– Мы думали, что просто где-то оставлена маленькая сумма.
Мистер Годвин мягко улыбнулся и достал еще два документа.
– В настоящее время еще семьсот фунтов выдано в долг двум джентльменам вашего города, мистеру Кингу с Юнити-Милл и мистеру Беннету с пивоваренного завода. Мистер Кинг занял четыреста фунтов на два года, мистер Беннет триста фунтов до декабря. В настоящее время они выплачивают лишь семь процентов. Это что касается закладных.
Он передал им документы. Каждый был перевязан зеленой ленточкой. Теперь Мартину стали понятны записи отца, и это было для него как гром среди ясного неба.
– Мой отец одалживал деньги, он был значительно богаче, чем мы думали. – Он передал документы Нэн, которая смотрела на него недоверчивыми глазами. – Он оставил тысячу двести фунтов в общей сложности.
– Нет, мистер Кокс, это не все. – Он передал еще два документа. – Одна тысяча фунтов вложена в железнодорожную компанию и пятьсот фунтов – в дорожный трест. Капитал вашего отца, таким образом, составляет более двух тысяч семисот фунтов, но железнодорожные акции сейчас стоят значительно больше, чем восемь лет назад.
– Насколько больше?
– Возможно, что процентов на сорок.
– Итак, у моего отца было более трех тысяч фунтов.
– Да. Но следует учитывать расходы на официальное утверждение завещания, что составляет два с половиной процента от всей суммы. И полтора процента за мои услуги. Но и после этого остается значительная сумма, с чем, я думаю, вы согласитесь. – Мистер Годвин улыбнулся. – Благодаря тому, что ваш отец так много работал, вы теперь очень счастливый молодой человек.
Мартин сидел молча, глядя на документы в своих руках. Да, он был счастливым молодым человеком, но в данный момент не испытывал радости. Сначала он испытал возбуждение, услышав о сумме в пятьсот фунтов, потом недоверие, которое затем переросло в отвращение, теперь же он ощущал лишь горькую ярость. Он тяжело дышал, его ноздри раздувались, губы были крепко сжаты. Нэн наблюдала за ним. Она все понимала. А мистер Годвин, добрый человек, который кое-что знал о жизни брата и сестры в каменоломне Скарр, желал бы как-то иначе принести свои поздравления. После короткого молчания он заговорил вновь:
– Боюсь, что размеры вашего наследства потрясли вас. Учитывая, что вы плохо себя чувствуете, это и понятно. Может быть, вы хотите отложить дальнейшее обсуждение?
Мартин поднял глаза. Он был очень бледен. У него ужасно ныла нога, и он старался скрыть это.
– Нет, я хочу обсудить все сейчас. У меня есть несколько вопросов. Во-первых, сколько должно пройти времени, прежде чем я смогу тратить эти деньги?
– Ну, строго говоря, тогда, когда будет оформлено вступление в наследство, что займет несколько недель. Но на практике закон разрешает те расходы, которые должны быть оплачены немедленно. Но мне необходимо сообщить вам еще кое-что, отвечая на этот вопрос. Я хочу объяснить ситуацию, вытекающую из того, что вы несовершеннолетний. Это означает, что сейчас вы не можете сами распоряжаться наследством, пока не достигнете возраста двадцати одного года.
– Вы хотите сказать, что я не могу тратить эти деньги еще четыре года или даже больше? Но если так…
– Пожалуйста, – мягко перебил его мистер Годвин, – послушайте меня, и я объясню вам все подробно.
– Когда ваш отец писал завещание, мы обсуждали с ним возможность, что он может умереть, когда вам еще не будет двадцати одного года, и на этот случай он назначил меня исполнителем его воли, опекуном его состояния. Другими словами, теперь я ваш опекун, что означает, что я контролирую ваше состояние, пока вы не достигнете совершеннолетия. Но вам не следует расстраиваться. Это просто означает, что я буду защищать ваши интересы, пока вы не можете делать этого сами. Моя обязанность как опекуна помогать вам всеми способами, и если ваши траты будут разумными, с моей точки зрения, то между нами не возникнет никаких проблем. Но если вы решите приобрести недвижимость, строения или землю, то сделка должна заключаться от моего имени. Не вините меня за это, мистер Кокс. Вините закон. Хотя должен сказать, что это очень разумный закон.
– Я хочу купить приличный дом. Могу ли я сделать это?
– Конечно. Но от моего имени.
– А что с каменоломней? – спросил Мартин. – Я могу взять аренду отца?
– Если арендодатель согласен, то да. Но сделка тоже должна быть от моего имени.
– А если я захочу что-нибудь изменить там? Купить новое оборудование? Нанять людей?
– Если эти изменения будут разумны, я не помешаю вам. Мы, конечно, должны будем встретиться с агентом и рассказать ему о том что вы хотите, но я не думаю, что возникнут какие-либо трудности. Чем больше камня вы добудете, чем больше его продадите, тем больше заплатите по договору аренды, и никто не будет возражать против этого.
Наступило молчание. Мистер Годвин улыбался.
– Есть ли у вас еще вопросы?
– Да. Мне еще долго ждать совершеннолетия. Я думаю, что вы будете выполнять обязанности опекуна за плату.
– Моя обычная плата за такого рода услуги – пять гиней в год, хотя могут быть и дополнительные расходы, если возникнут какие-то сложности.
– Пять гиней, – произнес Мартин. – Это кажется разумным.
– Думаю, могу обещать вам, мистер Кокс, что вы найдете меня вообще разумным человеком. Ваш отец доверял мне. Я надеюсь, что вы тоже будете доверять мне. Осталось еще несколько вопросов, которые нам следует обсудить, и я полагаю, лучше всего начать с покупки дома.
Покинув контору мистера Годвина, брат и сестра почти не разговаривали. Во-первых, на улице было много народа. Во-вторых, Мартину нужно было благополучно добраться до экипажа. Они молчали до тех пор, пока не выехали из города на дорогу, которая вела к Фордоверу. Тут, наконец, Мартин дал волю своим чувствам.
– Эти деньги! Счастье! – сказал он, сжимая кулаки. – Три тысячи фунтов! Только подумай! А отец все эти годы говорил, что едва сводит концы с концами!
– Да, я знаю, – отвечала Нэн. – Я до сих пор с трудом верю всему этому.
– И эта нищета на протяжении многих лет! Ничего не иметь! Заставлять работать тебя в каменоломне до трещин на руках, от которых ты плакала. Заставлять нас – и нашу маму тоже – жить так, как живут крысы в норе. Мама болела шесть месяцев, а отец лишь обещал ей: «Когда-нибудь, Энни. Когда-нибудь». Мама умерла от его обещаний. И все это время у него были эти деньги, лежали год за годом, ничего не делали, их становилось все больше! – Мартина захлестнула волна горечи. Его молодой голос дрожал. – О, Нэн, я ненавижу его за это! Я никогда не прощу ему этого. Никогда! – сказал он.
– Замолчи, не надо говорить этого. Ты так не думаешь на самом деле, я знаю.
– Но я думаю так! Все это – правда!
– Отец думал о тебе. Все, что он делал, он делал ради тебя. Даже умер оттого, что поднял камень, чтобы спасти твою ногу.
– Я знаю это! Но я не просил его убивать себя. А если бы он не был таким жадным, если бы не дрожал над каждым пенни, то мы могли бы починить лебедку, и ничего не случилось бы. Он бы не умер, а я не испытывал бы эту проклятую боль в ноге!
Нэн ничего не сказала, она просто отвезла его домой. Она уложила его на кровать, подложив подушки под больную ногу. Затем она поехала в Меер и объяснила, почему остановлены работы по строительству новой часовни в Роуэлл-Кросс. Когда она вернулась, Мартин спал. Он проспал еще несколько часов, а когда проснулся, ярость его поутихла, но чувство горечи осталось.
– Ты понимаешь, что если бы эти три тысячи фунтов были вложены, мы могли бы прилично жить на проценты с них, вообще не работая?
– Ты именно это и собираешься сделать? – спросила в изумлении Нэн.
– Нет. Я просто хочу показать тебе, как с нами обращались все эти годы, потому что ты, похоже, не понимаешь, какую огромную сумму денег нам оставил отец.
– Понимаю. Я не дура.
– Тогда почему же ты не злишься? – спросил ее Мартин.
– Потому, – мягко ответила она, – что ты злишься за нас обоих. – Затем, помолчав, она добавила: – Ты будешь по-прежнему работать каменщиком, когда заживет нога?
– Скорее всего, да. А если мне разрешат взять в аренду Скарр, то я буду работать здесь. Но теперь тут будет все не так, как было раньше. Да, я обещаю тебе это! Отец всегда верил, что наш камень лучший в округе. Он всегда говорил, что настанет день, когда вырастет потребность в нем; всегда повторял, что нужно быть готовыми к этому. Но я хочу подготовиться к этому дню так, как отец и не мечтал. Я хочу вложить часть денег в саму каменоломню, потому что я тоже верю в наш камень. В десять раз больше, чем отец.
Нэн молчала. Он посмотрел на нее.
– Но не только в каменоломне должны произойти изменения. Вся наша жизнь должна перемениться. Прежде всего нам надо найти приличный дом. Не снять, заметь, а купить наш собственный дом, прямо сейчас же. Мы купим нормальную мебель – дубовую или красного дерева – ты сама выберешь. У тебя будет плита, на которой ты будешь готовить, с духовкой, сияющая медью. Конечно, ты купишь себе новую одежду, самые модные шляпки!
Нэн улыбнулась. Она была тронута его словами, но в ее улыбке была тоска, и Мартин заметил это.
– Что случилось? Тебе не нравится думать о том, что скоро у нас будут все те вещи, о которых ты мечтала долгие годы?
– Нет, конечно, я довольна. Просто мне хотелось бы, чтобы ты помнил о том, что за все это нам следует благодарить нашего отца.
– О, я хорошо об этом помню! Но я также хорошо помню, на что была похожа наша жизнь до сих пор. Мы жили, не имея самого необходимого, а у него были деньги. И ты хочешь сказать, что не видишь в этом ничего плохого?
– Все, что я хочу сказать, это то, что отец думал, что он делает как лучше.
– Ну, мои идеи отличны от его и отныне я один буду решать, что лучше. И завтра, когда мы опять поедем в город, мы посмотрим, какие дома там продаются.
– Я думаю, нам стоит немного подождать. Неприлично заниматься этим, когда со смерти нашего отца прошло всего тридцать шесть часов.
– А когда это будет прилично? – спросил Мартин.
– Я думаю, что мы, по крайней мере, должны заняться этим после похорон, – сказала Нэн.
* * *
Двумя днями позже они стояли на церковном кладбище и наблюдали, как опускают гроб их отца в могилу, рядом с гробом матери. Когда ушли люди из похоронной конторы, викарий мистер Хиксон проводил их до ворот кладбища и помог Мартину, который был все еще на костылях, сесть в экипаж.
Это был чудесный, солнечный день, в воздухе чувствовалась весна, птицы трудились над постройкой и починкой своих гнезд в ветвях деревьев. Они ехали мимо домов с садиками перед ними, огороженными низкими каменными стенами. Это были дома, которыми так восхищалась Нэн, когда приходила к церкви проведать могилу матери. И теперь, проезжая по улице, она вдруг увидела на воротах одного из домов белую табличку, на которой было написано «Продается с аукциона». Внизу было приписано имя аукциониста. Это был коттедж в самом конце улицы – за ним начинались поля и пастбища – и Нэн, не веря своим глазам, указала на дом Мартину:
– Мартин, посмотри.
– Господи, благослови!
– Ты думаешь?..
– Это то, что нужно.
Коттедж был пуст, они это видели, окна были без занавесей. Торги должны были состояться в марте, десятого числа, а разрешение на осмотр можно было получить у мистеров Томсона и Харгривза. После короткого обсуждения Мартин сошел у коттеджа, а Нэн поехала за ключом.
Неловко, оттого что был на костылях, он открыл ворота и вошел во дворик. Слева, недалеко от тропинки, была невысокая каменная стена, отгораживающая садик от соседей. Поскольку была ранняя весна, сад был почти голым, но кое-где были видны вечнозеленые растения, а на вишневых деревьях и смородиновых кустах уже набухли почки.
Поскольку коттедж был крайним, его сад был шире остальных. За домом росли фруктовые деревья – яблони и сливы, по другую сторону был огород с кустами малины и грядками брокколи. Когда Мартин вплотную подошел к ограде, он увидел поля и пастбища, по которым протекал ручей. В двух или трех сотнях ярдов от дома ручей впадал в Лим, а еще через сотню ярдов от этого места стояла фабрика «Шервез». Мартин не видел фабрики из-за деревьев, которые росли на берегу реки, но он слышал шум водяных колес и монотонный стук работающих станков.
Он повернулся и пошел обратно по направлению к дому. Вскоре приехала Нэн с ключами.
– Мистер Томсон предложил сопровождать меня, но я подумала, что будет лучше посмотреть все самим.
Да, это было действительно лучше, потому что никто их не стеснял. А Нэн, которая за всю свою жизнь не входила в приличный дом, могла вволю восхищаться, потому что дома в этом районе были действительно хорошие. В передней гостиной, например, была не только каминная чугунная решетка, но и дубовая полка над камином, покрытая резьбой в виде виноградных листьев и плодов. А в кухне была именно такая сверкающая плита, о которой говорил Мартин. За кухней было помещение с паровым котлом и керамической раковиной.
Нэн не могла насмотреться на все это. Она переходила из одной комнаты в другую, поднималась в спальни и снова спускалась вниз. Но больше всего ее притягивали две гостиные и кухня, потому что она уже воображала, как разгорается хороший уголь в плите, представляла стоящую там мебель – похожую на ту, что она видела на ферме Хей-Хо. И конечно же, ей нравилась маленькая гостиная с голубыми полосатыми обоями на стенах и белым потолком. И везде было так чисто и сухо! Потолок, стены, каменный пол – все было таким сухим, что суше не бывает, и это, после Скарр, казалось ей просто чудом. Правда, Мартин нашел влажное пятно на стене кухни, под одним из окон, но что означало одно маленькое пятно, размером с ладонь, когда все остальное было абсолютно сухим!
– Да, это не страшно, – согласился Мартин. – Это хорошо построенный дом, тут нет никаких сомнений.
– Это не просто дом – это дворец, – сказала Нэн.
– Значит, тебе он нравится?
– О, Мартин, а тебе разве нет?
– Да, – ответил он, улыбаясь. – Я думаю, он нам подойдет.
– Я не могу в это поверить. Только подумать, мы с тобой будем жить в таком доме! – Но тут ее лицо затуманилось. Она посмотрела на него со слезами на глазах. – О, дорогой! Это плохо с нашей стороны, смеяться и говорить так, когда нашего отца только что предали земле.
– Я не вижу в этом плохого. Отец умер, но мы живы. Живые должны заниматься делами. – Он повернулся и направился к двери. – Пойдем посмотрим сад, – сказал он.
В Чардуэлле продавались и другие дома, среди них было несколько просто чудесных, и на протяжении следующих трех недель, по совету мистера Годвина, Мартин и Нэн осмотрели их все. Но никакой так их не очаровал, как дом под номером шесть рядом с церковью, и они с нетерпением ожидали начала торгов.
Нога Мартина медленно поправлялась. Опухоль уже почти опала, боль утихла. В конце второй недели он уже пытался потихоньку ходить без костылей, а еще через неделю вообще мог обходиться без них. Скоро он вернулся к строительству часовни в Роуэлл-Кросс, наняв двух человек в помощь по объявлению в «Чардуэлл газетт». Он купил новую крепкую телегу и новую лебедку.
Эти два человека, которых он нанял, были не только опытными каменщиками, но и каменотесами. Раньше они работали в Стеннетс, известной каменоломне в шестнадцати милях от Скарр, но она была выработана, и они потеряли работу. Старший из двух, Томми Ник, был мастером в Стеннетс. Ему было за сорок, он был невысокого роста, но очень крепок и удивительно силен. Другому, Бобу Селлмэну, было около двадцати. Мартин хорошо ладил с ними обоими, они были умны, трудолюбивы, на них можно было положиться; работа на строительстве часовни продвигалась вполне удовлетворительно. Мартин сообщил им, что если они хотят, он может предложить им постоянную работу, и рассказал им о своих планах насчет Скарр. Они были заинтересованы в работе и назвали Мартину имена еще трех человек, своих приятелей, которых это тоже могло заинтересовать.
– А что сделали с оборудованием, когда Стеннетс закрылась? – спросил Мартин. – Оно было продано?
– Да, его купил Рэдли Браун. Но если вы хотите оснастить все как следует, вам надо обратиться к «Уэттл и Сын», владельцам литейного цеха. Там можно купить самое лучшее оборудование.
– Хорошо. А вы могли бы пойти со мной, чтобы дать совет.
Вечером десятого марта Мартин и Нэн отправились на торги. Мистер Годвин присоединился к ним, поскольку, как опекун Мартина, он должен был подписать сделку. Дом обошелся в сто девяносто пять фунтов. Мартин и Нэн торжествовали, а мистер Годвин пригласил их на обед, чтобы отпраздновать это событие. Он поднял бокал вина, пожелав им уюта и долгих лет жизни в новом доме и всяческих успехов Мартину в деле расширения Скарр.
Обещание мистера Годвина, что Мартин найдет в его лице разумного человека, полностью оправдывалось, его опекунство никогда не было назойливым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Мистер Годвин мягко улыбнулся и достал еще два документа.
– В настоящее время еще семьсот фунтов выдано в долг двум джентльменам вашего города, мистеру Кингу с Юнити-Милл и мистеру Беннету с пивоваренного завода. Мистер Кинг занял четыреста фунтов на два года, мистер Беннет триста фунтов до декабря. В настоящее время они выплачивают лишь семь процентов. Это что касается закладных.
Он передал им документы. Каждый был перевязан зеленой ленточкой. Теперь Мартину стали понятны записи отца, и это было для него как гром среди ясного неба.
– Мой отец одалживал деньги, он был значительно богаче, чем мы думали. – Он передал документы Нэн, которая смотрела на него недоверчивыми глазами. – Он оставил тысячу двести фунтов в общей сложности.
– Нет, мистер Кокс, это не все. – Он передал еще два документа. – Одна тысяча фунтов вложена в железнодорожную компанию и пятьсот фунтов – в дорожный трест. Капитал вашего отца, таким образом, составляет более двух тысяч семисот фунтов, но железнодорожные акции сейчас стоят значительно больше, чем восемь лет назад.
– Насколько больше?
– Возможно, что процентов на сорок.
– Итак, у моего отца было более трех тысяч фунтов.
– Да. Но следует учитывать расходы на официальное утверждение завещания, что составляет два с половиной процента от всей суммы. И полтора процента за мои услуги. Но и после этого остается значительная сумма, с чем, я думаю, вы согласитесь. – Мистер Годвин улыбнулся. – Благодаря тому, что ваш отец так много работал, вы теперь очень счастливый молодой человек.
Мартин сидел молча, глядя на документы в своих руках. Да, он был счастливым молодым человеком, но в данный момент не испытывал радости. Сначала он испытал возбуждение, услышав о сумме в пятьсот фунтов, потом недоверие, которое затем переросло в отвращение, теперь же он ощущал лишь горькую ярость. Он тяжело дышал, его ноздри раздувались, губы были крепко сжаты. Нэн наблюдала за ним. Она все понимала. А мистер Годвин, добрый человек, который кое-что знал о жизни брата и сестры в каменоломне Скарр, желал бы как-то иначе принести свои поздравления. После короткого молчания он заговорил вновь:
– Боюсь, что размеры вашего наследства потрясли вас. Учитывая, что вы плохо себя чувствуете, это и понятно. Может быть, вы хотите отложить дальнейшее обсуждение?
Мартин поднял глаза. Он был очень бледен. У него ужасно ныла нога, и он старался скрыть это.
– Нет, я хочу обсудить все сейчас. У меня есть несколько вопросов. Во-первых, сколько должно пройти времени, прежде чем я смогу тратить эти деньги?
– Ну, строго говоря, тогда, когда будет оформлено вступление в наследство, что займет несколько недель. Но на практике закон разрешает те расходы, которые должны быть оплачены немедленно. Но мне необходимо сообщить вам еще кое-что, отвечая на этот вопрос. Я хочу объяснить ситуацию, вытекающую из того, что вы несовершеннолетний. Это означает, что сейчас вы не можете сами распоряжаться наследством, пока не достигнете возраста двадцати одного года.
– Вы хотите сказать, что я не могу тратить эти деньги еще четыре года или даже больше? Но если так…
– Пожалуйста, – мягко перебил его мистер Годвин, – послушайте меня, и я объясню вам все подробно.
– Когда ваш отец писал завещание, мы обсуждали с ним возможность, что он может умереть, когда вам еще не будет двадцати одного года, и на этот случай он назначил меня исполнителем его воли, опекуном его состояния. Другими словами, теперь я ваш опекун, что означает, что я контролирую ваше состояние, пока вы не достигнете совершеннолетия. Но вам не следует расстраиваться. Это просто означает, что я буду защищать ваши интересы, пока вы не можете делать этого сами. Моя обязанность как опекуна помогать вам всеми способами, и если ваши траты будут разумными, с моей точки зрения, то между нами не возникнет никаких проблем. Но если вы решите приобрести недвижимость, строения или землю, то сделка должна заключаться от моего имени. Не вините меня за это, мистер Кокс. Вините закон. Хотя должен сказать, что это очень разумный закон.
– Я хочу купить приличный дом. Могу ли я сделать это?
– Конечно. Но от моего имени.
– А что с каменоломней? – спросил Мартин. – Я могу взять аренду отца?
– Если арендодатель согласен, то да. Но сделка тоже должна быть от моего имени.
– А если я захочу что-нибудь изменить там? Купить новое оборудование? Нанять людей?
– Если эти изменения будут разумны, я не помешаю вам. Мы, конечно, должны будем встретиться с агентом и рассказать ему о том что вы хотите, но я не думаю, что возникнут какие-либо трудности. Чем больше камня вы добудете, чем больше его продадите, тем больше заплатите по договору аренды, и никто не будет возражать против этого.
Наступило молчание. Мистер Годвин улыбался.
– Есть ли у вас еще вопросы?
– Да. Мне еще долго ждать совершеннолетия. Я думаю, что вы будете выполнять обязанности опекуна за плату.
– Моя обычная плата за такого рода услуги – пять гиней в год, хотя могут быть и дополнительные расходы, если возникнут какие-то сложности.
– Пять гиней, – произнес Мартин. – Это кажется разумным.
– Думаю, могу обещать вам, мистер Кокс, что вы найдете меня вообще разумным человеком. Ваш отец доверял мне. Я надеюсь, что вы тоже будете доверять мне. Осталось еще несколько вопросов, которые нам следует обсудить, и я полагаю, лучше всего начать с покупки дома.
Покинув контору мистера Годвина, брат и сестра почти не разговаривали. Во-первых, на улице было много народа. Во-вторых, Мартину нужно было благополучно добраться до экипажа. Они молчали до тех пор, пока не выехали из города на дорогу, которая вела к Фордоверу. Тут, наконец, Мартин дал волю своим чувствам.
– Эти деньги! Счастье! – сказал он, сжимая кулаки. – Три тысячи фунтов! Только подумай! А отец все эти годы говорил, что едва сводит концы с концами!
– Да, я знаю, – отвечала Нэн. – Я до сих пор с трудом верю всему этому.
– И эта нищета на протяжении многих лет! Ничего не иметь! Заставлять работать тебя в каменоломне до трещин на руках, от которых ты плакала. Заставлять нас – и нашу маму тоже – жить так, как живут крысы в норе. Мама болела шесть месяцев, а отец лишь обещал ей: «Когда-нибудь, Энни. Когда-нибудь». Мама умерла от его обещаний. И все это время у него были эти деньги, лежали год за годом, ничего не делали, их становилось все больше! – Мартина захлестнула волна горечи. Его молодой голос дрожал. – О, Нэн, я ненавижу его за это! Я никогда не прощу ему этого. Никогда! – сказал он.
– Замолчи, не надо говорить этого. Ты так не думаешь на самом деле, я знаю.
– Но я думаю так! Все это – правда!
– Отец думал о тебе. Все, что он делал, он делал ради тебя. Даже умер оттого, что поднял камень, чтобы спасти твою ногу.
– Я знаю это! Но я не просил его убивать себя. А если бы он не был таким жадным, если бы не дрожал над каждым пенни, то мы могли бы починить лебедку, и ничего не случилось бы. Он бы не умер, а я не испытывал бы эту проклятую боль в ноге!
Нэн ничего не сказала, она просто отвезла его домой. Она уложила его на кровать, подложив подушки под больную ногу. Затем она поехала в Меер и объяснила, почему остановлены работы по строительству новой часовни в Роуэлл-Кросс. Когда она вернулась, Мартин спал. Он проспал еще несколько часов, а когда проснулся, ярость его поутихла, но чувство горечи осталось.
– Ты понимаешь, что если бы эти три тысячи фунтов были вложены, мы могли бы прилично жить на проценты с них, вообще не работая?
– Ты именно это и собираешься сделать? – спросила в изумлении Нэн.
– Нет. Я просто хочу показать тебе, как с нами обращались все эти годы, потому что ты, похоже, не понимаешь, какую огромную сумму денег нам оставил отец.
– Понимаю. Я не дура.
– Тогда почему же ты не злишься? – спросил ее Мартин.
– Потому, – мягко ответила она, – что ты злишься за нас обоих. – Затем, помолчав, она добавила: – Ты будешь по-прежнему работать каменщиком, когда заживет нога?
– Скорее всего, да. А если мне разрешат взять в аренду Скарр, то я буду работать здесь. Но теперь тут будет все не так, как было раньше. Да, я обещаю тебе это! Отец всегда верил, что наш камень лучший в округе. Он всегда говорил, что настанет день, когда вырастет потребность в нем; всегда повторял, что нужно быть готовыми к этому. Но я хочу подготовиться к этому дню так, как отец и не мечтал. Я хочу вложить часть денег в саму каменоломню, потому что я тоже верю в наш камень. В десять раз больше, чем отец.
Нэн молчала. Он посмотрел на нее.
– Но не только в каменоломне должны произойти изменения. Вся наша жизнь должна перемениться. Прежде всего нам надо найти приличный дом. Не снять, заметь, а купить наш собственный дом, прямо сейчас же. Мы купим нормальную мебель – дубовую или красного дерева – ты сама выберешь. У тебя будет плита, на которой ты будешь готовить, с духовкой, сияющая медью. Конечно, ты купишь себе новую одежду, самые модные шляпки!
Нэн улыбнулась. Она была тронута его словами, но в ее улыбке была тоска, и Мартин заметил это.
– Что случилось? Тебе не нравится думать о том, что скоро у нас будут все те вещи, о которых ты мечтала долгие годы?
– Нет, конечно, я довольна. Просто мне хотелось бы, чтобы ты помнил о том, что за все это нам следует благодарить нашего отца.
– О, я хорошо об этом помню! Но я также хорошо помню, на что была похожа наша жизнь до сих пор. Мы жили, не имея самого необходимого, а у него были деньги. И ты хочешь сказать, что не видишь в этом ничего плохого?
– Все, что я хочу сказать, это то, что отец думал, что он делает как лучше.
– Ну, мои идеи отличны от его и отныне я один буду решать, что лучше. И завтра, когда мы опять поедем в город, мы посмотрим, какие дома там продаются.
– Я думаю, нам стоит немного подождать. Неприлично заниматься этим, когда со смерти нашего отца прошло всего тридцать шесть часов.
– А когда это будет прилично? – спросил Мартин.
– Я думаю, что мы, по крайней мере, должны заняться этим после похорон, – сказала Нэн.
* * *
Двумя днями позже они стояли на церковном кладбище и наблюдали, как опускают гроб их отца в могилу, рядом с гробом матери. Когда ушли люди из похоронной конторы, викарий мистер Хиксон проводил их до ворот кладбища и помог Мартину, который был все еще на костылях, сесть в экипаж.
Это был чудесный, солнечный день, в воздухе чувствовалась весна, птицы трудились над постройкой и починкой своих гнезд в ветвях деревьев. Они ехали мимо домов с садиками перед ними, огороженными низкими каменными стенами. Это были дома, которыми так восхищалась Нэн, когда приходила к церкви проведать могилу матери. И теперь, проезжая по улице, она вдруг увидела на воротах одного из домов белую табличку, на которой было написано «Продается с аукциона». Внизу было приписано имя аукциониста. Это был коттедж в самом конце улицы – за ним начинались поля и пастбища – и Нэн, не веря своим глазам, указала на дом Мартину:
– Мартин, посмотри.
– Господи, благослови!
– Ты думаешь?..
– Это то, что нужно.
Коттедж был пуст, они это видели, окна были без занавесей. Торги должны были состояться в марте, десятого числа, а разрешение на осмотр можно было получить у мистеров Томсона и Харгривза. После короткого обсуждения Мартин сошел у коттеджа, а Нэн поехала за ключом.
Неловко, оттого что был на костылях, он открыл ворота и вошел во дворик. Слева, недалеко от тропинки, была невысокая каменная стена, отгораживающая садик от соседей. Поскольку была ранняя весна, сад был почти голым, но кое-где были видны вечнозеленые растения, а на вишневых деревьях и смородиновых кустах уже набухли почки.
Поскольку коттедж был крайним, его сад был шире остальных. За домом росли фруктовые деревья – яблони и сливы, по другую сторону был огород с кустами малины и грядками брокколи. Когда Мартин вплотную подошел к ограде, он увидел поля и пастбища, по которым протекал ручей. В двух или трех сотнях ярдов от дома ручей впадал в Лим, а еще через сотню ярдов от этого места стояла фабрика «Шервез». Мартин не видел фабрики из-за деревьев, которые росли на берегу реки, но он слышал шум водяных колес и монотонный стук работающих станков.
Он повернулся и пошел обратно по направлению к дому. Вскоре приехала Нэн с ключами.
– Мистер Томсон предложил сопровождать меня, но я подумала, что будет лучше посмотреть все самим.
Да, это было действительно лучше, потому что никто их не стеснял. А Нэн, которая за всю свою жизнь не входила в приличный дом, могла вволю восхищаться, потому что дома в этом районе были действительно хорошие. В передней гостиной, например, была не только каминная чугунная решетка, но и дубовая полка над камином, покрытая резьбой в виде виноградных листьев и плодов. А в кухне была именно такая сверкающая плита, о которой говорил Мартин. За кухней было помещение с паровым котлом и керамической раковиной.
Нэн не могла насмотреться на все это. Она переходила из одной комнаты в другую, поднималась в спальни и снова спускалась вниз. Но больше всего ее притягивали две гостиные и кухня, потому что она уже воображала, как разгорается хороший уголь в плите, представляла стоящую там мебель – похожую на ту, что она видела на ферме Хей-Хо. И конечно же, ей нравилась маленькая гостиная с голубыми полосатыми обоями на стенах и белым потолком. И везде было так чисто и сухо! Потолок, стены, каменный пол – все было таким сухим, что суше не бывает, и это, после Скарр, казалось ей просто чудом. Правда, Мартин нашел влажное пятно на стене кухни, под одним из окон, но что означало одно маленькое пятно, размером с ладонь, когда все остальное было абсолютно сухим!
– Да, это не страшно, – согласился Мартин. – Это хорошо построенный дом, тут нет никаких сомнений.
– Это не просто дом – это дворец, – сказала Нэн.
– Значит, тебе он нравится?
– О, Мартин, а тебе разве нет?
– Да, – ответил он, улыбаясь. – Я думаю, он нам подойдет.
– Я не могу в это поверить. Только подумать, мы с тобой будем жить в таком доме! – Но тут ее лицо затуманилось. Она посмотрела на него со слезами на глазах. – О, дорогой! Это плохо с нашей стороны, смеяться и говорить так, когда нашего отца только что предали земле.
– Я не вижу в этом плохого. Отец умер, но мы живы. Живые должны заниматься делами. – Он повернулся и направился к двери. – Пойдем посмотрим сад, – сказал он.
В Чардуэлле продавались и другие дома, среди них было несколько просто чудесных, и на протяжении следующих трех недель, по совету мистера Годвина, Мартин и Нэн осмотрели их все. Но никакой так их не очаровал, как дом под номером шесть рядом с церковью, и они с нетерпением ожидали начала торгов.
Нога Мартина медленно поправлялась. Опухоль уже почти опала, боль утихла. В конце второй недели он уже пытался потихоньку ходить без костылей, а еще через неделю вообще мог обходиться без них. Скоро он вернулся к строительству часовни в Роуэлл-Кросс, наняв двух человек в помощь по объявлению в «Чардуэлл газетт». Он купил новую крепкую телегу и новую лебедку.
Эти два человека, которых он нанял, были не только опытными каменщиками, но и каменотесами. Раньше они работали в Стеннетс, известной каменоломне в шестнадцати милях от Скарр, но она была выработана, и они потеряли работу. Старший из двух, Томми Ник, был мастером в Стеннетс. Ему было за сорок, он был невысокого роста, но очень крепок и удивительно силен. Другому, Бобу Селлмэну, было около двадцати. Мартин хорошо ладил с ними обоими, они были умны, трудолюбивы, на них можно было положиться; работа на строительстве часовни продвигалась вполне удовлетворительно. Мартин сообщил им, что если они хотят, он может предложить им постоянную работу, и рассказал им о своих планах насчет Скарр. Они были заинтересованы в работе и назвали Мартину имена еще трех человек, своих приятелей, которых это тоже могло заинтересовать.
– А что сделали с оборудованием, когда Стеннетс закрылась? – спросил Мартин. – Оно было продано?
– Да, его купил Рэдли Браун. Но если вы хотите оснастить все как следует, вам надо обратиться к «Уэттл и Сын», владельцам литейного цеха. Там можно купить самое лучшее оборудование.
– Хорошо. А вы могли бы пойти со мной, чтобы дать совет.
Вечером десятого марта Мартин и Нэн отправились на торги. Мистер Годвин присоединился к ним, поскольку, как опекун Мартина, он должен был подписать сделку. Дом обошелся в сто девяносто пять фунтов. Мартин и Нэн торжествовали, а мистер Годвин пригласил их на обед, чтобы отпраздновать это событие. Он поднял бокал вина, пожелав им уюта и долгих лет жизни в новом доме и всяческих успехов Мартину в деле расширения Скарр.
Обещание мистера Годвина, что Мартин найдет в его лице разумного человека, полностью оправдывалось, его опекунство никогда не было назойливым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40