Поместите это на передовицу? Кошмар и ужас: «Обдолбанное поколение Британии!» Может, лучше принять неизбежное и сделать все возможное, чтобы дурь, которую мы употребляем, не мешали с героином и спидом?
– Да! – закричала Сьюзи, которая не хотела совсем уж оставаться в тени. – Я с другом курила косяк!
– Это неправда, Сьюзи, – бросила Кэти. – Я проверяла. Это была сушеная петрушка.
– Ничего подобного, это была настоящая марихуана!
– Это была петрушка, Сьюзи.
– Сьюзи! Зайди в дом. – Питер Педжет попытался вернуть контроль над пресс-конференцией в свои руки.
– Наверное, нам всем нужно зайти в дом, – сказала его жена через сжатые зубы.
Но журналисты не хотели, чтобы такое забавное и заслуживающее передовицы событие подошло к концу.
– Что-нибудь еще, Кэти? – кричали они.
– Кто поставляет тебе петрушку, Сьюзи? – поинтересовался молодой человек из «Сан».
– Отвали! – бросила Сьюзи Педжет в ответ. – Это была трава, и мы обкурились до одури.
– Хватит! – закричал Питер Педжет. – Благодарю вас, леди и джентльмены.
– Извини, мам, но я должна была что-то сказать, – сказала Кэти, когда семья заходила в дом, а затем повернулась для завершающего слова: – Что бы ни натворил мой отец, а он ничего такого не натворил, это никак, абсолютно никак не связано с его законопроектом. Помните об этом, ребята.
Возможно, впервые в истории современной журналистики полномасштабная пресс-конференция у дверей дома закончилась тем, что журналисты зааплодировали своей жертве.
Когда семья вернулась внутрь, телефон уже надрывался.
– Это Чарли Ансборо, – сказала Анджела. – Он вместе с премьер-министром.
Даунинг-стрит
– Педжет! Охренительно здорово! – сказал Ансборо. – Нет, я просто поверить не могу, черт возьми. Я не про тебя, ясное дело. Тускло, слишком формально, затравленный взгляд, адекватно, но дерьмовенько, если честно. А вот твои девушки – это да! Черт побери, они просто восхитительны. Кто это была? Кэти? Невероятно, просто красавица, кстати говоря, а это всегда помогает, мать их. Хотя они обе хороши. Здесь босс. – Он нажал на кнопку конференц-связи, чтобы премьер смог поговорить с Педжетом.
– Питер, все транслировалось в прямом эфире на «Скай» и «Би-би-си ньюс 24». Честное слово, просто отлично, забавно, после такой речи все обвинения выглядят нелепо. Невероятно, на что способна откровенность. Нам действительно стоит чаще ее использовать.
– Чушь, – вмешался Чарли Ансборо. – Откровенность хороша для шестнадцатилетних милашек, а со стороны таких старых пердунов она выглядит просто наивно.
– Заткнись, Чарли, я говорю с Питером, – рявкнул премьер. – Маленькая Кэти состоит в партии? Молодой социалист? Боже мой, они все еще существуют? Вполне в стиле Сталина. Ладно, держи ее на передовой, друг, она просто золото, чистое золото. Общественность любит ее даже больше, чем тебя.
Дом Педжетов, Далстон
Питер и Анджела лежали в кровати. Не касаясь друг друга.
– Знаешь, Питер, Кэти сегодня была очень хороша. Она так права, говоря, что, в конце концов, не имеет значения, кто ты есть и что ты делаешь, если ты говоришь правду. Если бы только не приходилось лгать. Если бы только можно было просто признаться во всем. В этой твоей чертовой интрижке. А теперь мы никогда не выпутаемся из этой лжи, до самой смерти. У нас никогда не будет… Как это называют американцы? Когда можно наконец покончить с чем-то?
– Катарсис, – ответил Питер.
– Именно. Катарсис. У нас его никогда не будет.
Что-то внутри Питера Педжета шевельнулось.
– Знаешь что, Анджела? К черту катарсис. Какое нам может быть дело до этого катарсиса? Я совершил ошибку, ужасную ошибку, ты моя жена, и тебе придется нести эту ношу вместе со мной. Все случилось как случилось. У меня была интрижка, и это сделало нас уязвимыми, и теперь мы даем отпор. Вот и все, мы даем отпор. И мы победим. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Квартира, Вест-Хампстед
Курт только что закончил смотреть новости, которые, разумеется, касались зажигательной речи Кэти Педжет, когда услышал звонок в дверь. Он сделал ошибку только один раз, подойдя к двери.
– Курт, вы подтверждаете историю Саманты Спенсер насчет Питера Педжета?
– Да, это так, но я не хочу обсуждать это сейчас.
– Курт, если Педжет употреблял кокаин, то кто его поставлял?
– Что?
– Мы знаем, что, вероятно, это были вы, Курт, поэтому мы поспрашивали в вашем районе, вы ведь употребляете довольно много наркотиков. Вы ими торгуете, Курт? Вы не могли бы продать мне сейчас что-нибудь?
Курт закрыл дверь, но журналист за дверью продолжал допрос через прорезь для писем:
– Вы работаете на дочерний профсоюз железнодорожных и морских работников, это так, Курт? Вы младший служащий? Правда ли то, что профсоюз недавно отделился от партии лейбористов? Вы в последнее время не посещали профсоюзные собрания, на которых премьер-министра называли марионеткой партии тори? Ваша поддержка Саманты Спенсер носит политический характер?
Позвонив своей подруге Лауре, Курт узнал, что она подверглась аналогичному преследованию.
– Они выставили меня коммунисткой и наркоторговкой! У моих адвокатов всегда найдутся причины воевать с правительством, и поэтому они намекают, что я поддерживаю Сэмми просто ради очередной атаки. Поразительно.
Для Саманты Спенсер и ее друзей дело приняло неприятный оборот. Популярность Питера и его работа, откровенная подкупающая манера его дочери, а также очевидная личная заинтересованность журналистки Паулы Вулбридж твердо держали общественность на стороне министра наркополитики. Все СМИ, кроме газеты Паулы, сходились в том, что Спенсер и ее друзья образовали заговор с целью уничтожить Педжета.
На следующее утро во всех газетах появились фотографии Саманты и Лауры, разгуливающих топлес на отдыхе.
Центральная больница Бирмингема
Только один человек мог потеснить ненадолго разжигаемое прессой безумие вокруг семьи Педжета, Саманты Спенсер и ее сторонников, занятых выдвинутым Питером иском за клевету. Этим человеком был Томми Хансен.
Томми лежал без сознания, в коме, брошенный Голди и его «правой рукой» в двух кварталах от борделя, где томилась в заключении Джесси. Неделю личность находящегося без сознания человека оставалась загадкой. На нем была явно чужая одежда. Он был вором, который ограбил пешехода, забрал его одежду и кредитные карточки и оплатил ими проститутку, перед тем как пасть жертвой какой-то банды крутых ребят. Теперь, когда синяки начали сходить и разбитое лицо мужчины приходило в норму, медсестры отмечали его несомненное сходство с самой известной поп-звездой страны, объявленной, как всем было известно, в розыск на следующий день после того, как человека в коме доставили в больницу.
Ох уж этот Томми, сообщалось в СМИ. Грабежи, проститутки? Что-то будет дальше?
Студия Паркинсона, телецентр Би-би-си
– Мой следующий гость не сходит с передовиц газет и не вылазит из неприятностей. Всего три месяца назад он был гостем первой программы из этой серии, освободившись после ареста за заплыв по толпе на Оксфорд-стрит. Сейчас ему грозят обвинения куда более серьезные. Кажется, Томми Хансен угрожал человеку ножом, украл его одежду и деньги, которые позднее использовал для посещения борделя. Освободившись под залог, он сегодня пришел к нам. Леди и джентльмены, Томми Хансен.
Томми встретили, как всегда, тепло. Публика по-прежнему любила своего Тома, да и как его не любить? Их любимчиком был любой, кто мог удивлять и смешить их с таким завидным постоянством, как Томми. К тому же он был, как всегда, великолепен. В этот раз не было ни намека на развязность, только походка проказника и взгляд, говорящий: «Пожалуйста, простите меня». Он целую минуту стоял на верхней ступеньке, пока и без того теплые аплодисменты перерастали в овацию. Томми работал с толпой одними только глазами, взглядом, который выражал все… Извините, но я безумен, что я могу вам сказать? Трудно быть измученным гением, но я обещаю, что постараюсь быть хорошим.
После короткого приветствия Майкл Паркинсон перешел прямо к делу:
– Томми. Ну и что, черт побери, ты вытворяешь?
– Парки, я так облажался, но я пришел сюда сегодня, чтобы рассказать всему миру, почему я это сделал. Во-первых, я хочу публично попросить прощения у чувака, которому я угрожал ножом…
– Я уверен, что он уже принял твои извинения.
– Конечно, Парки, конечно. Мы теперь друзья, потому что я ему объяснил, почему я это сделал, и отвез его малышей на концерт «S Club».
– Ну и почему же ты это сделал, Томми?
– Как всегда, прямо к делу, Парки. Это я люблю, вот почему ты король.
– Спасибо, стараюсь.
– Молодец, честно играешь.
– Так почему ты это сделал, Томми?
– Любовь, Парки. Я сделал это ради любви.
– Ты ограбил человека ради любви?
– Да. Позволь рассказать, как это произошло.
– Будь любезен.
– Дело в том, что меня намахала эта журналюшка, которая написала чушь, будто я выиграл в «Народном герое», потому что пару раз подрочил судье, чего я не отрицаю. Но выиграл я не поэтому. К тому же я не голубой, хотя в этом нет ничего плохого. Просто я не гей, вот и все. По крайней мере, я им не был, пока не проглотил три таблетки экстази, вот.
– Ин вино веритас, Томми. Ин вино веритас.
– Чего?
– Это значит, что вино или, в данном случае, наркотики очень часто открывают правду о человеке.
– Правда? Ну, колес я проглотил больше, чем их есть в аптеке, а открывают они в человеке только дерьмо, которое и выплыло из меня в этой истории с судьей на «Народном герое».
Томми глотнул воды, пока Парки и аудитория аплодировали его подкупающей откровенности.
– Ладно, значит, тебя намахали, – напомнил Парки Томми. – Что дальше?
– Ну, я взбесился, словно носорог, и рванул в ночь. Вывалился в субботнюю ночь в Бирмингеме, и в результате из меня чуть кишки не выбили. Чес-слово, это как в фильме «Поменяться местами» или вроде того. Я просыпаюсь, меня никто не узнает, у меня нет телефона, нет денег, мой офис и все такое закрыты, мой менеджер так и так не услышит телефон, потому что по воскресеньям он стабильно зарывает голову между надувными грудями какой-нибудь модели… Вот и все, я больше не суперзвезда Томми Хансен, я Томми-неизвестный-мальчик-с-улицы, и именно таким я буду до следующего утра…
– Потрясающе.
– Да, Парки, потрясающе и ужасно. Чесслово, просто ужасно. Если кто-то хочет убедиться, что детишки на улицах попрошайничают не ради прикола, просто отправьте его туда на часок-другой. Это просто кошмар, Парки. Холодно, грязно, страшно до жути.
– Значит, ты ограбил человека, потому что замерз?
– Ни в коем разе, Парки, ни в коем разе. Слушай, чтобы ограбить того парня, мне пришлось призвать абсолютно всю свою храбрость. Чесслово, я был напуган больше него. Чтобы заставить парня пойти на такое, требуется что-то особенное, и в моем случае это любовь.
– Ты познакомился с кем-то на улице?
– Да, с девушкой по имени Джесси, самой прекрасной девушкой, которую я только видел или увижу…
– Как это произошло? Как ты ее встретил?
– Я пытался украсть ее пальто.
– Ты и ее пытался ограбить?
– Нет! Я просто думал, что на крыльце кто-то бросил пальто. Но ничего подобного, там была Джесси, и, когда большие темные глаза глянули на меня с крыльца «Маркс энд Спаркс», я понял, что пропал, так и случилось, все так и есть. Но вот что я тебе скажу, Парки, у этой девушки была самая трудная жизнь, которую ты только можешь себе представить. Над ней надругались дома, поэтому она убежала. Приехала в Лондон, голодающая, бездомная, ее подцепил сутенер, который познакомил ее с герондотом. И все. Всего семнадцать лет, а уже проститутка и наркоманка. Понимаешь, именно поэтому этот парень, Питер Педжет, прав. Вся эта криминальная наркоподкультура – это ловушка, чувак, это ловушка для слабых и беззащитных. Как только Джесси попала на крючок, ей ничего не оставалось, кроме как держаться людей, которые над ней издевались.
– Ты поддерживаешь Питера Педжета?
– Да. Если бы он начал работать несколько лет назад, Джесси никогда не оказалась бы там.
– И где же она оказалась?
– В борделе в Бирмингеме, вот, но прикинь, что ей удалось завязать с герычем самостоятельно, зарабатывая телом, а потом сбежать. Именно тогда я ее и встретил, Парки, в тот самый день, когда был уличным бродягой. Я встретил ее, и она поделилась со мной едой и пальто.
– И ты в нее влюбился?
– Да, наверное, влюбился. По крайней мере, клянусь Богом, я собирался помочь ей найти новую жизнь. Тот день, который мы провели вместе в «Кентакки фрайд чикен», а потом на крыльце, был самым важным днем в моей жизни. Это был день, когда я обнаружил, что в мире есть более важные вещи, чем Томми Хансен… почти всё, на самом деле.
– Но ты ее потерял.
В глазах у Томми стояли слезы.
– Да. Ее сутенеры нашли ее и увезли обратно, а я отправился следом за ними. Но я был уличным бродягой, не забывай. Они бы ни за что не впустили меня в дом…
– И именно тогда ты украл одежду у того парня?
– Мне пришлось, Парки. Девушку, которую я любил, похитили.
– И ты пошел в бордель?
– Да, но ей уже вкололи герондота, она была совершенно забалдевшая, торговала собой, так что я схватил ее и побежал, меня здорово поколотили, и все было кончено…
– Ты неделю был в коме.
– Да, и когда я из нее вышел, а судья отпустил меня под залог, я собираю всех своих людей. Беру телефон и говорю своей команде менеджеров, что хочу всех своих людей прямо сюда и прямо сейчас. Короче, я собираю армию людей, два полных автобуса, кто с мышцами, кто с мозгами, и я во главе на белом лимузине, потому что, когда я спасу ее, я хочу быть как ковбой на белой лошади, мы едем через Бирмингем, я возвращаюсь к дому, чтобы забрать свою Джесси и остальных девушек, ведь мне известно, что Джесси бы этого хотелось… Но когда мы приехали туда, Парки, все было пусто. Меня избили, последняя операция по кредитной карточке была оттуда, поэтому полиция пришла взглянуть на это место, и все накрылось, потому что управляющие такого рода заведениями знают, как надо заметать следы. Они просто двинули дальше, забрав с собой Джесси. Я потерял ее, Парки. Она пропала, испарилась, растворилась в воздухе. Но я знаю, что где-то она есть, и собираюсь ее найти. Я найду ее, Парки, я забил на карьеру, бросил пить и отказался от наркотиков, в этот раз по-настоящему. Я вынесу все, что мне причитается по закону за ограбление того парня, и найду Джесси, даже если на это у меня уйдет вся жизнь.
Некоторые женщины в аудитории были тронуты страданием Томми до слез. Даже Парки промокнул один глаз.
– Удачи, Томми, и, когда найдешь ее, загляни к нам, ладно?
Бордель, Бирмингем
Возможно, больше всего эта история тронула мадам в лучшем борделе Голди, который, несмотря на переезд, остался все тем же заведением, что и раньше. Мадам по имени Нина коротала за просмотром «Паркинсона» скучные часы, пока приходили и уходили грустные, загнанные клиенты. Ее изумлению не было предела, когда она узнала в обезумевшей от горя суперзвезде на экране поцарапанного и высокомерного парня, который пытался купить одну из ее девочек по украденной кредитке и был избит до полусмерти. Правда, которая ложилась на ее слегка обдолбанные и замутненные бренди мозги, казалась Нине просто невероятной. Голди и его парни чуть не убили Томми Хансена! Наверху работала девушка, в которую Томми Хансен влюблен! Пытаясь прийти в себя от масштаба такого открытия, Нина услышала шаги. Приближался кто-то из ребят Голди. Как же ей повезло, что он ушел в туалет именно в тот момент, когда Томми описывал историю Джесси. Услышь он ее, может быть, и сам допер бы до правды. Как же ей повезло, что девушки, которые сидели и ожидали клиентов, не говорят по-английски и слишком обдолбаны, чтобы обращать внимание на девятидюймовый переносной телевизор Нины.
Никто не знал правды, кроме Нины. Она быстро переключила телевизор на другой канал, а в голове у нее уже рождались завораживающие планы.
Техникум, Кембридж
Стоило только Питеру Педжету рассказать Чарли Ансборо, что он был не первой жертвой наваждения Саманты Спенсер, касающегося мужчин – сверстников ее отца, пресс-секретарь премьера понял, что это убойной силы удар, который навсегда похоронит скандал. Он подал историю осторожно, просто намекнув на это заслуживающему доверия бывшему коллеге, который на данный момент работал в «Таймс». Журналист проследил историю обесчещенного профессора политологии и современной истории точно так же, как сделал это Питер Педжет, пролистав назад подшивки «Кембридж-ивнинг-ньюс». Неудивительно, что бывший профессор Кройзер поначалу отнесся к прессе с осторожностью, но после коротких уговоров с готовностью выложил всю историю.
– Единственное, что я могу сказать, – это что она меня погубила, – сказал он. – Я понятия не имею, спал ли Питер Педжет с Самантой Спенсер, но я с ней спал и этого никогда не отрицал, хотя гордиться здесь нечем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
– Да! – закричала Сьюзи, которая не хотела совсем уж оставаться в тени. – Я с другом курила косяк!
– Это неправда, Сьюзи, – бросила Кэти. – Я проверяла. Это была сушеная петрушка.
– Ничего подобного, это была настоящая марихуана!
– Это была петрушка, Сьюзи.
– Сьюзи! Зайди в дом. – Питер Педжет попытался вернуть контроль над пресс-конференцией в свои руки.
– Наверное, нам всем нужно зайти в дом, – сказала его жена через сжатые зубы.
Но журналисты не хотели, чтобы такое забавное и заслуживающее передовицы событие подошло к концу.
– Что-нибудь еще, Кэти? – кричали они.
– Кто поставляет тебе петрушку, Сьюзи? – поинтересовался молодой человек из «Сан».
– Отвали! – бросила Сьюзи Педжет в ответ. – Это была трава, и мы обкурились до одури.
– Хватит! – закричал Питер Педжет. – Благодарю вас, леди и джентльмены.
– Извини, мам, но я должна была что-то сказать, – сказала Кэти, когда семья заходила в дом, а затем повернулась для завершающего слова: – Что бы ни натворил мой отец, а он ничего такого не натворил, это никак, абсолютно никак не связано с его законопроектом. Помните об этом, ребята.
Возможно, впервые в истории современной журналистики полномасштабная пресс-конференция у дверей дома закончилась тем, что журналисты зааплодировали своей жертве.
Когда семья вернулась внутрь, телефон уже надрывался.
– Это Чарли Ансборо, – сказала Анджела. – Он вместе с премьер-министром.
Даунинг-стрит
– Педжет! Охренительно здорово! – сказал Ансборо. – Нет, я просто поверить не могу, черт возьми. Я не про тебя, ясное дело. Тускло, слишком формально, затравленный взгляд, адекватно, но дерьмовенько, если честно. А вот твои девушки – это да! Черт побери, они просто восхитительны. Кто это была? Кэти? Невероятно, просто красавица, кстати говоря, а это всегда помогает, мать их. Хотя они обе хороши. Здесь босс. – Он нажал на кнопку конференц-связи, чтобы премьер смог поговорить с Педжетом.
– Питер, все транслировалось в прямом эфире на «Скай» и «Би-би-си ньюс 24». Честное слово, просто отлично, забавно, после такой речи все обвинения выглядят нелепо. Невероятно, на что способна откровенность. Нам действительно стоит чаще ее использовать.
– Чушь, – вмешался Чарли Ансборо. – Откровенность хороша для шестнадцатилетних милашек, а со стороны таких старых пердунов она выглядит просто наивно.
– Заткнись, Чарли, я говорю с Питером, – рявкнул премьер. – Маленькая Кэти состоит в партии? Молодой социалист? Боже мой, они все еще существуют? Вполне в стиле Сталина. Ладно, держи ее на передовой, друг, она просто золото, чистое золото. Общественность любит ее даже больше, чем тебя.
Дом Педжетов, Далстон
Питер и Анджела лежали в кровати. Не касаясь друг друга.
– Знаешь, Питер, Кэти сегодня была очень хороша. Она так права, говоря, что, в конце концов, не имеет значения, кто ты есть и что ты делаешь, если ты говоришь правду. Если бы только не приходилось лгать. Если бы только можно было просто признаться во всем. В этой твоей чертовой интрижке. А теперь мы никогда не выпутаемся из этой лжи, до самой смерти. У нас никогда не будет… Как это называют американцы? Когда можно наконец покончить с чем-то?
– Катарсис, – ответил Питер.
– Именно. Катарсис. У нас его никогда не будет.
Что-то внутри Питера Педжета шевельнулось.
– Знаешь что, Анджела? К черту катарсис. Какое нам может быть дело до этого катарсиса? Я совершил ошибку, ужасную ошибку, ты моя жена, и тебе придется нести эту ношу вместе со мной. Все случилось как случилось. У меня была интрижка, и это сделало нас уязвимыми, и теперь мы даем отпор. Вот и все, мы даем отпор. И мы победим. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Квартира, Вест-Хампстед
Курт только что закончил смотреть новости, которые, разумеется, касались зажигательной речи Кэти Педжет, когда услышал звонок в дверь. Он сделал ошибку только один раз, подойдя к двери.
– Курт, вы подтверждаете историю Саманты Спенсер насчет Питера Педжета?
– Да, это так, но я не хочу обсуждать это сейчас.
– Курт, если Педжет употреблял кокаин, то кто его поставлял?
– Что?
– Мы знаем, что, вероятно, это были вы, Курт, поэтому мы поспрашивали в вашем районе, вы ведь употребляете довольно много наркотиков. Вы ими торгуете, Курт? Вы не могли бы продать мне сейчас что-нибудь?
Курт закрыл дверь, но журналист за дверью продолжал допрос через прорезь для писем:
– Вы работаете на дочерний профсоюз железнодорожных и морских работников, это так, Курт? Вы младший служащий? Правда ли то, что профсоюз недавно отделился от партии лейбористов? Вы в последнее время не посещали профсоюзные собрания, на которых премьер-министра называли марионеткой партии тори? Ваша поддержка Саманты Спенсер носит политический характер?
Позвонив своей подруге Лауре, Курт узнал, что она подверглась аналогичному преследованию.
– Они выставили меня коммунисткой и наркоторговкой! У моих адвокатов всегда найдутся причины воевать с правительством, и поэтому они намекают, что я поддерживаю Сэмми просто ради очередной атаки. Поразительно.
Для Саманты Спенсер и ее друзей дело приняло неприятный оборот. Популярность Питера и его работа, откровенная подкупающая манера его дочери, а также очевидная личная заинтересованность журналистки Паулы Вулбридж твердо держали общественность на стороне министра наркополитики. Все СМИ, кроме газеты Паулы, сходились в том, что Спенсер и ее друзья образовали заговор с целью уничтожить Педжета.
На следующее утро во всех газетах появились фотографии Саманты и Лауры, разгуливающих топлес на отдыхе.
Центральная больница Бирмингема
Только один человек мог потеснить ненадолго разжигаемое прессой безумие вокруг семьи Педжета, Саманты Спенсер и ее сторонников, занятых выдвинутым Питером иском за клевету. Этим человеком был Томми Хансен.
Томми лежал без сознания, в коме, брошенный Голди и его «правой рукой» в двух кварталах от борделя, где томилась в заключении Джесси. Неделю личность находящегося без сознания человека оставалась загадкой. На нем была явно чужая одежда. Он был вором, который ограбил пешехода, забрал его одежду и кредитные карточки и оплатил ими проститутку, перед тем как пасть жертвой какой-то банды крутых ребят. Теперь, когда синяки начали сходить и разбитое лицо мужчины приходило в норму, медсестры отмечали его несомненное сходство с самой известной поп-звездой страны, объявленной, как всем было известно, в розыск на следующий день после того, как человека в коме доставили в больницу.
Ох уж этот Томми, сообщалось в СМИ. Грабежи, проститутки? Что-то будет дальше?
Студия Паркинсона, телецентр Би-би-си
– Мой следующий гость не сходит с передовиц газет и не вылазит из неприятностей. Всего три месяца назад он был гостем первой программы из этой серии, освободившись после ареста за заплыв по толпе на Оксфорд-стрит. Сейчас ему грозят обвинения куда более серьезные. Кажется, Томми Хансен угрожал человеку ножом, украл его одежду и деньги, которые позднее использовал для посещения борделя. Освободившись под залог, он сегодня пришел к нам. Леди и джентльмены, Томми Хансен.
Томми встретили, как всегда, тепло. Публика по-прежнему любила своего Тома, да и как его не любить? Их любимчиком был любой, кто мог удивлять и смешить их с таким завидным постоянством, как Томми. К тому же он был, как всегда, великолепен. В этот раз не было ни намека на развязность, только походка проказника и взгляд, говорящий: «Пожалуйста, простите меня». Он целую минуту стоял на верхней ступеньке, пока и без того теплые аплодисменты перерастали в овацию. Томми работал с толпой одними только глазами, взглядом, который выражал все… Извините, но я безумен, что я могу вам сказать? Трудно быть измученным гением, но я обещаю, что постараюсь быть хорошим.
После короткого приветствия Майкл Паркинсон перешел прямо к делу:
– Томми. Ну и что, черт побери, ты вытворяешь?
– Парки, я так облажался, но я пришел сюда сегодня, чтобы рассказать всему миру, почему я это сделал. Во-первых, я хочу публично попросить прощения у чувака, которому я угрожал ножом…
– Я уверен, что он уже принял твои извинения.
– Конечно, Парки, конечно. Мы теперь друзья, потому что я ему объяснил, почему я это сделал, и отвез его малышей на концерт «S Club».
– Ну и почему же ты это сделал, Томми?
– Как всегда, прямо к делу, Парки. Это я люблю, вот почему ты король.
– Спасибо, стараюсь.
– Молодец, честно играешь.
– Так почему ты это сделал, Томми?
– Любовь, Парки. Я сделал это ради любви.
– Ты ограбил человека ради любви?
– Да. Позволь рассказать, как это произошло.
– Будь любезен.
– Дело в том, что меня намахала эта журналюшка, которая написала чушь, будто я выиграл в «Народном герое», потому что пару раз подрочил судье, чего я не отрицаю. Но выиграл я не поэтому. К тому же я не голубой, хотя в этом нет ничего плохого. Просто я не гей, вот и все. По крайней мере, я им не был, пока не проглотил три таблетки экстази, вот.
– Ин вино веритас, Томми. Ин вино веритас.
– Чего?
– Это значит, что вино или, в данном случае, наркотики очень часто открывают правду о человеке.
– Правда? Ну, колес я проглотил больше, чем их есть в аптеке, а открывают они в человеке только дерьмо, которое и выплыло из меня в этой истории с судьей на «Народном герое».
Томми глотнул воды, пока Парки и аудитория аплодировали его подкупающей откровенности.
– Ладно, значит, тебя намахали, – напомнил Парки Томми. – Что дальше?
– Ну, я взбесился, словно носорог, и рванул в ночь. Вывалился в субботнюю ночь в Бирмингеме, и в результате из меня чуть кишки не выбили. Чес-слово, это как в фильме «Поменяться местами» или вроде того. Я просыпаюсь, меня никто не узнает, у меня нет телефона, нет денег, мой офис и все такое закрыты, мой менеджер так и так не услышит телефон, потому что по воскресеньям он стабильно зарывает голову между надувными грудями какой-нибудь модели… Вот и все, я больше не суперзвезда Томми Хансен, я Томми-неизвестный-мальчик-с-улицы, и именно таким я буду до следующего утра…
– Потрясающе.
– Да, Парки, потрясающе и ужасно. Чесслово, просто ужасно. Если кто-то хочет убедиться, что детишки на улицах попрошайничают не ради прикола, просто отправьте его туда на часок-другой. Это просто кошмар, Парки. Холодно, грязно, страшно до жути.
– Значит, ты ограбил человека, потому что замерз?
– Ни в коем разе, Парки, ни в коем разе. Слушай, чтобы ограбить того парня, мне пришлось призвать абсолютно всю свою храбрость. Чесслово, я был напуган больше него. Чтобы заставить парня пойти на такое, требуется что-то особенное, и в моем случае это любовь.
– Ты познакомился с кем-то на улице?
– Да, с девушкой по имени Джесси, самой прекрасной девушкой, которую я только видел или увижу…
– Как это произошло? Как ты ее встретил?
– Я пытался украсть ее пальто.
– Ты и ее пытался ограбить?
– Нет! Я просто думал, что на крыльце кто-то бросил пальто. Но ничего подобного, там была Джесси, и, когда большие темные глаза глянули на меня с крыльца «Маркс энд Спаркс», я понял, что пропал, так и случилось, все так и есть. Но вот что я тебе скажу, Парки, у этой девушки была самая трудная жизнь, которую ты только можешь себе представить. Над ней надругались дома, поэтому она убежала. Приехала в Лондон, голодающая, бездомная, ее подцепил сутенер, который познакомил ее с герондотом. И все. Всего семнадцать лет, а уже проститутка и наркоманка. Понимаешь, именно поэтому этот парень, Питер Педжет, прав. Вся эта криминальная наркоподкультура – это ловушка, чувак, это ловушка для слабых и беззащитных. Как только Джесси попала на крючок, ей ничего не оставалось, кроме как держаться людей, которые над ней издевались.
– Ты поддерживаешь Питера Педжета?
– Да. Если бы он начал работать несколько лет назад, Джесси никогда не оказалась бы там.
– И где же она оказалась?
– В борделе в Бирмингеме, вот, но прикинь, что ей удалось завязать с герычем самостоятельно, зарабатывая телом, а потом сбежать. Именно тогда я ее и встретил, Парки, в тот самый день, когда был уличным бродягой. Я встретил ее, и она поделилась со мной едой и пальто.
– И ты в нее влюбился?
– Да, наверное, влюбился. По крайней мере, клянусь Богом, я собирался помочь ей найти новую жизнь. Тот день, который мы провели вместе в «Кентакки фрайд чикен», а потом на крыльце, был самым важным днем в моей жизни. Это был день, когда я обнаружил, что в мире есть более важные вещи, чем Томми Хансен… почти всё, на самом деле.
– Но ты ее потерял.
В глазах у Томми стояли слезы.
– Да. Ее сутенеры нашли ее и увезли обратно, а я отправился следом за ними. Но я был уличным бродягой, не забывай. Они бы ни за что не впустили меня в дом…
– И именно тогда ты украл одежду у того парня?
– Мне пришлось, Парки. Девушку, которую я любил, похитили.
– И ты пошел в бордель?
– Да, но ей уже вкололи герондота, она была совершенно забалдевшая, торговала собой, так что я схватил ее и побежал, меня здорово поколотили, и все было кончено…
– Ты неделю был в коме.
– Да, и когда я из нее вышел, а судья отпустил меня под залог, я собираю всех своих людей. Беру телефон и говорю своей команде менеджеров, что хочу всех своих людей прямо сюда и прямо сейчас. Короче, я собираю армию людей, два полных автобуса, кто с мышцами, кто с мозгами, и я во главе на белом лимузине, потому что, когда я спасу ее, я хочу быть как ковбой на белой лошади, мы едем через Бирмингем, я возвращаюсь к дому, чтобы забрать свою Джесси и остальных девушек, ведь мне известно, что Джесси бы этого хотелось… Но когда мы приехали туда, Парки, все было пусто. Меня избили, последняя операция по кредитной карточке была оттуда, поэтому полиция пришла взглянуть на это место, и все накрылось, потому что управляющие такого рода заведениями знают, как надо заметать следы. Они просто двинули дальше, забрав с собой Джесси. Я потерял ее, Парки. Она пропала, испарилась, растворилась в воздухе. Но я знаю, что где-то она есть, и собираюсь ее найти. Я найду ее, Парки, я забил на карьеру, бросил пить и отказался от наркотиков, в этот раз по-настоящему. Я вынесу все, что мне причитается по закону за ограбление того парня, и найду Джесси, даже если на это у меня уйдет вся жизнь.
Некоторые женщины в аудитории были тронуты страданием Томми до слез. Даже Парки промокнул один глаз.
– Удачи, Томми, и, когда найдешь ее, загляни к нам, ладно?
Бордель, Бирмингем
Возможно, больше всего эта история тронула мадам в лучшем борделе Голди, который, несмотря на переезд, остался все тем же заведением, что и раньше. Мадам по имени Нина коротала за просмотром «Паркинсона» скучные часы, пока приходили и уходили грустные, загнанные клиенты. Ее изумлению не было предела, когда она узнала в обезумевшей от горя суперзвезде на экране поцарапанного и высокомерного парня, который пытался купить одну из ее девочек по украденной кредитке и был избит до полусмерти. Правда, которая ложилась на ее слегка обдолбанные и замутненные бренди мозги, казалась Нине просто невероятной. Голди и его парни чуть не убили Томми Хансена! Наверху работала девушка, в которую Томми Хансен влюблен! Пытаясь прийти в себя от масштаба такого открытия, Нина услышала шаги. Приближался кто-то из ребят Голди. Как же ей повезло, что он ушел в туалет именно в тот момент, когда Томми описывал историю Джесси. Услышь он ее, может быть, и сам допер бы до правды. Как же ей повезло, что девушки, которые сидели и ожидали клиентов, не говорят по-английски и слишком обдолбаны, чтобы обращать внимание на девятидюймовый переносной телевизор Нины.
Никто не знал правды, кроме Нины. Она быстро переключила телевизор на другой канал, а в голове у нее уже рождались завораживающие планы.
Техникум, Кембридж
Стоило только Питеру Педжету рассказать Чарли Ансборо, что он был не первой жертвой наваждения Саманты Спенсер, касающегося мужчин – сверстников ее отца, пресс-секретарь премьера понял, что это убойной силы удар, который навсегда похоронит скандал. Он подал историю осторожно, просто намекнув на это заслуживающему доверия бывшему коллеге, который на данный момент работал в «Таймс». Журналист проследил историю обесчещенного профессора политологии и современной истории точно так же, как сделал это Питер Педжет, пролистав назад подшивки «Кембридж-ивнинг-ньюс». Неудивительно, что бывший профессор Кройзер поначалу отнесся к прессе с осторожностью, но после коротких уговоров с готовностью выложил всю историю.
– Единственное, что я могу сказать, – это что она меня погубила, – сказал он. – Я понятия не имею, спал ли Питер Педжет с Самантой Спенсер, но я с ней спал и этого никогда не отрицал, хотя гордиться здесь нечем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38