потому что не у кого тому посоху быть". А ко всем сказал: "Кто прислал мне ту весть из Москвы, вам не скажу, а открою тем, кому великий государь укажет". Митрополит и окольничий в тот же день (18 декабря) известили обо всем государя и получили от него приказ вновь говорить Никону об отдаче посоха, которого никто из прежних святителей и никогда не выносил из соборной церкви, и с собой не важивал, и вновь допрашивать Никона, по какой вести он приходил в Москву и кто, и кого, и почему присылал к нему с тою вестию. Если же он посоха не отдаст и про весть подлинно не скажет, то они, царские посланные, в ту же ночь отписали бы к государю, а сами до указа государева не выезжали из Чернева и Никона не выпускали. Услышав об этом, Никон значительно сдался и сказал: "Кто прислал мне весть, по времени объявлю". Потом читал самое письмо, в котором была прислана эта весть, и продолжал: "Я принял письмо потому, что когда государь был в Савином монастыре (на празднике преподобного Саввы, 3 декабря) и я посылал к нему, государю, своего архимандрита, то милость ко мне государева была такова, какой по отшествии моем никогда не бывало; после того прислано было ко мне первое письмо, а другое прислано 17 декабря, чтоб мне быть в Москве 18-го, и я, видя ко мне милость государя, принял те письма за прямую правду". Но посоха и теперь не соглашался отдать и только после многих и усиленных убеждений и просьб, продолжавшихся с пятого часа дня до одиннадцати часов ночи, объявил, что и посох и письма те пошлет к государю со своим архимандритом Герасимом. Тут Никон совершенно переменил тон и со смирением начал говорить царским посланным: "Ведомо мне, что великий государь посылал ко Вселенским патриархам, чтобы они судили об отшествии моем и о поставлении нового патриарха, и я бью челом великому государю, чтобы он ко Вселенским патриархам не посылал. Я как сперва обещался (вот теперь Никон сам сознался, что отречение его от кафедры, подлинность которого он столько времени и так упорно отвергал, действительно было), так и ныне обещаюсь, что на патриаршеский престол Великой России не возвращусь - у меня и в мысли того нет. Я хочу, чтобы на мое место избран был новый патриарх, кого великий государь изволит и освященный Собор изберет, и так-де Церковь вдовствует немало лет. А как поставлен будет новый патриарх, я ни в какие патриаршие дела вступаться не стану и не до чего мне дела не будет. Только повелел бы великий государь жить мне в монастыре, который устроен по его царскому указу, и новопоставленный патриарх не имел бы надо мною никакой власти, а имел меня за брата; да мне бы ведать Воскресенский и Иверский и иные приписные к ним монастыри, а Новгородскому митрополиту в те монастыри не вступаться, ибо у него и без того останется в епархии до 150 монастырей и больше 2000 церквей; да не оставил бы государь своей милости ко мне в потребных вещах, чем бы мне пропитаться до смерти, а век-де мне недолог, и теперь уже мне близко 60 лет". Никон настоятельно просил, чтобы все это царские посланные передали государю, и сказал, что воскресенский архимандрит поедет вместе с ними, повезет государю посох и письма, а в письмах написано, от кого и с кем они присланы. И в ту же ночь, 19 декабря, за два часа до света, царские посланные вместе с Воскресенским архимандритом прибыли в Москву и поднесли государю и посох чудотворца Петра, и письма, писанные к Никону, и статейный список своей посылки.
Посох был отнесен митрополитом Павлом в соборную церковь и поставлен на прежнем месте, а привезенные письма были прочитаны пред государем и всем освященным Собором и синклитом. Оказалось, что автором писем был известный уже нам по преданности Никону боярин Никита Алексеевич Зюзин и что в письмах он от имени самого царя, царицы и всего царского семейства приглашал Никона приехать в Москву. Зюзин, которому показали письма, тотчас сознался, что одно письмо писано его рукою, а другое - список с его письма, сделанный рукою патриарха Никона, что и Никон отписывал ему, но письма Никона он жег, а его письма Никон возвращал ему, только последнего не возвратил. Зюзина подробно расспрашивали (22 декабря) и потом велели ему написать сказку. В сказке Зюзин показал, как он еще пред отречением Никона от кафедры убеждал его чрез дьяка Ивана Калягина не оставлять ее, как по отречении Никона в то же лето много раз упрашивал его чрез дьяка Торопова оставить упорство и возвратиться на кафедру, как вел с ним переписку из Новгорода, когда Никон находился в Иверском монастыре и в Крестном, - о всем этом мы уже упоминали. Затем Зюзин писал: "Идя из Новгорода, я был у него, патриарха (в Воскресенском монастыре), и говорил ему: зачем сшел с кафедры дерзостно и оставил Церковь и доселе нейдешь и не смиришь себя пред Богом и великим государем? И он сказал: сшел с сердца, а по времени возвращусь, а ты-де пиши ко мне и впредь о том - о пришествии моем". Верное свидетельство, что Никон постоянно лелеял мысль возвратиться на свой престол, и только выжидал удобного случая, и с этою целию поручил Зюзину писать к нему. "И я, - продолжал Зюзин, - писал к нему и словом приказывал о пришествии его сперва с Аароном старцем, а потом с попом Сысоем, чтобы смирил себя, возвратился". Письма не производили действия. Но вот настал декабрь 1664 г. Однажды с Зюзиным встретился думный дворянин Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин и, между прочим, передал ему: "7 декабря говорил мне великий государь, что приезжал к нему от патриарха Воскресенский архимандрит и бил челом и со слезами говорил от патриарха, чтоб смуте не верить никакой, и государь сказал: "Смуте не верю и гнева моего на патриарха нет, приезжал ко мне в Хорошево Иван Неронов и поносил патриарха, и я-де тому ничего не поверил". Зюзин тотчас пришел к мысли, что нужно написать к Никону и что время теперь для возвращения его самое благоприятное. И немедленно написал и послал письмо с попом (новгородским) Сысоем Андреевым, всячески убеждая патриарха поспешить в Москву. Но Никон отвечал: "Мне без письма великого государя нельзя быть". И Зюзин, недолго думая, решился написать от лица самого государя и уверял в письме, что сам государь чрез Афанасия Нащокина приказал ему, Зюзину, тайно известить Никона, чтобы приехал в Москву на 19 декабря к заутрене в собор и стал на своем месте. Для доставления такого письма патриарху Зюзин сначала обратился было к патриаршему дьяку Ивану Калягину, но Калягин подивился, услышав, будто государь зовет Никона на патриаршество, и спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
В ночь с 17-го на 18-е число декабря, под неделю святых отец, часа за полпята (4 1/2) до света, к Никитским воротам города Москвы подъехало до десяти саней с сидевшими на них людьми и человек пять или шесть верховых. Они постучали в ворота, которые были заперты, и, объявив часовому стрельцу, что едет "звенигородская власть" (т. е. Савина монастыря), велели открыть ворота, и были пропущены. То же самое они объявили потом и также были пропущены у Смоленских ворот, у Троицких, у Отводной башни и быстро поехали к Успенскому собору. В соборе шла заутреня, читалась вторая кафизма. Вдруг загремели северные двери, и в церковь с шумом двинулось множество людей: впереди шли "напролом, с великим бесстрашием" люди "в служилом платье", за ними старцы, за старцами несли крест, а за крестом следовал патриарх Никон с посохом в руках. Крест поставили в церкви у Спасова образа, против патриаршего места, а Никон взошел на патриаршее место и, отдав свой посох одному из старцев, взял стоявший там посох святителя Петра. Старцы запели "Ис полла эти, деспота" и потом "Достойно есть". Никон приказал остановить чтение Псалтири, а соборному дьякону Михаилу велел говорить ектению: "Помилуй нас. Боже" - и сам с посохом святителя Петра пошел прикладываться к святым иконам, к мощам чудотворцевым и к ризе Господней. Возвратившись на патриаршее место, Никон, когда окончилась ектения, за которой поминалось и его имя, прочел молитву "Владыко многомилостиве" и послал сказать митрополиту Ионе, находившемуся в церкви, чтоб шел под благословение к патриарху. А надобно заметить, что Иона, митрополит Ростовский, был тогда блюстителем патриаршего престола после столько ненавистного Никону митрополита Крутицкого Питирима, который с 6 августа этого года сделался митрополитом Новгородским. Иона в испуге не осмелился противиться Никону и явился принять у него благословение, которое вслед за митрополитом приняли также протопоп и прочие духовные лица, бывшие в церкви, а за ними и многие из народа. Тогда Никон послал Иону вместе с своим Воскресенским архимандритом и ключарем собора к великому государю и велел известить о своем приходе. Царь, находившийся тогда также на утренней службе в церкви преподобной мученицы Евдокии, что у него на сенях, был поражен известием, какое передали ему Иона и ключарь, и тотчас же послал звать к себе думных бояр и архиереев. Весь двор внезапно осветился, и в нем происходили шум, беготня и общее смятение, как будто случилось неожиданное нашествие врагов. Но скоро собрались бояре и митрополиты: Павел Крутицкий, Паисий Газский и Феодосии Сербский (этот Феодосий еще с 1662 г. оставлен был государем в Москве для служения в Архангельском соборе и жил в Кремле у Никольских ворот в доме, принадлежавшем прежде боярину князю Борису Михайловичу Лыкову). Царь негодовал, бояре кричали, архиереи призывали Бога. И с общего совета царь приказал идти в соборную церковь митрополиту Крутицкому Павлу да боярам - князю Никите Одоевскому, князю Юрию Долгорукову, окольничему Родиону Стрешневу и думному дьяку Алмазу Иванову и говорить Никону: "Ты самовольно оставил патриаршеский престол, обещался не быть впредь патриархом, съехал жить в монастырь, и о том писано к Вселенским патриархам; зачем же ныне приехал ты в Москву и вошел в соборную церковь без ведома великого государя и без совета всего освященного Собора? Поезжай опять в свой монастырь". Никон отвечал: "Сошел я с престола, никем не гонимый, и пришел ныне на свой престол, никем не званный, чтобы великий государь кровь утолил и мир учинил; от суда же Вселенских патриархов я не бегаю, а пришел на свой престол по бывшему мне явлению, и вот возьмите письмо к великому государю". Митрополит Павел и бояре сказали, что без ведома государя принять того письма не смеют и известят о нем государя. Государь, выслушав их, приказал им в другой раз идти к Никону, повторить ему прежнее приказание, а письмо у него взять. Никон, отдавая им письмо, сказал: "Если великому государю приезд мой в Москву ненадобен, я пойду в монастырь назад, но пока от государя не будет отповеди на мое письмо, из соборной церкви не пойду". Письмо было доставлено государю и тотчас же прочитано. Сначала Никон описывал здесь будто бы бывшее ему явление: "Слыша смятение и великую молву о патриаршеском столе, как одни то, другие иное говорят, каждый что хочет и ни в чем нет истины, я в 14-й день ноября 1664 г. удалился в пустынь вне монастыря (т. е. в свой скит) на молитву и пост, да известит мне Господь Бог, чему подобает быть; молился довольно со слезами, и не было мне извещения. С 13 декабря уязвился я любовию более прежнего, приложил молитву к молитве, слезы к слезам, бдение к бдению, пост к посту и постился даже до 17 декабря, со вторника до субботы ничего не ел и не пил, не вкушал сна, лежа на ребрах, и, только утомившись, садился на один час в сутки; все труждался, и молился со слезами, и вопиял к Господу Иисусу, да явит волю Свою. И когда после многого труда сел я в церкви на месте своем, вдруг сведен был на меня малый сон, и я видел: я в соборной церкви, в ней великий свет, но из живых людей никого не видно, а стоят одни усопшие святители и священники по сторонам, где гробы митрополитов и патриархов. И какой-то святолепный муж, украшенный честною сединою, в святительских одеждах, обходит всех других святителей с хартиею и киноварницею в руках, и все подписываются. Я со страхом подошел к нему и спросил: что вы подписываете? Он отвечал: о твоем пришествии на св. престол - и по моей просьбе показал мне самую хартию. Я спросил: а ты подпишешь? Уже подписал, отвечал он. Я со вниманием посмотрел в хартию и по указанию его прочел подпись: "Смиренный Иона, Божиею милостию митрополит". Я с дерзновением пошел к своему (патриаршему) месту, и едва хотел взойти, как увидел стоящего на нем святителя в архиерейских одеждах и ужаснулся. Но он сказал мне: не ужасайся, брате, такова воля Божия; взыди на стол свой и паси словесные Христовы овцы. И вдруг сделался невидим; я же, утвердившись, взошел на свое место и думаю, что тот стоявший святитель был чудотворец Петр. Ей-ей, было так: Господь мне в том свидетель. Аминь". Нельзя не заметить, как сходно это новое видение Никона с тем, которое будто бы было ему еще в генваре 1661 г. и тоже происходило в соборной кафедральной церкви и при участии тех же святителей.
Окончив сказание об этом новом своем видении, Никон в том же письме поместил еще от себя целое послание к царю, царице, царским детям и сестрам и, выразив им в самом начале свои благожелания, продолжал: "Я нахожусь теперь в св. великой соборной церкви Пресв. Богородицы... и пришел видеть пресветлые лица ваши и поклониться пресветлой славе царствия вашего... пришел видеть, как у вас, государей, и у всех живущих в царствующем граде Москве и во всех градах? Пришли мы в кротости и смирении, как научил нас Господь: Научитеся от Мене, яко кроток семь и смирен сердцем, и несем с собою мир, завещанный нам Господом... И не один только мир даровать кому мы имеем власть благодатию Божиею, но и оставление грехов... А если и больше сего восхощет царское величество услышать, мы не отречемся сказать: желаешь ли принять Самого Христа? Мы твоему благородию покажем, как это сделать по слову Господа: Приемляй вас. Мене приемлет... Приими нас во имя Господне и отверзи нам двери дома твоего..." Когда окончилось чтение письма патриарха Никона, "все мы ужаснулись, - говорит Паисий Лигарид, - такому ложному откровению и единодушно воскликнули: ангел сатаны послан был к Никону, преобразившись в ангела света". И по приказу государя отправились в соборную церковь все бывшие у него митрополиты - Крутицкий, Газский и Сербский и трое прежних бояр и объявили Никону: "Письмо твое великому государю донесено, и он, государь, и власти, и бояре письмо то выслушали, а ты, патриарх, из соборной церкви поезжай в Воскресенский монастырь по-прежнему да поспеши до восхода солнца, чтобы не случилось потом чего неприятного". Услышав это и увидев трех архиереев, Никон вознегодовал, и, схватив посох святителя Петра, быстро спустился с патриаршего места, и, едва поклонившись иконам, бегом вышел из храма. Бояре сказали Никону, чтобы оставил посох святителя в соборной церкви. "Отнимите у меня силою", отвечал Никон, и, садясь в сани, отряс прах от ног своих, и велел сделать то же своим спутникам, а затем поехал из Москвы за час до света. Немедленно доложили государю, что Никон увез посох святителя Петра, и государь послал за Никоном окольничего князя Димитрия Долгорукого да полковника и голову стрелецкого Артемона Матвеева и велел проводить его за Земляной город. При прощании с ними здесь Никон, как бы забыв свое сонное видение, будто бы заставившее его приехать в Москву на свой стол, сказал им: "Я приезжал к Москве по вести (т. е. по приглашению), а не собою". Одоевский, как только возвратился, передал эти слова Никона государю. И в тот же день государь, и власти, и бояре приговорили послать вслед за Никоном митрополита Крутицкого Павла, да окольничего Родиона Стрешнева, да думного дьяка Алмаза Иванова, да чудовского архимандрита Иоакима, чтобы они взяли у патриарха увезенный им посох и спросили, по какой вести он приезжал. Посланные догнали Никона в его монастырском селе Черневе, где он остановился. Никон встретил их у нижнего крыльца, вошел с ними в комнату и, выслушав их речи, сказал: "К Москве я приезжал и в соборную церковь вошел не самовольно, но по вести из Москвы и посоха не отдам, потому что некому его отдать". Когда же митрополит Павел и окольничий с товарищами начали его всячески упрашивать, он отвечал Павлу: "Тебя я знал в попах, а в митрополитах не знаю, и, кто поставил тебя митрополитом, того не знаю, и посоха тебе не отдам, да и с своими ни с кем не пошлю, потому что не у кого тому посоху быть". А ко всем сказал: "Кто прислал мне ту весть из Москвы, вам не скажу, а открою тем, кому великий государь укажет". Митрополит и окольничий в тот же день (18 декабря) известили обо всем государя и получили от него приказ вновь говорить Никону об отдаче посоха, которого никто из прежних святителей и никогда не выносил из соборной церкви, и с собой не важивал, и вновь допрашивать Никона, по какой вести он приходил в Москву и кто, и кого, и почему присылал к нему с тою вестию. Если же он посоха не отдаст и про весть подлинно не скажет, то они, царские посланные, в ту же ночь отписали бы к государю, а сами до указа государева не выезжали из Чернева и Никона не выпускали. Услышав об этом, Никон значительно сдался и сказал: "Кто прислал мне весть, по времени объявлю". Потом читал самое письмо, в котором была прислана эта весть, и продолжал: "Я принял письмо потому, что когда государь был в Савином монастыре (на празднике преподобного Саввы, 3 декабря) и я посылал к нему, государю, своего архимандрита, то милость ко мне государева была такова, какой по отшествии моем никогда не бывало; после того прислано было ко мне первое письмо, а другое прислано 17 декабря, чтоб мне быть в Москве 18-го, и я, видя ко мне милость государя, принял те письма за прямую правду". Но посоха и теперь не соглашался отдать и только после многих и усиленных убеждений и просьб, продолжавшихся с пятого часа дня до одиннадцати часов ночи, объявил, что и посох и письма те пошлет к государю со своим архимандритом Герасимом. Тут Никон совершенно переменил тон и со смирением начал говорить царским посланным: "Ведомо мне, что великий государь посылал ко Вселенским патриархам, чтобы они судили об отшествии моем и о поставлении нового патриарха, и я бью челом великому государю, чтобы он ко Вселенским патриархам не посылал. Я как сперва обещался (вот теперь Никон сам сознался, что отречение его от кафедры, подлинность которого он столько времени и так упорно отвергал, действительно было), так и ныне обещаюсь, что на патриаршеский престол Великой России не возвращусь - у меня и в мысли того нет. Я хочу, чтобы на мое место избран был новый патриарх, кого великий государь изволит и освященный Собор изберет, и так-де Церковь вдовствует немало лет. А как поставлен будет новый патриарх, я ни в какие патриаршие дела вступаться не стану и не до чего мне дела не будет. Только повелел бы великий государь жить мне в монастыре, который устроен по его царскому указу, и новопоставленный патриарх не имел бы надо мною никакой власти, а имел меня за брата; да мне бы ведать Воскресенский и Иверский и иные приписные к ним монастыри, а Новгородскому митрополиту в те монастыри не вступаться, ибо у него и без того останется в епархии до 150 монастырей и больше 2000 церквей; да не оставил бы государь своей милости ко мне в потребных вещах, чем бы мне пропитаться до смерти, а век-де мне недолог, и теперь уже мне близко 60 лет". Никон настоятельно просил, чтобы все это царские посланные передали государю, и сказал, что воскресенский архимандрит поедет вместе с ними, повезет государю посох и письма, а в письмах написано, от кого и с кем они присланы. И в ту же ночь, 19 декабря, за два часа до света, царские посланные вместе с Воскресенским архимандритом прибыли в Москву и поднесли государю и посох чудотворца Петра, и письма, писанные к Никону, и статейный список своей посылки.
Посох был отнесен митрополитом Павлом в соборную церковь и поставлен на прежнем месте, а привезенные письма были прочитаны пред государем и всем освященным Собором и синклитом. Оказалось, что автором писем был известный уже нам по преданности Никону боярин Никита Алексеевич Зюзин и что в письмах он от имени самого царя, царицы и всего царского семейства приглашал Никона приехать в Москву. Зюзин, которому показали письма, тотчас сознался, что одно письмо писано его рукою, а другое - список с его письма, сделанный рукою патриарха Никона, что и Никон отписывал ему, но письма Никона он жег, а его письма Никон возвращал ему, только последнего не возвратил. Зюзина подробно расспрашивали (22 декабря) и потом велели ему написать сказку. В сказке Зюзин показал, как он еще пред отречением Никона от кафедры убеждал его чрез дьяка Ивана Калягина не оставлять ее, как по отречении Никона в то же лето много раз упрашивал его чрез дьяка Торопова оставить упорство и возвратиться на кафедру, как вел с ним переписку из Новгорода, когда Никон находился в Иверском монастыре и в Крестном, - о всем этом мы уже упоминали. Затем Зюзин писал: "Идя из Новгорода, я был у него, патриарха (в Воскресенском монастыре), и говорил ему: зачем сшел с кафедры дерзостно и оставил Церковь и доселе нейдешь и не смиришь себя пред Богом и великим государем? И он сказал: сшел с сердца, а по времени возвращусь, а ты-де пиши ко мне и впредь о том - о пришествии моем". Верное свидетельство, что Никон постоянно лелеял мысль возвратиться на свой престол, и только выжидал удобного случая, и с этою целию поручил Зюзину писать к нему. "И я, - продолжал Зюзин, - писал к нему и словом приказывал о пришествии его сперва с Аароном старцем, а потом с попом Сысоем, чтобы смирил себя, возвратился". Письма не производили действия. Но вот настал декабрь 1664 г. Однажды с Зюзиным встретился думный дворянин Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин и, между прочим, передал ему: "7 декабря говорил мне великий государь, что приезжал к нему от патриарха Воскресенский архимандрит и бил челом и со слезами говорил от патриарха, чтоб смуте не верить никакой, и государь сказал: "Смуте не верю и гнева моего на патриарха нет, приезжал ко мне в Хорошево Иван Неронов и поносил патриарха, и я-де тому ничего не поверил". Зюзин тотчас пришел к мысли, что нужно написать к Никону и что время теперь для возвращения его самое благоприятное. И немедленно написал и послал письмо с попом (новгородским) Сысоем Андреевым, всячески убеждая патриарха поспешить в Москву. Но Никон отвечал: "Мне без письма великого государя нельзя быть". И Зюзин, недолго думая, решился написать от лица самого государя и уверял в письме, что сам государь чрез Афанасия Нащокина приказал ему, Зюзину, тайно известить Никона, чтобы приехал в Москву на 19 декабря к заутрене в собор и стал на своем месте. Для доставления такого письма патриарху Зюзин сначала обратился было к патриаршему дьяку Ивану Калягину, но Калягин подивился, услышав, будто государь зовет Никона на патриаршество, и спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67