Я утратила покой.
Я была совершенно парализована холодом и паническими мыслями и поэтому не смогла заметить приближающийся красный автомобиль.
Этот человек вернулся! Он быстро посадил нас в машину и приказал водителю трогаться.
Спустя четверть часа мы приехали в какой-то дом возле центральной магистрали. Это было белое кирпичное здание с плоской крышей. Во дворе лаяла большая грязная дворняга, а едва одетые, босые дети бегали по снегу.
Везде было развешано белье. Оно свисало с веток деревьев, столбов и оконных фрамуг, напоминая жесткие замерзшие гирлянды.
Женщины с детьми откровенно разглядывали нас. Они все были хмурые, грязные и плосконосые. Курдийская одежда делала их почти квадратными.
– Поторопитесь! – сказал «человек, который вернулся».
Мы вошли в дом. Несколько женщин жестами показали, чтобы мы оставили там свою обувь. Голод и страх давали о себе знать. Все вокруг казалось нереальным, теряло контуры.
Потом нас провели в большое холодное и пустое помещение.
Мы сели на твердом полу, молча и настороженно присматриваясь к курдийским женщинам, которые, в свою очередь, смотрели на нас не очень доброжелательно.
Одна из женщин натопила печь и приготовила чай. Другая подала нам несколько кусочков твердого, замерзшего хлеба. Третья принесла одеяла. Мы плотно завернулись в них, но так и не смогли согреться.
«О чем они думают? – спрашивала я себя. – О чем разговаривают? Знают ли, что мы американки? А может быть, у курдов нет ненависти к американцам. Может быть, мы союзники, враги шиитского большинства?» «Человек, который вернулся» молча сел возле нас. Я не имела представления, как узнать о дальнейших планах.
Вскоре в комнату вошли мальчуган лет тринадцати и женщина в такой толстой юбке, какой я еще никогда не видела. Женщина подошла к нам и что-то сказала резким голосом парнишке. Я поняла, что она приказала ему сесть рядом с Махтаб. Он подчинился и смотрел на женщину, стыдливо ухмыляясь. Женщина, видимо, была его матерью. Она стояла над нами как часовой.
Мною овладевал страх. Что здесь происходит? Я была близка к панике.
Навалились воспоминания… Муди! Я видела его злую усмешку в мерцающих тенях на стене. Огонь в его глазах, когда он бил меня, когда ударил Махтаб, сейчас сверкал в пламени печи. Голоса курдов становились все громче, и я слышала в них полный бешенства омерзительный визг Муди.
Муди!
Это он вынудил меня бежать. Я должна была забрать Махтаб. Но, Боже мой, что, если ее встретит несчастье?
Неужели эти люди что-то замышляют? Неужели собираются отнять у меня Махтаб? Кто этот паренек и его злая мать? А может, они выбрали Махтаб невестой? Прошедшие полтора года убедили меня в том, что в этой причудливой стране все может случиться.
«Не стоило!» – кричала моя душа. Если они собираются продать ее или использовать для чего-нибудь иного, то не стоило убегать. Лучше я бы до конца жизни оставалась в Иране. Как я могла втянуть Махтаб в такую авантюру?!
Я старалась взять себя в руки, обуздать свое взбудораженное сознание, убеждая, что этот страх лишь результат мрачных видений, усталости и напряжения.
– Мама, мне не нравится здесь, – Махтаб тоже чувствовала странную атмосферу.
Время от времени мальчуган пытался отодвинуться от Махтаб. Сидящий возле меня «человек, который вернулся» в молчании отдыхал.
Так мы сидели не менее получаса. Вдруг в дом вошел еще один мужчина, и его появление вызвало оживление среди женщин. Ему тотчас же подали горячий чай и хлеб, суетясь вокруг него и проверяя, наполнен ли у него стакан. Он сел на полу, не обращая на нас ни малейшего внимания. Достал сверток папиросной бумаги и начал разрывать что-то вроде пакетика, из которого вместо табака посыпался какой-то белый порошок. Марихуана, гашиш или опиум? У меня не было представления, как это выглядит, но что бы это ни было, оно не похоже на табак. Вероятнее всего, он был хозяином дома. Может быть, эти женщины – его жены? Что ждет нас?
– Когда мы отсюда уедем? Мне не нравится здесь, – шептала Махтаб.
Я посмотрела на часы. Приближался вечер.
– Я не знаю, на что надеяться и чего ждать. Будь готова ко всему, – ответила я.
Комнату постепенно окутывал мрак. Кто-то принес свечи, и в окружающей нас темноте дрожащее пламя создавало еще более сюрреалистическую картину. Монотонное гудение печи отупляло нас.
Мы находились здесь уже четыре часа.
Из напряжения вывел нас лай собаки. Все мгновенно вскочили.
В комнату вошел пожилой мужчина. Ему было около шестидесяти. На нем был костюм цвета хаки, добытый, наверное, в армии, лохматая шапка и военного покроя оливково-коричневая куртка. Хозяин дома что-то сказал нам, видимо представляя его.
Пожилой человек буркнул «салам!» или что-то в этом роде. Потом быстрым шагом пересек комнату, с минуту грел ладони у печки. Он был оживлен, энергичен, готов к действию.
Одна из женщин принесла нам новую одежду, жестом приказывая снять многочисленные слои курдийского наряда. Потом помогла мне надеть четыре других платья, немногим отличавшиеся от предыдущих. Когда женщина закончила, я была так закутана, что едва двигалась. Мужчина жестом приказал нам обуться.
Махтаб не могла сделать это самостоятельно, а я, в свою очередь, с трудом согнулась, чтобы помочь ей. Быстро! Быстро! Пожилой мужчина все время подгонял нас.
Наконец мы были готовы. Махтаб отважно схватила меня за руку. Мы не имели представления, куда идем, но все-таки с радостью покидали это место. Наверное, этот человек отведет нас в санитарную машину Красного Креста. Молча мы шли за хозяином дома и нашим новым проводником. «Человек, который вернулся» тоже вышел. Дверь за нами тотчас же закрылась.
Яростный лай собаки эхом разносился по околицам вместе с порывами ветра. Пес подбегал к нам, тыкался носом.
Послышалось ржание лошади. Звезды ярко горели, но почему-то не освещали землю. Зато свет их окрашивал небо в удивительный серо-белый цвет. Мы едва различали нашего проводника.
Он жестом объяснил нам, чтобы мы сели на лошадь. Седла не было. Пожилой помог мне, а «человек, который вернулся» поднял Махтаб, усаживая ее впереди меня.
– Держи голову ниже, потому что очень холодно, – посоветовала я Махтаб.
Я обняла ее и ухватилась руками за гриву. Лошадка была небольшой и напоминала своих американских соплеменниц.
Пожилой человек быстро пошел вперед через ворота и исчез в темноте. «Человек, который вернулся» схватил нашу лошадь за узду и повел за ним.
Много лет я уже не передвигалась верхом, тем более без седла. Плед подо мной скользил. Изо всех сил, на какие было способно мое измученное тело, я пыталась удержаться на спине лошади. Махтаб трепетала в моих объятиях.
В открытом поле мы двигались не очень быстро. Иногда нужно было объезжать замерзшие лужи: лед проламывался под копытами животного. В этой горной стране каждый звук отдавался эхом, точно выстрел. Шум был нашим врагом.
Дорога постепенно поднималась к подножию гор, за которыми возвышались другие, более высокие.
Когда мы добрались до одной из вершин, лошадь неожиданно закачалась на крутизне, и мы, неподготовленные, съехали с ее спины. Падая, я судорожно прижимала к груди дочурку, стараясь уберечь ее от удара. Мы тяжело упали в заледеневший снег. «Человек, который вернулся» моментально помог нам подняться, стряхнул с нас снег. Махтаб, несмотря на то, что лицо у нее обветрилось, тело болело, что она была голодна и измучена, по-прежнему проявляла решимость и спокойствие. И сейчас, после падения, она даже не заплакала.
Ночь стала еще холоднее. Мрак сгустился. Звезды померкли. Колючий ледяной ветер обжигал наши лица.
Мы брели дальше, по-прежнему то поднимаясь в гору, то спускаясь вниз, пока возвышенности не уступили место горным вершинам, из которых каждая следующая была более неприступной, чем предыдущая. Дорога под гору казалась легче; мы хотя бы были защищены от порывов ветра. Под гору лошадь бежала быстрее, изредка спотыкаясь и цепляясь за ветки кустарников. Зато спуск по склону был опаснее. Как только мы поднимались на вершину, тотчас же нас хватал в свои объятия вихрь, бросая в лицо снегом, который ранил, как дробь. Кроме того, снег там был очень глубокий. Мы брели по таким высоким сугробам, что путник проваливался в них до самой макушки.
У меня болели руки. Я не чувствовала пальцев ног. Мне хотелось кричать, упасть с лошади и лежать, погрузившись в небытие. Я боялась обморозиться. Бедную Махтаб непрерывно била дрожь.
Время и пространство потеряли для меня смысл. Мы были затеряны навеки в темной морозной пустыне.
И вдруг до меня донеслись голоса сверху. Сердце перестало биться: это – пасдары! Неужели после всего, что нам пришлось пережить, именно сейчас нас схватят?
Но «человек, который вернулся» никак не отреагировал, а спустя несколько минут мы наткнулись на стадо овец. Странно было встретить животных в таком месте. Как они могут жить в этом страшном климате? Их мясо, наверное, очень жесткое. Я завидовала их толстой шерстяной шубе. Чуть позже показался пастух.
Он тихо поприветствовал «человека, который вернулся». Взял у него узду и молча повел нас дальше, оставив овец. Я оглянулась, инстинктивно отыскивая моего опекуна, однако он исчез, не простившись.
Пожилой человек по-прежнему шел впереди как разведчик.
Снова и снова продвигались мы вверх и вниз через очередную гору. Мне чудом удавалось держаться на лошади. «Нам не выдержать этого! – кричала моя душа. – После всего этого мы не сможем жить». Махтаб в моих объятиях не переставала дрожать, и это было единственным признаком, что она еще жива.
В какой-то момент я посмотрела вверх и увидела картину, отчетливо вырисовывающуюся на фоне мутно-белого неба: несколько лошадей и всадники на их спинах.
«Пасдары…» – прошептала я. Из всех несчастий, какие могли на нас свалиться, самое худшее было бы попасться в их лапы.
Через какое-то время мы снова услышали голоса, на этот раз уже отчетливее, как будто кто-то ругался. Я судорожно сжимала Махтаб, готовая стать на ее защиту. Слезы боли и отчаяния замерзали у меня на щеках.
Пастух остановил лошадь.
Ветер доносил до нас голоса нескольких мужчин. Они явно не старались скрыть свое присутствие. Но голоса их уже не выражали злобы.
Мы ждали возвращения нашего «разведчика». Прошло еще несколько полных напряжения минут.
Наконец пастух сообщил, что мы можем не опасаясь двигаться дальше.
Когда мы подъехали, лошадь застригла ушами на фырканье трех других лошадей. Мы въехали в центр группы из четырех мужчин, разговаривавших так спокойно, точно это была обычная экскурсия.
– Салам, – тихо приветствовал меня один из мужчин.
Даже среди рева ветра я узнала этот голос. Это был Мосейн!
– Никогда еще и ни с кем я не переходил границу, – сказал он. – Но сегодня я сделаю это для вас и переведу вас на другую сторону. Слезайте с лошади.
Сначала я подала ему Махтаб, а потом и сама спустилась на землю, убеждаясь, что ног я не чувствую так же, как и рук. Мне с трудом удалось удержаться.
Мосейн рассказал мне об изменениях в планах. В тот день, когда наш «пикап» был обстрелян и задержан солдатом, мы избежали ареста только благодаря изобретательности водителя, который правдоподобно объяснил наше присутствие в приграничной зоне, где проводились военные учения. Сейчас Мосейн считал, что было бы слишком рискованно воспользоваться санитарной машиной. Значит, дальше мы отправляемся на лошадях и пересекаем границу вдали от дорог через безлюдные неприступные горы.
– Махтаб должна ехать с одним из мужчин на другой лошади, – сказал Мосейн по-персидски.
– Нет, я не хочу! – внезапно запротестовала Махтаб.
Спустя пять дней после побега, после непрерывного голодания, мучений, хаоса она в конце концов взорвалась рыданием. Слезы текли у нее по щекам, тотчас же замерзая на платке.
– Я хочу ехать с тобой, мама, – всхлипывала она.
– Тише, тише, радость моя, – успокаивала я. – Мы уже столько проехали, нам осталось чуть-чуть и мы сможем полететь в Америку. Иначе придется вернуться к папе. Прошу тебя, постарайся сделать это для меня.
– Я не хочу ехать одна на лошади, – снова расплакалась она.
– С тобой будет один из этих дядей.
– Я не хочу ехать на лошади без тебя!..
– Но так нужно. Они знают, как лучше. Я прошу тебя, поверь им.
Где-то в глубине своего существа моя девочка нашла источник силы и мужества. Она вытерла слезы и снова стала самостоятельной и решительной. Она сделает, что говорит Мосейн.
– Махтаб, мне очень больно, что так вышло. Я не предполагала, что будет так трудно. Я не знаю, как ты это выдержишь. Я вообще не знаю, возможно ли это выдержать, – сказала я.
– Выдержу, – твердо произнесла она. – Я сильная. Я сделаю все, чтобы вернуться в Америку. – Задумалась, а потом добавила: – Я ненавижу папу за то, что из-за него нам приходится делать все это.
Она позволила посадить себя на колени мужчины, оседлавшего свою лошадь. Мосейн помог мне сесть на другую, а узду взял новый проводник. Остальные шли пешком, провожая меня и Махтаб.
Итак, мы снова двинулись в путь. Я обернулась, чтобы посмотреть, как чувствует себя Махтаб. Я слышала стук копыт, но самой лошади не могла увидеть. Не видела я также и своей девочки.
«Будь мужественной, моя дорогая», – обращалась я в душе к ней и к себе тоже.
Казалось, что бесконечно длящаяся страшная ночь приближается к своему концу. И давящее однообразие пейзажа: вверху горы, внизу тоже горы. Когда же наконец мы пересечем границу? А может, уже пересекли?
Я обратилась к мужчине, ведущему мою лошадь.
– Турция? Турция? – прошептала я, указывая на землю.
– Иран, Иран, – ответил он.
Дорога стала такой плохой, что мы вынуждены были спешиться. Путь наш лежал по-прежнему вверх и по льду. Мои ноги подкосились. Длинные юбки мешали, обувь скользила по обледеневшей земле. Один из мужчин схватил меня как раз в тот момент, когда я падала. Он поставил меня, а затем, держа под руку, помогал подниматься по откосу. За мной другой мужчина нес Махтаб на плечах. Я старалась изо всех сил, но все-таки задерживала группу, скользя, спотыкаясь, путаясь в юбках.
– Турция? Турция? – время от времени спрашивала я того, кто держал меня под руку.
– Иран, Иран, – отвечал он. Спускаясь, мы снова сели на лошадей.
У подножия горы мы наткнулись на овраг. Мой проводник повернулся, придвинув лицо к моему так близко, чтобы я его хорошо видела, и приложил палец к губам. Я задержала дыхание. Мужчины ждали молча несколько минут. В горах мы были закрыты возвышенностями. Но сейчас перед нами простиралось плато, покрытое снегом, освещенное блеском неба.
Наконец один из мужчин быстро двинулся вперед. Я видела серый контур его фигуры, когда он проходил по плато. Потом он исчез.
Через несколько минут он вернулся и шепотом что-то сказал Мосейну. Тот, едва слышно, обратился ко мне.
– Мы вынуждены проводить вас по одной, – сказал он по-персидски. – Дорожка вокруг оврага очень узкая и опасная. Ты пойдешь первая, а потом переведем ребенка.
Он не оставил мне времени на возражения и пошел вперед. За ним отправился мой проводник, схватив узду моей лошади. Я молилась, чтобы Махтаб не заметила моего отсутствия.
Мы вышли на плато, преодолевая открытое пространство так быстро и так тихо, как только могли. Потом мы пробирались обледеневшей тропинкой по краю обрыва вдоль распадка, затем дальше по противоположной стороне плато. Минут через десять мы были на другой стороне.
Мой сопровождающий остался со мной. Мосейн вернулся за Махтаб. Я молча сидела на лошади, дрожа и высматривая свою девочку. Я пыталась взглядом пробиться сквозь темноту. «Быстрее, быстрее, быстрее», – умоляла я в душе. Мне было страшно, что Махтаб может расплакаться.
Но вот появилась и она, сгорбленная в объятиях одного из мужчин, вся Дрожащая, но притихшая.
Как раз в это время проводник заметил мой вопросительный взгляд. Указывая на землю, он прошептал:
– Турция, Турция.
– Альхамдулилах, слава Богу! – произнесла я с облегчением.
Несмотря на страшный мороз, я почувствовала прилив чудодейственного тепла. Мы были в Турции! Мы выбрались из Ирана!
Но еще далеко было до настоящей свободы. Если заметит нас турецкий пограничный патруль, он может открыть огонь по группе нарушителей. Если нам удастся избежать этого, нас могут арестовать турки, и тогда придется отвечать на множество неприятных вопросов. Однако, по крайней мере, я знала (об этом меня предупреждал Амаль), что турецкие власти не отошлют меня обратно в Иран.
Снова налетел ледяной ветер. Символическая линия на карте ни на йоту не изменила погоду. Мы снова поднимались по слишком крутой горе. На этот раз я сползла с лошади и постыдно зарылась в снег. Мосейн поставил меня на ноги. «Как долго может человеческий организм держаться благодаря лишь собственному адреналину? – спрашивала я себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Я была совершенно парализована холодом и паническими мыслями и поэтому не смогла заметить приближающийся красный автомобиль.
Этот человек вернулся! Он быстро посадил нас в машину и приказал водителю трогаться.
Спустя четверть часа мы приехали в какой-то дом возле центральной магистрали. Это было белое кирпичное здание с плоской крышей. Во дворе лаяла большая грязная дворняга, а едва одетые, босые дети бегали по снегу.
Везде было развешано белье. Оно свисало с веток деревьев, столбов и оконных фрамуг, напоминая жесткие замерзшие гирлянды.
Женщины с детьми откровенно разглядывали нас. Они все были хмурые, грязные и плосконосые. Курдийская одежда делала их почти квадратными.
– Поторопитесь! – сказал «человек, который вернулся».
Мы вошли в дом. Несколько женщин жестами показали, чтобы мы оставили там свою обувь. Голод и страх давали о себе знать. Все вокруг казалось нереальным, теряло контуры.
Потом нас провели в большое холодное и пустое помещение.
Мы сели на твердом полу, молча и настороженно присматриваясь к курдийским женщинам, которые, в свою очередь, смотрели на нас не очень доброжелательно.
Одна из женщин натопила печь и приготовила чай. Другая подала нам несколько кусочков твердого, замерзшего хлеба. Третья принесла одеяла. Мы плотно завернулись в них, но так и не смогли согреться.
«О чем они думают? – спрашивала я себя. – О чем разговаривают? Знают ли, что мы американки? А может быть, у курдов нет ненависти к американцам. Может быть, мы союзники, враги шиитского большинства?» «Человек, который вернулся» молча сел возле нас. Я не имела представления, как узнать о дальнейших планах.
Вскоре в комнату вошли мальчуган лет тринадцати и женщина в такой толстой юбке, какой я еще никогда не видела. Женщина подошла к нам и что-то сказала резким голосом парнишке. Я поняла, что она приказала ему сесть рядом с Махтаб. Он подчинился и смотрел на женщину, стыдливо ухмыляясь. Женщина, видимо, была его матерью. Она стояла над нами как часовой.
Мною овладевал страх. Что здесь происходит? Я была близка к панике.
Навалились воспоминания… Муди! Я видела его злую усмешку в мерцающих тенях на стене. Огонь в его глазах, когда он бил меня, когда ударил Махтаб, сейчас сверкал в пламени печи. Голоса курдов становились все громче, и я слышала в них полный бешенства омерзительный визг Муди.
Муди!
Это он вынудил меня бежать. Я должна была забрать Махтаб. Но, Боже мой, что, если ее встретит несчастье?
Неужели эти люди что-то замышляют? Неужели собираются отнять у меня Махтаб? Кто этот паренек и его злая мать? А может, они выбрали Махтаб невестой? Прошедшие полтора года убедили меня в том, что в этой причудливой стране все может случиться.
«Не стоило!» – кричала моя душа. Если они собираются продать ее или использовать для чего-нибудь иного, то не стоило убегать. Лучше я бы до конца жизни оставалась в Иране. Как я могла втянуть Махтаб в такую авантюру?!
Я старалась взять себя в руки, обуздать свое взбудораженное сознание, убеждая, что этот страх лишь результат мрачных видений, усталости и напряжения.
– Мама, мне не нравится здесь, – Махтаб тоже чувствовала странную атмосферу.
Время от времени мальчуган пытался отодвинуться от Махтаб. Сидящий возле меня «человек, который вернулся» в молчании отдыхал.
Так мы сидели не менее получаса. Вдруг в дом вошел еще один мужчина, и его появление вызвало оживление среди женщин. Ему тотчас же подали горячий чай и хлеб, суетясь вокруг него и проверяя, наполнен ли у него стакан. Он сел на полу, не обращая на нас ни малейшего внимания. Достал сверток папиросной бумаги и начал разрывать что-то вроде пакетика, из которого вместо табака посыпался какой-то белый порошок. Марихуана, гашиш или опиум? У меня не было представления, как это выглядит, но что бы это ни было, оно не похоже на табак. Вероятнее всего, он был хозяином дома. Может быть, эти женщины – его жены? Что ждет нас?
– Когда мы отсюда уедем? Мне не нравится здесь, – шептала Махтаб.
Я посмотрела на часы. Приближался вечер.
– Я не знаю, на что надеяться и чего ждать. Будь готова ко всему, – ответила я.
Комнату постепенно окутывал мрак. Кто-то принес свечи, и в окружающей нас темноте дрожащее пламя создавало еще более сюрреалистическую картину. Монотонное гудение печи отупляло нас.
Мы находились здесь уже четыре часа.
Из напряжения вывел нас лай собаки. Все мгновенно вскочили.
В комнату вошел пожилой мужчина. Ему было около шестидесяти. На нем был костюм цвета хаки, добытый, наверное, в армии, лохматая шапка и военного покроя оливково-коричневая куртка. Хозяин дома что-то сказал нам, видимо представляя его.
Пожилой человек буркнул «салам!» или что-то в этом роде. Потом быстрым шагом пересек комнату, с минуту грел ладони у печки. Он был оживлен, энергичен, готов к действию.
Одна из женщин принесла нам новую одежду, жестом приказывая снять многочисленные слои курдийского наряда. Потом помогла мне надеть четыре других платья, немногим отличавшиеся от предыдущих. Когда женщина закончила, я была так закутана, что едва двигалась. Мужчина жестом приказал нам обуться.
Махтаб не могла сделать это самостоятельно, а я, в свою очередь, с трудом согнулась, чтобы помочь ей. Быстро! Быстро! Пожилой мужчина все время подгонял нас.
Наконец мы были готовы. Махтаб отважно схватила меня за руку. Мы не имели представления, куда идем, но все-таки с радостью покидали это место. Наверное, этот человек отведет нас в санитарную машину Красного Креста. Молча мы шли за хозяином дома и нашим новым проводником. «Человек, который вернулся» тоже вышел. Дверь за нами тотчас же закрылась.
Яростный лай собаки эхом разносился по околицам вместе с порывами ветра. Пес подбегал к нам, тыкался носом.
Послышалось ржание лошади. Звезды ярко горели, но почему-то не освещали землю. Зато свет их окрашивал небо в удивительный серо-белый цвет. Мы едва различали нашего проводника.
Он жестом объяснил нам, чтобы мы сели на лошадь. Седла не было. Пожилой помог мне, а «человек, который вернулся» поднял Махтаб, усаживая ее впереди меня.
– Держи голову ниже, потому что очень холодно, – посоветовала я Махтаб.
Я обняла ее и ухватилась руками за гриву. Лошадка была небольшой и напоминала своих американских соплеменниц.
Пожилой человек быстро пошел вперед через ворота и исчез в темноте. «Человек, который вернулся» схватил нашу лошадь за узду и повел за ним.
Много лет я уже не передвигалась верхом, тем более без седла. Плед подо мной скользил. Изо всех сил, на какие было способно мое измученное тело, я пыталась удержаться на спине лошади. Махтаб трепетала в моих объятиях.
В открытом поле мы двигались не очень быстро. Иногда нужно было объезжать замерзшие лужи: лед проламывался под копытами животного. В этой горной стране каждый звук отдавался эхом, точно выстрел. Шум был нашим врагом.
Дорога постепенно поднималась к подножию гор, за которыми возвышались другие, более высокие.
Когда мы добрались до одной из вершин, лошадь неожиданно закачалась на крутизне, и мы, неподготовленные, съехали с ее спины. Падая, я судорожно прижимала к груди дочурку, стараясь уберечь ее от удара. Мы тяжело упали в заледеневший снег. «Человек, который вернулся» моментально помог нам подняться, стряхнул с нас снег. Махтаб, несмотря на то, что лицо у нее обветрилось, тело болело, что она была голодна и измучена, по-прежнему проявляла решимость и спокойствие. И сейчас, после падения, она даже не заплакала.
Ночь стала еще холоднее. Мрак сгустился. Звезды померкли. Колючий ледяной ветер обжигал наши лица.
Мы брели дальше, по-прежнему то поднимаясь в гору, то спускаясь вниз, пока возвышенности не уступили место горным вершинам, из которых каждая следующая была более неприступной, чем предыдущая. Дорога под гору казалась легче; мы хотя бы были защищены от порывов ветра. Под гору лошадь бежала быстрее, изредка спотыкаясь и цепляясь за ветки кустарников. Зато спуск по склону был опаснее. Как только мы поднимались на вершину, тотчас же нас хватал в свои объятия вихрь, бросая в лицо снегом, который ранил, как дробь. Кроме того, снег там был очень глубокий. Мы брели по таким высоким сугробам, что путник проваливался в них до самой макушки.
У меня болели руки. Я не чувствовала пальцев ног. Мне хотелось кричать, упасть с лошади и лежать, погрузившись в небытие. Я боялась обморозиться. Бедную Махтаб непрерывно била дрожь.
Время и пространство потеряли для меня смысл. Мы были затеряны навеки в темной морозной пустыне.
И вдруг до меня донеслись голоса сверху. Сердце перестало биться: это – пасдары! Неужели после всего, что нам пришлось пережить, именно сейчас нас схватят?
Но «человек, который вернулся» никак не отреагировал, а спустя несколько минут мы наткнулись на стадо овец. Странно было встретить животных в таком месте. Как они могут жить в этом страшном климате? Их мясо, наверное, очень жесткое. Я завидовала их толстой шерстяной шубе. Чуть позже показался пастух.
Он тихо поприветствовал «человека, который вернулся». Взял у него узду и молча повел нас дальше, оставив овец. Я оглянулась, инстинктивно отыскивая моего опекуна, однако он исчез, не простившись.
Пожилой человек по-прежнему шел впереди как разведчик.
Снова и снова продвигались мы вверх и вниз через очередную гору. Мне чудом удавалось держаться на лошади. «Нам не выдержать этого! – кричала моя душа. – После всего этого мы не сможем жить». Махтаб в моих объятиях не переставала дрожать, и это было единственным признаком, что она еще жива.
В какой-то момент я посмотрела вверх и увидела картину, отчетливо вырисовывающуюся на фоне мутно-белого неба: несколько лошадей и всадники на их спинах.
«Пасдары…» – прошептала я. Из всех несчастий, какие могли на нас свалиться, самое худшее было бы попасться в их лапы.
Через какое-то время мы снова услышали голоса, на этот раз уже отчетливее, как будто кто-то ругался. Я судорожно сжимала Махтаб, готовая стать на ее защиту. Слезы боли и отчаяния замерзали у меня на щеках.
Пастух остановил лошадь.
Ветер доносил до нас голоса нескольких мужчин. Они явно не старались скрыть свое присутствие. Но голоса их уже не выражали злобы.
Мы ждали возвращения нашего «разведчика». Прошло еще несколько полных напряжения минут.
Наконец пастух сообщил, что мы можем не опасаясь двигаться дальше.
Когда мы подъехали, лошадь застригла ушами на фырканье трех других лошадей. Мы въехали в центр группы из четырех мужчин, разговаривавших так спокойно, точно это была обычная экскурсия.
– Салам, – тихо приветствовал меня один из мужчин.
Даже среди рева ветра я узнала этот голос. Это был Мосейн!
– Никогда еще и ни с кем я не переходил границу, – сказал он. – Но сегодня я сделаю это для вас и переведу вас на другую сторону. Слезайте с лошади.
Сначала я подала ему Махтаб, а потом и сама спустилась на землю, убеждаясь, что ног я не чувствую так же, как и рук. Мне с трудом удалось удержаться.
Мосейн рассказал мне об изменениях в планах. В тот день, когда наш «пикап» был обстрелян и задержан солдатом, мы избежали ареста только благодаря изобретательности водителя, который правдоподобно объяснил наше присутствие в приграничной зоне, где проводились военные учения. Сейчас Мосейн считал, что было бы слишком рискованно воспользоваться санитарной машиной. Значит, дальше мы отправляемся на лошадях и пересекаем границу вдали от дорог через безлюдные неприступные горы.
– Махтаб должна ехать с одним из мужчин на другой лошади, – сказал Мосейн по-персидски.
– Нет, я не хочу! – внезапно запротестовала Махтаб.
Спустя пять дней после побега, после непрерывного голодания, мучений, хаоса она в конце концов взорвалась рыданием. Слезы текли у нее по щекам, тотчас же замерзая на платке.
– Я хочу ехать с тобой, мама, – всхлипывала она.
– Тише, тише, радость моя, – успокаивала я. – Мы уже столько проехали, нам осталось чуть-чуть и мы сможем полететь в Америку. Иначе придется вернуться к папе. Прошу тебя, постарайся сделать это для меня.
– Я не хочу ехать одна на лошади, – снова расплакалась она.
– С тобой будет один из этих дядей.
– Я не хочу ехать на лошади без тебя!..
– Но так нужно. Они знают, как лучше. Я прошу тебя, поверь им.
Где-то в глубине своего существа моя девочка нашла источник силы и мужества. Она вытерла слезы и снова стала самостоятельной и решительной. Она сделает, что говорит Мосейн.
– Махтаб, мне очень больно, что так вышло. Я не предполагала, что будет так трудно. Я не знаю, как ты это выдержишь. Я вообще не знаю, возможно ли это выдержать, – сказала я.
– Выдержу, – твердо произнесла она. – Я сильная. Я сделаю все, чтобы вернуться в Америку. – Задумалась, а потом добавила: – Я ненавижу папу за то, что из-за него нам приходится делать все это.
Она позволила посадить себя на колени мужчины, оседлавшего свою лошадь. Мосейн помог мне сесть на другую, а узду взял новый проводник. Остальные шли пешком, провожая меня и Махтаб.
Итак, мы снова двинулись в путь. Я обернулась, чтобы посмотреть, как чувствует себя Махтаб. Я слышала стук копыт, но самой лошади не могла увидеть. Не видела я также и своей девочки.
«Будь мужественной, моя дорогая», – обращалась я в душе к ней и к себе тоже.
Казалось, что бесконечно длящаяся страшная ночь приближается к своему концу. И давящее однообразие пейзажа: вверху горы, внизу тоже горы. Когда же наконец мы пересечем границу? А может, уже пересекли?
Я обратилась к мужчине, ведущему мою лошадь.
– Турция? Турция? – прошептала я, указывая на землю.
– Иран, Иран, – ответил он.
Дорога стала такой плохой, что мы вынуждены были спешиться. Путь наш лежал по-прежнему вверх и по льду. Мои ноги подкосились. Длинные юбки мешали, обувь скользила по обледеневшей земле. Один из мужчин схватил меня как раз в тот момент, когда я падала. Он поставил меня, а затем, держа под руку, помогал подниматься по откосу. За мной другой мужчина нес Махтаб на плечах. Я старалась изо всех сил, но все-таки задерживала группу, скользя, спотыкаясь, путаясь в юбках.
– Турция? Турция? – время от времени спрашивала я того, кто держал меня под руку.
– Иран, Иран, – отвечал он. Спускаясь, мы снова сели на лошадей.
У подножия горы мы наткнулись на овраг. Мой проводник повернулся, придвинув лицо к моему так близко, чтобы я его хорошо видела, и приложил палец к губам. Я задержала дыхание. Мужчины ждали молча несколько минут. В горах мы были закрыты возвышенностями. Но сейчас перед нами простиралось плато, покрытое снегом, освещенное блеском неба.
Наконец один из мужчин быстро двинулся вперед. Я видела серый контур его фигуры, когда он проходил по плато. Потом он исчез.
Через несколько минут он вернулся и шепотом что-то сказал Мосейну. Тот, едва слышно, обратился ко мне.
– Мы вынуждены проводить вас по одной, – сказал он по-персидски. – Дорожка вокруг оврага очень узкая и опасная. Ты пойдешь первая, а потом переведем ребенка.
Он не оставил мне времени на возражения и пошел вперед. За ним отправился мой проводник, схватив узду моей лошади. Я молилась, чтобы Махтаб не заметила моего отсутствия.
Мы вышли на плато, преодолевая открытое пространство так быстро и так тихо, как только могли. Потом мы пробирались обледеневшей тропинкой по краю обрыва вдоль распадка, затем дальше по противоположной стороне плато. Минут через десять мы были на другой стороне.
Мой сопровождающий остался со мной. Мосейн вернулся за Махтаб. Я молча сидела на лошади, дрожа и высматривая свою девочку. Я пыталась взглядом пробиться сквозь темноту. «Быстрее, быстрее, быстрее», – умоляла я в душе. Мне было страшно, что Махтаб может расплакаться.
Но вот появилась и она, сгорбленная в объятиях одного из мужчин, вся Дрожащая, но притихшая.
Как раз в это время проводник заметил мой вопросительный взгляд. Указывая на землю, он прошептал:
– Турция, Турция.
– Альхамдулилах, слава Богу! – произнесла я с облегчением.
Несмотря на страшный мороз, я почувствовала прилив чудодейственного тепла. Мы были в Турции! Мы выбрались из Ирана!
Но еще далеко было до настоящей свободы. Если заметит нас турецкий пограничный патруль, он может открыть огонь по группе нарушителей. Если нам удастся избежать этого, нас могут арестовать турки, и тогда придется отвечать на множество неприятных вопросов. Однако, по крайней мере, я знала (об этом меня предупреждал Амаль), что турецкие власти не отошлют меня обратно в Иран.
Снова налетел ледяной ветер. Символическая линия на карте ни на йоту не изменила погоду. Мы снова поднимались по слишком крутой горе. На этот раз я сползла с лошади и постыдно зарылась в снег. Мосейн поставил меня на ноги. «Как долго может человеческий организм держаться благодаря лишь собственному адреналину? – спрашивала я себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39