Джинни вела себя почти обычно. Она, как и прежде, флиртовала с Мартином в присутствии мужа и ворчала на него, когда он отсутствовал. Что касается Джорджа Уинтера, то он вел себя чрезвычайно корректно. Таким образом, тайну знали теперь четыре человека. И все они старались сохранить ее.
Кэтрин удивляло, что человеческий разум так легко воспринимает и мирится с самыми неожиданными обстоятельствами. Но в данном случае новое обстоятельство инстинктивно, из чувства самосохранения было как бы отложено на самую дальнюю полочку ее сознания. Кэтрин вскоре почувствовала, что эта «полочка» закрылась и не собирается открываться. Так в течение нескольких недель любовь Мартина стала частью ее жизни, чем-то само собой разумеющимся. И часто, видя его каждый день, она даже забывала об этом.
Ей даже иногда казалось, что со временем она вообще забудет о его признании.
Но она лгала себе самой и прекрасно понимала это. К своему удивлению, она не желала ничего забывать, считать его любовь чем-то совершенно обыденным. Она иногда поглядывала на Мартина, когда он разговаривал с детьми или показывал им новую книгу, и в тот момент Кэтрин позволяла себе роскошь подумать.
«Этот человек любит меня и любил в течение семнадцати лет».
Ей было его жаль, но его любовь успокаивала ее и служила источником силы. Это был успокаивающий бальзам ее душе, раненной мужем.
Кэтрин ругала себя за слабость, тщеславие. Нельзя было думать о любви Мартина, если она не могла принять ее. Кэтрин все великолепно понимала. Но как она могла не принимать любовь, когда она чувствовала ее тепло. Это было подобно ощущению солнца на лице, когда она выходила из дома в эти чудесные мягкие осенние дни. Если она покинет Рейлз, он будет продолжать думать о ней с любовью. А сама Кэтрин всегда будет вспоминать о нем с теплом и благодарностью.
Она никогда не забудет его взгляд в тот вечер, когда он признался ей в любви. То, как он говорил, интонации его мягкого, ласкового голоса. Ее сердце не могло остаться холодным.
Какой смысл притворяться? Мартин ее любил, и она радовалась этому. И сколько бы она себя ни ругала, от этого ничего не изменится.
Мартин, поняв, что Кэтрин остается, почувствовал радостное облегчение. Ему было бы еще радостнее, если бы она ответила на его любовь, но он понимал, что это невозможно. Она любила мужа и ждала его возвращения. Он, как честный человек, должен был надеяться и молиться о возвращении Чарльза Ярта. Когда он повторял себе это, тайный соблазняющий голос повторял: «А что будет, если он не вернется? Если она узнает, что он умер?»
Ощущая некоторую вину за эти мысли, Мартин тем не менее старался особенно не обращать на это внимания. Он прекрасно понимал, что его чувства и мысли никоим образом не смогут повлиять на ход событий. Ход событий управлялся иными силами, и заранее предсказать что-то было невозможно. Лучше было жить час за часом, день за днем. Если судьба будет к нему милосердна, то так могут пройти месяцы и годы. Подобные мысли навевались временем года. Выдалась чудесная осень, и иногда стояли такие великолепные дни, что было легко поверить, что так будет продолжаться до бесконечности.
Клейтоны и Уинтеры справляли Рождество в Ньютон-Рейлз. Всего вместе с детьми собралось тринадцать человек.
Нэн заметила:
– Несмотря на то, что ты холостяк, тебе удается собирать в доме так много детей.
– Наверно, это каким-то образом связано с домом. Кажется, что он притягивает к себе молодежь.
После короткой и мягкой зимы пришла влажная теплая весна. Затем наступило лето, которое изобиловало грозами. Реки и ручьи Каллен-Вэлли переполнились. Такое количество воды в другое время только обрадовало бы владельцев шерстяных мануфактур, но это было лето 1862 года, и на жизнь Англии, как и всей Европы, влияли события, происходившие в Америке. Война между штатами разгоралась.
Жесткие таможенные тарифы, введенные Америкой, сильно ограничивали английский экспорт.
Фабрики Каллен-Вэлли сокращали выпуск тканей. В Чардуэлле поговаривали, что Хернсы теперь жалели о том, что купили Хайнолт-Милл и с удовольствием продали бы фабрику, если бы нашелся покупатель. Но в такое сложное время это было несбыточной мечтой.
Но если положение производителей шерсти было сложным, то его нельзя было сравнить с ужасным положением в производстве хлопковых тканей. Дела там шли все хуже и хуже, и вся страна с замиранием сердца следила за бедственным положением рабочих на хлопковых фабриках Ланкастера. Был основан фонд помощи в чрезвычайных обстоятельствах, и нигде не было собрано столько денег, как в Каллен-Вэлли. И, конечно, все возглавлял Чардуэлл. Горожане как бы старались найти противоядие общей тоске и печали.
Всю зиму были балы и концерты, а весной начались благотворительные базары. Крупные поместья и дома соревновались в выдумках, чтобы собрать как можно больше денег в благотворительный фонд. Самым интересным оказался маскарад «Робин Гуд», который состоялся в мае в Ньютон-Рейлз. Молодежь состязалась в уменье стрелять из лука, в фехтовании, но самым большим развлечением стала борьба на шестах на узком мосту через ручей.
Кроме праздников в Рейлз происходили тесные семейные встречи, на которых обсуждались важные вопросы. Одним из таких вопросов была карьера Дика. Ему вскоре должно было исполниться шестнадцать лет. После окончания школы он хотел начать работать. Но где и кем? Сначала он поговорил об этом с Мартином.
– Мой отец нас бросил, поэтому мне нужно как можно скорее начать зарабатывать деньги, чтобы потом я мог содержать сестру и мать.
– Но ты прекрасно рисуешь и интересуешься архитектурой. Мне казалось, что ты захочешь сделать это своей специальностью.
– Да, мне это нравится больше всего на свете. Но учеба на архитектора займет так много времени.
– Я надеялся, – заметил Мартин, – что у нас хорошие отношения, и ты позволишь мне поддерживать тебя во время учебы.
– Сэр, вы очень любезны, но мне кажется…
– Прежде чем ты мне дашь ответ, я считаю, тебе лучше обо всем подумать. Если ты станешь хорошим архитектором, тебе будет легче содержать мать и сестру, чем если бы ты был клерком или продавцом. Конечно, тебе придется учиться и это займет время, но пока твоя мать работает экономкой, у вас достаточно прочное положение.
Дика растрогало предложение Мартина, и он обсудил его с матерью.
– Что мне делать, мама? Ты считаешь, что я не должен принимать предложение Мартина?
– Сын, ты сам все должен решать.
– Ты хотя бы скажи мне свое мнение. Мне кажется, ты считаешь, что я должен отказаться.
– Нет, я так не считаю. Мартин наш очень хороший друг. И его дружба дает тебе возможность принять его предложение. Я знаю, что он будет очень доволен. И я должна добавить, что и мне это будет приятно.
Через некоторое время решение было принято. После окончания школы Дик собирался провести каникулы с друзьями, а потом начать обучение в Вайятт-Хаус в Чардуэлле у Вильяма Боннеми. Там его должны были обучать архитектуре в течение пяти лет. Мартин обещал платить за него и каждый месяц выдавать карманные деньги. Это соглашение должно было действовать до окончания обучения, пока Дик не сможет сам зарабатывать.
Дик был очень доволен. Он просто обожал Вильяма Боннеми. Он без конца благодарил Мартина.
– Я обещаю стараться, чтобы не подвести вас. Я буду стараться, чтобы вы гордились мной.
Этот разговор состоялся в июне, а начать обучение Дик должен был в сентябре. Но вскоре после этого разговора без всякого предупреждения возвратился Чарльз Ярт и появился в Ньютон-Рейлз. Он отсутствовал почти три года, и большую часть этого времени работал на золотоносных приисках Калифорнии.
Было четыре часа дня, и Сюзанна, закончив уроки, отправилась в парк, чтобы встретить Дика, возвращавшегося домой после школы. Мартин уехал в Калверстон. Он должен был вернуться поздно. Кэтрин сидела одна в гостиной. Она улыбалась, читая сочинение Сюзанны о кринолинах. Основной вопрос был: «Насколько больше могут стать кринолины?» Потом в комнату вошла горничная Дорри. Она была очень взволнована.
– Мэм, вернулся мастер.
– Мастер? – удивилась Кэтрин. – Так быстро вернулся?
– Мэм, это не мистер Кокс. Старый мастер, мистер Ярт. Мэм, ваш муж.
Кэтрин смотрела на нее. Она почувствовала, как у нее окаменело лицо. Она вся похолодела, отложила сочинение Сюзанны и поднялась на ноги. В этот момент Чарльз вошел в комнату. Горничная ушла и прикрыла за собой дверь. Муж и жена смотрели друг на друга. Кэтрин с трудом перевела дыхание.
– Чарльз, – прошептала она.
Кэтрин просто не могла поверить своим глазам.
Он подошел к ней, поцеловал в щеку и легко коснулся ее руки. Кэтрин начала дрожать и опустилась на диванчик. Она показала Чарльзу, что он может сесть рядом, но он продолжал стоять перед ней.
– Ты на меня смотришь, как на привидение, но я нормальный живой человек.
– Извини, Чарльз, но ты появился так неожиданно после стольких лет отсутствия.
Дело было не только в его неожиданном приезде. Он сильно изменился. За три года он похудел, и его тело стало подобранным и мускулистым. Лицо тоже сильно похудело. Но больше всего ее поразил цвет его кожи – красно-коричневый, и на этом фоне его синие глаза казались необычайно яркими.
– Я тоже был поражен, когда приехал в Чейслендс, надеясь найти тебя там. Твоей сестры и ее мужа не было дома, и мне пришлось узнавать о твоем местонахождении от очень нахальной служанки. Кэтрин, я не ожидал, что ты вернешься в Ньютон-Рейлз, чтобы работать экономкой у Мартина Кокса. Тебе следовало жить в Чейслендс, твоя сестра приглашала тебя туда.
– Я предпочитала ни от кого не зависеть. Работа здесь дала мне эту возможность.
– Прости, Кэтрин, но мне кажется, что ты сделала это мне назло. Ты даже не подумала о сплетнях, которые начнутся по этому поводу.
– Я хочу напомнить тебе, – тихо сказала Кэтрин, – что после того, как мой муж сбежал от меня и детей, обо мне и так сплетничали во всем городе. Но мне еще и сочувствовали. Но, видимо, ты приехал сюда после этих длинных трех лет не для того, чтобы отчитывать меня и ссориться.
– Я не собирался это делать. У меня были совершенно другие намерения, но после того, что я увидел…
– Чарльз, я понимаю, что ты чувствуешь. Нам, видимо, нужно поговорить о многом до того… до того, как мы попытаемся достигнуть какого-то взаимопонимания. Почему бы тебе не присесть? Может, позвонить, чтобы нам подали чай?
– Спасибо, я не хочу пить чай.
Чарльз присел, и после паузы попытался разговаривать более спокойным тоном.
– Надеюсь, ты себя хорошо чувствуешь? Ты хорошо выглядишь.
– Да, я и дети нормально себя чувствуем.
– Где дети? Они здесь?
– Сюзанна пошла встречать Дика после школы. Они вскоре должны вернуться, но день сегодня хороший, поэтому они могут задержаться в парке.
– А Кокс? Когда он возвращается?
– Еще не скоро. Он поехал по делу в Калверстон.
Первое ощущение шока прошло, и Кэтрин взяла себя в руки. Но пока они разговаривали, ей временами казалось, что все это сон. Это был ее муж, человек, которого она любила, отец ее детей. Каждый день в течение трех лет она молилась за его благополучное возвращение, но сейчас он сидел напротив нее, и все ей казалось сном. Она даже не слышала половины того, что он говорил. Все ей казалось нереальным. Кэтрин смотрела на него и слушала, но все проходило мимо нее.
Приехав в Америку, он прежде всего отправился в Перри-Спрингс, где сгорела его шерсть. Он привез с собой документы, комитет по торговле выплатил ему четыреста фунтов в качестве компенсации. С этой суммой он отправился морем вдоль побережья Калифорнии, а потом по суше на золотые прииски в город под названием Мозес. Там он купил себе разрешение производить раскопки.
Он сказал, что не разбогател. Никакой поразительной удачи ему не выпало. Но он работал упорно и много, стоя по колени в ледяной воде, согнувшись под жарким солнцем. Он день за днем медленно, но верно, собирал драгоценные крупицы. Иногда попадался самородок размером в желудь, как-то раз он обнаружил кусок весом в четырнадцать фунтов, но после очистки там осталось гораздо меньше. Но тем не менее, он работал как сумасшедший, пока мог что-то видеть и позволяла погода. После двух лет и четырех месяцев работы он продал свою делянку и приехал в Сан-Франциско. Там он положил в банк пятьдесят две тысячи долларов, что составило примерно десять тысяч фунтов.
– Конечно, это не состояние, но вполне достаточно, чтобы снова начать бизнес и купить дом. Я еще не решил, чем стану заниматься. Но в Штатах возможности велики для человека вроде меня, который хочет и умеет работать. Кэтрин, это удивительная страна, а Сан-Франциско – город, не имеющий себе равных в мире. Город новый и быстро растущий. Там у тебя просто захватывает дыхание.
– Ты хочешь сказать, что нам придется уехать в Америку с тобой и остаться там навсегда? – спросила его Кэтрин.
– Да, поэтому я и приехал сюда. Сначала я хотел прислать за тобой, но потом решил, что будет лучше, если я приеду сам и заберу тебя. Но почему ты так на меня смотришь? Тебе что-то не нравится в моем плане?
– Да, Чарльз, боюсь, что ты прав. Ты совершенно не учитываешь мое мнение.
– Мы же муж и жена, и я, естественно, решил, что ты во всем меня поддержишь.
– Я понимаю, что так должно быть. Но мы так долго жили вдали друг от друга, что привычка повиноваться у меня несколько ослабела. Чарльз, я не желаю ехать в Америку и не понимаю, почему ты все решил за нас. Ты удрал от нас на целых три года, а теперь требуешь, чтобы мы ехали за тридевять земель в совершенно чуждую для нас страну… В страну, где идет гражданская война…
– Война – это ерунда. На Западе она почти не чувствуется. Я вас не бросал. Я уехал, потому что больше не мог здесь жить. Глупо говорить, что я вас бросил.
– Как иначе можно объяснить, что в течение трех лет мы не знали, где ты? Мы даже не знали, собираешься ты вернуться к нам или нет?
– Конечно, я собирался вернуться! Но сначала мне нужно было снова поверить в себя и вернуть себе уважение! Кэтрин, это трудно сделать за один день, и если бы ты только знала, в каких условиях я жил и работал…
– Но мы этого не знали! – сказала Кэтрин. – Ты нам не дал знать о себе. А что было бы, если бы ты снова не стал себя уважать? Ты бы вернулся обратно или нет?
– Так вопрос не стоит.
– Это важно для меня, потому что я уверена, что ты бы не вернулся. И мы бы оставались одни – дети и я, и ждали бы известия и никогда бы не дождались его. И постоянно думали, жив ты или нет.
– Сейчас я сижу здесь в этой комнате напротив тебя, и мне все остальное кажется не важным. И еще мне кажется, что после трехлетней разлуки меня можно было бы встретить немного иначе.
– Извини, Чарльз, но после трех лет молчания мне трудно вести себя по-другому. Я все еще нахожусь в шоке, и все эти разговоры об Америке не делают наше общение более легким.
– Ты отказываешься ехать со мной?
– Я прошу, чтобы ты учитывал мои желания и соображения. И соображения детей тоже. Нам следует поговорить с ними и решить, что делать.
– Не их дело принимать участие в решении! Это касается и тебя!
– Я должна тебе напомнить, что три года я сама принимала все решения, и в результате…
– Хватит мне повторять все это! – воскликнул Чарльз. – Я сам вижу результаты!
Он начал говорить и резко размахивать руками.
– Это и есть результат твоих решений! Твое присутствие в этом доме!
Чарльз встал и зашагал по комнате, постоял у окна, потом повернулся и посмотрел на Кэтрин.
– Ясно, что за это время тебе понравилось принимать решения. И, видимо, поэтому мое возвращение не принесло тебе радости. Если выразиться еще яснее, тебе было бы лучше, если бы я вообще не возвращался.
Наступила тишина, в ней его последние слова повисли, как незаконченный аккорд. Потом открылась дверь, и в комнату вошли дети.
* * *
Они уже знали, что вернулся отец. Слуги предупредили их. Поэтому они были немного готовы к этой странной и трудной встрече. Но они были очень скованны и неловко остановились в дверях. Кэтрин встала и ввела их в комнату. Она старалась своими прикосновениями и голосом, как только могла, подбодрить их.
– Дети, как чудесно, что ваш отец вернулся! Вы, наверно, не верите своим собственным глазам, так же было и со мной, когда он вошел в комнату. Вы тоже потеряли дар речи.
– Да, – нервно сказала Сюзанна, и сделала реверанс. – Добрый день, папа.
Чарльз поцеловал дочку и пожал руку Дику. Он поразился, как сильно они выросли и повзрослели с тех пор, как он видел их в последний раз.
– Конечно, я ожидал, что вы изменитесь. Три года – это большой срок. Но я оставил двух детей, а вернулся – и передо мной почти взрослые люди.
Дети никак на это не отреагировали. Кэтрин, чтобы как-то заполнить неловкую паузу, начала всех усаживать. Но Дик и Сюзанна молчали, сидя рядышком на кушетке, и хотя они с любопытством смотрели на отца, они все равно держались от него на расстоянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Кэтрин удивляло, что человеческий разум так легко воспринимает и мирится с самыми неожиданными обстоятельствами. Но в данном случае новое обстоятельство инстинктивно, из чувства самосохранения было как бы отложено на самую дальнюю полочку ее сознания. Кэтрин вскоре почувствовала, что эта «полочка» закрылась и не собирается открываться. Так в течение нескольких недель любовь Мартина стала частью ее жизни, чем-то само собой разумеющимся. И часто, видя его каждый день, она даже забывала об этом.
Ей даже иногда казалось, что со временем она вообще забудет о его признании.
Но она лгала себе самой и прекрасно понимала это. К своему удивлению, она не желала ничего забывать, считать его любовь чем-то совершенно обыденным. Она иногда поглядывала на Мартина, когда он разговаривал с детьми или показывал им новую книгу, и в тот момент Кэтрин позволяла себе роскошь подумать.
«Этот человек любит меня и любил в течение семнадцати лет».
Ей было его жаль, но его любовь успокаивала ее и служила источником силы. Это был успокаивающий бальзам ее душе, раненной мужем.
Кэтрин ругала себя за слабость, тщеславие. Нельзя было думать о любви Мартина, если она не могла принять ее. Кэтрин все великолепно понимала. Но как она могла не принимать любовь, когда она чувствовала ее тепло. Это было подобно ощущению солнца на лице, когда она выходила из дома в эти чудесные мягкие осенние дни. Если она покинет Рейлз, он будет продолжать думать о ней с любовью. А сама Кэтрин всегда будет вспоминать о нем с теплом и благодарностью.
Она никогда не забудет его взгляд в тот вечер, когда он признался ей в любви. То, как он говорил, интонации его мягкого, ласкового голоса. Ее сердце не могло остаться холодным.
Какой смысл притворяться? Мартин ее любил, и она радовалась этому. И сколько бы она себя ни ругала, от этого ничего не изменится.
Мартин, поняв, что Кэтрин остается, почувствовал радостное облегчение. Ему было бы еще радостнее, если бы она ответила на его любовь, но он понимал, что это невозможно. Она любила мужа и ждала его возвращения. Он, как честный человек, должен был надеяться и молиться о возвращении Чарльза Ярта. Когда он повторял себе это, тайный соблазняющий голос повторял: «А что будет, если он не вернется? Если она узнает, что он умер?»
Ощущая некоторую вину за эти мысли, Мартин тем не менее старался особенно не обращать на это внимания. Он прекрасно понимал, что его чувства и мысли никоим образом не смогут повлиять на ход событий. Ход событий управлялся иными силами, и заранее предсказать что-то было невозможно. Лучше было жить час за часом, день за днем. Если судьба будет к нему милосердна, то так могут пройти месяцы и годы. Подобные мысли навевались временем года. Выдалась чудесная осень, и иногда стояли такие великолепные дни, что было легко поверить, что так будет продолжаться до бесконечности.
Клейтоны и Уинтеры справляли Рождество в Ньютон-Рейлз. Всего вместе с детьми собралось тринадцать человек.
Нэн заметила:
– Несмотря на то, что ты холостяк, тебе удается собирать в доме так много детей.
– Наверно, это каким-то образом связано с домом. Кажется, что он притягивает к себе молодежь.
После короткой и мягкой зимы пришла влажная теплая весна. Затем наступило лето, которое изобиловало грозами. Реки и ручьи Каллен-Вэлли переполнились. Такое количество воды в другое время только обрадовало бы владельцев шерстяных мануфактур, но это было лето 1862 года, и на жизнь Англии, как и всей Европы, влияли события, происходившие в Америке. Война между штатами разгоралась.
Жесткие таможенные тарифы, введенные Америкой, сильно ограничивали английский экспорт.
Фабрики Каллен-Вэлли сокращали выпуск тканей. В Чардуэлле поговаривали, что Хернсы теперь жалели о том, что купили Хайнолт-Милл и с удовольствием продали бы фабрику, если бы нашелся покупатель. Но в такое сложное время это было несбыточной мечтой.
Но если положение производителей шерсти было сложным, то его нельзя было сравнить с ужасным положением в производстве хлопковых тканей. Дела там шли все хуже и хуже, и вся страна с замиранием сердца следила за бедственным положением рабочих на хлопковых фабриках Ланкастера. Был основан фонд помощи в чрезвычайных обстоятельствах, и нигде не было собрано столько денег, как в Каллен-Вэлли. И, конечно, все возглавлял Чардуэлл. Горожане как бы старались найти противоядие общей тоске и печали.
Всю зиму были балы и концерты, а весной начались благотворительные базары. Крупные поместья и дома соревновались в выдумках, чтобы собрать как можно больше денег в благотворительный фонд. Самым интересным оказался маскарад «Робин Гуд», который состоялся в мае в Ньютон-Рейлз. Молодежь состязалась в уменье стрелять из лука, в фехтовании, но самым большим развлечением стала борьба на шестах на узком мосту через ручей.
Кроме праздников в Рейлз происходили тесные семейные встречи, на которых обсуждались важные вопросы. Одним из таких вопросов была карьера Дика. Ему вскоре должно было исполниться шестнадцать лет. После окончания школы он хотел начать работать. Но где и кем? Сначала он поговорил об этом с Мартином.
– Мой отец нас бросил, поэтому мне нужно как можно скорее начать зарабатывать деньги, чтобы потом я мог содержать сестру и мать.
– Но ты прекрасно рисуешь и интересуешься архитектурой. Мне казалось, что ты захочешь сделать это своей специальностью.
– Да, мне это нравится больше всего на свете. Но учеба на архитектора займет так много времени.
– Я надеялся, – заметил Мартин, – что у нас хорошие отношения, и ты позволишь мне поддерживать тебя во время учебы.
– Сэр, вы очень любезны, но мне кажется…
– Прежде чем ты мне дашь ответ, я считаю, тебе лучше обо всем подумать. Если ты станешь хорошим архитектором, тебе будет легче содержать мать и сестру, чем если бы ты был клерком или продавцом. Конечно, тебе придется учиться и это займет время, но пока твоя мать работает экономкой, у вас достаточно прочное положение.
Дика растрогало предложение Мартина, и он обсудил его с матерью.
– Что мне делать, мама? Ты считаешь, что я не должен принимать предложение Мартина?
– Сын, ты сам все должен решать.
– Ты хотя бы скажи мне свое мнение. Мне кажется, ты считаешь, что я должен отказаться.
– Нет, я так не считаю. Мартин наш очень хороший друг. И его дружба дает тебе возможность принять его предложение. Я знаю, что он будет очень доволен. И я должна добавить, что и мне это будет приятно.
Через некоторое время решение было принято. После окончания школы Дик собирался провести каникулы с друзьями, а потом начать обучение в Вайятт-Хаус в Чардуэлле у Вильяма Боннеми. Там его должны были обучать архитектуре в течение пяти лет. Мартин обещал платить за него и каждый месяц выдавать карманные деньги. Это соглашение должно было действовать до окончания обучения, пока Дик не сможет сам зарабатывать.
Дик был очень доволен. Он просто обожал Вильяма Боннеми. Он без конца благодарил Мартина.
– Я обещаю стараться, чтобы не подвести вас. Я буду стараться, чтобы вы гордились мной.
Этот разговор состоялся в июне, а начать обучение Дик должен был в сентябре. Но вскоре после этого разговора без всякого предупреждения возвратился Чарльз Ярт и появился в Ньютон-Рейлз. Он отсутствовал почти три года, и большую часть этого времени работал на золотоносных приисках Калифорнии.
Было четыре часа дня, и Сюзанна, закончив уроки, отправилась в парк, чтобы встретить Дика, возвращавшегося домой после школы. Мартин уехал в Калверстон. Он должен был вернуться поздно. Кэтрин сидела одна в гостиной. Она улыбалась, читая сочинение Сюзанны о кринолинах. Основной вопрос был: «Насколько больше могут стать кринолины?» Потом в комнату вошла горничная Дорри. Она была очень взволнована.
– Мэм, вернулся мастер.
– Мастер? – удивилась Кэтрин. – Так быстро вернулся?
– Мэм, это не мистер Кокс. Старый мастер, мистер Ярт. Мэм, ваш муж.
Кэтрин смотрела на нее. Она почувствовала, как у нее окаменело лицо. Она вся похолодела, отложила сочинение Сюзанны и поднялась на ноги. В этот момент Чарльз вошел в комнату. Горничная ушла и прикрыла за собой дверь. Муж и жена смотрели друг на друга. Кэтрин с трудом перевела дыхание.
– Чарльз, – прошептала она.
Кэтрин просто не могла поверить своим глазам.
Он подошел к ней, поцеловал в щеку и легко коснулся ее руки. Кэтрин начала дрожать и опустилась на диванчик. Она показала Чарльзу, что он может сесть рядом, но он продолжал стоять перед ней.
– Ты на меня смотришь, как на привидение, но я нормальный живой человек.
– Извини, Чарльз, но ты появился так неожиданно после стольких лет отсутствия.
Дело было не только в его неожиданном приезде. Он сильно изменился. За три года он похудел, и его тело стало подобранным и мускулистым. Лицо тоже сильно похудело. Но больше всего ее поразил цвет его кожи – красно-коричневый, и на этом фоне его синие глаза казались необычайно яркими.
– Я тоже был поражен, когда приехал в Чейслендс, надеясь найти тебя там. Твоей сестры и ее мужа не было дома, и мне пришлось узнавать о твоем местонахождении от очень нахальной служанки. Кэтрин, я не ожидал, что ты вернешься в Ньютон-Рейлз, чтобы работать экономкой у Мартина Кокса. Тебе следовало жить в Чейслендс, твоя сестра приглашала тебя туда.
– Я предпочитала ни от кого не зависеть. Работа здесь дала мне эту возможность.
– Прости, Кэтрин, но мне кажется, что ты сделала это мне назло. Ты даже не подумала о сплетнях, которые начнутся по этому поводу.
– Я хочу напомнить тебе, – тихо сказала Кэтрин, – что после того, как мой муж сбежал от меня и детей, обо мне и так сплетничали во всем городе. Но мне еще и сочувствовали. Но, видимо, ты приехал сюда после этих длинных трех лет не для того, чтобы отчитывать меня и ссориться.
– Я не собирался это делать. У меня были совершенно другие намерения, но после того, что я увидел…
– Чарльз, я понимаю, что ты чувствуешь. Нам, видимо, нужно поговорить о многом до того… до того, как мы попытаемся достигнуть какого-то взаимопонимания. Почему бы тебе не присесть? Может, позвонить, чтобы нам подали чай?
– Спасибо, я не хочу пить чай.
Чарльз присел, и после паузы попытался разговаривать более спокойным тоном.
– Надеюсь, ты себя хорошо чувствуешь? Ты хорошо выглядишь.
– Да, я и дети нормально себя чувствуем.
– Где дети? Они здесь?
– Сюзанна пошла встречать Дика после школы. Они вскоре должны вернуться, но день сегодня хороший, поэтому они могут задержаться в парке.
– А Кокс? Когда он возвращается?
– Еще не скоро. Он поехал по делу в Калверстон.
Первое ощущение шока прошло, и Кэтрин взяла себя в руки. Но пока они разговаривали, ей временами казалось, что все это сон. Это был ее муж, человек, которого она любила, отец ее детей. Каждый день в течение трех лет она молилась за его благополучное возвращение, но сейчас он сидел напротив нее, и все ей казалось сном. Она даже не слышала половины того, что он говорил. Все ей казалось нереальным. Кэтрин смотрела на него и слушала, но все проходило мимо нее.
Приехав в Америку, он прежде всего отправился в Перри-Спрингс, где сгорела его шерсть. Он привез с собой документы, комитет по торговле выплатил ему четыреста фунтов в качестве компенсации. С этой суммой он отправился морем вдоль побережья Калифорнии, а потом по суше на золотые прииски в город под названием Мозес. Там он купил себе разрешение производить раскопки.
Он сказал, что не разбогател. Никакой поразительной удачи ему не выпало. Но он работал упорно и много, стоя по колени в ледяной воде, согнувшись под жарким солнцем. Он день за днем медленно, но верно, собирал драгоценные крупицы. Иногда попадался самородок размером в желудь, как-то раз он обнаружил кусок весом в четырнадцать фунтов, но после очистки там осталось гораздо меньше. Но тем не менее, он работал как сумасшедший, пока мог что-то видеть и позволяла погода. После двух лет и четырех месяцев работы он продал свою делянку и приехал в Сан-Франциско. Там он положил в банк пятьдесят две тысячи долларов, что составило примерно десять тысяч фунтов.
– Конечно, это не состояние, но вполне достаточно, чтобы снова начать бизнес и купить дом. Я еще не решил, чем стану заниматься. Но в Штатах возможности велики для человека вроде меня, который хочет и умеет работать. Кэтрин, это удивительная страна, а Сан-Франциско – город, не имеющий себе равных в мире. Город новый и быстро растущий. Там у тебя просто захватывает дыхание.
– Ты хочешь сказать, что нам придется уехать в Америку с тобой и остаться там навсегда? – спросила его Кэтрин.
– Да, поэтому я и приехал сюда. Сначала я хотел прислать за тобой, но потом решил, что будет лучше, если я приеду сам и заберу тебя. Но почему ты так на меня смотришь? Тебе что-то не нравится в моем плане?
– Да, Чарльз, боюсь, что ты прав. Ты совершенно не учитываешь мое мнение.
– Мы же муж и жена, и я, естественно, решил, что ты во всем меня поддержишь.
– Я понимаю, что так должно быть. Но мы так долго жили вдали друг от друга, что привычка повиноваться у меня несколько ослабела. Чарльз, я не желаю ехать в Америку и не понимаю, почему ты все решил за нас. Ты удрал от нас на целых три года, а теперь требуешь, чтобы мы ехали за тридевять земель в совершенно чуждую для нас страну… В страну, где идет гражданская война…
– Война – это ерунда. На Западе она почти не чувствуется. Я вас не бросал. Я уехал, потому что больше не мог здесь жить. Глупо говорить, что я вас бросил.
– Как иначе можно объяснить, что в течение трех лет мы не знали, где ты? Мы даже не знали, собираешься ты вернуться к нам или нет?
– Конечно, я собирался вернуться! Но сначала мне нужно было снова поверить в себя и вернуть себе уважение! Кэтрин, это трудно сделать за один день, и если бы ты только знала, в каких условиях я жил и работал…
– Но мы этого не знали! – сказала Кэтрин. – Ты нам не дал знать о себе. А что было бы, если бы ты снова не стал себя уважать? Ты бы вернулся обратно или нет?
– Так вопрос не стоит.
– Это важно для меня, потому что я уверена, что ты бы не вернулся. И мы бы оставались одни – дети и я, и ждали бы известия и никогда бы не дождались его. И постоянно думали, жив ты или нет.
– Сейчас я сижу здесь в этой комнате напротив тебя, и мне все остальное кажется не важным. И еще мне кажется, что после трехлетней разлуки меня можно было бы встретить немного иначе.
– Извини, Чарльз, но после трех лет молчания мне трудно вести себя по-другому. Я все еще нахожусь в шоке, и все эти разговоры об Америке не делают наше общение более легким.
– Ты отказываешься ехать со мной?
– Я прошу, чтобы ты учитывал мои желания и соображения. И соображения детей тоже. Нам следует поговорить с ними и решить, что делать.
– Не их дело принимать участие в решении! Это касается и тебя!
– Я должна тебе напомнить, что три года я сама принимала все решения, и в результате…
– Хватит мне повторять все это! – воскликнул Чарльз. – Я сам вижу результаты!
Он начал говорить и резко размахивать руками.
– Это и есть результат твоих решений! Твое присутствие в этом доме!
Чарльз встал и зашагал по комнате, постоял у окна, потом повернулся и посмотрел на Кэтрин.
– Ясно, что за это время тебе понравилось принимать решения. И, видимо, поэтому мое возвращение не принесло тебе радости. Если выразиться еще яснее, тебе было бы лучше, если бы я вообще не возвращался.
Наступила тишина, в ней его последние слова повисли, как незаконченный аккорд. Потом открылась дверь, и в комнату вошли дети.
* * *
Они уже знали, что вернулся отец. Слуги предупредили их. Поэтому они были немного готовы к этой странной и трудной встрече. Но они были очень скованны и неловко остановились в дверях. Кэтрин встала и ввела их в комнату. Она старалась своими прикосновениями и голосом, как только могла, подбодрить их.
– Дети, как чудесно, что ваш отец вернулся! Вы, наверно, не верите своим собственным глазам, так же было и со мной, когда он вошел в комнату. Вы тоже потеряли дар речи.
– Да, – нервно сказала Сюзанна, и сделала реверанс. – Добрый день, папа.
Чарльз поцеловал дочку и пожал руку Дику. Он поразился, как сильно они выросли и повзрослели с тех пор, как он видел их в последний раз.
– Конечно, я ожидал, что вы изменитесь. Три года – это большой срок. Но я оставил двух детей, а вернулся – и передо мной почти взрослые люди.
Дети никак на это не отреагировали. Кэтрин, чтобы как-то заполнить неловкую паузу, начала всех усаживать. Но Дик и Сюзанна молчали, сидя рядышком на кушетке, и хотя они с любопытством смотрели на отца, они все равно держались от него на расстоянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40