.. Бог дозволил человеку в раю дать имена всем тварям, но не дозволил ему дать имя самому себе, потому что он наименовал бы себя не Адамом перстным, а Всевышним. Поистине корень всех зол самолюбие. С тех пор как твое блаженство принял титло великого государя, возросли из земли и плевелы... Нехорошо многовластие: да будет один властитель - один царь. Справедливо жалуешься на побиение твоего слуги, но, блаженнейший, как не всякий слуга царский представляет царя, так и не всякий патриарший слуга представляет собою патриарха... О, если бы не было твоего бегства, причинившего столько несогласия. Ты ушел без привета, полный гнева и волнения... Будь сам себе судьей и скажи, был ли кто патриархом, оставаясь вне патриархии столько времени? Возведи окрест очи твои и воззри на чад своих, нуждающихся в патриаршем водительстве. Доколе оставляешь в забвении паству свою? Доколе будешь гневаться?.. Послушай слов моих и соединись с своими членами: ни Церкви, ни царству, ни тебе нет пользы, что ты остаешься вдали от кафедры вопреки правил... Четыре патриарха ожидают узреть конец сей распри: Москва, столица, сделалась позорищем для ангелов и человеков. Но ты говоришь, что против тебя был местный Собор, который положил неправедное отрешение? А разве Афанасий и Златоуст не были оклеветаны?.. Жалуешься на Крутицкого, что ехал он на жребяти, когда это тебе одному позволено, но я слышу, что и Новгородский, и Казанский, и Сибирский архиереи в праздник ваий восседают на жребяти. А в твое отсутствие надлежало и в Москве совершить это Крутицкому, который общим и царским приговором назначен твоим наместником - епитропом... Но перехожу к главнейшей из твоих жалоб: царь, говоришь, ведает церковные дела, избирает архимандритов, устроил Монастырский приказ, берет с монастырей сколько ему угодно. Да ведь все это и другое подобное ты найдешь и в Св. Писании как права и обычные действия царей... Царю свойственно судить других, но не быть судиму другими. Не таков архиерей: он и судит и судим бывает, свидетельствует и на него свидетельствуют... Никто да не называет царя нашего, эту опору народную, унаследовавшего преемственно от предков свою власть с явственными правами, тираном: этот в высшей степени христианский государь милует всех щедро и, подобно Титу, прозванному любовию, раздает благодеяния... Ты можешь похвалиться, Никон почтеннейший, что он часто посещал твою келью; он предстоял тебе с таким смирением и почтением, что бояре соблазнялись не раз об унижении царского достоинства... Вспомни все его милости, патриарх, как из архимандритов возвел он тебя в митрополиты и на этот завидный патриарший престол... Тебе недоставало только одного - называться царем отцом. Возведи, блаженнейший, молитвенные руки твои к Господу, и молись о самодержце нашем и о всем народе, и из-за мелочных поводов не прибегай к отлучениям и проклятиям... Прости нам, если мы в чем-либо погрешили: всем известно, что ты филэллин и одеянием, и обычаем, и почетом... Будь здрав и долгоденствен".
Прочитав послание Паисия, Никон не отвечал ему ни слова, а сказал: "Отдаюсь на суд папы", - сказал не потому, будто бы был единомыслен с папою, а потому только, что знал правила Сардикийского Собора (3, 4 и5), которыми дозволялось обвиняемым епископам, в случае недовольства их решением местного Собора, обращаться с апелляциею к папе, хотя эти правила относились собственно к епископам Сардикийской церковной области, находившейся в подчинении папе, но вовсе не относились к епископам других церковных областей, подчиненных иным патриархам. Слова Никона произвели, однако же, большую тревогу в Москве, тем более что он прислал Паисию самую выписку из правил о папском суде. Спустя несколько дней Паисий позван был в патриаршую палату на Собор для разбора заявления Никонова об апелляции к папе и для исследования, когда русские сделались христианами и откуда пришла к ним святая вера. Русские без сомнения знали из своих летописей, что они приняли веру с Востока, а не с Запада. Но Паисий начал решать вопрос на основании греческих летописей, привел свидетельства из Курополата, Кедрина, Зонары, Никифора Каллиста о самых первых крещениях русских из Византии и свидетельства Матфея Властаря, что Русь от начала причислялась к фракийскому диэцезу Византийского патриархата и постоянно находилась под властию Цареградского патриарха. Отсюда для всех сделалось очевидным, что Никон не имеет ни малейшего права обращаться к суду папы. С этого времени молва о Паисии Лигариде как ученом человеке разнеслась по всему царскому дворцу, и Паисий очень часто был приглашаем членами царского синклита для совещаний по делу Никона. Один из этих знатных бояр, приходившийся дядею царю по матери, Семен Лукьянович Стрешнев, проклятый Никонов, предложил Паисию на бумаге до 30 вопросов, касавшихся Никона, с тем чтобы Паисий дал на них ответы самому великому государю царю чрез него - боярина Стрешнева. И Паисий 15 августа, следовательно, спустя только месяц с небольшим после своей переписки с Никоном, прислал Стрешневу письмо и вместе свои ответы. В письме Паисий говорил, призывая Бога во свидетеля, что не хотел бы начинать этого дела, которое неизбежно поведет его к столкновению и неприязни с патриархом Никоном, но по самому своему призванию чувствует себя обязанным возвещать истину, и выражал сожаление, что не знает русского языка, а должен довольствоваться плохими переводчиками. Царский толмач Стефан перевел ответы Паисиевы на славянский язык (перевод очень плох и темен); многие охотно их списывали, и, наконец, ответы попали в руки Никона. Никон поспешил написать на них целую огромную книгу под заглавием: "Возражение, или Разорение, смиреннаго Никона, Божиею милостию патриарха, против вопросов боярина Симеона Стрешнева, еже написа Газскому митрополиту Паисию Лигаридиусу, и на ответы Паисиевы". Проследим содержание этой книги, из которой познакомимся вместе с вопросами Стрешнева и ответами Паисия, и таким образом узнаем, в чем обвиняли тогда Никона и как он оправдывался. (Книга содержит в себе по списку Воскресенского Новоиерусалимского монастыря XVII в. 955 листов в 4-ку).
"В предисловии Вашем, - так начинает Никон предисловие своей книги, написано: Рече Господь наш: Аз семь путь, истина и живот. Зачем же, начав от истины. Вы написали все неистинно, как будет доказано впереди, и Вы узнаете, что Вы отца вашего диавола есте, который в истине не стоит, яко ложь есть и отец лжи". После того, обращаясь к Стрешневу, Никон замечает, что он не должен был лжесвидетельствовать и осуждать ближнего, но позаботился бы прежде исправить свои согрешения, и приводит на то целый ряд текстов из Евангелия. А обращаясь к Паисию, говорит, что он действительно призван, как сам выразился в письме к Стрешневу, возвещать и проповедовать истину, но призван учить и проповедовать только в своей епархии, а отнюдь не в чужих, и в доказательство приводит множество правил из Кормчей вместе с толкованиями на них, иные даже в двояком переводе, также отрывки из толкового Евангелия, из недельных церковных поучений, хотя, по правде сказать, все это строго не относилось к Паисию, так как он, когда писал ответы на вопросы Стрешнева, вовсе не учил вере и не проповедовал в чужой епархии. "Да если бы, - продолжает Никон к Паисию, - я и был виновен в каких-либо прегрешениях, то не тебе одному творить суд или ответ о мне, потому что сам ты ничего от меня не видел и не слышал... ты поверил вопреки правил клевете одного непреподобного мужа, хотя и синклитика, притом человека проклятого", - и приводит новый ряд правил, указывающих, что не должно принимать свидетельства на епископа от еретиков, людей отлученных и порочных и вообще от мирян без расследования (л. 1 - 17).
По первому вопросу Стрешнева и ответу Паисия Никон обвинялся в том, что при возведении его на патриаршество он в другой раз был рукоположен во епископа, а потому на основании 68-го апостольского правила должен быть извержен. Никон отвечал: я не своею волею взошел на патриарший престол, но по избранию Собора и царя, и не мне надлежало тогда делать разыскание, следует ли меня вновь рукоположить, а рукополагавшим. Впрочем, таков устав имеет св. соборная Церковь, много раз засвидетельствованный Вселенскими патриархами. Не я один рукоположен дважды, а и прежде все наши епископы вновь рукополагались при возведении их на митрополию или на патриаршескую кафедру. Патриарх Иов рукоположен был трижды: сперва на Коломенскую епископию, потом на митрополию, наконец, на патриаршество, и в последний раз рукоположен святейшим Иеремиею, Вселенским патриархом. Гермоген дважды: на Казанскую митрополию и на патриаршество. Филарет - дважды: на Ростовскую митрополию и на патриаршество, и в последний раз рукоположен Иерусалимским патриархом Феофаном. Иоасаф и Иосиф - так же по дважды, как потом и я. Если меня хотите извергнуть, то извергните прежде Вселенского патриарха Иеремию, придавшего нам таой устав, и прочих патриархов, подписавших тот устав; извергните также патриарха Иерусалимского Феофана, а с ними извергните и всех рукоположенных от них как изверженных (л. 17 23). По второму вопросу и ответу обвиняли Никона в том, что он запретил исповедовать и причащать разбойников, осуждаемых на смерть. Никон, резко упрекнув Стрешнева за то "проклятое бесчинство", что он приучил своего пса благословлять передними ногами, а также за то, что вздумал вопрошать "суемудренного беззаконного пришельца", отвечал: я разослал по всем городам грамоты, чтобы разбойники покаялись, прежде нежели будут пойманы и взяты, а о том, чтобы пойманных на разбое исповедовать и причащать, я нигде не нашел правила. Господь сказал: Ядый Мою плоть и пияй Кровь во Мне пребывает, и Аз в нем. Кто же осмелится удостоить человека причастия и потом казнить? К этому Никон присоединил несколько правил, которыми убийцам запрещалось причастие на двадцать лет и повелевалось преподавать причастие с рассуждением только достойным. Здесь Никон, очевидно, не нашел возможности оправдать себя (л. 23 - 26).
По третьему вопросу и ответу обвиняли Никона в том, что он во время священнослужений украшался богатыми облачениями, смотрелся в зеркало, расчесывался щеткой. Никон отвечал: украшаться иереям для богослужения установлено от Бога еще в Ветхом Завете, а зеркала и щетки устроены в церкви до нас прежде бывшими патриархами, Иовом и другими, мы только не разоряем, да и все то же творят, что тут беззаконного? Если по 16-му правилу Седьмого Вселенского Собора епископы и клирики, украшающие себя пышными одеждами, должны исправиться, то нам всем следует начать это исправление (л. 26 - 28).
На четвертое обвинение Стрешнева и Паисия против Никона, что он и по отречении от кафедры рукополагает священников и дьяконов, Никон дал странный и уклончивый ответ и именно сказал: кто свидетельствует на меня, будто бы мне не должно рукополагать, пусть прочтет 36-е правило Шестого Вселенского Собора, и привел самое правило и толкование на него. А в правиле написано: "Определяем, да имеет престол Константинопольский равные преимущества с престолом древнего Рима, будучи вторым по нем, после же оного да числится престол великого града Александрии, потом престол Антиохийский, а за сим престол града Иерусалима" - и только (л. 28).
По пятому вопросу и ответу обвиняли Никона в том, что он сам отрекся от своей кафедры, и хотя это отречение было не письменное, а словесное, но оно произнесено было всенародно в Церкви, потому имеет полную силу, сам сложил с себя пред всею Церковию святительские ризы. Никон сначала укоряет обоих своих противников: Стрешнева за то, что он лично не был свидетелем события, о котором свидетельствует, а Паисия за то, что он, "лицемер и зломысленный", поверил клеветнику, да притом проклятому, которому законы запрещают верить, и в ответе своем прибавил еще от себя такое, о чем не было в вопросе. Потом рассказывает, что дело происходило так: царь при избрании нас на патриаршество дал клятвенное обещание пред Богом и всеми святыми хранить непреложно заповеди Евангелия, святых апостолов и святых отцов, и, пока он пребывал в своем обещании, повинуясь святой Церкви, мы терпели. А когда царь изменил своему обещанию и на нас положил гнев неправедно, мы 10 июля, совершив во святой великой церкви Божественную литургию и засвидетельствовав пред Богом и всеми святыми о напрасном государевом гневе, вышли по заповеди евангельской из града Москвы, отрясли прах от ног наших и тогда же письменно известили царя, что уходим ради его неправедного гнева и что он даст за все ответ пред Богом. Кто ж укорит меня, что я поступил вопреки воле Божией, а не по правде, и какое тут отречение? А если мы по окончании обедни свергли с себя патриаршеские ризы, то у нас такой обычай: по совершении литургии все совлачаются от священных риз. А у вас, беззаконный толковниче, разве не совлачаются? Желая оправдать себя в том, что засвидетельствовал пред Богом и всеми святыми о неправедном гневе государевом и потом удалился из Москвы, Никон привел множество примеров, как ветхозаветные пророки и другие праведники свидетельствовались по разным случаям или Богом, или небом и землею, а еще более примеров, как Сам Христос, апостолы и святые уклонялись и убегали от угрожавших им бедствий (л. 28 об. - 38 об.). Тут Никон изменил истине: ложно истолковал совлечение им с себя патриарших риз и совершенно отверг то, что сказал в церкви пред народом: "Не буду более вашим патриархом".
Шестой вопрос и ответ не относились прямо к обвинению Никона. Вопрос был, согрешили ли архиереи, что не возбранили Никону такого злого дела. Ответ: если их спрашивали и они не возбранили, то согрешили; а если не спрашивали, то не согрешили: виновен один Никон, причем Паисий привел слова Климента о Боге: "Никто не обретается здесь без Его света, но все принимают Его светлости, всяк богатеет Его милостию". Никон отвечал: "Не должно судить о том, что нам неизвестно" - и привел несколько текстов из Евангелия. А затем напал на Паисия: "Не нашел ты, что сказать от св. догматов, а как сам явился изверженным, противореча правым уставам св. апостол и св. отец, так и ответы творишь отверженными законами, написанными Климентом. Шестой Вселенский Собор отверг поврежденные апостольские заповеди, преданные Климентом: как же осмелился ты развращать законы Шестого Вселенского Собора и вводить зловерные, если бы ты не был, окаянный, и сам зловерен?" Никон привязался к одному имени Климента, а в словах его, приведенных Паисием, нет никакого зловерия, никакого закона (л. 38 об. - 40).
На седьмой вопрос Стрешнева: "Не добро ли было бы созвать Собор по делу патриарха, чтобы не случилось какого соблазна или замешательства в царстве?" - Паисий отвечал ссылкою на 37-е правило апостольское: "Дважды в году да бывает Собор епископов, и да рассуждают они друг с другом о догматах благочестия, и да разрешают случающиеся церковные прекословия". Никон сказал: да не одно 37-е правило апостольское, есть много и других правил о созывании Соборов, и действительно привел целый ряд таких правил, с толкованиями на них. Но ни одно из этих правил, - продолжал Никон, - не предоставляет епископам судить своего патриарха, кроме тех случаев, если он станет вводить что-либо новое на развращение Церкви, как вводишь ты, ответотворче, новые законы из отреченных книг, за что по правилам и должен быть извержен, подобно Максиму Кинику. Напротив, есть правила, что и митрополита своего не могут судить епископы, а может судить его только патриарх Цареградский; эти правила с толкованиями затем и приведены (л. 41 - 52).
На осмой вопрос, может ли сам царь созвать Собор без повеления патриаршего, был ответ: может по примеру древних благочестивых царей. Никон: нигде нет такого правила, в правилах говорится только: собираются Соборы, а не собирает царь или кто другой. Древние благочестивые цари собирали Соборы, но только "умолением, а не повелением и не принуждением" (л. 52).
В ответе на девятый вопрос Паисий написал: так как Никон вменил ни во что Собор, бывший на него в Москве, и назвал иудейским сонмищем, то за такое неуважение к Собору должен быть проклят как еретик, ибо Григорий Двоеслов почитал четыре Вселенские Собора наравне с четырьмя Евангелиями. Никон: собор, созванный не по св. правилам, не есть Собор. Были Соборы по приказанию царскому на Иоанна Златоуста, на митрополита Филиппа, но то не Соборы, а сонмища (за сим приводится много текстов, кого Господь признает Своими). Я не Вселенский Собор назвал сонмищем, но Собор тех, которых собрал царь и задарил, чтобы они говорили все, что он хотел, на отмщение мне, как и самое соборное деяние их являет: все оно полно лжи и нет в нем ни одной истины. Соборы не должны собираться без воли митрополита или патриарха (следуют правила), а вот был по воле царя Собор Флорентийский, и беззаконное деяние его отвержено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67