– Ах нет, Туман, только не ты!
Глаза Патриции затуманили слезы.
Она потянулась потрепать его по загривку, и тут Тумана затрясло. Ноги у него подкосились, он рухнул наземь. Патриция поглядела на брюхо – оно тяжело, с явными усилиями, вздымалось и опускалось. Затем он тоже застыл.
– Туман, – прошептала она – и лишилась чувств.
Просыпаться ей не хотелось. Из тумана, застилавшего сознание, медленно выплыло лицо Мигеля.
– Патриция, – позвал он. – Я здесь, Патриция… здесь, с тобой… и теперь все будет в порядке.
Она потянулась к нему и почувствовала, как его тело прикасается к ее телу. Ах, какой это был замечательный сон, ей хотелось, чтобы он никогда не кончался.
– Просыпайся, Патриция. Он легонько встряхнул ее.
Она моментально проснулась. Это действительно был Мигель! Наяву, а не во сне. Наяву! Она лежала на диване в гостиной. А он сидел рядом.
– Мигель, – произнесла она с вялой улыбкой. Он нежно поцеловал ее.
– Я решил преподнести тебе сюрприз, но, конечно, не рассчитывал, что застану здесь такое.
– Ты здесь! Ты и в самом деле здесь?!
– Да, Патриция, я здесь. Но что же все-таки случилось с лошадьми?
– Не знаю. Наверное, все дело в том, что я – проклята. Бедный Туман… О Господи, а где Лаура?
– Я не видел ее.
– Ах да, правильно, ведь она сегодня уехала в город. И не вернется до завтра. Но как мне рассказать о Тумане? Это наверняка убьет ее.
Он взял ее за руку.
– Да, жаль этого старого рысака.
– Нет-нет, это не рысак. Это любимчик Лауры!
– Да, я знаю. Пегий конь, с которым она прогуливалась по ферме. Но я уверен, что он был рысаком.
– Ты ошибаешься! Лаура взяла его еще жеребенком.
– Как скажешь, Патриция. Конечно, это не имеет никакого значения, но я видел у него на губе татуировку Жокейского клуба.
– Этого не может быть…
Их разговор прервал звук автомобильной сирены. Мигель выглянул в окно.
– Приехал ветеринар.
– Мне надо немедленно поговорить с ним.
– Нет, Патриция, тебе необходимо отдохнуть.
– Пожалуйста! Мне сейчас не до отдыха! Вздохнув, он обнял ее за плечи и помог подняться. Они вдвоем пошли на луг, где ветеринар беседовал с Эдгаром.
В дальнем конце луга бульдозер рыл могильные рвы для павших лошадей.
– Ну, доктор Кронин, вы разобрались? – спросила Патриция.
– Да. Лошади были отравлены.
– Отравлены? – шепотом переспросила Патриция.
– Чем они были отравлены? – сохраняя спокойствие, осведомился Мигель.
– Моненсином.
– Не может быть! – заорал Эдгар, его лицо побагровело от гнева. – Корм для кур мы всегда держим отдельно.
– Доктор Кронин, – сказала Патриция, – я ничего не понимаю.
– Моненсин, мисс Деннисон, это антибиотик, добавляемый в птичий корм и в корм для крупного рогатого скота. Для лошадей он в высшей степени токсичен. Наверняка, им дали его по ошибке.
Эдгар не мог сдержать ярости.
– Нет, черт побери! Нет! Этого не может быть!
– Но, может быть, – вступилась Патриция, – корм перемешался в результате пожара…
– Да нет же! Я сам все проверил!
– Эдгар, пожалуйста, успокойся, никто тебя не винит.
Эдгар резко пошел прочь, на ходу бросая отрывистые команды конюхам, занятым погребением лошадей.
Патриция поглядела на труп Тумана и судорожно сглотнула.
– Мигель, не кажется ли тебе, что с ним следует подождать. Возможно, Лауре захочется при этом присутствовать…
– Ты права, Патриция… Возможно, ей и впрямь этого захочется.
И Мигель, наклонившись к мертвому коню, завернул ему верхнюю губу.
Глаза у Патриции полезли на лоб. Вот оно как! Татуировка Жокейского клуба. Номер У-65-82551.
Глава XXII

НЬЮ-ЙОРК
Лаура Симпсон, появившись в суде на свидетельском месте, выглядела весьма необычно: на ней было дорогое платье с цветочным орнаментом – сирень и розы; волосы тщательно вымыты и аккуратно причесаны; руки скромно сложены на коленях.
– Мисс Симпсон, хочу поблагодарить вас за то, что вы пришли сюда выступить свидетелем защиты по делу мисс Деннисон, – начал Хови.
Лаура благодарно улыбнулась ему.
– Я счастлива сделать это; Патриция – моя лучшая подруга.
– Как раз сейчас дружба нужна ей, как никогда ранее, – вполголоса пробормотал Хови.
Он прочистил горло, подошел к столу, наполнил стакан водой. Посмотрел на Патрицию, сидящую, понурив голову, на Мигеля, расположившегося за ее спиной и не спускающего с нее встревоженного взора. Отпил воды и повернулся к Лауре.
– Мисс Симпсон! Мне хочется задать вам несколько вопросов относительно поведения вашей подруги в эти весьма нелегкие для нее дни.
Лаура одернула платье на коленях.
– Я готова, мистер Биндер.
– Когда самым таинственным образом был погублен розарий Патриции, вы находились при ней неотлучно?
– Да, это так.
– Она любила свои розы?
– Любила.
Лаура подтвердила свой ответ кивком.
– Кстати говоря, ведь большую часть этих роз она отправляла в больницы и в приюты для престарелых, не так ли?
– Совершенно верно.
– А когда она обнаружила, что розарий, которым она занималась со столь великим тщанием, оказался загублен, какова была ее реакция?
– Она сильно плакала.
– Совершенно естественная реакция, не правда ли, мисс Симпсон?
– Мне кажется, так.
– А не произошло ли еще чего-нибудь – более драматического?
– Что вы имеете в виду?
– Не было ли у нее, допустим, нервного срыва?
– Нет, этого не было.
– А когда сгорел сарай с сеном, вы тоже находились рядом с ней?
– Да.
– Должно быть, это было ужасное зрелище. – Казалось, будто Хови разговаривает с самим собой. – Эдгар, старший конюх, получил серьезное увечье… А какой оказалась реакция моей клиентки?
– Патриция была очень взволнована.
– И вы посоветовали ей отправиться в санаторий?
– Мне, знаете ли, показалось, что она нуждается в помощи. Я боялась, что…
– Что эта ужасная история сведет ее с ума? Смит вскочил с места.
– Ваша честь, протест! Мистер Биндер задает свидетельнице наводящие вопросы.
Судья посмотрел поверх очков.
– Переформулируйте ваш вопрос, мистер Биндер.
– Она показалась вам невменяемой?
– Она много плакала, но я оставалась рядом с нею и давала ей транквилизаторы…
– А врачебного вмешательства не потребовалось?
– Нет.
Мигель слушал все это с нарастающей тревогой. Патриция ничего не сказала ему о пожаре – она была слишком тактична и, зная, что его отец при смерти, не хотела взваливать на него собственные неприятности. Он поглядел на хрупкие плечи слегка подавшейся вперед Патриции. На эти плечи упала тяжкая ноша. «Как ты была неправа, любимая, ничего не рассказав мне об этом, – мне ведь хочется делить с тобой все – и радость, и горе».
– А потом на ферме произошло еще одно несчастье?
Лаура, понурив голову, вздохнула.
– Да.
– Лошадей, которых так любила и о которых заботилась Патриция, отравили?
– Да.
Хови подошел к Лауре вплотную и, положив обе руки на стойку для свидетелей, заглянул ей в глаза.
– А вас не удивляет такое обилие несчастий, причем одно следует сразу за другим?
– Мне было очень жаль Патрицию.
– Ну, разумеется. Столько катастроф трудно вынести кому угодно.
Лаура на это ничего не ответила.
– А как мисс Деннисон отреагировала на гибель лошадей?
– Меня при ней не было. Я уезжала на уик-энд.
– А теперь поглядите на нее. – Резко развернувшись, Хови указал на Патрицию. – На эту женщину обрушилось столько несчастий, что это могло бы сломить и очень сильную натуру, – но все-таки она полностью сохраняет самообладание и готова постоять за себя и свои права.
– Ваша честь, – тут же вскинулся Смит. – Мистер Биндер уже начал защитительную речь или все-таки допрашивает свидетельницу?
– Я веду дело так, чтобы выиграть его, ваша честь. Судья нахмурился.
– Пожалуйста, продолжайте допрос свидетельницы. Хови оттянул большими пальцами рук подтяжки и воздел очи горе словно в поисках вдохновения. Так и не опустив взора, он спросил затем:
– А известно ли вам, мисс Симпсон, что лошади отравлены моненсином?
– Да.
– А вы знаете, что это такое?
– Какой-то антибиотик.
– Хорош в птичий корм, но для лошадей смертелен?
– Мне об этом говорили.
– Гмм… ну, а какие у вас предположения относительно того, каким именно образом моненсин попал в корм для лошадей?
– Видит Бог, мне бы хотелось это узнать. Сокрушенно покачав головой, Хови пробормотал:
– Одно несчастье за другим, и каждое – еще тяжелее, чем предыдущее…
Стенографистке показалось, что он не закончил фразу.
– Пожалуйста, договорите до конца, мистер Биндер.
– И ближе к делу, – одернул адвоката судья.
– А дело заключается в том… – Хови внезапно заговорил громко и предельно четко. – В том, что кто-то преднамеренно пытается свести Патрицию с ума. И как вы думаете, кто бы это мог быть.
Все в зале затаили дыхание.
– Кто ее враги, а, мисс Симпсон?
– Мне об этом неизвестно.
– Подумайте, мисс Симпсон! Кому бы было желательно привести мою клиентку в душевное расстройство, лишив ее тем самым дееспособности?
– Не знаю.
– Вы этого не знаете?
– Нет.
– Но наверняка строите кое-какие догадки.
Смит вскочил с места.
– Протест, ваша честь. Он оказывает давление на свидетельницу.
Хови круто развернулся на каблуках.
– Но это же моя свидетельница!
– Да, но… – Смит явно не знал, что сказать. – На свидетелей вообще нельзя оказывать давление.
Судья стукнул молоточком по столу.
– Протест удовлетворен.
Смит и члены совета директоров принялись перешептываться. Патриция, в одиночестве сидящая за столиком ответчика, через плечо посмотрела на Мигеля. Их взгляды встретились, и он ободряюще улыбнулся ей.
Хови вновь наполнил стакан водой.
– Прошу прощения, мисс Симпсон… – Он отпил из стакана. – Я осознаю, что и для вас это оказалось великим несчастьем. Ведь среди отравленных лошадей оказался ваш конь по кличке Туман, не так ли?
– Да, – сказала Лаура.
– Должно быть, тяжело потерять лошадь, к которой ты был привязан.
Лаура кивнула, на лице у нее можно было прочесть страдание.
– Насколько я понимаю, вы воспитали Тумана?
– Да. Я получила его еще жеребенком от моего сына Роберта. – Лаура понизила голос. – Они, можно сказать, росли вместе. И Бобби учился ездить на нем верхом… а потом мой сын умер…
Слезы покатились у нее по щекам. Тут вмешался судья.
– Мистер Биндер, все это очень трогательно, но какое отношение имеет эта история к нашему делу?
– Я хочу показать, какая это трагедия – потерять лошадь, к которой ты привязался. А ведь мисс Деннисон потеряла их добрую дюжину.
– Хорошо, я понял ваши мотивы.
Хови извлек из кармана большой белый носовой платок и вручил его Лауре.
– Продолжайте, мисс Симпсон. Расскажите суду о том, какой утратой для вас стала гибель Тумана.
– Туман был единственным, что осталось у меня от моего покойного сына. – Лаура вытерла глаза платком, врученным Хови, а затем шумно высморкалась в него. – Моей единственной отрадой было водить его по ферме и вспоминать при этом Бобби.
И она опять разрыдалась.
Хови посмотрел на нее с глубочайшим сочувствием.
– Да, конечно, я понимаю ваши чувства… Рысак таких кровей наверняка заслуживал лучшего конца.
Лаура сквозь слезы посмотрела на адвоката.
– Он не был рысаком!
– Вот как?
– Я ведь говорила вам: он воспитывался у нас в семье, как домашнее животное.
– Что ж, значит, я ошибся. Но разве у Тумана не вытатуирован номер на верхней губе?
– О чем это вы толкуете?
Хови с некоторым замешательством поглядел на нее.
– Значит, нет?
– Ну, разумеется, нет, – ответила Лаура таким тоном, словно вразумляла маленького ребенка.
– Прошу прощения. – Хови отпрянул от нее. Затем резко повернулся к ней лицом. – А если бы у него все же был вытатуирован номер на верхней губе, вы бы знали, что это означает?
Смит вскочил с места.
– Мы уже достаточно наслушались, как мистер Биндер, перескакивая с одного предмета на другой, уводит нас все дальше от темы, для обсуждения которой мы здесь сегодня и собрались.
Судья бросил мрачный взгляд на Хови.
– Вы испытываете терпение суда.
– И все же прошу вас запастись терпением еще на одну минуту.
– Одна минута в вашем распоряжении – но не более. Судья, судя по всему, не шутил.
– Ваша честь, каждая лошадь, которой предстоит участвовать в скачках, перед первым выступлением обязательно подвергается татуировке. Ей наносят номер на внутреннюю часть верхней губы. Это регистрационный номер Жокейского клуба. И вся история этой лошади, до самой смерти, регистрируется под этим номером в анналах клуба…
– Ваше время почти истекло, – перебил его судья. Хови подхватил со своего стола лист бумаги с какими-то записями.
– Передо мной письменные показания ветеринарного врача из Флориды, данные под присягой. В них утверждается, что номер У-65-82551 был нанесен на верхнюю губу жеребца по кличке Туман. – Лаура в изумлении уставилась на адвоката, а он меж тем продолжил. – Судя по анналам Жокейского клуба, это была превосходная скаковая лошадь, Ваша честь, ничего выдающегося, правда, но все же Туман пришел к финишу третьим в скачках с гандикапом в Санта-Аните в 1968 году…
Смит побагровел от гнева.
– Какое отношение вся эта чушь имеет к делу, которым мы занимаемся?
– Сейчас вы это поймете, мистер Смит! – Хови пересек всю площадку в верхней части зала и помахал документом под носом у оппонента. – Конь по кличке Туман принадлежал вовсе не Лауре Симпсон, а, – и он ткнул обвиняющим перстом в сторону директоров компании, – мистеру Роберту Эшу!
– Я… я вообще не понимаю, о чем тут идет речь, – забормотал Эш.
Не обратив на его реплику никакого внимания, Хови меж тем продолжил:
– Бедный Туман… неопровержимо доказывает, что Лаура Симпсон была нанята советом директоров шпионить за моей клиенткой.
Боб Эш вскочил с места.
– Вы не правы! Она должна была охранять Патрицию! Судья стукнул молоточком по столу.
– Вы нарушаете порядок, мистер Эш.
Коулмен, все подбородки которого тяжело колыхались, положил руку на плечо Эшу, успокаивая его. Роузмонт сидел с широко разинутым ртом.
Хови продолжил, его голос звучал теперь громко и презрительно.
– Охранять Патрицию? Она была нанята, чтобы свести Патрицию с ума! Накачав ее таблетками, подстраивать ей всяческие катастрофы.
– Неправда! – закричала Лаура.
Грозно ткнув пальцем в ее сторону, Хови заорал:
– Это вы напустили жучков, погубивших розарий!
– Я этого не делала!
– Это вы подожгли сарай, в результате чего едва не погиб человек.
– Нет!
Подойдя к ней вплотную, Хови громко прошипел прямо в лицо Лауре:
– И это вы отравили всех лошадей, включая Тумана!
– Нет! Нет!
– Нет, мисс Симпсон? Вот как! – Хови подошел к своему столу, принялся рыться в портфеле. Извлек оттуда пластиковый пакет, наполненный маленькими бурыми катышами. – Ваша честь, это птичий корм. Куры от него жиреют. Но, как мы уже знаем, он содержит моненсин, который даже в ничтожных количествах убивает лошадей.
Хови подошел к Лауре, держа пластиковый пакет двумя пальцами.
– Эту отраву нашли в вашей машине, мисс Симпсон.
– Что вы несете? – дрожа от страха, воскликнула Лаура.
– У меня есть четверо свидетелей, готовых подтвердить, что это обнаружено в вашей машине.
– Это… это… не может быть правдой!
Судья стукнул молоточком по столу.
– Вы утверждаете, что данная свидетельница отравила лошадей?
– Совершенно верно, ваша честь. Далее, я утверждаю, что она поступила так, преследуя одну-единственную цель, а именно, стремясь психически сломить мою клиентку. Но эта хрупкая девушка оказалась сильней. – Еще раз развернувшись на каблуках, он в упор посмотрел на Лауру. – Вопреки всем вашим усилиям свести ее с ума, мисс Симпсон!
В глазах у Лауры была пустота.
– Я делала только то, за что мне платили, – вяло пробормотала она.
– Допрос окончен, Ваша честь. Судья снял очки и посмотрел на Смита.
– Свидетельница теперь ваша.
Смит меж тем отчаянно перешептывался с Коулменом. Наконец он поднял голову и негромко сказал:
– Отказываюсь. У меня нет к ней вопросов.
– Отличное решение, – угрюмо произнес судья. Затем повернулся к Лауре. На лице у него было написано откровенное отвращение. – Свидетельница свободна.
Лаура поднялась механически, как зомби; глядя незрячими глазами прямо перед собой, она устремилась к выходу.
Судья, чуть подавшись вперед, обратился к обеим сторонам процесса.
– Только что прозвучали серьезные обвинения уголовного характера. Если не последует возражений истца на доводы ответчика, джентльмены, – то я вынужден предупредить вас, что все сказанное здесь может быть обращено вам во вред в ходе разбирательства уголовного преступления.
– Никаких возражений, – пролепетал Смит. Судья стукнул молоточком по столу.
– Заседание откладывается! И, встав, он вышел из зала. Хови подошел к Патриции.
– Мы выиграли.
И он торжествующе щелкнул подтяжками.
– Благодарю вас, – с отсутствующим видом пролепетала Патриция.
Она видела, как покидают зал суда члены совета директоров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34