«Садитесь, будьте как дома», – и включила кипятильник, достав потрескавшуюся фаянсовую чашку.
– Все думаю и думаю про смерть Джелло, – осторожно начала Эллен в расчете на откровенность монашки.
Сестра Кларита закивала.
– Это совершенно естественно, милая, всегда мы спрашиваем самих себя, а не могли мы еще что-нибудь сделать, чтобы сберечь тех, кого любили.
– Нет, мне кажется, себя винить у меня нет оснований, не знаю вот только, все ли сделал, что мог, доктор Вандерманн. – Эллен сознавала, что вступила на опасный путь, но никак не могла изобрести обходных маневров.
Сестра Кларита устало опустилась на стул с нею рядом. Эллен вся напряглась, однако монашка сидела молча. Словно бы изучая распятие на противоположной стене, она тяжко вздохнула.
– Иисус заповедал нам: «Не судите!» – и стало быть, не нам воздавать другим людям за их упущения, не нам.
– Сестра! – Эллен просто ушам своим не верила. Выходит, и монашка подтверждает ее подозрения.
Но сестра лишь поднесла палец к губам.
– Замышляя отмщение, так легко быть неправым и неправедным. Допустите только, чтобы ненависть взяла в вашем сознании верх над любовью, и тогда зло торжествует свою победу.
– Но, сестра, что именно… Монашка резко поднялась со стула:
– Наш чай готов! – Это прозвучало так радостно, словно они беспечно болтали о погоде. Все ясно, задавать ей какие-либо вопросы не имеет смысла.
В руках Эллен появился чай, от которого пахло ромашкой.
– Выпейте, выпейте, это сразу успокаивает.
– Спасибо, – промямлила Эллен, смутно понимая, что этот чай действительно хорошо на нее подействовал в прошлый раз.
– Очень мне жаль, – сказала сестра Кларита, потягивая из своей чашки, – что я вам почти не смогла помочь с похоронами. Мне слишком поздно об этом сказали.
– Полноте, сестра, вы такие чудесные цветы прислали!
– Но ведь это был ваш друг, значит, надо было и мне что-то от себя добавить. – Она похлопала рукой по сундучку, на котором они сидели. – Ну хотя бы вот этот гроб.
– Что? – Эллен в изумлении посмотрела себе под ноги. Сундук как сундук, хорошее дерево, что-то вроде тумбы для телевизора, только пошире и намного длиннее. Хватит места, чтобы… – О Госпди!
– Да-да, это гроб. Без изысков, но вполне добротный. И я сама его изготовила. Уж будьте уверены, трудов потребовалось немало. Вы рукой проведите, видите, как гладко? Ну так я две недели только шкурила дерево, вот что. – Монашка любовно провела ладонью по доскам.
Сама того не желая, Эллен сделала то же самое – и правда, не доски, а просто шелк, даже чуть влажное что-то, как на дорогих тканях.
– Пока что постель мне заменяет, кладу матрасик, подушку, очень удобно. Вам нравится?
Эллен не находила слов. Ну как можно хвалить человеку его собственный гроб?
– Да, неплохой, – выдавила она из себя, наконец. – На тумбу похож.
– А это и есть тумба, только в тумбу всякие дорогие вещицы складывают, а сюда положат меня, чтобы мне уж ни о чем таком не думать, только про ответ свой перед Богом.
– Оставьте, сестра, ну зачем такие мрачные мысли?
– Ничуть они не мрачные, милая. – Глаза сестры Клариты сияли. – Так радостно избавить от страха смерти. Почему считают, что смерть самое страшное горе, она же должна как радость и как освобождение восприниматься! Мы покидаем эту юдоль, чтобы очутиться в своем истинное доме, где приготовлено для нас место. А это… – она опять провела рукой по ящику… – служит мне напоминанием, что час моего освобождения близок.
Эллен залпом допила чай. Скорей бы отсюда выбраться! Слишком уж все сразу: смерть Джелло, предательство Рихарда, да еще сиди, пей чай на гробе и слушай, какая это радость умереть.
Просто безумие какое-то, а ее в последние сутки и без того безумие преследует на каждом шагу.
Такси медленно ползло по Бруклинскому мосту, битком забитому машинами, – поддень, час пик. Бен радовался, что решил обойтись сегодня без своей машины; с ума бы сошел, сидя сам за рулем, в этакой пробке. И куда, хотел бы он знать, все они едут? Ведь рабочее время, вот и занимались бы делом; ну хорошо, пошли бы куда-нибудь перекусить, если у них перерыв.
Он разглядывал из окна идентичные башни Всемирного торгового центра, две гигантские постройки, которые тут чуть не рухнули, страшно и подумать, какие бы от них образовались завалы. А ведь все именно так и могло получиться, если бы террористы были посообразительнее, упрятав динамит туда, где взрыв дал бы самую сильную волну – и тогда не спасли бы никакая массивность, никакой бетон.
Башни эти ему никогда не нравились. Только загромождают замечательную панораму небоскребов, которой они с Милтом часто любовались, сбежав на балкон от разговоров Сары. Забавно, что все самые знаменитые снимки Нью-Йорка – с панорамой небоскребов, подсвеченных заходящим солнцем или залитых неоном огней ночью, – делаются отсюда, из Бруклина. А те, кто выкладывают сумасшедшие деньги за то, чтобы жить на Манхэттене, ничего этого и не видят, только стены громад, наступающие со всех сторон.
Он взглянул на часы: почти полдень. Хорошо бы Милт уже достал выписки, когда он до него доберется. Бен позвонил ему из дома, и Милт сказал, что постарается, на все кнопки нажмет, какие ему доступны. А уж если Милту это не удастся, нечего и пытаться действовать через кого-то еще.
Хотя, если честно, не хотелось Бену во все это ввязываться, ему совсем не улыбалась перспектива сопровождать Эллен, когда она пойдет в прокуратуру, ждать с нею вместе, какое будет вынесено решение собирать бумаги, из кожи вон лезть, чтобы упрятать убийцу Джелло за решетку. Ему в общем-то все равно, убийца Рихард или нет. Ему бы одного хотелось: чтобы опять началась нормальная жизнь, вернулись те счастливые денечки, какие у них были, пока не случилась эта авария с вертолетом. Чтобы наверстать время, по глупости им растраченное, и просто сидеть дома и любить ее. Может, ее уже выписали, и она добралась до квартиры, пока он тут торчит, зажатый со всех сторон автомобилями… А, черт!
– Так какой адрес-то, повторите, – попросил водитель.
– Лексингтон, угол сорок третьей.
Добираться еще кварталов десять, а поток машин словно и вовсе замер.
– Остановите, пожалуйста, дальше я пешком дойду.
– Как хотите, – водителю, кажется, это тоже по душе.
Бен сунул ему лишний доллар и выпрыгнул на тротуар.
Господи, до чего он не выносит Манхэттен! Все несутся, словно крысы, разбегающиеся после потравы, везде полно каких-то грязных типов, торгующих кто кошельками, кто часами прямо из картонных коробок. Вовсю стараются ухватить лишнюю пятерку-десятку, а уж каким способом – неважно.
Ну вот, наконец, и здание, где контора Милта. Лифт доставил его на сорок первый этаж, холл там напоминал полотно футуриста – марсиан бы сюда, когда прилетят, им понравится, совсем как дома. Ага, вот и литеры немыслимых размеров – З.А., надо понимать, «Знаменитые артисты», а под этими литерами столик и за ним красивая секретарша. Милт говорил ему, что в Калифорнии под этой аббревиатурой все, кому не лень, приписывали другую: Л.А. – З.А. из Лос-Анджелеса, так и агентство их все там называют, «Зала».
– Могу я переговорить с Милтом Шульцем?
– Ваша фамилия, пожалуйста, – улыбка приклеена, хорошо ее выдрессировали.
– Да это же Бен Джекобс! – загремел за его спиной чей-то голос.
Он обернулся и тут же попал в объятия Дона Арнольда, страшно ему обрадовавшегося. Опять немножко лишнего веса набрал.
– Вижу, все вижу, Бен, сейчас меня начнете ругать, что упражнения забросил, так? Но я просто дожидался, когда вы опять станете работать, а теперь я буду, обещаю, что все буду делать.
– Вот то-то, чтобы с завтрашнего же дня! – и Бен шутливо погрозил ему пальцем.
– Вы ведь не знакомы с моей женой? – Дон обнял красавицу-блондинку, стоявшую рядом. По фотографиям в журналах Бен узнал ее сразу. Так это и есть та сучка Доуни.
– Мистер Джекобс, я вам бесконечно благодарна, вы так помогли Дону! – Она протянула ему холеную ручку, на которой красовалось кольцо с гигантским бриллиантом.
– Видали, Бен? – Дон хвастливо ему подмигнул. – Я ей подарил на нашу помолвку.
Оба рассмеялись.
Бен не понял, что тут такого забавного, они вроде как успели уже развестись, разве нет?
– Знаю, Бен, знаю, о чем вы. – Дону нравилась его роль ясновидящего. – Но вот последняя новость: вчера окончательно завершился наш бракоразводный процесс. И мы решили, что это надо отметить…
Бен кивнул, все еще не сообразив, что дальше.
– И вот что из этого вышло, – Дон так и сиял. – Мы немножечко выпили – всего коктейль, Бен, ну хорошо, два, я по-прежнему форму соблюдаю. – Он заржал. – Ну, короче, мы обо всем договорились, покончили со всеми проблемами, а потом сели в машину, добрались до Мериленда и там, в Элктоне, нас опять поженили!
– Романтично, согласитесь, мистер Джекобс. Очень романтично! – зачирикала Доуни, с обожанием глядя на Дона, который легонечко поглаживал ее по попке. – Вот пронюхают в газетах, представляете, какие заголовки будут!
Один из телохранителей, державший двери лифта открытыми, пока шел этот разговор, окликнул их: «Мистер Арнольд, миссис Арнольд, вы опаздываете!»
– Поехали с нами, Бен, – предложил Дон. – Пообедаем вместе, у нас компания замечательная.
– Спасибо, но, к сожалению, не смогу.
– Жаль, но ничего, скоро увидимся, да? Скажу администратору, чтобы с вами связался, договоримся о времени, когда мне заниматься.
– Отлично, – сказал Бен. – И вот еще что, Дон…
– Да? – двери лифта чуть не защемили звезде нос.
– Вы, когда меню будете читать, подумайте, сколько раз придется отжиматься от пола за каждую лишнюю калорию, ладно?
– Все понял! – из лифта послышался бурный хохот Дона, и тут в холле появился Милт.
– Бедолага! – сочувственно сказал он, кивнув в сторону лифта. – Эта поблядушка второй раз ему в нос кольцо вдела.
– Мне тоже его жаль, – согласился Бен, – но, в конце-то концов, пора бы уже ему повзрослеть хоть немножко.
– Ну, он из тех, кто самой дорогой ценой уроки взрослой жизни оплачивает.
– Ага, вроде меня. Я сам только сейчас стал взрослым. Милт хмыкнул и повел его к себе в кабинет.
– Вот что, Милти, не хочу тебя отрывать от обеда, раз теперь перерыв, ты просто отдай мне бумаги, если достал.
Милт со вздохом опустился в кресло за своим рабочим столом.
– У меня неважные новости, молодой человек, неважные. Девушка эта твоя, похоже, и правда кое-что вынюхала. Я сам на этого Вандерманна всегда косо смотрел.
– Но выписку достать тебе не удалось? – нетерпеливо перебил его Бен.
– Нет, история болезни и вообще все, относящееся к этому делу, изъято до последней бумажки и отправлено в Японию.
– Быть не может!
– Они имеют право.
– А клиника, неужели клиника не оставляет себе копии?
– Сынок настоял на том, чтобы никаких копий не делалось.
– Может, ты бы позвонил ему в Японию, а?
– И что я должен ему сказать? Что мне нужна история болезни его папаши, поскольку тот будет фигурировать в деле о предумышленном убийстве?
– Нет, конечно, не так, но ты же этого японца знаешь, выдумай что-нибудь.
– Послушай меня, Бен. Этот молодой Хасикава ненавидит американцев, понятно? А я в его списке на уничтожение стою под вторым номером.
– Хорошо, что не под первым.
– Нет, под первым стоит Майкелсон. И по делу, должен признаться.
Бен улыбнулся. Милт про своего босса всегда умел сказать замечательно.
– Так зачем же ты к нему вернулся?
– Ну, видишь ли, а что мне оставалось делать? – Милт печально склонил голову. – У него теперь новый план, связанный с банком «Лионский кредит», и без меня ему не обойтись.
– Так значит, они теперь покупают студию?
– Ронни в этом убежден. Сходи к нам в конференц-зал, там стол новый установили, стиль – французский провинциальный модерн.
Бен расхохотался. А что остается? Эллен, разумеется, расстроят эти новости, но обойдется как-нибудь, зато вся противная история, в которую она ввязалась, глядишь, придет к завершению.
Глава XXVIII
Эллен протянула руку, чтобы погладить его, но нащупала только прохладную простыню там, где он должен был лежать. Тут же проснулась с ощущением ужаса. Это правда, что Бен был рядом, или, может быть, ей это только приснилось?
Тут она вспомнила: он вернулся от Милта ни с чем, старательно ее убеждал, чтобы она отказалась от своей идеи преследования Рихарда.
Она не может этого, она пойдет до конца.
– Ладно, но тогда, прошу тебя, не будем больше об этом сегодня, – взмолился он.
– Не будем, – в конце концов уступила она. Сил просто не оставалось с ним спорить. Она чувствовала себя бесконечно усталой.
– Давай где-нибудь поужинаем, в хорошем ресторане, а?
– Устала я. – Но, увидев разочарование на его лице, Эллен поспешила добавить: – И вообще, куда лучше просто посидеть спокойно дома, вдвоем.
– Ну, если ты так хочешь… – лицо его прояснилось, – тогда я пошел на кухню готовить. Самое твое любимое блюдо приготовлю, сандвичи, и чтобы масла побольше, а потом желе. – В глазах его играл насмешливый огонек.
Она улыбнулась, подошла к нему поближе, обняла. «Ты лучше всех на свете», – шепнула Эллен чуть слышно.
Сандвич был скоро готов, и она, чтобы угодить ему, заставила себя куснуть раз-другой, хотя аппетита совсем не было.
– Вот уж завтра мы устроим себе настоящий праздник, – пообещал себе и ей Бен. – Утром у меня несколько человек записались на занятия, но освобожусь я не поздно, и давай себе что-нибудь позволим, а? Давай, например, в Кэтскиллские горы на машине съездим, если ты не против.
– Не смогу, милый, очень жаль, но не смогу, мне завтра снова на обследование.
– Какое еще обследование? – видно было, как он встревожился.
– Да не беспокойся ты, пожалуйста, просто затеяли эту ерунду с гастроскопией, а там что-то не получилось, вот теперь и приходится делать дополнительные анализы.
– Как это не получилось? Ты что-то от меня скрываешь.
– Да сама не знаю, как. Оборудование самое новое, датчики там и прочее, целое состояние стоят все эти игрушки, а потом оказывается, что запись неудачная или еще что.
– Стало быть, все заново?
– Нет, не так. Доктор О'Брайен еще что-то выдумал.
– Что именно, не знаешь?
– Ой, Бен, он так долго, так подробно все это мне объяснял, что я совсем запуталась. Да и думала я при этом совсем про другое.
– Эллен, ну как так можно, ведь речь о твоем здоровье идет. Надо внимательнее ко всему относиться. Я все понимаю, Джелло умер, ты потрясена, но все-таки…
– Ну хорошо, хорошо, завтра буду очень внимательно все слушать. Не надо меня ругать, Бен. Устала я сегодня, даже огрызнуться нет сил.
Он обнял ее и, не отпуская, так и укачивал, пока она не задремала.
Вот это она и помнила сквозь сон – его руки, укачивающие ее, как в раннем детстве. Куда он подевался? Господи, да просто поздно уже, он, должно быть, уехал в свой зал.
Она вылезла из постели, поковыляла на кухню: скорее чашку кофе, а то она как в полуобмороке.
Бен все предусмотрел. Кофейник стоял на плите, только включи, на столе все было приготовлено для завтрака. Как постарался-то, вон и скатерка свежая постелена (что-то она такой у себя не помнит, должно быть, специально им куплена), и подносик с клубникой, и молоко, и хлопья. А рядом с ее прибором записочка:
Дорогая Эллен, не стал тебя будить, отдыхай как следует. Я освобожусь часов в 11 и заеду, чтобы отвезти тебя в больницу на твое обследование.
Внизу стояла крупная буква «Б», а под ней рисунок – лицо, расплывшееся в счастливой улыбке, и надпись «Это я», – а ниже печальное, злое личико, под которым стояло «А это ты».
До чего он заботливый, до чего трогательный, а ведь по виду можно подумать, что обычный старый человек, как все они, раздражительный и колючий.
Она взглянула на оставленный ей завтрак, но даже мысль о еде отозвалась волной неприятных ощущений. Может быть, попозже. А сейчас она поедет в больницу, чтобы приступить к осуществлению следующей стадии, как было намечено в ее плане. Что бы там ни говорил Бен, она не успокоится, пока Рихарда не накажут за его злодеяние.
Ей повезло: мистер Грабовски, управляющий больницей, согласился уделить ей несколько минут, хотя она не записывалась к нему на прием. Она вошла в кабинет и увидела, что всегда жизнерадостный, бодрый администратор сегодня чем-то не то удручен, не то выведен из себя.
– Входите, Эллен, входите, рад вас видеть. Кстати, я и сам собирался вас вызвать.
– Да? – Она была удивлена, впрочем, может быть, ему сообщили про ее недомогание.
– Видите ли, я хотел кое-что с вами обсудить, касающееся доктора Вандерманна, – он все никак не мог найти удобной позы в своем непомерно большом кресле, хотя ему, расплывшемуся до немыслимых размеров, оно бы должно быть как раз впору. – Мне ужасно жаль, что все так получилось.
– Так вы знаете? – Эллен от изумления чуть не потеряла дар речи.
– Да, доктор Вандерманн подал мне подробную объяснительную записку.
– И все в ней признал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33