Патриция закусила губу.
– Простите.
Том смотрел на нее чуть смягчившимся взглядом. В порыве жалости Патриция наклонилась поцеловать его.
– Не надо, – резко бросил он и отвернулся к стене.
– Я вернусь, Том, – сказала Патриция.
Она торопливо вышла из палаты, осторожно прикрыв за собой дверь, поскольку оставаться там больше не могла. У лифта она привалилась к стене, пытаясь осмыслить происходящее.
Она вошла в лифт и уже собиралась нажать на кнопку, когда се нагнала сестра, что-то держа в руках.
– Доктор Киган хочет, чтобы вы приняли у него это.
Патриция посмотрела на небольшой сверток в коричневой упаковке, перетянутой ленточкой, и, не сказав ни слова, взяла его.
Она вяло держала сверток в руке, спускаясь в лифте. В вестибюле ей пришлось опуститься в кресло, так как ноги отказывались служить. Осторожно, стараясь не порвать бумагу, она развернула обертку. Внутри оказалась резная деревянная коробочка, исписанная какими-то иероглифами. Открыв ее, Патриция невольно заморгала. Перед ней сверкала россыпь бриллиантов. Осторожным движением руки она извлекла из шкатулки ожерелье, которое когда-то сама пожертвовала на больницу, руководимую Томом, на благотворительном обеде в его честь. Здесь же она обнаружила короткую записку.
«Мне очень жаль, что я не доверял вам настолько, чтобы открыть свою главную тайну. Она казалась мне слишком мрачной, чтобы извлекать ее на свет. У меня не хватило смелости – но тем самым я обидел вас, обидел ту, которая менее всего этого заслуживает. Простите меня, если сможете.
Вы дали мне это в знак любви. Любовь – бесценный дар. Примите, пожалуйста, и мою любовь тоже.
Том».
КАРТАКСО, ПОРТУГАЛИЯ
– Какого черта ты тут околачиваешься? – заорал Эмилио.
Мигель никак не отреагировал на его возглас. Поглощенный собственными мыслями, он мерял шагами грязную тропу, окружающую переполненный загон для быков. Запертые там звери рассерженно ревели.
– Мигель, ты слышишь меня? – не отставал Эмилио.
– Толпе это вроде бы нравится.
– Что за вздор! Да здешние жители просто ошалели от радости из-за того, что к ним, в маленький занюханный городишко, приехал сын великого Пауло Кардиги. А какого дурака он из себя строит – на это им наплевать.
Мигель через плечо смерил друга убийственным взглядом.
Но тот заговорил еще громче:
– Смельчак какой выискался. Не удостаивает быка взглядом, вступая с ним в прямой контакт! Он мог тебя изуродовать!
Мигель остановился и, перегнувшись через массивную бетонную стену, заглянул в загон, где беспрестанно колыхалась обтянутая черной шкурой мышечная масса.
– Но ведь не изуродовал, – хладнокровно возразил он.
– Скажи спасибо Ультимато! Только он и обратил на быка хоть какое-то внимание!
Мигель заскрежетал зубами.
– Кончай болтать ерунду! Что тебе от меня нужно?
Эмилио собрался с духом.
– Мне нужно, чтобы ты работал с быком, точь-в-точь как у меня в поместье. Как ты работал, когда глаза твоего отца сияли гордостью за сына!
– Он следил за тем, как я сижу на коне. Быка он, думаю, просто не заметил.
– А сегодня, как мне кажется, не заметил быка ты сам! Мигель повернулся лицом к другу.
– Эмилио, когда я задумал вновь принять участие в корриде, мне казалось, будто все будет, как в доброе старое время, – но мне не восстановить своих былых ощущений. Они просто… как бы тебе сказать… исчезли.
– Ах ты черт! Это еще что за напасть! Твои ощущения вернутся к тебе, когда ты сумеешь сосредоточиться на том, чем занимаешься.
На минуту в разговоре возникла напряженная пауза.
– Мигелино, умоляю тебя… В ближайшую пару недель постарайся все-таки сосредоточиться на них. – Эмилио указал на быков. – Это твои враги. Посмотри на них! Они только того и ждут, чтобы убить тебя. Один из них лишил тебя ноги. И ты хочешь, чтобы другому удалось завершить начатое тем, первым?
Взгляд Мигеля машинально обратился в сторону, куда указывал Эмилио. Быки мотали могучими головами, нетерпеливо били землю копытами; их словно бесило то, что их заперли в столь ограниченном пространстве. Еще пару дней назад они привольно бродили по лугам – а теперь оказались пленниками, которых перед отправкой на бойню ждет еще смертельный поединок с человеком.
Один могучий бык отделился от остальных и приблизился к Мигелю. Он негромко ревел и из его черного рта высовывался наружу длинный алый язык, которым бык хлопал себя то по одной ноздре, то по другой. Он казался изумительной статуей, полуденное солнце играло на его черных боках и янтарных рогах. Затем он поднял голову, посмотрел на Мигеля и глухо заревел. Что он пытался сказать человеку, возможно, своему будущему сопернику?
Но в его глазах нельзя было прочитать ничего: миндалевидные, бездонно-синие, они лишь отражали солнечный свет.
Внезапно Мигелю вспомнилась мысль, вычитанная в одной из книг, которые давала ему Патриция. Все, кто живет в нашем мире, писал автор, подразделяются на убийц и беглецов, а отличить одних от других можно по расположению на лице глаз. У беглецов глаза широко расставлены, чтобы видеть все вокруг себя, у убийц – сдвинуты к центру, чтобы легче было сфокусироваться на возможной жертве. И по сравнению с остальными земными тварями, глаза ближе всего посажены у человека.
Впервые в жизни Мигель заметил, как широко расставлены глаза быка. В этом мире он был добычей, а человек – охотником.
Бык укоризненно, не мигая, смотрел на Мигеля – и тот в конце концов отвернулся. Эмилио обнял его за плечи.
– Что же все-таки тебя гложет?
Мигель пожал плечами.
– Сам не знаю…
– Зато я знаю. Все дело в Патриции. Но тебе пора прекратить тосковать по этой девице. Вид у тебя, как у больного теленка. Мигель потупился.
– Я практически не спал после нашего последнего разговора с нею – теперь нас так немногое связывает. Она летает по свету в своем лайнере… советы директоров… заводы… Не хочу, чтобы все это затянуло в свою гущу и меня.
– Ну, а с какой стати? Ты же матадор!
– Да, пожалуй… прошлой ночью она говорила со мной так холодно… так безразлично… у меня возникло ощущение, будто…
– Ага, вон куда подевались твои ощущения!
Мигель отвернулся.
– Не уверен, что она вообще когда-нибудь приедет в Лиссабон…
– С твоими нынешними успехами ты сам не доберешься до Лиссабона! До финала!
Мигель промолчал. Как объяснить другу, что былые ощущения исчезли, потому что исчезла Патриция? Он был убежден, что между ними все кончено.
Глава XXV

НОГАЛЕС
Патриция, охваченная смущением, стояла, потупившись, а приветственные крики разносились по всему фабричному зданию.
– Спасибо, Патриция! Спасибо, Патриция, – по-испански кричали рабочие.
Митинг проходил на редкость сумбурно – Рафаэль и другие члены фабричного комитета говорили, перебивая друг друга, настаивая на том, чтобы она непременно осмотрела новую электролинию и систему канализации, они ухмылялись во весь рот, так что в цеху, казалось, стало светлее от блеска их зубов.
Когда Патриция собралась уходить, Рафаэль расчистил перед ней дорогу в толпе.
– Сегодня вечером у нас будет большой праздник – музыка, выпивка, угощение… – Облизнув губы, он принялся перечислять острые мексиканские блюда. – Вы никогда в жизни такого не пробовали.
– Мне жаль, Рафаэль, но сегодня после обеда я улетаю.
– Но как же так! И не вздумайте!
Ей не хотелось говорить ему о том, как скверно она себя чувствует всю последнюю неделю, и о том, что буквально валится с ног от усталости. Вместо всего этого она объяснила:
– Меня ждут в Нью-Йорке, мне необходимо туда вернуться.
– Ах, какая жалость! У нас будет такой замечательный праздник!
– В следующий раз, Рафаэль.
Он ухитрился подмигнуть ей своими большими глазами.
– А может, и лучше, что вы уезжаете. По крайней мере, не увидите, как я надерусь.
И он зычно расхохотался.
– Рафаэль, прежде чем я уеду, не окажете ли вы мне одну услугу?
– Все, что угодно.
– Проводите меня в колонию – есть одна вещь, которую мне хотелось бы выяснить.
– А что это?
– Я пойму, когда увижу.
Они спустились по склону холма в рабочий поселок – сейчас, в середине дня, пустынный, потому что все мужчины работали на заводе. В руках у Патриции была большая коричневая сумка.
– Позвольте мне помочь вам. Рафаэль хотел взять у нее сумку.
– Нет-нет, она совсем не тяжелая.
Им пришлось сойти с дороги, уступая место двум большим грузовикам, везущим тяжелые бетонные плиты.
– Видите, мы не теряем времени, – сказал Рафаэль. – Уже начали строиться.
Патриция улыбнулась. Потом указала на узкую боковую тропку.
– Нам надо налево… Если я правильно запомнила.
И вот наконец Патриция увидела хижину, перед которой рос крошечный розовый куст, со всех сторон защищенный от бесцеремонного вторжения острыми сучьями. Но роз на этом кусте сейчас не было.
Когда они приблизились к хижине, оттуда вышла старуха.
– Мне хочется поговорить с этой дамой, – сказала Патриция Рафаэлю. – Вы ведь поможете с переводом?
– Ну, разумеется! Сеньора Мария, – крикнул он. – К вам гости.
Старуха с достоинством дождалась того момента, когда Патриция подошла к ней.
– Я вам кое-что привезла, – начала Патриция.
Рафаэль тут же перевел это на испанский.
Патриция извлекла из сумки цветочный горшок с крошечным розовым кустом. Но на нем были два белых бутона, готовых вот-вот распуститься.
Старуха дрожащими руками приняла подарок.
– Ах… Ах…
Других слов у нее не было, но, судя по блеску ее глаз, розового куста краше этого она еще не видела. Затем, широко улыбнувшись беззубым ртом, старуха затянула Патрицию в глубь лачуги и предложила ей сесть на деревянный чурбан. Затем сказала что-то Рафаэлю.
– Она говорит, что хочет угостить вас чаем, настоенным на травах.
– Ах нет, спасибо, – запротестовала Патриция. Рафаэль опять взялся за роль толмача.
– Она говорит, что вы плохо выглядите. И что именно этот особый отвар пойдет вам на пользу.
Патриция терпеливо сидела в хижине, пока старуха поставила на керосинку ржавый котел с водой, затем перелила вскипевшую воду в котелок поменьше, куда заранее положила какие-то травы, а затем вручила напиток гостье.
Патриция взяла котелок обеими руками и отхлебнула жгучего пойла; старуха смотрела на нее пронзительным взглядом.
– Так… так… хорошо… Ты родишь сильного парня, – пробормотала она по-английски.
– Что такое?
Патриция была убеждена в том, что ослышалась.
Когда Рафаэль еще раз, уже как бы в переводе, повторил ей то же самое, старуха мягко прикоснулась к животу Патриции и принялась делать рукой вращательные движения.
– Ах, как бы мне хотелось, чтобы это оказалось правдой, – вырвалось у Патриции.
Старуха, улыбнувшись, кивнула. В ее глазах светилась мудрость столетий.
– Твой ребенок вырастет большим и сильным, как этот розовый куст.
У Патриции закружилась голова. Допив отвар, она поднялась с места.
– Большое вам спасибо, – сказала она.
Выйдя из хижины, она внезапно осознала, что больше не чувствует усталости; напротив, она была полна сил, словно старухин отвар и впрямь вдохнул в нее некую волшебную мощь.
Она в одиночестве пошла вверх по холму, оставив Рафаэля разбираться с водителями грузовиков, разгружающими плиты. Машина уже ждала ее у фабричных ворот. Выглянув напоследок из окошка, Патриция увидела очертания часовни святого Рамона; внутри, как и в прошлый раз, были зажжены свечи.
– Остановимся здесь на минуту, – сказала она шоферу. Войдя в часовню, Патриция опустилась на колени и уставилась на трепещущее пламя свечей.
Она понимала, что старуха права. Теперь ей стало ясно, почему у нее не было месячных, – вовсе не из-за перенапряжения последних недель, как она сперва подумала, – дело заключалось в другом: она была беременна. И ребенка она зачала на полу в часовне лиссабонской тюрьмы.
Она обхватила руками живот. «А теперь, что бы ни случилось, мне все равно. Даже если Мигель разлюбил меня, теперь появишься ты, малыш. И когда-нибудь ты услышишь, как радостно приветствуют тебя твои рабочие. И увидишь, как у стен этого завода расцветет сад, полный белых роз».
Она встала, подошла к ящику в углу часовни и достала из него свечу. Зажгла ее и поставила рядом с другими.
ЛИССАБОН
Мигель оглядел себя в зеркале. Полуночно-синий шелковый плащ был расшит золотой тесьмой.
– Что-то это мне напоминает, – сказал он Эмилио.
– Оно и понятно. Ты надевал его три года назад. Но я велел отчистить с него кровь.
Глаза у Эмилио весело сверкали.
Что касается самого Мигеля, то ему казалось, что прошедших трех лет словно и не бывало. Все будто случилось вчера. И вот опять с ним в грим-уборной его лучший друг – точь-в-точь, как тогда – в день, завершившийся катастрофой. Он огладил плащ, вспоминая о том дне, повлекшем за собой столь серьезные перемены во всей его жизни.
– Эмилио, этот плащ послужит мне талисманом.
Он последний раз посмотрелся в зеркало. Отражение свидетельствовало: вид у него потрясающе самоуверенный. Ему хотелось бы и в самом деле чувствовать такую же самоуверенность, на мысль о которой наводил его внешний облик.
Он боялся, что Патриция так и не появится, но она прилетела и теперь здесь, в толпе, дожидающейся его выступления. Ему так отчаянно хотелось произвести на нее впечатление, показать все самое привлекательное, чем знаменит бой быков. И он надеялся соответствовать собственным чаяниям.
– Ваш конь подан, сеньор Кардига, – сказал грум, появляясь из прохода, ведущего на арену.
Мигель подошел к Ультимато, грива которого была переплетена темно-синей лентой под цвет плаща матадора. Грум хотел помочь ему сесть на коня, но Мигель, обойдясь без посторонней помощи, легко вскочил в седло.
Эмилио подал ему треугольную шляпу с плюмажем, Мигель нахлобучил ее на голову и подмигнул другу. Еще пара мгновений – и он отыщет в толпе тревожно устремленный к нему взгляд Патриции.
– Куда ты ее посадил? – спросил он у Эмилио.
– Разумеется, в ложу для особо важных персон. Впервые присутствуя на корриде, она, естественно, должна восседать на самом лучшем месте.
– Как она выглядит?
– Так же прекрасна, как всегда.
Конь начал нервно перебирать ногами на кирпичном полу.
– Терпение, Ультимато! – Мигель потрепал его по загривку. – Осталось уже совсем немного.
И он послал коня навстречу ярким снопам света, озаряющим проем в массивных воротах, ведущих на арену.
Трубы затрубили, и ворота раскрылись. Теперь Мигелю стало видно, что амфитеатр полон до самых верхних рядов, люди сидели даже на ограде, а дети стояли в проеме мавританских арок. Он почувствовал нервную дрожь коня, когда они медленным шагом выступили на арену навстречу восторженным возгласам: «Мигелино! Мигелино!»
Конь и наездник, казалось, не обращая никакого внимания на восторженную толпу, не меняя ни темпа, ни аллюра, проследовали на самую середину арены. И застыли здесь в неподвижности до тех пор, пока рукоплескания и приветственные возгласы не смолкли и не воцарилась взволнованная тишина. Затем, повинуясь неуловимому на посторонний взгляд приказу Мигеля, Ультимато оторвался от земли и исполнил каприоле – все его четыре ноги на миг застыли на высоте трех футов от земли. Толпа восторженно заорала. Это был фамильный трюк семейства Кардига.
Изящным движением руки Мигель снял шляпу с плюмажем и медленным галопом послал Ультимато в сторону ложи для особо важных персон. Она была здесь – точь-в-точь такая, как он представлял себе заранее, – нервно трепещущая, глядящая на него во все глаза. Когда он швырнул свою шляпу в сторону ложи, ее руки взметнулись и с легкостью поймали ее. На мгновение глаза их встретились. Он победоносно улыбнулся, словно желая сказать ей: «Ничего не бойся, мы с Ультимато не подкачаем. Все произойдет так, как и должно произойти».
Еще никогда Мигель, сидящий верхом на лошади, не казался Патриции таким ослепительно прекрасным, как сейчас. Музыка, арена, наряд – все это придавало его искусству новый блеск. Они с Ультимато кружились в медленном тягучем танце, демонстрируя все движения, свидетельствующие о высочайшем мастерстве, с воистину непревзойденными точностью и непринужденностью.
Все вокруг кричали «браво!», и Патриции хотелось подхватить этот клич, но великолепие зрелища лишило ее дара речи, и ей оставалось только следить затуманившимися глазами за разыгрывающимся представлением.
И вот вновь прозвучали трубы. Теперь конь с наездником отступили в затененную часть арены и неподвижно застыли там, тогда как по рядам амфитеатра пробежал взволнованный ропот.
Резкий удар гонга, подобно внезапному выстрелу, прозвучал в настороженной тишине, ворота загона раскрылись, и взорам публики предстал разверстый черный туннель. Все замерли. И через несколько головокружительных мгновений на арену вырвался большой черный бык.
На мгновение всю арену заволокло клубами песка, взвихренного его могучими ногами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34