– Какого парня?
– Ну, того алкоголика, который растратил деньги. Он еще был женат на сестре той женщины… Да ты его знаешь!
– Ты говоришь о Пэтси Мэддене? – догадалась мама.
– Точно! – обрадовался папа. – Узнай-ка, куда его отправили.
– Но Рейчел – не алкоголичка, – возразила мама.
– Да, – согласился папа, – но они там, в том заведении, от разного лечат. От алкоголя, наркотиков, азартных игр, обжорства… В наше время можно к чему угодно пристраститься.
Каждый месяц папа покупал по паре глянцевых дамских журналов. Как бы для Хелен и Анны, а на самом деле для себя. Так что он был прекрасно осведомлен о том, о чем добропорядочным отцам семейства вообще-то знать не обязательно: о сознательном нанесении себе увечий, свободных радикалах, Жане-Поле Готье и самых модных оттенках загара.
Мама села на телефон и навела справки. Когда на том конце провода интересовались, в чем дело, она говорила, что у папиного дальнего родственника склонность к алкоголизму, быстро благодарила и клала трубку.
– Клойстерс, – провозгласила она.
– Клойстерс! – с явным облегчением воскликнул отец. – Я просто с ума сходил, не мог вспомнить. Глаз бы не сомкнул, ломал бы голову…
– Позвони туда! – жалобно прервала его мама.
3
Клойстерс стоил целого состояния. Вот почему там лечились рок-звезды. Некоторые имеют такую страховку, что она покрывает любые расходы, но я-то восемь лет прожила за пределами Ирландии, и у меня здесь никакой страховки не было. Впрочем, у меня не было ее и в Нью-Йорке. Я все собиралась оформить ее… когда вырасту.
Итак, страховки у меня не было, и вообще не было ни пенни, и папа сказал, что выпишет чек. Да, он пойдет на это, лишь бы меня вылечить. В результате, как только я появилась в дверях родного дома, вымотанная перелетом и оглушенная валиумом и водкой, Хелен заорала со второго этажа:
– Ты, глупая корова! Мое наследство пойдет на то, чтобы вытащить тебя, чтоб ты знала!
– Здравствуй, Хелен, – устало произнесла я. И тут она удивленно проговорила:
– Господи, до чего же ты стала худая! Ты классно выглядишь – такая тощая!
Я уже совсем было собралась поблагодарить ее, но вовремя спохватилась. Обычно на такие ее заявления я говорила: «Правда? Неужели?», а она мстительно отвечала: «Не-а! Я пошутила. Ты всякий раз покупаешься, толстая дура!»
– А где Поллианна? – спросила Хелен.
– У ворот, разговаривает с миссис Хенесси, – ответила я.
Маргарет единственная из всей семьи охотно беседовала с нашими соседями, увлеченно обсуждая тонкости липосакции, первое причастие их внуков, необычно сырую погоду и доступность «Тайто» в Чикаго.
Потом в прихожую вломился Пол, нагруженный сумками.
– О боже, только не это! – воскликнула Хелен с верхней ступеньки лестницы. – Мне никто не сказал, что ты тоже приедешь! Ты надолго?
– Нет.
– Лучше бы ты вообще не приезжал. Теперь мне придется найти себе работу, чтобы не бывать дома.
Несмотря на то, что Хелен переспала со всеми своими преподавателями (по крайней мере, так она говорила), ей удалось успешно завалить все экзамены в университете за первый курс. Она проучилась еще год на первом курсе, но, не сдав экзамены и на этот раз, послала университет подальше. Все это случилось прошлым летом, и Хелен до сих пор не работала. Вместо этого она околачивалась дома, надоедая маме и то и дело, подбивая ее сыграть в карты.
– Хелен, оставь в покое деверя, – послышался мамин голос. Тут же рядом с Хелен появилась и она сама.
Я с ужасом ждала встречи с мамой. А сейчас я чувствовала себя так, словно у меня в груди – лифт и он стремительно летит вниз, в шахту, в желудок. Сквозь пелену в ушах я слышала, как Хелен объясняла свое поведение:
– Но я его ненавижу! А ты всегда учила меня говорить правду…
Мама не приехала в аэропорт вместе с папой. Впервые с тех пор, как я стала жить не дома, она не встретила меня в аэропорту. У меня были все основания считать, что она ужасно зла на меня.
– Привет, мама, – пробормотала я. Взглянуть ей в глаза я не смогла.
Она улыбнулась мне печальной улыбкой мученицы, и я испытала острое чувство вины, которое едва не заставило меня сразу же схватиться за спасительный пузырек с валиумом.
– Как долетели?
Я терпеть не могу притворной вежливости. Ненавижу, когда делают хорошую мину при плохой игре.
– Мама! – выпалила я. – Мне очень жаль, что вы так перепугались, но со мной не случилось ничего страшного. Я не наркоманка и вовсе не пыталась покончить с собой.
– Рейчел, когда ты перестанешь врать?
Воображаемый лифт внутри меня падал и падал, от этого падения меня даже затошнило. Все перемешалось: вина, стыд, гнев, раскаяние.
– Я не вру! – возмутилась я.
– Рейчел, – сказала мама, и в ее голосе звучали истерические нотки, – тебя отвезли в больницу по «скорой» и промыли тебе желудок.
– Но в этом не было никакой необходимости, – объяснила я, – это ошибка.
– Нет, не ошибка! – гневно выкрикнула мама. – Им пришлось сделать это, потому что ты не подавала признаков жизни.
«Неужели это правда?» – подумала я, и прежде чем успела что-либо ответить, мама опять бросилась в атаку.
– И у тебя действительно проблемы с наркотиками, – продолжала она. – Бриджит сказала, что ты их принимаешь горстями, и Маргарет с Полом говорят то же самое.
– Да, но… – я попыталась объяснить. Одновременно я ощутила прилив дикой злобы на Бриджит, но с этой эмоцией пришлось повременить до подходящего случая. Не могла я допустить, чтобы моя мать так из-за меня расстраивалась. Я давно привыкла, что отец на меня кричит. Это меня абсолютно не трогало. Разве что смешило. Но когда мама бросает в лицо что-нибудь вроде «ты меня разочаровала» – это и правда неприятно.
– Ладно, я действительно иногда принимаю наркотики, – признала я.
– Какие? – спросила она.
– Да ты прекрасно знаешь!
– Нет, не знаю.
– Ну, может быть, немного кокаина…
– Кокаин! – задохнулась мама. Она застыла, будто я, по меньшей мере, дала ей пощечину. Она же ничего не понимает в этом. Люди ее поколения содрогаются от ужаса при одном лишь слове «наркотики».
– Ну и как? Клево? – спросила Хелен, но я не обратила на нее внимания.
– Это только звучит страшно, – умоляюще произнесла я, глядя на маму.
– И вовсе это не страшно звучит!
Хоть бы Хелен провалилась со своими дурацкими репликами!
– Кокаин не приносит вреда и не вызывает привыкания. Его все принимают! – убеждала я маму.
– А я вот нет, – пожаловалась Хелен. – Хотелось бы попробовать.
– Среди моих знакомых нет никого, кто это делает, – сказала мама. – Ни одна из дочерей моих подруг этим не занимается.
Я очень старалась совладать со вновь нахлынувшей яростью. Послушать маму – я единственный человек в целом мире, который когда-либо оступался или ошибался. «В конце концов, – воинственно подумала я, – ты – моя мать, и это ты сотворила меня такой, какая я есть!» Но, слава богу, – видимо, у Джереми Бидла как раз был обеденный перерыв, – мне как-то удалось удержаться от этих слов.
Перед тем как отправиться в Клойстерс, я прожила дома два дня.
Это были весьма неприятные два дня. Меня здесь не любили. Исключение составляла лишь Маргарет, которая не прошла квалификационных испытаний, а среди остальных все время шло соревнование за звание самой нелюбимой дочери, как за пост президента США. Тут существовала ротация: мы то и дело сменяли друг друга. Инцидент с моим «самоубийством» заставил Клер потесниться, и теперь мне не было равных.
Еще в аэропорту, едва я успела выйти из самолета, папа сообщил мне, что при поступлении в Клойстерс мне придется сдать кровь на анализ.
– Имей в виду, – нервно добавил он, – если ты собираешься принимать что-нибудь, нет, я вовсе не утверждаю, что ты собираешься… но если… то анализ это покажет и тебя не примут.
– Папа, – ответила я, – повторяю: я не наркоманка, так что не о чем волноваться.
Я едва не добавила, что как раз накануне проглотила презерватив с кокаином и теперь жду, чтобы он вышел, но с чувством юмора у папы явно было плохо, так что я не стала рисковать. Папины страхи не имели под собой никакой почвы. Я не собиралась принимать наркотики.
Дело в том, что у меня их просто не было. По крайней мере, запрещенных. То есть был, конечно, вполне добропорядочный валиум, но это не в счет, ведь я приобрела его по рецепту. Неважно, что рецепт я купила в Ист-Виллидже у опустившегося врача, которому дорого стоило содержание бывшей жены и не менее дорого – пристрастие к героину. Разумеется, мне хватило ума не пытаться провезти через границу кокаин или еще что-нибудь запретное. Я гордилась, что поступила, как взрослый, разумный человек.
Это вовсе не была такая уж большая жертва. Просто я твердо знала, что не буду испытывать недостатка в наркотиках, пока рядом Анна.
Но дело в том, что Анны-то рядом как раз и не оказалось. Из скупых и осуждающих маминых фраз я узнала, что Анна не нашла ничего лучше, как поселиться со своим дружком Шейном. А этот мальчик умел развлечься! Про него говорили: «Шейн живет на полную катушку!» На износ. До упора.
Странно, но я тосковала не по кокаину, а по валиуму. То есть это не странно: столь быстрые и существенные перемены в моей жизни, естественно, были для меня потрясением, а кроме того, я очень болезненно переживала натянутые отношения с матерью. Неплохо было бы снять напряжение. Но мне удалось удержаться и не принимать спасительные белые таблетки. Я действительно хотела попасть в Клойстерс. Если бы у меня было побольше времени (и хоть сколько-нибудь денег), я бы даже купила себе новую одежду для Клойстерса.
Какая сила воли! И они еще называют меня наркоманкой. Каково!
Два дня я спала. Это было самое лучшее, что я могла сделать. Меня плохо встретили, я была расстроена, и вообще, меня тут все ненавидели. Несколько раз пыталась позвонить Люку. Конечно, не надо было этого делать. Он так на меня разозлился тогда, что надо бы дать ему время остыть и успокоиться. Но я ничего не могла с собой поделать. Нарвавшись на автоответчик, я вовремя взяла себя в руки и не оставила сообщения.
Конечно, я бы позвонила снова. Когда я не спала, у меня то и дело возникало непреодолимое желание это сделать. Но папа недавно получил очень большой счет за телефонные переговоры (кажется, по вине Хелен) и установил круглосуточное наблюдение за телефоном. Так что стоило мне набрать номер, он тут же навострял уши, даже если находился в этот момент за четыре мили от дома и играл в гольф. Если я набирала больше семи цифр, то не успевала набрать восьмую, как он врывался в холл с криком: «Черт возьми, отойди от телефона!» Все это сводило к нулю мои шансы дозвониться Люку и еще сильнее раскачивало мой внутренний маятник в сторону тоски. Я словно опять стала подростком. Теперь недоставало только, чтобы он сказал: «Не позже одиннадцати! Я серьезно, Рейчел. И не заставляй меня ждать в машине, как в прошлый раз», – и я бы вновь ощутила себя четырнадцатилетней, но метр семьдесят пять ростом и с тридцать восьмым размером обуви.
С матерью отношения оставались более чем натянутыми. В день приезда, раздеваясь, чтобы прилечь вздремнуть с дороги, я почувствовала, что она смотрит на меня так, будто у меня выросла еще одна голова.
– Господи помилуй! – голос ее дрожал. – Откуда эти ужасные синяки?
Я посмотрела на себя и в первый момент подумала, что это не мое тело. Живот, руки, ребра у меня были покрыты отвратительными багровыми пятнами.
– А, это… – жалко сказала я, – наверно, это после промывания желудка.
– Боже всевышний. – Мама попыталась обнять меня. – Мне же не сказали… Я думала, они просто… Я не знала, что они применяли… силу.
Я оттолкнула ее:
– Вот теперь знаешь.
– Мне что-то плохо, – сказала она. Плохо было не ей одной.
После этого инцидента, переодеваясь, я избегала смотреть в зеркало. К счастью, был февраль, и довольно прохладный, так что даже в постель я ложилась в рубашке с длинными рукавами и закрытым воротом.
Сны я видела один страшнее другого. Например, будто в моей комнате кто-то жуткий, а я не могу проснуться. Итак, я, значит, сплю, а кто-то кошмарный проникает ко мне в спальню с намерением сделать со мной нечто ужасное. Стараюсь проснуться, чтобы защитить себя… и не могу. А между тем он, этот самый, жуткий, подходит все ближе и ближе, я в ужасе, а проснуться не могу. Я парализована. Изо всех сил пытаюсь продраться на поверхность, но задыхаюсь под тяжелым одеялом сна.
Потом мне снилось, что я умираю. Это было отвратительно, потому что жизнь как бы вывинчивалась из меня по спирали, как торнадо, запущенный наоборот, и остановить это я не могла. Во сне я знала, что стоит проснуться – и я спасена, но я не могла проснуться.
Еще снилось, что я лечу вниз со скалы, что я попадаю в автомобильную катастрофу, что на меня вот-вот упадет дерево. Стоило уснуть – обрушивался очередной удар. Я вскакивала в поту и долго не могла унять дрожь, не понимая, на каком я свете.
Почти два дня Хелен дала мне пожить спокойно. На второй день, вечером, я лежала в постели, и тут в комнату вплыла моя сестрица. Она поедала мороженое с совершенно безмятежным видом, который не предвещал ничего хорошего.
– Привет, – сказала она.
– Я думала, ты собиралась пойти выпить с Маргарет и Полом, – устало произнесла я.
– Собиралась. Но уже не собираюсь.
– Почему?
– Потому что этот прижимистый ублюдок Пол сказал, что больше не намерен угощать меня выпивкой, – злобно пояснила она. – А где прикажешь мне брать деньги? Я без работы, знаешь ли. У этого Пола зимой снега не допросишься, – добавила моя сестра и присела ко мне на постель.
– Но разве они тебя вчера не угощали? – удивилась я. – Маргарет сказала, что ты весь вечер пила двойной «Южный» и не заплатила ни за одну порцию.
– Я без работы! – взревела Хелен. – Я нищая! Чего ты от меня хочешь?
– Хорошо, хорошо, – мягко сказала я.
Я вовсе не собиралась ссориться с ней. Пол действительно был скуп, как старая монашка. Даже мама как-то сказала, что Пол способен съесть свой обед, забившись в ящик стола, и очистить апельсин в кармане. Он лишний раз не пописает, если заподозрит, что птички погреют лапки в его луже. Она, конечно, была в подпитии, когда это сказала: четверть пинты «Харпа» с лаймом. Но что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.
– Подумать только! – Хелен улыбнулась и устроилась у меня на постели поудобнее, как будто намеревалась сидеть тут долго. – Моя сестра – пациентка желтого дома!
– Это не желтый дом, – слабо запротестовала я. – Это лечебное учреждение.
– Лечебное учреждение! – фыркнула она. – Просто другое название для желтого дома. Никого ты не обманешь.
– Ты все неправильно понимаешь, – я попыталась еще раз ее образумить.
– Люди будут переходить на другую сторону улицы, завидев тебя, – радостно пообещала она. – Станут говорить: «Вон идет Уолш, ну, та девица, у которой съехала крыша и которую заперли в сумасшедший дом». Вот что про тебя будут говорить.
– Заткнись.
– А некоторым, из-за Анны, будет не понять сразу, о ком речь, и они будут спрашивать: «Которая из девиц Уолш? Кажется, у них там было две нарко…»
– Там лечатся поп-звезды, – прервала я ее, выложив свой главный козырь.
Это сразу сбило ее с мысли.
– Кто? – переспросила она.
Я назвала парочку имен, и это явно произвело на нее впечатление.
– Правда?
– Да.
– Откуда ты знаешь?
– Я читала в газетах.
– А почему же я никогда об этом не слышала?
– Хелен, ты не читаешь газет.
– Да? Да, действительно не читаю, а зачем мне их читать?
– Чтобы узнать, что звезды лечатся в Клойстерсе, – мстительно ответила я.
Увидев кислую физиономию Хелен, я почувствовала, что вознаграждена сполна.
– Ты, конечно, ушлая, – она быстро пришла в себя, – но знаешь, ты уже не будешь себе казаться такой крутой, когда станешь метаться по запертой камере в их фирменной рубашечке, знаешь, в такой, с очень длинными рукавами.
– Не окажусь я в запертой камере, – уверенно парировала я. – Я буду тусоваться со знаменитостями.
– Что, там, правда, бывают звезды? – Видно было, что заинтересованность Хелен нарастает, хотя она изо всех сил старалась ее скрыть.
– Да, – заверила я ее.
– Точно? – все еще сомневалась она.
– Точно.
– Точно-точно?
– Точно-точно.
Повисла довольно долгая пауза.
– Круто! – Кажется, ее проняло. – На вот, возьми, – она протянула мне то, что осталось от рожка мороженого.
– Спасибо, не хочу, – отказалась я. Мне было противно даже думать о еде.
– Я тебя не прошу доесть его, – возразила Хелен. – Я тебе просто отдаю это. Мне уже осточертели эти рожки. Сколько раз говорила папе, чтобы он покупал брикеты, но он по-прежнему возвращается из магазина с проклятыми рожками. Кроме одного раза… Знаешь, что он купил тогда? Мятные брикеты. Представляешь, мятные! Ну вот скажи…
– Я не хочу мороженого, – перебила я Хелен, решительно отпихнув от себя противный подтаявший рожок.
– Ладно, все равно пусть остается у тебя, – Хелен пожала плечами и положила мороженое на тумбочку у моей кровати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56