– Эта штука просто потрясающая. Она превосходна, нет слов. Почему я так долго ждал?
– Не надо сожалений, любовь моя.
Она подняла коробочку. Рядом с экстази лежало несколько маленьких голубых таблеток в форме бриллианта. Она положила одну на язык и предложила другую Питеру.
– Это виагра.
– Виагра?
– Конечно, все это делают. Я люблю заниматься любовью после экстази, но иногда это сложно, слишком большое напряжение, слишком много всего, так что лучше будет принять это, поесть немного фруктов, включить музыку, немного остыть, и через час мы с тобой достучимся до небес.
Помещение при церкви Святой Хильды, Сохо
– Слушайте, я знаю, это долгая история, но это же лечение, так? Я должен рассказать всю историю по-своему, или ничего не получится. В общем, это хорошая история, пресса за нее кучу бабок заплатила бы, а вы, ребята, слышите ее только потому, что вы алкоголики. Годится? Короче, о чем это я? А, да, о Наградах. Парни, вы ни за что не догадаетесь, что случилось дальше, вам и в голову не может прийти, кто постучался ко мне в гримерную, когда девка того парня из «администрации и персонала» пыталась стереть кусочки киви со своей жопы…
Чертов коп, ни больше ни меньше! Коммандер полиции ее величества! Нет, вы только подумайте! За кулисами Наград! Это как если исламский, мать его, джихад припрется вдруг на концерт Барбры Стрейзанд! Коп на Наградах! Держите меня шестеро, если бы у него была ищейка, я думаю, про попсу можно было бы забыть на десять лет, пока мы все не вышли бы из тюрьмы. Я чуть в штаны не наложил, блин. Сначала я подумал, что этот урод приперся, чтобы взять меня за то, что я выкинул Эмили из лимузина. Я подумал, что ее папашка, его лордство, решил меня арестовать и отрубить мне голову, или типа того, но вдруг оказалось, что у него назначена встреча!. Старший из четырех менеджеров подходит ко мне и говорит, что я согласился встретиться с каким-то копом и мелким членом парламента, которые хотели поговорить о наркозависимости. Нет, каково? Я сижу обдолбанный, экстази только из ушей не прет, у меня полуголая девка, вымазанная во фруктах, тоже в невменозе, целый пакет дури на столе, а мой менеджер хочет, чтобы я разговаривал с копом и членом парламента!
Британские Награды, Доклендс-арена
Питер Педжет, член парламента, покровительственно улыбался Томми. Он чувствовал, что артисты, певцы – это люди его типа. Он и сам ведь был важной фигурой, политиком часа, человеком, о котором все говорили. Он имел право находиться в гардеробной Томми Хансена. Единственное, за что ему было неловко, – это что он не смог убедить менеджеров Хансена выписать Саманте пропуск за сцену. Но ему удалось достать ей место на церемонии, и она была вне себя от счастья. Ей ведь было всего двадцать три года. Там был ее мир.
– Я так благодарен, что вы согласились со мной встретиться, мистер Хансен, или, возможно, я могу называть вас Томми? Меня зовут Пит.
– Ну… Ладно. Да. Не важно.
– Я убежден, что вы разделяете мои взгляды на наркотики, Томми.
– Да, бессмнения, а как же.
– А именно – защищать детей и молодых людей от последствий употребления наркотиков.
С наигранной легкостью Томми Хансен присел на краешек стола, как раз между двумя своими посетителями и открытым пакетом кокаина.
– Да, ну конечно. Именно, я полностью за. Не, в смысле, нужно деток от наркотиков отучать, это и правда очень-очень важно. Да, просто скажи – нет, вот о чем я…
За его спиной Корки надела наконец топ и сложила всё в сумочку, в которую помещались только связка ключей, пачка «Мальборо-лайтс», пакетик кокаина и пара экстази. Томми изо всех сил играл роль хозяина, но ни в коем случае не мог покинуть свою оборонительную позицию на столе.
– Это… извини, я забыл, как тебя зовут, детка.
– Корки.
– Корки, да, конечно, ну вот. Ладно, Корки, увидимся.
– Увидимся, Томми, ты просто отпад.
– Да, да… У тебя в волосах кусок карамболы застрял.
– И половинка киви в трусиках. Удачи сегодня, я за тебя болею.
– Спасибо. Ну, пока…
Корки ушла. Томми снова повернулся к своим нежданным гостям.
– Милашка. Старая подруга. Такая… Так о чем мы говорили?
– О молодежи и наркотиках.
– Да, конечно, мы должны обя-за-тель-но снять их с этой дряни. Я оч'сильно верю в это, чесслово. Эта дрянь – яд, и бьет по мозгам от души.
Питер Педжет снисходительно улыбнулся. Неужели этому парню действительно удалось не заметить скандала в прессе, который учинил его законопроект?
– Томми, друг мой, я не пытаюсь отучить детей от наркотиков.
– Нет?
– Ни за что. Это ведь совершенно невозможно, так?
– Разве? Я думал, что в этом всё и дело… В смысле, разве не это мы все пытаемся… Слушайте, о чем мы говорим?
– Мистер Хансен, – впервые заговорил полицейский, – мы верим, что пришло время признать тот факт, что молодые люди принимают наркотики, а также то, что самые серьезные последствия приема наркотиков – это связь молодежи с преступниками. Мы все знаем, каковы настоящие побочные эффекты от наркотиков.
Томми покачивался, хватаясь руками за край стола, на котором сидел, на лице его была написана беспомощная, безнадежная сосредоточенность.
– Да, конечно, ну разумеется, мы это… на хавку пробивает, да?
– Я имею в виду социальные последствия.
– Ну а я это самое и сказал, да? Пытаешься найти что-то в пять часов утра в этой идиотской стране. Едешь, едешь, и единственное, что найдешь, – это кебабы на паршивых заправках. В Штатах можно хоть авто купить двадцать четыре часа в сутки. И даже дом, мать его так, если захочется.
– Я говорю о связях с преступниками, мистер Хансен. Даже те, кто принимают наркотики только по выходным для расслабления, каждый раз оказываются в прямой финансовой связи очень сомнительного характера с дилерами и наркоторговцами. Эти люди зачастую агрессивны, они устанавливают непомерные цены за в общем-то очень подозрительный по качеству товар. Конечно, любой здравомыслящий человек согласится, что именно от этого аспекта употребления наркотиков нужно защищать молодежь.
– Ну, этта вы правильно сказали. Не могу передать, сколько раз меня… В смысле, людей, которых я знаю, разводили на такое бабло…
– Это еще не самое страшное. Несчастное меньшинство, которое становится наркозависимым, вынуждено вести преступный образ жизни, чтобы поддерживать свою преступную привычку.
Питер Педжет ерзал на стуле, ему не терпелось снова вступить в разговор.
– Некоторые становятся героиновыми шлюхами. Выражение «героиновая шлюха» он услышал совсем недавно. Точнее, его услышала Саманта в американском фильме, и Питер решил, что в нем содержится огромная сила.
– Да, ну, точно. Правильно. Слушайте… Извините, и всё такое, но куда вы вообще-то клоните? В смысле, я чё, тупой, или как?
– Мы выступаем сторонниками того, мистер Хансен, – продолжил полицейский, – чтобы легализовать наркотики.
– Держите меня шестеро. А я думал, что ты коп.
– Он самый. Коп, которому бы хотелось поганой метлой вымести огромное количество криминала из этой страны с помощью изменения одного-единственного закона.
– Молодца. Честно играешь, надо сказать.
– Но большинство людей предпочитают игнорировать проблему, делать вид, что ее не существует. Мы хотим, чтобы люди осознали масштаб употребления наркотиков в этой стране. Мы хотим сказать, что закон превращает в преступников целое поколение и заставляет нас всех страдать от совершаемых ими злодеяний. Нужен кто-то, кто-нибудь молодой, очень высокого полета, герой, образ, с которым будет ассоциироваться наше дело, кто бы вышел и признался в собственном постоянном употреблении наркотиков и сказал, что его друзья делают то же самое. Кто-то абсолютно честный, кто прорвет эту дерьмовую оболочку лжи, кто объяснит, что он вращается в кругах, где употребление наркотиков является неотъемлемой частью жизни. Нам нужно, чтобы кто-нибудь говорил о том, как употреблял наркотики в школе, на тусовках и на рок-концертах. Кто-то, кто разожжет национальные дебаты.
Помещение при церкви Святой Хильды, Сохо
– Да, прямо как сделал Ноэль Галлахер, когда заявил, что слопать экстази – это всё равно что выпить чашку чаю. Единственными чертовыми дебатами, которые он разжег, было то, что вся пресса, политики и копы, и вообще все начали срать ему на голову с очень большой высоты. Его выставили просто безответственным уродом за то, что признал и без того всем известный факт, а именно – что челы в моем кругу считают экстази просто новым лагером. Но дело в том, что я даже и не думал о дерьме, в которое бы вляпался, согласись я стать первопроходцем для этого тупого придурка. Дело в том – поймите меня правильно, – что я не поверил ни одному его слову. Я был настолько накачан наркотиками, что поимел хорошо известный «побочный эффект», как его назвал коп, а именно – я вдруг впал в полную и абсолютную паранойю.
Чесслово, если принять достаточную дозу кокаина – и любой наркоша скажет, что достаточно никогда не бывает, – можно поверить, что родная мать ненавидит тебя до смерти и думает, что твоя музыка – дерьмо. Так что, естественно, будучи закоренелым наркошей, я вдруг уверовал, что это подстава. Ловушка, типа того. Я подумал, что, если я сейчас скажу: «Да, конечно, я уже много лет на кокаине, и все мои старые дружки тоже были бы наркоманами, если бы у них были бабки, но вместо этого они принимают дерьмовый спид», – полсотни головорезов из отдела по борьбе с наркотиками выпрыгнут из холодильника с пивом и навсегда меня закроют.
Так что позвольте уверить вас, что я проигнорировал ублюдка из парламента и ответил прямо копу. И при этом очень тщательно сформулировал свою мысль.
Британские Награды, Доклендс-арена
– Я не знаю, о чем ты говоришь, приятель. Я никогда не принимал наркотики ни в каком виде, и я могу сказать молодым людям только одно: «Просто скажи – нет».
Питер Педжет попытался было что-то сказать, но многоопытный Леман, знаток человеческих характеров, понимал, что не стоит впустую сотрясать воздух.
– Что ж, в этом случае я могу только поблагодарить вас, что уделили нам время, мистер Хансен, и пожелать удачи на сегодняшней церемонии… Один совет: на вашем месте я бы перед выходом вытер верхнюю губу.
Помещение при церкви Святой Хильды, Сохо
– Он встал и свалил, а я поднялся, подошел к зеркалу и чуть не обделался. У меня было столько холерного порошка на лице, что я выглядел как Дед, мать его, Мороз. Вот только у Деда Мороза обычно кровь из обеих ноздрей не капает.
Женский следственный изолятор, Бангкок
Мужчина из консульства с большим облегчением увидел, что Соня была в этот раз намного спокойнее.
– Скажите, как к вам относится тюремная администрация?
– В нашей комнате восемнадцать человек… Я единственная англичанка… Все остальные тайки. Я не понимаю, что они говорят, поэтому всегда жду неприятностей. Я болею, мне не нравицца еда, мы никада не моемся. Иногда мне сницца, что я снова в Бирмингеме, иду за покупками в «Булл-Ринг» или ем «Кентакки фрайд чикен» с друзьями, а потом я просыпаюсь и так хочу покончить с собой, что начинаю блевать, и тогда другие девушки зляцца не на шутку. Я дважды пыталась это сделать, но нам не дают ничё опасного, даже шнурков. Я пила хрень, которой моют пол, но меня тока стошнило кровью немного, и врач заставил меня выпить очень много молока, и потом мне досталось еще больше от других девушек… Пжлста, вы должны заставить их понять, мне здесь не место, я совершила одну ошибку, я не убийца, не насильник, ничё такого. Я просто встретила одного парня на тусняке… Он пообещал каникулы в Таиланде и тыщу фунтов, и… Он сказал, что никого никада не ловят. Я поверить не могу в то, что это случилось, это неправда, этого не может быть… У меня жизнь в Англии… мои друзья, моя спальня, моя мама, они все еще там, а меня нет… Я просто встретила одного парня на тусняке…
Британские Награды, Доклендс-арена
– Эй, Тони, что происходит? Нет, какого хера происходит? Это был коп, слышь? Полицейский! У меня с собой мешок дури, а ты ко мне копа приводишь! Не, это ваще что было?
– Том, Том, успокойся, слышь, всё нормально, всё нормально.
– Ничего не нормально, мать твою! Это даже отдаленно на «нормально» не тянет. Это был коп!
– Он нормальный коп. Он в теме. К тому же ты сам сказал, что хочешь его видеть, Том, и велел всё устроить. Всё в твоем расписании, взгляни…
– Ты же знаешь, что я не читаю всякие сраные расписания. Зачем мне, по-твоему, помощники, мать их? Зачем, по-твоему, я их нанял? Не для того, чтобы хлестать мое бухло, врубился? А для того, чтобы изучать мое расписание!
– Клянусь тебе, Том, ты мне велел притащить этих уродов на Награды! Это тебе Эмили посоветовала.
– К черту Эмили. При чем она тут? Я ее кинул.
– Разве не помнишь, как она тебе рассказывала о законопроекте в парламенте? Питер Педжет, член парламента, и этот вонючий коп, который хочет легализовать наркотики! Ну, его еще во всех газетах называют «травокуром из Корпуса мира»! Эмили прям поехала на этот счет, это ее священная война.
– Конечно ее, она ж наркоша хуже моего. Естественно, она хочет легализовать дурь, глупая корова, как будто ее и без того трудно достать.
– Да, но она тебя так завела тогда, когда мы были в Сохо-Хаусе. Ты должен помнить, ты еще сказал, что хочешь встретиться с «травокуром из Корпуса мира».
Помещение при церкви Святой Хильды, Сохо
– Ну, тогда я и впрямь вспомнил. Эмили тогда прям зафанатела, говорила, что я должен поучаствовать, помочь этой кампании и всё такое, рассказать всем свою историю. Ага, прям щас. Просто отличная идея. Действительно, почему бы мне не похерить за десять секунд свою карьеру, не примкнуть к какому-то шизанутому, который, возможно, делает всё это только ради своей карьеры? Эй, послушайте, мы все под этим делом, знаете ли. Просто охренеть, принц Гарри – наркоша по всем статьям. Все знают, что я их принимаю, и мне, если честно, на это насрать. С точки зрения известности наркотики не принесли мне никакого вреда, чесслово, совсем наоборот. Весь мой «наркотический загул» и реабилитационные программы так ярко описывались, о чем вы, разумеется, знаете и так, выставили меня таким крутым парнем, очень вовремя, я как раз пытался стряхнуть после «Народного героя» образ сладкого мальчика. Люди ожидают чего-то в этом роде от своих кумиров. Но в то же время, несмотря на то что всем насрать на употребление наркотиков, можно принимать их сколько влезет, и можно говорить об этом тоже сколько влезет, помнить нужно одно: наркотики – это зло, и, когда бы тебя ни спросили, отвечай именно так, говори, что они – зло и ты соскочил или пытаешься соскочить, потому что подсел на них только из-за своих внутренних демонов. И любой ребенок, который их принимает, ненормален и нуждается в помощи и совете, и вся эта хрень – подлая стыдоба, о которой ты глубоко сожалеешь. Пока ты не забываешь говорить всё это, можешь занюхивать себе в обе дырочки ВВП Боливии каждый вечер чертовой недели, и люди не будут видеть в этом ничего плохого, ясно? Отрываемся от души. Никакого, блин, вреда. По приколу.
Британские Награды, Доклендс-арена
– Послушай, Томми, забудь о копе, он ушел. Я всё подсластил, дал ему сувениры, и всё такое, но слушай, кое-что случилось. Я бы тебе не стал говорить до конца церемонии, но вокруг полно прессы, может, они что разнюхают, и я не хочу, чтобы ты услышал это от них.
– Что? Что случилось-то?
– Плохи дела.
– Робби Вильяме ведь не покорил Америку?
– Том, речь о твоей тетке. Кто-то вломился в ее квартиру. Она была там, и над ней хорошо поработали.
Помещение при церкви Святой Хильды, Сохо
– Понимаете, именно здесь Питер Педжет и «травокур из Корпуса мира» ошиблись. В смысле, им-то хорошо трепаться о легализации всех наркотиков и так далее, но на улицах полно злобных наркоманов, которых нужно запирать. Типа ублюдков, которые оприходовали мою тетку в Сэлфорде. Я ожидал увидеть это в газетах. Это происходило, когда я ехал на Награды, вот только пресса не допетрила о нашем родстве, это ж сеструха моей матери, так что фамилия у нее другая. Я люблю свою тетку, мы, Хансены, очень дружная семейка, и этот обдолбанный торчок ее отпинал. Вот злая сторона наркотиков, друзья, скажу я вам, и, по моему убеждению, этим ребятам стоит отрывать яйца.
Бомжатник, Сэлфорд
В комнате всё было на уровне пола – матрас, заплесневелые кофейные кружки, гниющие коробки из-под еды навынос, сигаретные бычки и люди. Никакой мебели не наблюдалось.
– Я уже почти закончил, но тут она вернулась с магазина. Я уже почти закончил, еще бы две минутки, но она вернулась, ясно тебе? Вернулась и начала орать, и всё такое.
– А деньги нашлись? Ты уже вмазался, Джей?
Девушка не слушала парня; она была глубоко в мучительном наркотическом голоде.
Парень не слушал девушку; он снова был в квартире, избивая пожилую женщину.
– Я ее избил. А что мне оставалось? Она заорала, Натали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38