Я очень сомневаюсь в том, что она особенно сопротивлялась. Кроме того, Лили может лгать и, вероятно, лжет, когда называет Джоэля. Если она девушка такого сорта, то совсем нельзя сказать, кто тут виновник. Я бы предпочел ничего больше не слышать об этом!
Эльза оттолкнула свой стул и встала. Она чувствовала, как краска отливала от ее лица, губы ее стали сухими и жесткими, глаза горели. Она выпрямилась и смотрела вперед, в сторону Бэлиса, не видя его, руки ее сжались. Все тело ее напряглось в страстном, порывистом стремлении уничтожить его. Снова, как однажды ночью очень давно, ее неудержимо охватило дикое, первобытное желание ударить его прямо по лицу.
Бэлис встал и шагнул прямо к ней. Его лицо потемнело под нахмуренными бровями.
Жгучие, язвительные слова бурно полились с ее уст.
– Я этого и боялась! Я надеялась… я думала, что, может быть, ты… посмотришь на это иначе… поймешь и другую точку зрения… хотя бы на этот раз. Я надеялась на это, потому что думала, что полюбила тебя наконец. Мне казалось так… вчера вечером. А сегодня я окончательно поняла это. Я оделась для тебя… убрала для тебя стол… поставила для тебя эти цветы… ждала тебя, чтобы сказать тебе это. Понимаешь? Я была дурой, настоящей дурой! Теперь я это знаю. Я ненавижу Тебя больше, чем кого-либо когда-нибудь ненавидела!
Ее глаза впились в него, в ней клокотала ярость. Раздался его отрывистый смех, и он быстро двинулся к ней. Она почувствовала, как в мозгу у нее пронеслась какая-то ослепительная молния, и внезапно она изо всей силы ударила его в лицо. В следующий миг его пальцы сдавили ее руку и притянули ее к нему. Плотно прижав к себе ее голову свободной рукой, он поцеловал ее прямо в губы, оцарапав их своими зубами, Она вся затрепетала от бурного пламенного жара, охватившего в это мгновение ее тело, и невольно ответила на его поцелуй. Потом пошатнулась в его руках, и он еще раз слегка поцеловал ее, затем отпустил. Она бессильно прислонилась спиной к стене, закрыв глаза и еле переводя дыхание.
Бэлис вышел. Эльза слышала, как закрылась за ним дверь. Она повернулась и, хотя глаза ее были широко открыты, прошла почти ощупью в свою спальню и закрыла за собой дверь. Она понимала, что это значит: она впервые заперла на ключ дверь между собой и Бэлисом Кэрью.
ГЛАВА XV
Лето в этот год кончилось внезапно, в одну бурную ночь, когда жестокий ветер сумасшедшими порывами носился над Балкой. К рассвету уже почти ни одного листика не осталось на деревьях, почти ни лепестка на склоне Горы, где в диком изобилии росли грубые осенние цветы. До самых сумерек взору открывалась картина опустошения, болотная трава полегла под ветром, вода в лужах покрылась рябью и белой пеной. Затем начал падать холодный частый дождь, орошая бесконечные темно-серые поля, вздувшиеся канавы, где плавала черная, сорванная ветром трава, и голые хребты холмов, совершенно бесцветные, под низкими облаками.
Эльза стояла у окна в новом доме и смотрела на беспросветный непрестанный дождь. Они только два дня назад переехали сюда из сруба, а завтра исполнится три месяца с тех пор, как она вышла замуж за Бэлиса Кэрью. Три месяца! Питер умер, а через несколько недель умерла и Сара Филлипс. Хорошенькая Лили Флетчер вышла замуж за Акселя Фосберга, глубоко в своем сердце замкнув черную истину, чтобы пощадить гордость Акселя. Эльза могла бросить отсюда взгляд вниз вдоль Балки на то место, где Аксель построил домик для себя и Лили на участке земли, купленном им у старого Джона Флетчера. Говорят, что они очень счастливы вдвоем. Меньше месяца назад Нэт Брэзелл женился на Зинке Вульф и заперся от всего мира, скрывая за закрытой дверью свою жену и свою жестокость.
Это была жизнь Балки, думала Эльза, той Эльдерской балки, где она в ясный летний день лежала на сеновале и мечтала, паря мыслями в облаках; где она бежала домой в холодные ноябрьские дни, чтобы надеть на заледеневшие ноги сухие шерстяные чулки и сесть перед огнем, пока ее мать готовила ужин; где она отправлялась кататься на коньках по освещенной луной речке с Рифом и хохотала, когда мороз щипал ей нос и вызывал румянец на ее щеках, и где она срывала первые пушистые цветы с верхушек опавших снежных сугробов в теплые дни ранней весны. Там лежал мир Стива Бауэрса, который уже разучился смеяться, дяди Фреда, делающегося дряхлым и хрупким, как высохшая ветка тополя, Рифа, тяжело работавшего год за годом, с лицом, обращенным к еще не взошедшей звезде, мир Фанни Ипсмиллер с ее неуклюжим поклонением презренному Нильсу, мир Джо Трэси, распевающего песни по пути через поля в июньскую ночь и наполняющего целые часы рассказами о своих скитаниях.
Это был и ее мир, мир Эльзы Бауэрс, – до того как она отказалась от него, отказалась от самой себя, пожалуй, потому что именно так ей представлялось теперь, когда она стояла, глядя из окна на холодный моросящий дождь, Она сделала глупый и грубый промах, уйдя от этого мира в надежде избежать подавляющей пустоты жизни Балки в сказочном мире Кэрью. Теперь она понимала, что была ослеплена своими страхами – и своими пустыми надеждами. Но больше всего она была ослеплена своей гордостью. Она поняла это с того вечера, когда к ней пришла Лили Флетчер со своей тайной и внезапно вызвала бурную сцену между ней и Бэлисом. В мучительном уединении той ночи она поняла, наконец, что не страх и не надежда какого бы то ни было рода привлекали ее к Бэлису Кэрью, как бы они не ослепляли ее и на какие бы поступки ни толкали в этом ослеплении.
Это была любовь – пылкая, страстная любовь, любовь, тлевшая в ее сердце с детского возраста; любовь, подавленная и загнанная глубоко внутрь, потому что объект ее казался далеким и недостижимым; любовь, перешедшая в дикую ненависть, так как она не могла ничем ответить на жестокое высокомерие этих шалых Кэрью. Так легко было бы пойти в эту ночь к Бэлису, несмотря на все, что произошло между ними из-за Лили Флетчер, унизить себя, чтобы утолить свою жажду любви, уступить дикому порыву – к собственному обезличению. Именно так женщины Кэрью всегда отдавались своим мужьям; именно так Лили Флетчер по глупости отдалась Джоэлю; именно так она сама готова была отдаться Джо Трэси в момент забытья, навсегда подчинив свой дух тупой и грубой тирании своего тела. Она была рада, что нечто более сильное, чем ее глубокое стремление к любви, выиграло для нее эту битву: выиграло и для Бэлиса Кэрью, хотя он об этом ничего не знал.
Ей было радостно, когда на следующее утро она выглянула из двери сруба и увидела его наверху на склоне горы среди плотников и рабочих. Он стоял немного в стороне, залитый утренним солнцем, и руководил работами в такой манере, как будто издавна привык повелевать. Она долго стояла так на пороге, обводя глазами заросший камышами пустырь в южном конце Балки, Бэлис, наконец, спустился к ней. Он остановился перед женой, медленно улыбнулся ей и попросил прощения за то, что сделал в прошлый вечер: «Я поступил как настоящее животное, Эльза!». Ей никогда не забыть звука его голоса! Она взглянула на него и быстро опять отвернулась, чтобы он не заметил, как запылали ее щеки и как невольные слезы горячими каплями повисли на ресницах. Он взял ее руки и нежно их поцеловал, не говоря больше ни слова. Затем вернулся наверх к своей работе. Она стояла и смотрела ему вслед, зная, что он страдает, и стремясь к нему всем сердцем, но все-таки дико непреклонная, потому что иной не могла быть.
Так провели они быстрые яркие дни позднего лета и ранней осени. «Словно какие-то закованные в латы призраки, – часто думалось ей, – движущиеся в сером полумраке, более непроницаемом, чем бездонная ночь, и обменивающиеся странными, насмешливыми жестами».
С того места, где она стояла у окна в новом доме, она могла видеть, как Бэлис двигался внизу среди построек на косогоре, в измятой мягкой шляпе, надвинутой на глаза, в старом сером свитере, видневшимся из-под его синей куртки, в брюках, заправленных в высокие сапоги. Большую часть дня он провел в доме Кэрью, куда ездил поговорить с отцом о лошадях, купленных ими недавно в Гэрли. В течение дня Эльза раз двадцать подходила к окну посмотреть, не возвращается ли он домой. Однако лишь тогда, когда уже полил дождь, она увидела, что он едет, но не с юга, как она ожидала, а по дороге, шедшей из Сендауэра мимо участка Нэта Брэзелла. Он не вошел в дом, а сразу принялся помогать Горхэму, их единственному работнику, переносить под навес привезенные днем из Сендауэра мешки с кормом для скота. Глаза Эльзы следили за его двигавшейся взад и вперед фигурой. Она никогда не думала, чтобы Кэрью способен был сделать столько работы, сколько выполнил Бэлис за последние несколько недель. Когда он не был занят отделкой разных построек, которые необходимо было закончить до наступления зимы, он уходил в поля для подготовки их к весенним работам или ходил по Балке в тех местах, где необработанная земля граничила с его собственной, размышляя о чем-то и обдумывая разные планы, о которых Эльза никогда ничего не узнавала.
За эти недели ей не раз приходило в голову, что Бэлис Кэрью, быть может, постепенно разочаровывается под влиянием ее упорства и отходит от нее во время этих долгих молчаливых блужданий по полям. Ни один гордый человек не может проводить все дни и ночи в тайных мучениях и остаться таким же. Может быть, он нарочно работает сейчас там, под дождем, лишь бы не входить в дом и не чувствовать унизительной комедии их брака. Эльза прикусила кончик мизинца, наблюдая за Бэлисом сквозь слезы, вызванные тем, что ей больно было смотреть на него.
Наконец, она отошла от окна, чтобы приготовить ужин. Она зажгла лампу и поставила ее на полочку около плиты. Весной у них будет электричество, сказал Бэлис, постоянно работавший для будущего, для их будущего. Ей нужно было готовить только для себя и для Бэлиса. С характерной для него деликатностью Бэлис устроил Горхэму отдельное помещение для жилья в срубе, который они занимали во время постройки нового дома, Сруб теперь был обращен в сарай для разных земледельческих орудий, но Бэлис отделал в нем одну комнату и кухню для работника, Горхэм, закоренелый холостяк, был доволен таким устройством, и Эльза часто уделяла ему какое-нибудь вкусное блюдо своего приготовления.
Поставив на плиту все необходимое для ужина, Эльза вышла в столовую и быстро накрыла на стол. По старой привычке она немного отступила и обвела глазами стол с изящной фарфоровой посудой и серебром, мерцавшим в мягком пурпурно-сером свете сумерек, Она зажгла свечи, поправила хрупкие яркие цветы, которые принесла с холма за день до того, как ветер оголил все эти места, затем поставила два стула, для себя и для Бэлиса, Опять немного отступила и критически осмотрела стол. Внезапно ее пронзила острая боль, Она почувствовала себя здесь чужой даже в этот момент, когда гордилась всеми этими прекрасными вещами, которыми была окружена. Она и Бэлис провели целую неделю в городе, выбирая все, что было нужно для обстановки их нового дома, Это было для нее очень тяжелое время, тем более, что Бэлис был крайне уступчив и мягок, стараясь одобрить все, что она выбирала. Зато как ни тяжелы были эти дни, в выбранных для их дома вещах было нечто большее, чем простая гармония, – в них была прелесть любимых вещей. И Эльза любила их гордой любовью.
В особенности она любила комнату, игравшую роль гостиной и кабинета, Она попросила Горхэма затопить перед вечером камин, чтобы нагреть комнату и осушить в ней воздух, С того места, где она стояла, она могла видеть сквозь открытую дверь тени, игравшие, как эльфы, на стенах, тяжелые балки потолка, отполированный пол, пушистый ковер, глубокие удобные кресла, тесные ровные ряды книг на полках и мерцающее в сумерках пианино.
До нее донесся шум шагов извне, и она внезапно почувствовала слабость во всем теле. Это был Бэлис, входивший в маленькую переднюю у бокового крыльца, где он всегда вешал свое верхнее платье. Она услышала, как он откашливался, и перед ее глазами вдруг вырисовались строгие линии его рта и особая манера держать голову, наводившая на мысль о непреклонности и суровости. Он открыл дверь и вошел в дом такой ровной походкой, Как будто считал на ходу свои шаги. Вот он пройдет сначала в свою комнату и потом появится, готовый к ужину, переодетый в другой костюм и старательно причесанный, выражая всей своей особой неестественное, любезное спокойствие. Она быстро повернулась и поспешила на кухню, чтобы закончить приготовления к ужину.
Они сидели за столом. Бэлис рассказывал Эльзе, как он провел день с Сетом Кэрью. Пришло письмо от Джоэля, в котором тот писал, что ему представился удобный случай войти будущим летом в преуспевающую строительную фирму. Жена Майкла, Нелли, получила письмо от своего брата, живущего в Техасе. Он вложил все свои деньги и часть денег Майкла в одно нефтяное дело на юге. Не пройдет и года, как Майкл разбогатеет. Старый Сет продал стадо молодых голштинских свиней торговцу из Висконсина и покупал еще участок земли, граничивший с его полями на южной стороне. Эльза слушала все эти новости с безотчетной враждебностью, тлевшей в глубине ее души. Вечно они преуспевают, эти Кэрью, вечно богатеют и становятся все более и более самоуверенными!
– Вы должны радоваться, мой маленький враг, что вы вошли в нашу семью, – поддразнивал ее Бэлис, улыбаясь.
Их взгляды встретились на один бесконечно краткий миг, затем Эльза отвела глаза, и ее ресницы опустились с легкой нервной дрожью.
– Но я не рассказал еще самой главной новости, – быстро продолжал Бэлис, – Хилдред собиралась ехать с этой новостью к нам утром, когда я явился туда. Нам собираются сделать неожиданный визит.
– Кто? – спросила Эльза.
– Весь округ, все соседи! Они все будут здесь, не беспокойся. Ты понимаешь, конечно, что рано или поздно это все равно случилось бы. Они собираются нагрянуть сюда неожиданно завтра вечером. Хилдред сказала, что они купили тебе в подарок стенные часы с недельным заводом – нечто ужасное, вероятно, но ты их можешь куда-нибудь спрятать, как только гости уедут.
Эльза была подавлена. До каких чисто фарсовых пределов нужно будет дойти ей и Бэлису, чтобы уверить любопытных, что они действительно счастливая супружеская пара!.. Невольно ее глаза встретились через стол с его глазами, и она увидела его иронический, забавляющийся взгляд.
– Видишь ли, – продолжал он своим обычным небрежным тоном, – у наших друзей свои идеи о том, каково должно быть настоящее правильное супружество. Единственное, что нам остается, это попробовать сыграть наши роли и затем забыть эту историю, как только все будет кончено. Хилдред приедет тебе помочь приготовиться к этому приему. – Он внезапно наклонился к Эльзе и голос его зазвучал очень мягко. – Собственно говоря, Эльза, я все на свете отдал бы, чтобы избавить тебя от этого. Для меня лично все это не имеет большого значения, но я прекрасно понимаю твои чувства. Забудем об этом.
– Когда приедет Хилдред? – спросила Эльза, и голос, каким она произнесла эти слова, показался ей самой удивительно спокойным.
– Она сказала, что будет здесь завтра после двенадцати часов дня, сейчас же после завтрака, и, вероятно, она приедет одна, – Грэс еще не смягчилась. Мне показалось, что тетя Грэс скоро станет настоящей загадкой для всей семьи. Я говорил с ней сегодня, как раз перед тем, как уехать. Мне показалось, что я заметил в ней какую-то перемену, что-то такое… сам не знаю, что именно, Она смотрела из окна, когда я вошел в комнату и заговорил с ней. Должно быть, я испугал ее. Она вдруг вскочила со стула и резко повернулась ко мне с очень странным взглядом… – Он на секунду замолчал, нахмурившись. – Когда я извинился, она улыбнулась и сказала, что приняла меня за Питера, подумала, что это он, когда услышала мой голос. В ту минуту я не обратил на это особенного внимания, она ведь всегда говорила о том, как сильно я напоминаю ей Питера, но когда затем она начала рассказывать мне, что несколько раз недавно разговаривала с Питером здесь, в своей комнате, – гм, тогда я задумался. Может быть, это просто сказываются последствия нервного потрясения, испытанного ею после смерти Питера. Во всяком случае, эта смерть, очевидно, потрясла ее гораздо сильнее, чем мы все тогда думали. Она не из тех, кто слишком много говорит о таких вещах. С другой стороны, это может быть и что-нибудь более серьезное. Эльзой невольно овладела жестокая мысль, что Грэс просто расплачивается за свой брак с Кэрью. Эта мысль испугала ее. В ней было что-то невыразимо зловещее. Она поспешно завела разговор о разных домашних мелочах: о том, что говорил Горхэм, когда она просила его затопить камин; о том, что завтра ей необходимо с утра поехать к матери, и о том, что Бэлис должен купить в Сендауэре для предстоящего приема гостей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Эльза оттолкнула свой стул и встала. Она чувствовала, как краска отливала от ее лица, губы ее стали сухими и жесткими, глаза горели. Она выпрямилась и смотрела вперед, в сторону Бэлиса, не видя его, руки ее сжались. Все тело ее напряглось в страстном, порывистом стремлении уничтожить его. Снова, как однажды ночью очень давно, ее неудержимо охватило дикое, первобытное желание ударить его прямо по лицу.
Бэлис встал и шагнул прямо к ней. Его лицо потемнело под нахмуренными бровями.
Жгучие, язвительные слова бурно полились с ее уст.
– Я этого и боялась! Я надеялась… я думала, что, может быть, ты… посмотришь на это иначе… поймешь и другую точку зрения… хотя бы на этот раз. Я надеялась на это, потому что думала, что полюбила тебя наконец. Мне казалось так… вчера вечером. А сегодня я окончательно поняла это. Я оделась для тебя… убрала для тебя стол… поставила для тебя эти цветы… ждала тебя, чтобы сказать тебе это. Понимаешь? Я была дурой, настоящей дурой! Теперь я это знаю. Я ненавижу Тебя больше, чем кого-либо когда-нибудь ненавидела!
Ее глаза впились в него, в ней клокотала ярость. Раздался его отрывистый смех, и он быстро двинулся к ней. Она почувствовала, как в мозгу у нее пронеслась какая-то ослепительная молния, и внезапно она изо всей силы ударила его в лицо. В следующий миг его пальцы сдавили ее руку и притянули ее к нему. Плотно прижав к себе ее голову свободной рукой, он поцеловал ее прямо в губы, оцарапав их своими зубами, Она вся затрепетала от бурного пламенного жара, охватившего в это мгновение ее тело, и невольно ответила на его поцелуй. Потом пошатнулась в его руках, и он еще раз слегка поцеловал ее, затем отпустил. Она бессильно прислонилась спиной к стене, закрыв глаза и еле переводя дыхание.
Бэлис вышел. Эльза слышала, как закрылась за ним дверь. Она повернулась и, хотя глаза ее были широко открыты, прошла почти ощупью в свою спальню и закрыла за собой дверь. Она понимала, что это значит: она впервые заперла на ключ дверь между собой и Бэлисом Кэрью.
ГЛАВА XV
Лето в этот год кончилось внезапно, в одну бурную ночь, когда жестокий ветер сумасшедшими порывами носился над Балкой. К рассвету уже почти ни одного листика не осталось на деревьях, почти ни лепестка на склоне Горы, где в диком изобилии росли грубые осенние цветы. До самых сумерек взору открывалась картина опустошения, болотная трава полегла под ветром, вода в лужах покрылась рябью и белой пеной. Затем начал падать холодный частый дождь, орошая бесконечные темно-серые поля, вздувшиеся канавы, где плавала черная, сорванная ветром трава, и голые хребты холмов, совершенно бесцветные, под низкими облаками.
Эльза стояла у окна в новом доме и смотрела на беспросветный непрестанный дождь. Они только два дня назад переехали сюда из сруба, а завтра исполнится три месяца с тех пор, как она вышла замуж за Бэлиса Кэрью. Три месяца! Питер умер, а через несколько недель умерла и Сара Филлипс. Хорошенькая Лили Флетчер вышла замуж за Акселя Фосберга, глубоко в своем сердце замкнув черную истину, чтобы пощадить гордость Акселя. Эльза могла бросить отсюда взгляд вниз вдоль Балки на то место, где Аксель построил домик для себя и Лили на участке земли, купленном им у старого Джона Флетчера. Говорят, что они очень счастливы вдвоем. Меньше месяца назад Нэт Брэзелл женился на Зинке Вульф и заперся от всего мира, скрывая за закрытой дверью свою жену и свою жестокость.
Это была жизнь Балки, думала Эльза, той Эльдерской балки, где она в ясный летний день лежала на сеновале и мечтала, паря мыслями в облаках; где она бежала домой в холодные ноябрьские дни, чтобы надеть на заледеневшие ноги сухие шерстяные чулки и сесть перед огнем, пока ее мать готовила ужин; где она отправлялась кататься на коньках по освещенной луной речке с Рифом и хохотала, когда мороз щипал ей нос и вызывал румянец на ее щеках, и где она срывала первые пушистые цветы с верхушек опавших снежных сугробов в теплые дни ранней весны. Там лежал мир Стива Бауэрса, который уже разучился смеяться, дяди Фреда, делающегося дряхлым и хрупким, как высохшая ветка тополя, Рифа, тяжело работавшего год за годом, с лицом, обращенным к еще не взошедшей звезде, мир Фанни Ипсмиллер с ее неуклюжим поклонением презренному Нильсу, мир Джо Трэси, распевающего песни по пути через поля в июньскую ночь и наполняющего целые часы рассказами о своих скитаниях.
Это был и ее мир, мир Эльзы Бауэрс, – до того как она отказалась от него, отказалась от самой себя, пожалуй, потому что именно так ей представлялось теперь, когда она стояла, глядя из окна на холодный моросящий дождь, Она сделала глупый и грубый промах, уйдя от этого мира в надежде избежать подавляющей пустоты жизни Балки в сказочном мире Кэрью. Теперь она понимала, что была ослеплена своими страхами – и своими пустыми надеждами. Но больше всего она была ослеплена своей гордостью. Она поняла это с того вечера, когда к ней пришла Лили Флетчер со своей тайной и внезапно вызвала бурную сцену между ней и Бэлисом. В мучительном уединении той ночи она поняла, наконец, что не страх и не надежда какого бы то ни было рода привлекали ее к Бэлису Кэрью, как бы они не ослепляли ее и на какие бы поступки ни толкали в этом ослеплении.
Это была любовь – пылкая, страстная любовь, любовь, тлевшая в ее сердце с детского возраста; любовь, подавленная и загнанная глубоко внутрь, потому что объект ее казался далеким и недостижимым; любовь, перешедшая в дикую ненависть, так как она не могла ничем ответить на жестокое высокомерие этих шалых Кэрью. Так легко было бы пойти в эту ночь к Бэлису, несмотря на все, что произошло между ними из-за Лили Флетчер, унизить себя, чтобы утолить свою жажду любви, уступить дикому порыву – к собственному обезличению. Именно так женщины Кэрью всегда отдавались своим мужьям; именно так Лили Флетчер по глупости отдалась Джоэлю; именно так она сама готова была отдаться Джо Трэси в момент забытья, навсегда подчинив свой дух тупой и грубой тирании своего тела. Она была рада, что нечто более сильное, чем ее глубокое стремление к любви, выиграло для нее эту битву: выиграло и для Бэлиса Кэрью, хотя он об этом ничего не знал.
Ей было радостно, когда на следующее утро она выглянула из двери сруба и увидела его наверху на склоне горы среди плотников и рабочих. Он стоял немного в стороне, залитый утренним солнцем, и руководил работами в такой манере, как будто издавна привык повелевать. Она долго стояла так на пороге, обводя глазами заросший камышами пустырь в южном конце Балки, Бэлис, наконец, спустился к ней. Он остановился перед женой, медленно улыбнулся ей и попросил прощения за то, что сделал в прошлый вечер: «Я поступил как настоящее животное, Эльза!». Ей никогда не забыть звука его голоса! Она взглянула на него и быстро опять отвернулась, чтобы он не заметил, как запылали ее щеки и как невольные слезы горячими каплями повисли на ресницах. Он взял ее руки и нежно их поцеловал, не говоря больше ни слова. Затем вернулся наверх к своей работе. Она стояла и смотрела ему вслед, зная, что он страдает, и стремясь к нему всем сердцем, но все-таки дико непреклонная, потому что иной не могла быть.
Так провели они быстрые яркие дни позднего лета и ранней осени. «Словно какие-то закованные в латы призраки, – часто думалось ей, – движущиеся в сером полумраке, более непроницаемом, чем бездонная ночь, и обменивающиеся странными, насмешливыми жестами».
С того места, где она стояла у окна в новом доме, она могла видеть, как Бэлис двигался внизу среди построек на косогоре, в измятой мягкой шляпе, надвинутой на глаза, в старом сером свитере, видневшимся из-под его синей куртки, в брюках, заправленных в высокие сапоги. Большую часть дня он провел в доме Кэрью, куда ездил поговорить с отцом о лошадях, купленных ими недавно в Гэрли. В течение дня Эльза раз двадцать подходила к окну посмотреть, не возвращается ли он домой. Однако лишь тогда, когда уже полил дождь, она увидела, что он едет, но не с юга, как она ожидала, а по дороге, шедшей из Сендауэра мимо участка Нэта Брэзелла. Он не вошел в дом, а сразу принялся помогать Горхэму, их единственному работнику, переносить под навес привезенные днем из Сендауэра мешки с кормом для скота. Глаза Эльзы следили за его двигавшейся взад и вперед фигурой. Она никогда не думала, чтобы Кэрью способен был сделать столько работы, сколько выполнил Бэлис за последние несколько недель. Когда он не был занят отделкой разных построек, которые необходимо было закончить до наступления зимы, он уходил в поля для подготовки их к весенним работам или ходил по Балке в тех местах, где необработанная земля граничила с его собственной, размышляя о чем-то и обдумывая разные планы, о которых Эльза никогда ничего не узнавала.
За эти недели ей не раз приходило в голову, что Бэлис Кэрью, быть может, постепенно разочаровывается под влиянием ее упорства и отходит от нее во время этих долгих молчаливых блужданий по полям. Ни один гордый человек не может проводить все дни и ночи в тайных мучениях и остаться таким же. Может быть, он нарочно работает сейчас там, под дождем, лишь бы не входить в дом и не чувствовать унизительной комедии их брака. Эльза прикусила кончик мизинца, наблюдая за Бэлисом сквозь слезы, вызванные тем, что ей больно было смотреть на него.
Наконец, она отошла от окна, чтобы приготовить ужин. Она зажгла лампу и поставила ее на полочку около плиты. Весной у них будет электричество, сказал Бэлис, постоянно работавший для будущего, для их будущего. Ей нужно было готовить только для себя и для Бэлиса. С характерной для него деликатностью Бэлис устроил Горхэму отдельное помещение для жилья в срубе, который они занимали во время постройки нового дома, Сруб теперь был обращен в сарай для разных земледельческих орудий, но Бэлис отделал в нем одну комнату и кухню для работника, Горхэм, закоренелый холостяк, был доволен таким устройством, и Эльза часто уделяла ему какое-нибудь вкусное блюдо своего приготовления.
Поставив на плиту все необходимое для ужина, Эльза вышла в столовую и быстро накрыла на стол. По старой привычке она немного отступила и обвела глазами стол с изящной фарфоровой посудой и серебром, мерцавшим в мягком пурпурно-сером свете сумерек, Она зажгла свечи, поправила хрупкие яркие цветы, которые принесла с холма за день до того, как ветер оголил все эти места, затем поставила два стула, для себя и для Бэлиса, Опять немного отступила и критически осмотрела стол. Внезапно ее пронзила острая боль, Она почувствовала себя здесь чужой даже в этот момент, когда гордилась всеми этими прекрасными вещами, которыми была окружена. Она и Бэлис провели целую неделю в городе, выбирая все, что было нужно для обстановки их нового дома, Это было для нее очень тяжелое время, тем более, что Бэлис был крайне уступчив и мягок, стараясь одобрить все, что она выбирала. Зато как ни тяжелы были эти дни, в выбранных для их дома вещах было нечто большее, чем простая гармония, – в них была прелесть любимых вещей. И Эльза любила их гордой любовью.
В особенности она любила комнату, игравшую роль гостиной и кабинета, Она попросила Горхэма затопить перед вечером камин, чтобы нагреть комнату и осушить в ней воздух, С того места, где она стояла, она могла видеть сквозь открытую дверь тени, игравшие, как эльфы, на стенах, тяжелые балки потолка, отполированный пол, пушистый ковер, глубокие удобные кресла, тесные ровные ряды книг на полках и мерцающее в сумерках пианино.
До нее донесся шум шагов извне, и она внезапно почувствовала слабость во всем теле. Это был Бэлис, входивший в маленькую переднюю у бокового крыльца, где он всегда вешал свое верхнее платье. Она услышала, как он откашливался, и перед ее глазами вдруг вырисовались строгие линии его рта и особая манера держать голову, наводившая на мысль о непреклонности и суровости. Он открыл дверь и вошел в дом такой ровной походкой, Как будто считал на ходу свои шаги. Вот он пройдет сначала в свою комнату и потом появится, готовый к ужину, переодетый в другой костюм и старательно причесанный, выражая всей своей особой неестественное, любезное спокойствие. Она быстро повернулась и поспешила на кухню, чтобы закончить приготовления к ужину.
Они сидели за столом. Бэлис рассказывал Эльзе, как он провел день с Сетом Кэрью. Пришло письмо от Джоэля, в котором тот писал, что ему представился удобный случай войти будущим летом в преуспевающую строительную фирму. Жена Майкла, Нелли, получила письмо от своего брата, живущего в Техасе. Он вложил все свои деньги и часть денег Майкла в одно нефтяное дело на юге. Не пройдет и года, как Майкл разбогатеет. Старый Сет продал стадо молодых голштинских свиней торговцу из Висконсина и покупал еще участок земли, граничивший с его полями на южной стороне. Эльза слушала все эти новости с безотчетной враждебностью, тлевшей в глубине ее души. Вечно они преуспевают, эти Кэрью, вечно богатеют и становятся все более и более самоуверенными!
– Вы должны радоваться, мой маленький враг, что вы вошли в нашу семью, – поддразнивал ее Бэлис, улыбаясь.
Их взгляды встретились на один бесконечно краткий миг, затем Эльза отвела глаза, и ее ресницы опустились с легкой нервной дрожью.
– Но я не рассказал еще самой главной новости, – быстро продолжал Бэлис, – Хилдред собиралась ехать с этой новостью к нам утром, когда я явился туда. Нам собираются сделать неожиданный визит.
– Кто? – спросила Эльза.
– Весь округ, все соседи! Они все будут здесь, не беспокойся. Ты понимаешь, конечно, что рано или поздно это все равно случилось бы. Они собираются нагрянуть сюда неожиданно завтра вечером. Хилдред сказала, что они купили тебе в подарок стенные часы с недельным заводом – нечто ужасное, вероятно, но ты их можешь куда-нибудь спрятать, как только гости уедут.
Эльза была подавлена. До каких чисто фарсовых пределов нужно будет дойти ей и Бэлису, чтобы уверить любопытных, что они действительно счастливая супружеская пара!.. Невольно ее глаза встретились через стол с его глазами, и она увидела его иронический, забавляющийся взгляд.
– Видишь ли, – продолжал он своим обычным небрежным тоном, – у наших друзей свои идеи о том, каково должно быть настоящее правильное супружество. Единственное, что нам остается, это попробовать сыграть наши роли и затем забыть эту историю, как только все будет кончено. Хилдред приедет тебе помочь приготовиться к этому приему. – Он внезапно наклонился к Эльзе и голос его зазвучал очень мягко. – Собственно говоря, Эльза, я все на свете отдал бы, чтобы избавить тебя от этого. Для меня лично все это не имеет большого значения, но я прекрасно понимаю твои чувства. Забудем об этом.
– Когда приедет Хилдред? – спросила Эльза, и голос, каким она произнесла эти слова, показался ей самой удивительно спокойным.
– Она сказала, что будет здесь завтра после двенадцати часов дня, сейчас же после завтрака, и, вероятно, она приедет одна, – Грэс еще не смягчилась. Мне показалось, что тетя Грэс скоро станет настоящей загадкой для всей семьи. Я говорил с ней сегодня, как раз перед тем, как уехать. Мне показалось, что я заметил в ней какую-то перемену, что-то такое… сам не знаю, что именно, Она смотрела из окна, когда я вошел в комнату и заговорил с ней. Должно быть, я испугал ее. Она вдруг вскочила со стула и резко повернулась ко мне с очень странным взглядом… – Он на секунду замолчал, нахмурившись. – Когда я извинился, она улыбнулась и сказала, что приняла меня за Питера, подумала, что это он, когда услышала мой голос. В ту минуту я не обратил на это особенного внимания, она ведь всегда говорила о том, как сильно я напоминаю ей Питера, но когда затем она начала рассказывать мне, что несколько раз недавно разговаривала с Питером здесь, в своей комнате, – гм, тогда я задумался. Может быть, это просто сказываются последствия нервного потрясения, испытанного ею после смерти Питера. Во всяком случае, эта смерть, очевидно, потрясла ее гораздо сильнее, чем мы все тогда думали. Она не из тех, кто слишком много говорит о таких вещах. С другой стороны, это может быть и что-нибудь более серьезное. Эльзой невольно овладела жестокая мысль, что Грэс просто расплачивается за свой брак с Кэрью. Эта мысль испугала ее. В ней было что-то невыразимо зловещее. Она поспешно завела разговор о разных домашних мелочах: о том, что говорил Горхэм, когда она просила его затопить камин; о том, что завтра ей необходимо с утра поехать к матери, и о том, что Бэлис должен купить в Сендауэре для предстоящего приема гостей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26