– Я не умею готовить!
– А при чем тут кулинария? Мы будем пить, болтать, есть и рассказывать истории.
– Раз это званый ужин, значит, я должна готовить, так? – Эллен казалось, что в этом вся суть званого ужина.
– Безусловно. Если не знаешь, что подать к столу, – приготовь мое фирменное блюдо, съедобную «Кровавую Мэри».
Эллен сразу поняла, что это блюдо серьезное.
– Дело в том, – воодушевилась Эмили, – что если подать ее к столу, то никто уже не сможет есть пудинг и не вспомнит, были закуски или нет. Готовить тут почти нечего. И салатов к этому блюду никаких не нужно, все равно никто не заметит. Разве что немного сельдерея с солью на закуску. Это непременно. – Эмили улыбнулась, погрузившись в воспоминания.
– А рецепт?
– Ах да. Налить оливкового масла в сковородку. Но сначала для повара, то бишь для себя, приготовить коктейль. Только без льда, все равно от жары растает. Обжарь в масле анчоусы с чесноком и рубленым перцем чили. Можно не один стручок, а два. Добавь лук, а когда он станет мягким и прозрачным, положи ветчины, сельдерея и тертой моркови. С морковью смотри не перестарайся. А чеснока можно от души. Как-никак есть будут все, и от всех будет пахнуть, разве нет? Кстати, отличное блюдо для вегетарианцев. Всем известно, что в душе они умирают по ветчине. Добавь чуть-чуть томатной пасты. Можно орегано. Туши на медленном огне. Подлей еще «Коктейля Повара», сдобри свое варево хорошенько. Добавь соль, перец (перца не жалей), щепотку сахара. Пусть еще покипит. А потом подлей водки. Много-много. Не скупись. Чуть-чуть соуса «Табаско» и побольше вустерского соуса. Немного лимонного сока. Можно даже капельку хереса. И еще водки. Подавать как соус к макаронам.
– К каким макаронам?
– Не все ли равно? К обычным макаронам, к спагетти – да каким угодно. А на закуску – подсоленный сельдерей. Или сделай салат с латуком и сельдереем в соусе из простокваши. Но, боюсь, для тебя это сложновато.
– Какое вино?
– В тридцатых годах в Париже это блюдо подавали с водкой. Но можно и с вином, почему бы и нет?
– С красным? С белым?
– Неважно. С каким угодно.
– Посыпать пармезаном?
– Детка, этот рецепт поможет скрыть, что ты не умеешь готовить. Какая разница – с пармезаном или без? Клянусь тебе, никто не заметит.
Эллен приготовила съедобную «Кровавую Мэри», пригласила Эмили, Кору, а заодно и Рональда с Джорджем. В пятницу, уходя с работы, она ни с того ни с сего спросила и Стэнли, не хочет ли он прийти.
– На званые ужины не хожу, – буркнул Стэнли.
– Я тоже.
– Поесть дадут?
– В некотором роде. Повариха из меня неважнецкая.
Стэнли бросил на Эллен подозрительный взгляд.
– Что на ужин?
– Съедобная «Кровавая Мэри». Стэнли надолго умолк.
– Я без Бриджит почти не готовлю. Кстати, она опять беременна.
– А ей иное состояние ведомо?
Стэнли вздохнул. Эллен не сомневалась: в конце концов он будет заботиться об этом ребенке, как и обо всех отпрысках Бриджит, из которых он был отцом только двоим. С тех пор как Стэнли с Бриджит разъехались, Эллен скучала по своим визитам к ним. Раньше она была частой гостьей в их доме, где все было вверх дном, где не было проходу от детей, игрушек, а заодно и от Стэнли с его книгами. Стэнли, одной рукой прижав к себе ребенка, другой щедро накладывал домашние чипсы и рыбные палочки в тарелки с Кроликом Питером и на ходу что-то жевал. Но с тех пор как он стал жить один, Эллен больше к нему не заходит. Теперь все по-другому.
– Будешь так жить – никогда не станешь миллионером, – мягко пожурила его Эллен.
– Я-то тут при чем? Судьба почему-то все время расстраивает мои планы. Я захвачу что-нибудь из съестного. Твое меню доверия не внушает.
Вечер выдался пьяный. Съедобная «Кровавая Мэри» дымилась на тарелках, спрыснутая оливковым маслом, украшенная блестящими маслинами, посыпанная пармезаном и петрушкой. Блюдо вышло отменное. В комнате горели свечи. Собеседники перескакивали с темы на тему. Кто-то начинал говорить, замолкал на полуслове, не докончив мысли, и принимался рассуждать совсем о другом.
– Неважно, о чем беседовать, – убеждала Эмили, – лишь бы не о смерти. У всех моих ровесников только и разговоров что о смерти. Кто умер, кто на очереди. Тоска смертная, словом.
Мерцали свечи, убывало вино.
– Ты хоть раз изменял Джорджу? – спросила Эллен у Рональда, когда Джордж вышел из комнаты.
– Господи, из чего этот соус? – допытывался Стэнли. – У него действительно богатый вкус. И мне кажется…
– Нет, конечно, – улыбнулся Рональд, но Эллен усомнилась в его искренности. – Милая моя, я слишком неуверен в себе, чтобы решиться на измену. Не люблю рисковать.
– Никогда не подумывали о покупке новых штанов? – Эмили обозрела потертые джинсы Стэнли.
– Осторожно! Клевеща на чьи-то брюки, вы ступаете на скользкий путь, – предупредил Стэнли. – Мужчина и его брюки, можно сказать, одно целое. Я храню верность старым джинсам. – Стэнли был пьян.
Эмили широко улыбнулась Эллен:
– Вот видишь? Съедобная «Кровавая Мэри» подействовала. Стэнли сегодня неотразим. Я без ума от него. У меня тоже есть теория насчет брюк.
– Какая, интересно? – осведомился Стэнли.
– Что люди любят крайности. Об этом говорят мужские брюки и женские каблуки. Вспомните, что носили в семидесятых. Все просторное, летящее. Разгуливали в широченных штанах. И вдруг перелезли в узенькие. По ширине брюк и высоте каблуков можно сказать, что творится в мире, уверяю вас.
Кора дерзко прошлась ладонью по затертой едва ли не до дыр штанине Стэнли. Он был в своих неизменных джинсах, но на этот раз сменил заляпанный свитер на джинсовую рубашку и галстук в горошек.
– Не такие уж они прочные, как тебе кажется, Стэнли, – заметила Кора. Щеки ее горели. Несколько бокалов вина и целое море водки, о котором она и не подозревала, развязали ей язык. – Думаю, главное достоинство твоих джинсов – это их хозяин.
Стэнли остановил на Коре взгляд, полный желания. Он боготворил ее. С самого начала. Когда он впервые увидел, как Кора бодро шагает по берегу и весело кричит сыновьям: «Не таскаться!» – ему отчаянно захотелось представиться и сказать: если вы согласны любить меня вечно, я тоже не буду таскаться. А потом он встретил Кору по дороге с работы. «Что это значит – "Небо без звезд Лимитед"?» – поинтересовалась она. Стэнли объяснил, и Кора тут же исчезла, так что он не успел сказать больше ни слова. Когда Кора зашла в студию проведать Эллен, Стэнли не мог поверить своей удаче.
– Ты ее знаешь? – спросил он, с трудом изображая равнодушие.
– Да, – ответила Эллен. – Это Кора О'Брайен. Моя подруга. Познакомить?
– Нет-нет, – покачал головой Стэнли. – Не хочу осложнять себе жизнь.
– Тебя не просят заводить с ней роман. Просто сходите выпить, поболтать.
– Слишком дорогое удовольствие.
– Кора не такая! – бросилась на защиту подруги Эллен. – Кора удивительный человек.
Стэнли не стал спорить.
Откупорили еще бутылку, попробовали приношение Стэнли – мягкий камамбер и проволоке.
– Кора, – поддел Джордж, – есть еще порох в пороховницах?
– Завидуешь? – парировала Кора. – У меня-то есть, а у тебя был, да весь вышел. В твои-то годы.
– Как ты угадала? – улыбнулся Джордж. Это была их любимая шутка. При встрече они не говорили друг другу «Привет!» или «Как дела?». Вместо этого Джордж неизменно спрашивал: «Есть еще порох в пороховницах, Кора?» Корины ответы всегда его смешили. Всякий раз Кора отвечала по-разному.
– Есть еще порох в пороховницах, Кора?
– А как же? Куда без него простой девчонке вроде меня?
– Кора, есть порох в пороховницах?
– Еще бы! Я сама как порох!
– Есть порох в пороховницах, Кора?
– А у тебя, Джордж, с твоим-то темным прошлым? Если расскажешь мне о своем, я тебе поведаю о своем.
– Кора, милая моя, небольшое это удовольствие.
– Ты когда-нибудь изменял Рональду? – спросила Эллен у Джорджа, когда Рональд вышел из комнаты.
– Боже мой, ну как же ты старомодна! – вздохнул Джордж. – Разумеется, да. Дорогуша, кто в наше время хранит верность? Все изменяют, хотя бы в мечтах. Я слишком неуверен в себе, чтобы не изменять. Мне нужно вновь и вновь убеждаться в своей привлекательности. От этого зависит и мое желание, и самоуважение. Можно сказать, моя неуверенность придает нашим отношениям блеска.
– Опять ты за старое! – поддразнила его Эмили.
Джордж просиял:
– Да, вы уже не раз это слышали.
– Разумеется, – подтвердила Эмили. Раа-ааазумеется. И, как только Рональд вернулся к столу, доложила: – Эллен углубилась в подробности ваших отношений.
– Боже праведный! – ужаснулся Рональд. – Надеюсь, у девочки здоровое сердце и выносливый желудок. История наша не из приятных.
Все заулыбались. Эллен часто видела, как летними вечерами Рональд и Джордж возвращаются из бара рука об руку, чуть ли не в обнимку. Без конца переругиваются, и их тихое ворчанье звучит почти как песня. Эллен завидовала им. «У меня никогда не будет друга, спутника, любовника», – жалела она.
– Эллен хотела знать, изменял ли ты Джорджу, а Джордж – тебе.
– Теперь узнала, – вставил Джордж.
– Видишь ли, – объяснила Эмили, – их странности превосходно уживаются друг с другом. Вот почему их водой не разольешь. Они знают друг о друге все. Не то что вы с Дэниэлом.
– А что мы с Дэниэлом? – Эллен подлила вина себе и остальным.
– Ваши странности уживаются хуже некуда, – ответила Эмили.
– То есть? – переспросила Эллен.
– То есть, – Эмили плюхнула на тарелку кусок камамбера и громадную кисть винограда, – Дэниэл просто-напросто не умеет давать.
– Это уж точно, – кивнула Эллен чересчур решительно, как человек, выпивший слишком много вина явно и водки тайком.
– А ты, напротив, – Эмили строго посмотрела на Эллен, – совершенно не умеешь брать.
Кора, ласково глянув на подругу, подняла палец:
– Эмили угадала самую твою суть!
– Сделаю-ка я кофе. – Эллен с трудом поднялась из-за стола, кое-как доковыляла до кухни, и стоило это героических усилий. Чуть погодя вернулась с кофеваркой и пятью чашками вместо шести. – Странно, – удивилась она, – у меня было шесть одинаковых. Не припомню, чтобы я одну разбила.
Стэнли и Кора вместе возвращались домой на такси. Стэнли вышел, заплатил и проводил Кору до подъезда. Прислонился к дверному косяку. В те далекие золотые времена, когда еще не было ни спутниковых антенн, ни горных велосипедов, а дети были маленькие и рано ложились спать, Кора любила стоять здесь, прислушиваясь к звукам из соседних квартир. Робинсоны наверху жарят картошку, Лоуренсы ссорятся. Где-то слышен тихий стон: кто-то занимается любовью. И Кора зажмуривала глаза, пытаясь побороть зависть ко всем этим кулинарам, спорщикам, любовникам. Никто из них не одинок.
– У меня есть теория о плохоньких квартирках и куртках-алясках, – начал Стэнли.
– Квартирки здесь не такие уж плохонькие. Даже уютные, и мне нравится, когда соседи так близко.
– Если бы не секс, – продолжал Стэнли, – не было бы ни многоквартирных домов, ни курток.
– Это еще почему?
– Становишься взрослым. Хочется секса. Находишь девушку. Она беременеет. Нужна крыша над головой, денег нет, въезжаешь в многоквартирный дом: пятый этаж, две комнаты, кухня, из мебели одна кровать, диван и телевизор. Остается только трахаться – а что еще делать? Опять дети. Тратишь на них все силы, и по вечерам только и остается, что смотреть всякую дребедень по телику. Как надоест, ложишься в постель и трахаешься. Появляются еще дети. На них уходят все деньги. Ни сил, ни денег, ни смысла, из одежды по карману только куртка-Аляска. И ты, дурак, воображаешь, что она тебе идет. Не будь секса, не было бы ни многоквартирных домов, ни новостроек, ни дребедени по ящику, ни курток. Мы сами виноваты.
– Стэнли! – возмутилась Кора. – Старый ты циник! В жизни все не так мрачно.
Кора смеялась, но на душе у нее скребли кошки. В словах Стэнли была доля правды. Ни сил, ни денег, ни смысла. В его излияниях она узнала и себя.
– Да, согласен, все не так мрачно, – отозвался Стэнли.
Кора встала на цыпочки.
– Мне пора. Уже поздно. – И поцеловала Стэнли. По-дружески, в щеку, но ее порыв удивил их обоих. – Прости, – сказала Кора. И тут же зачем-то принялась вытирать след от поцелуя со щеки Стэнли. – Не знаю, что на меня нашло. Ни с того ни с сего. Бывает иногда. Я не хотела. – Поняв, какую несусветную глупость ляпнула, она поправилась: – То есть, конечно, хотела. Я хочу… – Кора запуталась окончательно. – Ну, спокойной ночи, – попрощалась она.
И оставила Стэнли подпирать косяк и смутно улыбаться, с его нелепыми теориями и мокрой щекой.
К двум часам ночи о вечеринке напоминали только руины. Скатерть, залитая вином и усыпанная крошками; гора посуды в раковине, тарелки на столе и на тумбочке; капли воска; пепельницы с окурками; объедки салата; ощипанные кисти винограда; грязные стаканы; пригоревшие кастрюли, а в холодильнике – нетронутый кусок рокфора, забытый, одинокий. «Кто-то неплохо повеселился, – подумала Эллен, хмуро глядя по сторонам. – Ладно, утром разберусь».
Ее слегка подташнивало, во рту пересохло, в больной голове вертелись обрывки пьяных разговоров: любовь и секс, заграничные поездки, суждения о незнакомых ей книгах и фильмах. Утром разберусь.
Эллен голышом нырнула под одеяло, повторяя: «Больше не буду, не буду. Никогда, ни за что». Снова и снова. И вдруг явственно вспомнила события пьяной ночи, будто все ее глупости выложили перед ней на черной шелковой простыне. «Больше не буду, не буду», – вновь поклялась она себе и забылась тяжелым, нездоровым сном.
Через два часа Эллен очнулась. В комнате кто-то был. Эллен не могла шевельнуться, голова раскалывалась. Она не сразу поняла, что за шум разбудил ее. На фоне окна виднелся темный силуэт – возле кровати стоял Дэниэл и смотрел на нее.
– Дэниэл?
– Ах ты сука, – прошипел он. – Грязная сука.
В растерянности Эллен не нашлась с ответом.
– Дэниэл!
– Устроила пьянку, а меня не пригласила. Даже не вспомнила обо мне, так ведь?
– Мы не живем вместе, Дэниэл. У меня своя жизнь.
– Своя жизнь? У тебя-то? Да ты мою жизнь себе присвоила! Это была моя жизнь. Моя. Здесь, в этой квартире.
Дэниэл был уязвлен. Он представил, как вся компания сидит за столом, пьет, смеется, а до него никому и дела нет. Он жил здесь много лет, а миссис Бойл с ним и двух слов не сказала. Рональд и Джордж при встрече на лестнице лишь бросали небрежное «здрасьте». Но Эллен… ах, Эллен, его жена, темноволосая скромница в черном… все мечтали с ней познакомиться. «Чем вы занимаетесь?» – спрашивали у нее. «Э-э… пишу комиксы», – вежливо отвечала она, и все охали и ахали: «Как замечательно! Как интересно!» И приглашали ее на чай. Или куда-нибудь еще.
– Ты забрала мою жизнь. Мои книги, музыку, все остальное – а ведь это я сделал из тебя человека. Рассказывал тебе обо всем. О книгах, о фильмах. Когда мы познакомились, ты ничего не знала.
Эллен с трудом приподнялась на локте, но тут же снова рухнула на постель. Господи, только не сейчас!
– Не надо, Дэниэл. Уходи, прошу тебя.
– «Уходи, прошу тебя!» – передразнил он. – «Уходи, прошу тебя!» Так всегда. «Уйди, Дэниэл! У нас с тобой все кончено!»
И Дэниэл уходит, как послушный мальчик. И ему хоть бы что.
Эллен вздохнула. Все их ссоры были похожи друг на друга: детские обиды, боль и гнев Дэниэла.
– Я ничего у тебя не отнимала, Дэниэл. Я возместила годовой долг за квартиру. Твое счастье, что тебя не вышвырнули. Я расплатилась по твоим счетам. Подключила телефон. Заплатила штрафы за парковку, хотя никакой машины до сих пор не видела.
– Я утопил ее в реке.
– Господи. Я заплатила твой налог на голосование. Ты задолжал за много лет. Дэниэл, ты кончил бы тюрьмой. Это я тебя вытащила.
– Пошла ты!
Вечное «пошла ты!», когда не хватает обидных слов.
Эллен вытянулась на постели, с головой накрылась одеялом.
– Оставь меня в покое.
– Не оставлю, – прошипел Дэниэл, рывком сорвав с Эллен одеяло и швырнув его через всю комнату.
Эллен стала отбрыкиваться, закрылась подушкой.
– Перестань, Дэниэл.
Это было ужасно. Дэниэл был страшен: разъяренный, сам не свой от ненависти. Если бы он ненавидел Эллен, а не себя, было бы куда легче. Дэниэл склонился над ней. От него разило виски. Он был пьян еще сильнее, чем Эллен. Схватил ее запястья, прижал их к подушке над головой, залез на кровать, навалился на Эллен. Ей стало страшно, противно. Она отбивалась как могла. Лягалась и царапалась.
– Пусти меня, Дэниэл! Пусти!
Дэниэл не отпускал ее, зловеще молчал. Коленом он раздвинул ей ноги.
– Дэниэл, умоляю. Пусти меня. Пожалуйста.
Губы Дэниэла коснулись ее шеи. Он дышал ей в лицо. Прижимался к ней крепче и крепче.
– Я следил за тобой. Могла бы и меня пригласить. Ты обо мне и не вспоминаешь. Что ж, вот он я!
Он взял ее. Вошел в нее.
– Вот и я, – повторил Дэниэл.
Эллен всегда хотела его. Но не так, не так!
– Не надо так! Нет!
Его тело всегда завораживало ее. Дэниэл был сложен не как взрослый мужчина, а как подросток, как мальчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25