), мучные изделия, деликатесы – да это целые магазины внутри супермаркета; если угодно, отсюда можно унести домой готовый обед – все до мелочей предусмотрено; или вот картонки со льдом и прорезанным окошком, чтобы было видно, какой внутри йогурт, какое молоко, обезжиренное там или, наоборот, обогащенное, а может, без молочного сахара, а бывает, пополам со сливками. Цены, разумеется, тоже произвели свое впечатление. Он-то помнит, когда кварта молока шла за пять центов.
Они двигались с Эллен вдоль бесконечных стеллажей, и он, толкая тележку, давал ей указания, что снять с полочек, – иногда ей для этого приходилось становиться на цыпочки. Ничего, для спины такие упражнения полезны, а по-другому делать их ее не заставишь. За корнфлексом из чистой пшеницы ей пришлось вытянуться изо всех сил.
– Вы правда это хотите? – на ее лице появилась гримаска.
– Конечно.
– Ладно, тогда для себя я возьму вот что, – и в тележку полетел большой пакет картофельных чипсов.
– А вы это правда хотите? – передразнил ее Бен.
– Да уж будьте уверены, что хочу, мне без этого и за стол садиться неохота, а вы ведь обещали, что не станете меня ругать за мои привычки.
– Помню, обещал, вы уж извините меня. Мое дело простое: сумки таскать, да «что угодно, мэм», «конечно, мэм».
Он повертел в руках пакет с чипсами, прочел рецептуру и только присвистнул.
– Нет, вы посмотрите, сколько тут соли! Неужели вам все равно, какое у вас будет давление?
– Ну, не надо, Бен, – вздохнула она.
Но он не отступал.
– Человеку необходимо всего лишь двести двадцать миллиграммов соли в день, а видите, что тут написано? От таких доз что угодно может быть: и удары, и рак желудка… Вот у вас все время желудок побаливает, вы сами мне говорили, – так это потому, что соль там все у вас разъела.
– Господи Иисусе! – взмолилась она, вырвала у него из рук чипсы и поставила пакет обратно. – Да покупайте вы, что хотите! – и пошла к прилавку с журналами.
Бен помотал головой. Он уже достаточно ее изучил, чтобы не обижаться, когда на нее нападали такие капризы, да и хорошо, что так, он теперь волен покупать все по-настоящему ей полезное.
Когда он подходил к кассе, в тележке у него была целая гора продуктов. Очередь, к сожалению, оказалась длиннющая. Им по воскресным дням надо бы дополнительных кассиров ставить.
Бен терпеливо ждал, Эллен перелистывала какой-то блестящий еженедельник. Ага, «Глоуб», и на первой же странице фотография унылого Дона Арнольда, который с грустью смотрит на свою светящуюся торжеством жену, а заголовок гласит: ДОУНИ ДОБИЛА ДОНА.
Чтобы не так скучно было стоять, Бен купил «Спортс иллюстрейтед», а когда вернулся в очередь, оказалось, что перед ним невесть откуда взявшийся мужчина в застиранной майке держит упаковку из шести банок пива. Это что же такое, лезет вперед всех и даже разрешения не спросит.
– Послушайте, встаньте в очередь, как все, – обратился к нему Бен.
– А я тут и стою, как раз перед вами, – с наглой улыбкой ответил любитель пива.
– Нет, не стоите.
Мужчина не спеша повернулся к нему, взглянул, набычившись.
– Ты чего шум поднял, старичок?
– Вы где-то позади меня, – твердо сказал Бен, – займите свою очередь, и никакого шума.
– Вот так, что ли, а, папаша? – толстяк стоял теперь за Беном, но так тесно к нему прижавшись, что дышал ему пивными парами прямо в затылок.
– Вот так, – осклабился Бен.
Впереди, у кассы, стоял автомат для мороженого, и в его стеклянной дверце хорошо было видно происходящее в очереди. Поставив пиво на пол, мужчина в майке занес кулак, но, прежде чем удар был нанесен, Бену удалось, перенеся тяжесть тела на левую сторону, правым локтем заехать нападающему в живот. Тот качнулся назад, потерял равновесие и хлопнулся прямо на стеллаж с детским питанием, попутно сокрушив и свое пиво в упаковке.
– Ну что там такое опять? – бросилась к нему Эллен. – Ну почему вы каждый раз затеваете драку, куда мы ни пойдем?
Бен взглянул на нее, печально покачав головой.
– Зря вы меня ругаете, просто он споткнулся, видимо, недоглядел. Вечно я у вас во всем виноват.
Нападавший – весь в крови от бутылочек с детской смесью – пытался подняться на ноги и вопил, что ему сломали шею.
На шум подбежал администратор супермаркета. Бен поторопился расплатиться, и они улизнули.
Эллен осталась перекладывать покупки, пока он подгонял автомобиль. Только в Нью-Йорке в любом супермаркете установлены заграждения, так что нельзя с тележкой пройти прямо к машине. Подъехав, он увидел, что Эллен все никак не оторвется от «Глоуб».
– Что вам так интересно, это же одни сплетни.
– А мне сплетни нравятся, к вашему сведению.
– Не знаю, что тут может нравиться: то какие-то дети родились двухголовые, то марсиане гуляют по Сиэтлу, то обнаружены блохи крупнее собак…
– Ну, про такое я и читать не стану. А вот это любопытно, – и она указала на фотографию Дона с Доуни.
Пожалуй, она не так уж неправа. Действительно, любопытно.
– Хотя так все размазывают, ужас просто. Хотят на слабостях человеческих поиграть. Вот, представьте себе, что открываете журнальчик, а там во всю полосу: РИХАРД ЗАСАДИЛ ДЖИНЕ, А ЭЛЛЕН РЯДОМ! – как вам это понравится?
Она молча посмотрела на него.
– Да, пожалуй, вы правы, – и журнальчик полетел в мусорный бак, когда он завел машину.
Глава XI
Суперобложку сделали почти такой, как воображала Эллен: в центре большое красного цвета сердце, над ним заглавие – «Биение сердца. Что может трансплантация», а пониже имя автора – Рихард Вандерманн, доктор наук; о том, что он доктор наук, сообщалось чуть менее крупным шрифтом. В сувенирный киоск в холле больницы завезли несколько десятков экземпляров из самого первого тиража, сочтя, что пациенты и сотрудники все быстро раскупят. Она достала с полки пахнувшую краской книгу. Фотография Рихарда самая импозантная: белоснежный халат, на шее стетоскоп и смотрит на читателя в упор. Был бы в обычном одеянии хирурга – помятом, топорно скроенном – никто бы и внимания особого на него не обратил, тем более что лицо оказалось бы прикрыто маской, а красивые волосы не очень-то рассмотришь под шапочкой.
– Красавчик, прямо не оторвешься, – прокомментировала Голди, заглянув через ее плечо.
– Спорить не стану, – вздохнула Эллен.
– Но ты, надеюсь, не собираешься за свои деньги книжку эту покупать?
– Нет, просто хотела взглянуть, как получилось.
– Я бы на его месте тебе целую пачку презентовала, уж так ты на него поработала, так поработала…
– Мне ничего, слышишь, ничего от него не нужно.
– Вот это да, просто кремень, – Голди хлопнула ее ладонью по спине. – Ну, хорошо, что ты вроде бы пришла в себя.
– Да тут и сомневаться нечего, Голди, я уже пять месяцев ни словом с ним не обмолвилась. Почти пять месяцев.
– Знаю, только боюсь, ты все ждешь, когда он на коленях к тебе приползет просить прощения.
– Исключено. Все в прошлом, как отрезало. – Эллен говорила твердо и ясно. – Ты была права, Голди, я в самом деле вела себя словно девчонка, которая вчера из захолустья приехала и совсем растерялась, ну, понимаешь, он такой знаменитый врач и вдруг за мной ухаживает. А теперь все это прошло, и я буду строить жизнь, как мне хочется. Хватит с меня, не такая уж я бесхребетная.
– Да ведь и хребет-то, спина твоя, тоже все лучше становится, просто чудо какое-то.
– Ну, не скажу, чтобы так уж лучше, – кисло улыбнулась Эллен. – Хотя того шарлатана, как ты выражалась, я больше не посещаю, это верно. Он и правда шарлатан.
– Вот видишь! – Голди ужасно нравилось, что ее правота в конце концов признана. – Ты меня вообще почаще слушай, а я тебе вот что скажу: хватит киснуть, надо тебе кого-нибудь нового подыскать.
– Да я не против, только вот никого подходящего не попадается.
– Ой, не смеши меня, пожалуйста. Вот что, ты в субботу свободна вечером?
– Не знаю еще. Бен едет в Джерси к дочери, проведет там выходные, так что я, глядишь, в Амстердам наведаюсь, надо бы навестить дядю Пита.
– Дядю, как же. Один старый пердун наконец-то куда-то сваливает, так тебе тут же другой потребовался? Короче, в субботу вечером будешь со мной, а о кавалерах я уж сама побеспокоюсь.
– Каких там еще кавалерах?
– Ну, Абдул ради меня тут же все бросит, а для тебя пригласим Ахмеда, его брата.
– Но, Голди, послушай…
– Знаю, все знаю. Абдула ты видела, и он тебе не по вкусу. Так я вот что тебе скажу: он из всего помета самый неудачный. Зато брат у него – да за ним любая вприпрыжку побежит.
– Голди, ну зачем ты…
– Рост под сто девяносто. Мог бы в баскетбол играть за «Никс», но вместо этого пустился в науку. Преподает английскую литературу в университете, книгу пишет… как знать, глядишь, скоро ассистентом профессора заделается.
– Ах вот оно что, пишет книгу. Значит, я ему самая пара.
– Ну, по крайней мере, вам будет о чем поговорить.
– Да уж это конечно.
– Стало быть, все решили?
– Не знаю, право…
– Решили. Не пожалеешь, с ними нам будет очень весело.
Небо надвинулось, как стальной козырек над порогом, набухло бесконечным ноябрьским дождем. Ветер все усиливался и, проезжая по Веррацано Нэрроуз, Бен чувствовал, как слегка раскачивается старый мост.
Ему было немного не по себе из-за того, что в этот раз он не сможет помочь Эллен, когда придет время готовить бутерброды на воскресенье, но, если еще раз отложить поездку к Мэрион, его совсем уж изведет чувство вины. Вот так оно всегда и бывает у евреев: то неловко, то чувство вины преследует. Подумав, он решил, что к Мэрион надо ехать непременно. Он ведь ее уже два месяца не видел.
Субботним утром на шоссе в Нью-Джерси машин было не так уж много, так что до Принстона он добрался меньше чем за час. Мэрион жила в доме – по ее настоянию он был за ней сохранен после развода, – представлявшем собой каменный особняк колониальных времен, обставленный в английском стиле, то есть всяким старьем. Похоже, в Принстоне настоящая англомания, а из общения со знакомыми своей дочери Бен вынес твердую уверенность, что многие из них старательно отрабатывают дома британский выговор.
Ему совсем не улыбалось присутствовать сегодня на ужине, устроенном Мэрион. Набьется полным-полно этих унылых интеллектуалов, которые, кроме книжек, ни о чем говорить не способны. Почему тут никогда не встретишь кого-нибудь вроде Эллен? Она вот тоже все время что-то читает, но ведь не пытается сделать вид, что по этой причине она лучше всех остальных.
Он поставил машину на обочине и по усыпанной кирпичной крошкой тропе, с двух сторон закрытой живой изгородью из самшита двинулся к дому. Всегда его ужасно раздражала эта изгородь, такая неживая, подстриженная, выровненная, как строй солдат на параде.
Достал из-под коврика ключ – Мэрион предупредила отца, что, вероятно, заедет кое-что прикупить к ужину, пусть он чувствует себя как дома. К его удивлению, она оказалась в гостиной – сидит, внимательно слушает пленку с записями своих разговоров в клинике, правда, сразу же выключила магнитофон, едва он появился.
– А, отец, приехал уже! – Она сняла очки, пошла ему навстречу, улыбаясь. Поцеловала в щеку, этакий образцовый поцелуй дочери, забрала у него сумку из рук. – Комната для тебя уже приготовлена. – Он двинулся за нею вверх по лестнице. – Ты не сможешь мне помочь в саду, надо, знаешь, листья собрать, а мне одной трудно. Из-за ветра все деревья облетели.
– Какой разговор, – успокоил ее Бен. – Прямо сейчас и примусь. – Ему нравилось что-нибудь делать своими руками, да и дождь вот-вот соберется, откладывать незачем. – Кстати, раз уж я буду в саду, не позволишь ли немножко подровнять изгородь?
– Да нет, к чему, ты ведь это уже делал в прошлый раз.
– Понимаешь, сейчас такое чувство, как будто тебя сквозь строй прогоняют, когда к двери идешь, а я попробую сделать поуютнее.
– И тогда что, не будешь тяжести ощущать?
– Конечно, только надо еще какие-нибудь маргаритки посадить на лужайке, белые там или розовые, знаешь, рядком.
Мэрион, надев очки, с минуту внимательно его разглядывала.
– Тебе нужно, чтобы дом обязательно был с садом, так, папа?
– Угу, – буркнул он, отмстив про себя, что она ни с того ни с сего назвала его «папа».
– Ну так приезжай в следующую субботу. Можно будет эту изгородь совсем снять, а вместо нее разобьем сад. Я найму кого-нибудь из студентов тебе в помощь.
– Хорошо… – он заколебался. К такому повороту Бен не был готов. И уж точно, совсем не хотел приезжать еще раз через неделю. – Только вот не знаю, как будет погода. Ведь сама знаешь, ноябрь, уж если задождит, так на неделю, не меньше.
И тут, словно подтверждая его слова, на оконном стекле появились первые капли, зашумело на дорожке. Мэрион подошла взглянуть на небо.
– Ах, незадача какая. Ведь и правда дождь, а я столько гостей сегодня позвала!
– Ничего, ведь не на лужайке же ужинать, сезон не тот, так что не вижу, чем дождь помешает.
– Просто терпеть не могу, когда понавешаны мокрые плащи, зонтики всюду мокрые расставлены, в доме сырость и так далее.
– Можно подумать, тут за один вечер все плесенью покроется. – Вечно эти ее странные привычки: и то не так, и это она не выносит, помягче бы ей, помягче. – Да и дождь… это же так по-английски.
Она бросила на него удивленный взгляд, но смолчала.
Когда Бен вышел в сад с граблями, слегка моросило. Ничего, он куда охотнее вымокнет, чем станет вести эти разговоры с Мэрион.
Но от разговоров совсем уйти не получалось. Вернувшись, он объявил, что неплохо бы вздремнуть, пока гости не пришли, но только вытянулся на софе, как в дверях появилась его дочь.
– Тебе удобно?
– Отлично, – пробормотал он, не открывая глаз. Однако она не уходила.
– Послушай, папа…
«Чего ей еще?» – сонно подумал он.
– Ты всю жизнь работал, себя не щадя, но теперь, когда умерла мама, мне кажется, тебе нет необходимости столько зарабатывать, так что прошу тебя, сбавь обороты.
– Обязательно, – ему не хотелось вступать с нею в долгие беседы.
– Я понимаю, совсем без работы ты не сможешь, но почему бы тебе не перевести свою программу на трехразовые занятия?
– Три раза в неделю? А остальное время чем заполнять?
– Напрасно ты опасаешься, вот возьмись, к примеру, устраивать туг сад, так у тебя вообще времени свободного не будет.
– Ты к чему клонишь? – теперь глаза Бена были широко открыты. Ясно, от разговора никуда не уйти.
Она присела на краешек софы.
– Понимаешь, это такой большой дом… а тебе ведь нравится твоя комната, верно?.. Ну, будешь три раза в неделю ездить через мост, не такой уж и труд, если подумать.
– Ты хочешь, чтобы я тут жил? – Он ушам своим не верил. Они же всегда не очень ладили друг с другом. Неужели Мэрион настолько одинока?
– А разве лучше жить квартирантом Бог весть у кого?
– Но мне нравится.
– Больше, чем жить с собственной дочерью? Ах вот оно что, ревность ее одолевает.
– Мэрион, давай, я уж сам разберусь, где и как мне жить.
– Но ты же говорил, что поселился там ненадолго.
– Ну, говорил.
– А живешь там уже шесть месяцев.
– Ты что, считала?
– Да, считала.
– Тебе-то что, никак не пойму.
– А то, что не хочу, чтобы из тебя делали дурака. Бен резким движением поднялся.
– Когда ты выросла, в твои личные дела я не вмешивался, даже, наоборот, оплачивал половину, чтобы только ты могла обзавестись собственным домом…
– Но при чем тут…
– Не надо меня прерывать, Мэрион. Помнишь, ты мне тогда подсунула какую-то книжку по психологии, и там было написано, что для взрослого естественно стремление ни от кого не зависеть?
– Помню, только…
– Так вот, считай, что я взрослый, и предоставь мне возможность оставаться независимым.
– Извини, папа, я никак не хотела тебя обидеть. – Она склонилась к нему, положила руку на запястье. – Но только ты сам не замечаешь, до чего изменился после маминой смерти.
От ее близости, от этих слов он утратил душевное равновесие. Встал на ноги, прошел к окну. Дождь заметно усилился, вот и трава полегла. Стучали капли, и Бен словно прочитывал выстуканное азбукой морзе: «Выметайся! Выметайся!»
– Ты всю жизнь так следил за своим телом, – талдычила, не останавливаясь, Мэрион. – Ты такой сильный, твоей форме молодые позавидуют. Но пойми, источника вечной юности еще никто не обнаружил.
– Прости, Мэрион, я не лекции слушать к тебе приехал, – усталым голосом отозвался он.
– Но ведь ты такой упрямый, ужас просто! – Мэрион явно теряла терпение. – Вот будь мама жива…
– Но мамы уже нет, а я еще живу. Мне что, тоже на тот свет убираться?
– Как тебе не стыдно! Живи подольше, только надо же быть разумным. Ты стареешь, папа. Смирись с этим.
– Хватит, не желаю я тебя больше слушать.
– Послушай, я же по специальности психолог, мне много известно такого, что не изучавшие работу подсознания знать не могут. Я всего лишь хочу уберечь тебя от потрясений… совет тебе хочу добрый дать…
– Я не твой пациент, между прочим, – сказал он, резко повернувшись к ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33