Почему дети вечно притворяются? Хмыкнув, Ирэн выключила чайник. Неужели она с виду такая простофиля, что дети осмеливаются при ней строить из себя невинных овечек?
– Возьми, полегчает.
Протянув Коре чашку чая, Ирэн посмотрела на нее испытующе. Кора вздрогнула.
– Надеюсь, я не угадала, что ты натворила, – сказала Ирэн с упреком.
– Ты о чем? – Кора старалась не смотреть матери в глаза.
– Ты прекрасно знаешь – о чем. Кора пожала плечами.
– Не знаю. – И спрятала глаза, уставившись в чашку.
Интересно, когда Сэм вырастет, она тоже станет такой дотошной? Тоже будет смотреть сердито, сжимать губы, обиженно молчать? Ну уж нет, не дождетесь! Она будет образцовой мамой, которая все понимает и прощает. Как же иначе?
Вспоминая как-то этот день (а забыть его было невозможно), Кора сказала Эллен:
– В одно мерзкое утро просыпаешься с похмелья, с дикого похмелья, и понимаешь: твой час настал. Расплата не просто близко. Вот она, расплата.
Час расплаты для Коры настал через полтора месяца, когда после сна ее вырвало, заныла грудь и, как прежде, нестерпимо захотелось лимонада.
– Господи, – сказала Кора Сэму, – ну и жопа!
– Зопа, – повторил Сэм громко и отчетливо; было ему тогда десять месяцев с небольшим. Это было его первое слово. И пришлось оно весьма кстати.
Кора взяла Сэма на руки, подняла высоко-высоко.
– Молодчина, – проворковала она. – Здорово! Умница моя! Смышленый растет парнишка! – Но, сообразив, что за слово произнес ее сын, Кора решила: с руганью пора кончать. – А жаль, люблю крепкое словцо. Есть вещи, о которых иначе и не скажешь. Например, залет. Боже… – Кора прижала к себе ребенка, – как мне быть?!
Кора предпочла спрятать голову в песок. Три месяца она смутно надеялась, что все как-нибудь само собой пройдет. Когда стало совершенно очевидно, что не пройдет, Кора пошла к врачу, и тот подтвердил беременность. Предпринимать что-то было уже поздно. Тем не менее отцу с матерью Кора не призналась. Она беспокоилась не столько о будущем ребенке, сколько о них: что они скажут? В который раз она их подводит. Вновь разбивает им сердце. Когда Кора звонила домой, она всякий раз собиралась им рассказать, но не решалась.
– Как дела? – заботливо интересовалась Ирэн. – И главное, как мой внук?
– Отлично, – отвечала Кора. – У нас все отлично.
Кора рассказала родителям, что Сэм начал говорить, но не упомянула, что именно он сказал.
– Есть новости насчет яслей? Не пыталась пристроить Сэма? Не узнавала, как вернуться в университет?
– М-м… пока нет. Собираюсь. Скоро узнаю. На шестом месяце беременности в душе Коры поселился страх. Начались сомнения. А вдруг социальные работники обо всем узнают и заберут у нее детей? В этой квартире нельзя жить втроем. Что же теперь делать?
– Остается одно, – сказала Кора Сэму, – не бояться. Дело дрянь, но ничего не попишешь.
Кора пошла в городской совет навести справки о новой квартире, и – удивительное дело! – оказалось, что ее очередь уже подходит. Мать записала Кору несколько месяцев назад.
– С двумя детьми вам дадут квартиру немедленно, – обрадовали ее. – Не бог весть что, но все же лучше, чем одна комната.
– Неважно, – кивнула Кора, – какую угодно.
Через две недели Коре дали квартиру в Лейте.
– У самой реки! – сообщила она Сэму. – Держу пари, нам понравится.
Кора и Сэм сели в автобус (на верхний этаж, чтобы все-все видеть по дороге) и отправились смотреть свой новый дом. В квартиру на Джайлс-стрит вели два пролета лестницы и длинный балкон. У подъезда стоял разобранный мотоцикл, вокруг валялись замасленные детали. В соседних квартирах зашевелились занавески. Дети, бросив игры, в упор уставились на новых соседей.
– Глянь-ка, Сэм, ребята! Будет с кем играть! – Кора настойчиво уверяла себя, что все будет хорошо.
В тот же вечер она позвонила домой и объявила родителям, что переезжает. Билл собрался ехать на помощь.
– Не надо, не надо. Прошу вас, не надо. Я сама управлюсь. Все будет в порядке.
– Мы приедем, – твердо сказал Билл. Спустя неделю Ирэн, едва взглянув на Кору, развернулась и вышла из комнаты.
– Как ты могла? – накинулась она на дочь, вернувшись через несколько секунд. Кровь ее кипела от гнева, Ирэн ни шагу не могла ступить ни по лестнице, ни по улице. Ей хотелось что-нибудь швырнуть. Ударить кого-нибудь. Кору, например. – Как ты могла?
Кора передернула плечами.
– Нет ничего проще, – буркнула она. – Трудности начинаются через месяц-другой. И продолжаются всю жизнь.
– Очень остроумно, – взвилась Ирэн. – Хватит со мной шутки шутить. Я знаю, когда это случилось. В ту ночь. Когда мы сидели с малышом. А ты!.. – Ирэн нацелила палец на Корин живот. – Что ж ты за шлюха?!
– Первосортная! – как ни в чем не бывало заявила Кора. – И этим горжусь.
Ирэн влепила Коре пощечину. Малыш заплакал, заревел что есть мочи. Билл, взяв внука на руки, зашагал с ним по комнате.
Кора, насупившись, потирала ушибленную щеку.
– Незачем девочку бить, – бросил жене Билл, – этим сделанного не воротишь.
– Не воротишь! Все вы, мужики, одинаковы. Ничего не понимаете. Двое детей без отца! Нечего тут философию разводить! Нужно купить плиту. – Ирэн вновь обернулась к Коре: – Ты небось о плите и не подумала?
– Как раз подумала. Только совсем чуть-чуть.
Кору страшил переезд. Долгие месяцы прожила она вдвоем с сыном в маленьком уютном мирке. Здесь нечего было бояться: кирпичные стены надежно защищали от тревог, поджидавших Кору за порогом. Теперь по ночам ее мучили страхи. Как дальше жить? В чужом доме, без гроша в кармане. Коляска и два орущих сопливых малыша. Вот что ее ждет. Будет таскаться с сумками и уставшими, плаксивыми детьми. Без конца, без конца.
– Не собираюсь превращаться в клушу! Не стану, как другие мамаши, таскаться с сумками на горбу и детьми под мышкой! – заявила Кора матери.
– Н-да? – хмыкнула Ирэн. – Учти, тебе понадобятся все твои силы. Растить детей – не сахар. Одних продуктов не напасешься, а если еще и до магазина далеко? Тут и ноги протянешь, а уж «таскаться», помяни мое слово, так или иначе придется.
«До магазина путь далек, до магазина путь далек». Мысли у Коры путались. Впервые в жизни мать говорила с ней как женщина с женщиной. Впервые Кора почувствовала, что Ирэн тоже живой человек.
– Мне страшно, – призналась Кора.
– Еще бы, – со вздохом согласилась Ирэн. – А кому было бы не страшно?
День у них выдался тяжелый, суматошный. Все Корины пожитки вынесли из квартиры. Обливаясь потом, чертыхаясь и браня друг друга, натыкаясь на углы и отбивая пальцы, погрузили скарб в заказанный фургон. Кора слышала, как переругивались отец и мать, спускаясь по лестнице.
– Не умеешь ты мебель грузить.
– Сама не умеешь.
– Проживи с мужем хоть сто лет, – бушевала Ирэн, – но пока не стащишь с ним кресло с четвертого этажа, не узнаешь о нем всей правды.
Кора бродила по комнате из угла в угол, прикасаясь к вещам. Прощалась. Прощай, прежняя жизнь, прощай, Клод! Теперь уже ясно, что он ушел навсегда. Неделями и месяцами Кора ждала, что Клод ворвется в дверь с охапкой гостинцев. Выходя из дома, она всякий раз думала: а вдруг я вернусь, а он лежит на кровати и ждет меня? Кора заглянула под окно, где стояла когда-то армия молочных бутылок. Теперь Клод будет устраивать беспорядок в чужих квартирах. Больше они никогда не увидятся.
Подъехав к новому дому, молчаливые и обессиленные, пронесли они Корину кровать, кресло и кроватку малыша мимо разобранного мотоцикла в желтую стеклянную дверь с металлической сеткой и мощной пружиной, громко скрипевшей всякий раз, когда дверь открывалась.
Подъезд был неуютный, безликий, в нем пахло хлоркой и гуляли сквозняки, задирая юбки, раздувая полы пиджаков. Дом был невысокий, из серого камня, с кричаще-яркими оконными рамами и дверьми – синими, желтыми, оранжевыми, – словом, по городским меркам веселенький. Будто кто-то сделал чертеж или макет идеального дома, но жить в нем – боже упаси!
В Корину квартиру вела дверь на втором этаже слева. Стены комнат оранжевые, пол на кухне выложен грязно-серой плиткой. Кора ходила из комнаты в комнату, приговаривая: «Нормально. Я справлюсь». Повторяла это снова и снова, не обращая внимания на придирки Ирэн.
– Где ты посадишь шток-розы? – спросила у Коры мать, глядя из окна на соседний дом.
– Внизу, где побольше солнца. Между крокетной площадкой и буковой аллеей посажу зелень. Буду прохаживаться вдоль клумб, срезать люпины, дельфиниумы и не спеша складывать в корзинку. Летом буду щипать понемножку свежую мяту – с ней молодая картошка гораздо вкуснее. А у входа посажу жимолость, душистую-душистую. Пусть пахнет вовсю, а я буду на заднем крыльце лузгать горох, петь колыбельные и нюхать. – Легким взмахом руки Кора показала волну аромата.
– Что ж… Если ты еще можешь мечтать… – Голос Ирэн сорвался.
На другой день, в машине, по дороге домой, Ирэн сказала:
– Думаю, Кора не пропадет. Билл горячо поддержал жену:
– Куда она денется! Побеждала ведь она на соревнованиях, помнишь? Задора у нее хоть отбавляй. Она и финал бы выиграла, если б не поторопилась.
– Похоже, это у нее перерастает в дурную привычку, – съязвила Ирэн. И, помолчав, добавила уже спокойнее: – Все будет хорошо. Лишь бы Кора не сравнивала себя с другими женщинами.
– С чего бы ей?
– Женщины смотрят друг на друга. Оценивают. Судят. Если Кора станет смотреть на других женщин, то увидит себя их глазами и ей будет больно.
Тем временем Кора принялась отскребать на кухне пол – запаслась ведром воды, порошком и терпением. Сэм смотрел.
– Глянь-ка! – воскликнула Кора. – Никакой он не грязно-серый! Плитки-то черно-белые! Значит, жить можно. – И с новой силой принялась скрести.
Сделана была лишь половина работы, а рвения у Коры поубавилось. Она рухнула ничком на пол, уткнула лицо в ладони.
– Вот чертовщина, Сэм! Дерьмовый пол! Ладно, ладно. Нельзя ругаться, а то еще наберешься от меня.
Со вздохом взявшись за щетку, Кора провела еще разок по плиткам и вновь рухнула. Распласталась на полу и, перекатившись на спину, уставилась в потолок. Сэм, улучив минутку, уселся на нее верхом. В руках он сжимал любимую игрушку, желтый пластмассовый молоток-пищалку.
– Эх, не разбираешься ты в игрушках, Сэм. Мне больше по душе красные кубики. Хотя ты мужчина, оттого и предпочитаешь молотки! – Взяв молоток, Кора нажала на него, тот пронзительно пискнул. Кора легонько стукнула сына по лбу. – Отсюда видно небо, Сэм. – И вдруг призналась маленькому сыну, который пока не мог ее понять: – Непутевая была у меня жизнь, Сэм. Все успехи такие крошечные, что и говорить о них не стоит. Я даже не знаю толком, кто отец твоего будущего братца. Представляешь, Сэм? Стыдно мне. Опозорила я родителей. Ну подумаешь, взобралась на вершину-другую, выиграла пару соревнований. Люди занимаются важными делами, принимают решения, строят карьеру, а я валяюсь на полу и смотрю, как на веревке детские одежки болтаются. Пропащий я человек.
Кора поцеловала сына в теплую золотистую макушку, крепче прижала к себе.
– Зато, – продолжала она, – завтра утром нам привезут новую плиту. Пол у нас на кухне шашечками, а если на него лечь, видно небо. Служба социальной поддержки пришлет нам диван. Хорошо ведь, правда? А ты как думаешь? Кто-то на небесах заботится о нас? Ха-ха! Должно быть, какой-то забулдыга-ангел спьяну замолвил за меня словечко. Господи, Сэм, как нам дальше жить? – Коре хотелось плакать, но беременность высушила все слезы. А жаль, ведь поплачешь, и легче станет. – Как нам отскрести весь пол?
Через четыре месяца родился Кол. За три дня до родов к Коре приехали Билл и Ирэн. Билл отвез Кору в больницу, сидел с ней рядом, а перед самыми родами перепугался, пятясь, вышел из палаты, размахивая руками и повторяя: «Нет, нет. Лучше не надо. Не останусь, и не просите. Не могу. Не могу, и все тут». Взяв на руки младшего внука, Билл только и сказал: «Он великолепен, Кора! Ты умница, такого красавца родила!» На другой день Ирэн, прижав к себе малыша, посмотрела на него с нескрываемой любовью.
– Привет! – сказала она. И обратилась к дочери: – Что ж, Кора, теперь не соскучишься, правда?
– А ты как думаешь? – спросила Кора у Эллен. – Как нас зачали, такими и будем? Сэм – просто огонь.
– «Синяки и шишки»? – вспомнила Эллен. Кора не обратила внимания. И продолжала:
– А Кол – солнышко: добрый, улыбчивый.
– И оба очень любят маму, – добавила Эллен.
– Ради них я распрощалась с сексом, наркотиками и рок-н-роллом, так что пусть только попробуют не любить! – сказала с жаром Кора. – Пусть только, черт подери, попробуют!
Глава восьмая
– Что для тебя главное в жизни? – спросила Эллен.
– Увлажняющий крем, – без запинки ответила Кора.
– Не считается.
– Больше ничего. У меня есть дети. И мне нравится, что я – это я; не мать, не дочь, а просто Кора, раз уж с сексом я распрощалась. И не ругаюсь при детях, и курить бросила, все ради них. Осталась только водка и увлажняющий крем. Вот до чего я докатилась.
– А я обожаю сквернословить, – призналась Эллен. – Чем дольше живу, тем чаще ругаюсь.
– Ты и впрямь с каждым днем становишься злее. Знаешь, есть юнцы, которые бесятся насчет всего того, что им никогда не светит. А есть злобные женщины не первой молодости, которые бесятся, осознав все свои упущенные возможности.
– Не будем таскаться. Просто купим кукурузных хлопьев, картошки, хлеба и молока.
Туда и обратно, ни на кого не глядя, думала она. Не хочу смотреть на себя чужими глазами. Об этом страхе она написала в дневнике.
Кора начала вести дневник. Ей казалось, что с тех пор, как она стала матерью (а это самое значительное событие в ее жизни), мысли ее сделались маленькими-маленькими, так что теперь умещаются в записной книжке того же размера. Кора думала о стирке и кормлениях. Понимала, что слишком многого требует от себя. «Каждый день, – писала она, – я стараюсь дать детям любовь, свежий воздух, чистую одежду, пытаюсь чему-то их научить, играю с ними, покупаю им шоколад, рассказываю сказки… Так кто же я после этого? Господь Бог? Это и называется быть хорошей матерью?»
Дневник – это, конечно, глупость, но когда общаешься только с двумя малышами и с соседями, которым не до самобичевания, нет лучше способа разобраться в себе.
Прожив год на новом месте, Кора успела запомнить каждый столб по дороге от дома к магазинам. Изучила все оттенки серого. Серо-голубой, серо-зеленый – все одно серый. На прогулках с детьми, глядя под ноги, Кора внимательно рассматривала бетонные основания фонарных столбов.
– И сотворил Бог человека, – вздыхала она. – И создал человек фонарные столбы. И больше не надо искать путь по звездам. Забудь о них. Дорогу домой указывают хулиганские надписи на стенах. У большой красной «Пошел ты на…» – повернуть налево, у третьей голубой «Уродина» – снова налево, и так до конца улицы.
Трава тоже была серого цвета. Нет, не та, что росла в крохотных садиках возле домов, – та зеленела, либо буйно, вольно, либо стрижено-ухожено. Серела чахлая ничейная трава у дороги и в маленьких чахлых скверах. Обездоленная трава, думала Кора. Все ее топчут, нужду на нее справляют, не дают разрастись, зазеленеть.
Каждый день Кора спускалась к реке. До торгового квартала – пестрой смеси гастрономов, лавчонок и газетных киосков – оказалось не так уж далеко. Хватало здесь и новых ресторанов, и почтенных баров, в духе времени обзаведшихся полосатыми навесами. Коре здесь нравилось. Это был ее мир. Каждый день она усаживалась на скамью и глядела на воду. На горизонте высились новостройки. Дома все по-другому. Вода там чище, синее. Всюду рыбацкие лодки, яхты под парусами. И горы. Так хочется снова их увидеть. «Но я не вернусь. Не вернусь до поры, когда смогу взглянуть на них без стыда». Кора сидела, пока не начинала зябнуть, ей даже нравилась прохлада. Лишь возмущенные вопли замерзших, проголодавшихся детей заставляли ее подняться.
На полу у Коры был бурый ковер, в гостиной – плохонький диванчик, на кухне – плита. А в квартире напротив жила тощая, мрачная на вид миссис Лоуренс, неусыпно следившая за Корой. Миссис Лоуренс заглянула к Коре на третий день после переезда.
– Просто зашла познакомиться, – сказала она, с жадным любопытством стреляя глазами по сторонам. – Я Бетти из квартиры напротив. Устроились?
– Насколько возможно, – кивнула Кора. Бетти успела заметить, что новая соседка беременна, с ребенком и явно без мужа.
– Значит, вы одна?
Кора тряхнула головой, посмотрела соседке прямо в лицо.
– Не одна. С Сэмом.
– Чудный возраст! – восхитилась Бетти. – Люблю малышей. Жаль, что они вырастают. – И улыбнулась: – Пойдем ко мне, выпьем чаю.
«Ну не странно ли? – размышляла Кора. – Еще вчера я воровала в магазинах и кувыркалась с незнакомым малым под "Стили Дэн". А теперь сижу в чистенькой желтой кухне, где пахнет свежестью и арахисовым маслом, прихлебываю чай с молоком и болтаю о детях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
– Возьми, полегчает.
Протянув Коре чашку чая, Ирэн посмотрела на нее испытующе. Кора вздрогнула.
– Надеюсь, я не угадала, что ты натворила, – сказала Ирэн с упреком.
– Ты о чем? – Кора старалась не смотреть матери в глаза.
– Ты прекрасно знаешь – о чем. Кора пожала плечами.
– Не знаю. – И спрятала глаза, уставившись в чашку.
Интересно, когда Сэм вырастет, она тоже станет такой дотошной? Тоже будет смотреть сердито, сжимать губы, обиженно молчать? Ну уж нет, не дождетесь! Она будет образцовой мамой, которая все понимает и прощает. Как же иначе?
Вспоминая как-то этот день (а забыть его было невозможно), Кора сказала Эллен:
– В одно мерзкое утро просыпаешься с похмелья, с дикого похмелья, и понимаешь: твой час настал. Расплата не просто близко. Вот она, расплата.
Час расплаты для Коры настал через полтора месяца, когда после сна ее вырвало, заныла грудь и, как прежде, нестерпимо захотелось лимонада.
– Господи, – сказала Кора Сэму, – ну и жопа!
– Зопа, – повторил Сэм громко и отчетливо; было ему тогда десять месяцев с небольшим. Это было его первое слово. И пришлось оно весьма кстати.
Кора взяла Сэма на руки, подняла высоко-высоко.
– Молодчина, – проворковала она. – Здорово! Умница моя! Смышленый растет парнишка! – Но, сообразив, что за слово произнес ее сын, Кора решила: с руганью пора кончать. – А жаль, люблю крепкое словцо. Есть вещи, о которых иначе и не скажешь. Например, залет. Боже… – Кора прижала к себе ребенка, – как мне быть?!
Кора предпочла спрятать голову в песок. Три месяца она смутно надеялась, что все как-нибудь само собой пройдет. Когда стало совершенно очевидно, что не пройдет, Кора пошла к врачу, и тот подтвердил беременность. Предпринимать что-то было уже поздно. Тем не менее отцу с матерью Кора не призналась. Она беспокоилась не столько о будущем ребенке, сколько о них: что они скажут? В который раз она их подводит. Вновь разбивает им сердце. Когда Кора звонила домой, она всякий раз собиралась им рассказать, но не решалась.
– Как дела? – заботливо интересовалась Ирэн. – И главное, как мой внук?
– Отлично, – отвечала Кора. – У нас все отлично.
Кора рассказала родителям, что Сэм начал говорить, но не упомянула, что именно он сказал.
– Есть новости насчет яслей? Не пыталась пристроить Сэма? Не узнавала, как вернуться в университет?
– М-м… пока нет. Собираюсь. Скоро узнаю. На шестом месяце беременности в душе Коры поселился страх. Начались сомнения. А вдруг социальные работники обо всем узнают и заберут у нее детей? В этой квартире нельзя жить втроем. Что же теперь делать?
– Остается одно, – сказала Кора Сэму, – не бояться. Дело дрянь, но ничего не попишешь.
Кора пошла в городской совет навести справки о новой квартире, и – удивительное дело! – оказалось, что ее очередь уже подходит. Мать записала Кору несколько месяцев назад.
– С двумя детьми вам дадут квартиру немедленно, – обрадовали ее. – Не бог весть что, но все же лучше, чем одна комната.
– Неважно, – кивнула Кора, – какую угодно.
Через две недели Коре дали квартиру в Лейте.
– У самой реки! – сообщила она Сэму. – Держу пари, нам понравится.
Кора и Сэм сели в автобус (на верхний этаж, чтобы все-все видеть по дороге) и отправились смотреть свой новый дом. В квартиру на Джайлс-стрит вели два пролета лестницы и длинный балкон. У подъезда стоял разобранный мотоцикл, вокруг валялись замасленные детали. В соседних квартирах зашевелились занавески. Дети, бросив игры, в упор уставились на новых соседей.
– Глянь-ка, Сэм, ребята! Будет с кем играть! – Кора настойчиво уверяла себя, что все будет хорошо.
В тот же вечер она позвонила домой и объявила родителям, что переезжает. Билл собрался ехать на помощь.
– Не надо, не надо. Прошу вас, не надо. Я сама управлюсь. Все будет в порядке.
– Мы приедем, – твердо сказал Билл. Спустя неделю Ирэн, едва взглянув на Кору, развернулась и вышла из комнаты.
– Как ты могла? – накинулась она на дочь, вернувшись через несколько секунд. Кровь ее кипела от гнева, Ирэн ни шагу не могла ступить ни по лестнице, ни по улице. Ей хотелось что-нибудь швырнуть. Ударить кого-нибудь. Кору, например. – Как ты могла?
Кора передернула плечами.
– Нет ничего проще, – буркнула она. – Трудности начинаются через месяц-другой. И продолжаются всю жизнь.
– Очень остроумно, – взвилась Ирэн. – Хватит со мной шутки шутить. Я знаю, когда это случилось. В ту ночь. Когда мы сидели с малышом. А ты!.. – Ирэн нацелила палец на Корин живот. – Что ж ты за шлюха?!
– Первосортная! – как ни в чем не бывало заявила Кора. – И этим горжусь.
Ирэн влепила Коре пощечину. Малыш заплакал, заревел что есть мочи. Билл, взяв внука на руки, зашагал с ним по комнате.
Кора, насупившись, потирала ушибленную щеку.
– Незачем девочку бить, – бросил жене Билл, – этим сделанного не воротишь.
– Не воротишь! Все вы, мужики, одинаковы. Ничего не понимаете. Двое детей без отца! Нечего тут философию разводить! Нужно купить плиту. – Ирэн вновь обернулась к Коре: – Ты небось о плите и не подумала?
– Как раз подумала. Только совсем чуть-чуть.
Кору страшил переезд. Долгие месяцы прожила она вдвоем с сыном в маленьком уютном мирке. Здесь нечего было бояться: кирпичные стены надежно защищали от тревог, поджидавших Кору за порогом. Теперь по ночам ее мучили страхи. Как дальше жить? В чужом доме, без гроша в кармане. Коляска и два орущих сопливых малыша. Вот что ее ждет. Будет таскаться с сумками и уставшими, плаксивыми детьми. Без конца, без конца.
– Не собираюсь превращаться в клушу! Не стану, как другие мамаши, таскаться с сумками на горбу и детьми под мышкой! – заявила Кора матери.
– Н-да? – хмыкнула Ирэн. – Учти, тебе понадобятся все твои силы. Растить детей – не сахар. Одних продуктов не напасешься, а если еще и до магазина далеко? Тут и ноги протянешь, а уж «таскаться», помяни мое слово, так или иначе придется.
«До магазина путь далек, до магазина путь далек». Мысли у Коры путались. Впервые в жизни мать говорила с ней как женщина с женщиной. Впервые Кора почувствовала, что Ирэн тоже живой человек.
– Мне страшно, – призналась Кора.
– Еще бы, – со вздохом согласилась Ирэн. – А кому было бы не страшно?
День у них выдался тяжелый, суматошный. Все Корины пожитки вынесли из квартиры. Обливаясь потом, чертыхаясь и браня друг друга, натыкаясь на углы и отбивая пальцы, погрузили скарб в заказанный фургон. Кора слышала, как переругивались отец и мать, спускаясь по лестнице.
– Не умеешь ты мебель грузить.
– Сама не умеешь.
– Проживи с мужем хоть сто лет, – бушевала Ирэн, – но пока не стащишь с ним кресло с четвертого этажа, не узнаешь о нем всей правды.
Кора бродила по комнате из угла в угол, прикасаясь к вещам. Прощалась. Прощай, прежняя жизнь, прощай, Клод! Теперь уже ясно, что он ушел навсегда. Неделями и месяцами Кора ждала, что Клод ворвется в дверь с охапкой гостинцев. Выходя из дома, она всякий раз думала: а вдруг я вернусь, а он лежит на кровати и ждет меня? Кора заглянула под окно, где стояла когда-то армия молочных бутылок. Теперь Клод будет устраивать беспорядок в чужих квартирах. Больше они никогда не увидятся.
Подъехав к новому дому, молчаливые и обессиленные, пронесли они Корину кровать, кресло и кроватку малыша мимо разобранного мотоцикла в желтую стеклянную дверь с металлической сеткой и мощной пружиной, громко скрипевшей всякий раз, когда дверь открывалась.
Подъезд был неуютный, безликий, в нем пахло хлоркой и гуляли сквозняки, задирая юбки, раздувая полы пиджаков. Дом был невысокий, из серого камня, с кричаще-яркими оконными рамами и дверьми – синими, желтыми, оранжевыми, – словом, по городским меркам веселенький. Будто кто-то сделал чертеж или макет идеального дома, но жить в нем – боже упаси!
В Корину квартиру вела дверь на втором этаже слева. Стены комнат оранжевые, пол на кухне выложен грязно-серой плиткой. Кора ходила из комнаты в комнату, приговаривая: «Нормально. Я справлюсь». Повторяла это снова и снова, не обращая внимания на придирки Ирэн.
– Где ты посадишь шток-розы? – спросила у Коры мать, глядя из окна на соседний дом.
– Внизу, где побольше солнца. Между крокетной площадкой и буковой аллеей посажу зелень. Буду прохаживаться вдоль клумб, срезать люпины, дельфиниумы и не спеша складывать в корзинку. Летом буду щипать понемножку свежую мяту – с ней молодая картошка гораздо вкуснее. А у входа посажу жимолость, душистую-душистую. Пусть пахнет вовсю, а я буду на заднем крыльце лузгать горох, петь колыбельные и нюхать. – Легким взмахом руки Кора показала волну аромата.
– Что ж… Если ты еще можешь мечтать… – Голос Ирэн сорвался.
На другой день, в машине, по дороге домой, Ирэн сказала:
– Думаю, Кора не пропадет. Билл горячо поддержал жену:
– Куда она денется! Побеждала ведь она на соревнованиях, помнишь? Задора у нее хоть отбавляй. Она и финал бы выиграла, если б не поторопилась.
– Похоже, это у нее перерастает в дурную привычку, – съязвила Ирэн. И, помолчав, добавила уже спокойнее: – Все будет хорошо. Лишь бы Кора не сравнивала себя с другими женщинами.
– С чего бы ей?
– Женщины смотрят друг на друга. Оценивают. Судят. Если Кора станет смотреть на других женщин, то увидит себя их глазами и ей будет больно.
Тем временем Кора принялась отскребать на кухне пол – запаслась ведром воды, порошком и терпением. Сэм смотрел.
– Глянь-ка! – воскликнула Кора. – Никакой он не грязно-серый! Плитки-то черно-белые! Значит, жить можно. – И с новой силой принялась скрести.
Сделана была лишь половина работы, а рвения у Коры поубавилось. Она рухнула ничком на пол, уткнула лицо в ладони.
– Вот чертовщина, Сэм! Дерьмовый пол! Ладно, ладно. Нельзя ругаться, а то еще наберешься от меня.
Со вздохом взявшись за щетку, Кора провела еще разок по плиткам и вновь рухнула. Распласталась на полу и, перекатившись на спину, уставилась в потолок. Сэм, улучив минутку, уселся на нее верхом. В руках он сжимал любимую игрушку, желтый пластмассовый молоток-пищалку.
– Эх, не разбираешься ты в игрушках, Сэм. Мне больше по душе красные кубики. Хотя ты мужчина, оттого и предпочитаешь молотки! – Взяв молоток, Кора нажала на него, тот пронзительно пискнул. Кора легонько стукнула сына по лбу. – Отсюда видно небо, Сэм. – И вдруг призналась маленькому сыну, который пока не мог ее понять: – Непутевая была у меня жизнь, Сэм. Все успехи такие крошечные, что и говорить о них не стоит. Я даже не знаю толком, кто отец твоего будущего братца. Представляешь, Сэм? Стыдно мне. Опозорила я родителей. Ну подумаешь, взобралась на вершину-другую, выиграла пару соревнований. Люди занимаются важными делами, принимают решения, строят карьеру, а я валяюсь на полу и смотрю, как на веревке детские одежки болтаются. Пропащий я человек.
Кора поцеловала сына в теплую золотистую макушку, крепче прижала к себе.
– Зато, – продолжала она, – завтра утром нам привезут новую плиту. Пол у нас на кухне шашечками, а если на него лечь, видно небо. Служба социальной поддержки пришлет нам диван. Хорошо ведь, правда? А ты как думаешь? Кто-то на небесах заботится о нас? Ха-ха! Должно быть, какой-то забулдыга-ангел спьяну замолвил за меня словечко. Господи, Сэм, как нам дальше жить? – Коре хотелось плакать, но беременность высушила все слезы. А жаль, ведь поплачешь, и легче станет. – Как нам отскрести весь пол?
Через четыре месяца родился Кол. За три дня до родов к Коре приехали Билл и Ирэн. Билл отвез Кору в больницу, сидел с ней рядом, а перед самыми родами перепугался, пятясь, вышел из палаты, размахивая руками и повторяя: «Нет, нет. Лучше не надо. Не останусь, и не просите. Не могу. Не могу, и все тут». Взяв на руки младшего внука, Билл только и сказал: «Он великолепен, Кора! Ты умница, такого красавца родила!» На другой день Ирэн, прижав к себе малыша, посмотрела на него с нескрываемой любовью.
– Привет! – сказала она. И обратилась к дочери: – Что ж, Кора, теперь не соскучишься, правда?
– А ты как думаешь? – спросила Кора у Эллен. – Как нас зачали, такими и будем? Сэм – просто огонь.
– «Синяки и шишки»? – вспомнила Эллен. Кора не обратила внимания. И продолжала:
– А Кол – солнышко: добрый, улыбчивый.
– И оба очень любят маму, – добавила Эллен.
– Ради них я распрощалась с сексом, наркотиками и рок-н-роллом, так что пусть только попробуют не любить! – сказала с жаром Кора. – Пусть только, черт подери, попробуют!
Глава восьмая
– Что для тебя главное в жизни? – спросила Эллен.
– Увлажняющий крем, – без запинки ответила Кора.
– Не считается.
– Больше ничего. У меня есть дети. И мне нравится, что я – это я; не мать, не дочь, а просто Кора, раз уж с сексом я распрощалась. И не ругаюсь при детях, и курить бросила, все ради них. Осталась только водка и увлажняющий крем. Вот до чего я докатилась.
– А я обожаю сквернословить, – призналась Эллен. – Чем дольше живу, тем чаще ругаюсь.
– Ты и впрямь с каждым днем становишься злее. Знаешь, есть юнцы, которые бесятся насчет всего того, что им никогда не светит. А есть злобные женщины не первой молодости, которые бесятся, осознав все свои упущенные возможности.
– Не будем таскаться. Просто купим кукурузных хлопьев, картошки, хлеба и молока.
Туда и обратно, ни на кого не глядя, думала она. Не хочу смотреть на себя чужими глазами. Об этом страхе она написала в дневнике.
Кора начала вести дневник. Ей казалось, что с тех пор, как она стала матерью (а это самое значительное событие в ее жизни), мысли ее сделались маленькими-маленькими, так что теперь умещаются в записной книжке того же размера. Кора думала о стирке и кормлениях. Понимала, что слишком многого требует от себя. «Каждый день, – писала она, – я стараюсь дать детям любовь, свежий воздух, чистую одежду, пытаюсь чему-то их научить, играю с ними, покупаю им шоколад, рассказываю сказки… Так кто же я после этого? Господь Бог? Это и называется быть хорошей матерью?»
Дневник – это, конечно, глупость, но когда общаешься только с двумя малышами и с соседями, которым не до самобичевания, нет лучше способа разобраться в себе.
Прожив год на новом месте, Кора успела запомнить каждый столб по дороге от дома к магазинам. Изучила все оттенки серого. Серо-голубой, серо-зеленый – все одно серый. На прогулках с детьми, глядя под ноги, Кора внимательно рассматривала бетонные основания фонарных столбов.
– И сотворил Бог человека, – вздыхала она. – И создал человек фонарные столбы. И больше не надо искать путь по звездам. Забудь о них. Дорогу домой указывают хулиганские надписи на стенах. У большой красной «Пошел ты на…» – повернуть налево, у третьей голубой «Уродина» – снова налево, и так до конца улицы.
Трава тоже была серого цвета. Нет, не та, что росла в крохотных садиках возле домов, – та зеленела, либо буйно, вольно, либо стрижено-ухожено. Серела чахлая ничейная трава у дороги и в маленьких чахлых скверах. Обездоленная трава, думала Кора. Все ее топчут, нужду на нее справляют, не дают разрастись, зазеленеть.
Каждый день Кора спускалась к реке. До торгового квартала – пестрой смеси гастрономов, лавчонок и газетных киосков – оказалось не так уж далеко. Хватало здесь и новых ресторанов, и почтенных баров, в духе времени обзаведшихся полосатыми навесами. Коре здесь нравилось. Это был ее мир. Каждый день она усаживалась на скамью и глядела на воду. На горизонте высились новостройки. Дома все по-другому. Вода там чище, синее. Всюду рыбацкие лодки, яхты под парусами. И горы. Так хочется снова их увидеть. «Но я не вернусь. Не вернусь до поры, когда смогу взглянуть на них без стыда». Кора сидела, пока не начинала зябнуть, ей даже нравилась прохлада. Лишь возмущенные вопли замерзших, проголодавшихся детей заставляли ее подняться.
На полу у Коры был бурый ковер, в гостиной – плохонький диванчик, на кухне – плита. А в квартире напротив жила тощая, мрачная на вид миссис Лоуренс, неусыпно следившая за Корой. Миссис Лоуренс заглянула к Коре на третий день после переезда.
– Просто зашла познакомиться, – сказала она, с жадным любопытством стреляя глазами по сторонам. – Я Бетти из квартиры напротив. Устроились?
– Насколько возможно, – кивнула Кора. Бетти успела заметить, что новая соседка беременна, с ребенком и явно без мужа.
– Значит, вы одна?
Кора тряхнула головой, посмотрела соседке прямо в лицо.
– Не одна. С Сэмом.
– Чудный возраст! – восхитилась Бетти. – Люблю малышей. Жаль, что они вырастают. – И улыбнулась: – Пойдем ко мне, выпьем чаю.
«Ну не странно ли? – размышляла Кора. – Еще вчера я воровала в магазинах и кувыркалась с незнакомым малым под "Стили Дэн". А теперь сижу в чистенькой желтой кухне, где пахнет свежестью и арахисовым маслом, прихлебываю чай с молоком и болтаю о детях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25