Аглая Дюрсо
17 м/с

Часть первая

Ангелы до Киндберга

Я не боюсь жить. Хотя я читала несколько книг и кое-что слышала в переходах и коридорах больниц. Но мне некогда бояться, потому что практически все время я трачу на то, чтобы превратить этот драматический материал в песню козлов.
За исключением, конечно, ночи. Потому что ночью я сплю (как ни прискорбно в этом признаваться в моем возрасте). И за исключением, конечно, четырех часов утра, когда я вдруг внезапно просыпаюсь. В четыре утра поднимает голову мое рацио, задавленное дневным блеяньем. Рацио безжалостно начинает перечислять самые скверные строки из биографии. Год рождения. Полное количество прожитых лет (прожитых как попало). Ежемесячный доход. Социальный и матримониальный статус. А также мелочно припоминает все оперативные неудачи типа провала трех проектов за последние три месяца. От проектов и впрямь остались только космические долги и декорация салона самолета в натуральную величину, а также несколько кошмарных гигантских постеров в дубовых рамах.
В четыре утра становится очевидно, что пробуждение гораздо страшнее любого ночного кошмара. Особенно когда пялишься в потолок, явленный во всем безобразии деталей. Но! В четыре утра, чтобы не низвергнуться в пучину отчаянья и дотянуть до светлого времени суток, все-таки лучше думать о деталях.
Потолок этот – полное говно. Как-то в четыре двадцать утра я налепила на него фосфорные звездочки. Но штукатурка под тяжестью звездочек обвалилась. И обнажились швы каких-то тектонических плит, которые в хаотическом беспорядке нагромоздили строители в незапамятные времена.
Тинейджеры со двора тоже внесли в битву с рацио свою лепту. Они лепили на этот потолок пластиковые квадраты. Они лепили, а как только отпускали руки, квадраты отваливались. Потому что тектонические плиты сместились относительно друг друга и создали рельеф. Тинейджеры сказали, что говно вопрос – у них куча времени. И они могут тут постоять, подержать квадраты. Но я их прогнала, потому что тинейджеры в виде пожизненных кариатид меня совершенно не устраивали. От тинейджеров и квадратов остались клеевые разводы. Это самые мерзкие следы человеческой деятельности, какие я только видела в четыре утра.
К шести рацио сдохло под напором первых куплетов песни козлов. Это были куплеты про ноу-хау картинной галереи на потолке. Еще там был припев про три проекта. Провал трех проектов – не такая уж катастрофа, раз от него остался хотя бы фрагмент самолета и несколько гигантских постеров. Особенно постеров! Пара-тройка таких монстров, и мой потолок будет уделан окончательно!
Я еле дотянула до десяти, чтобы не выглядеть подозрительно на проходной в Останкино. Но я все равно выглядела подозрительно. Потому что постер, который я схватила из жадности, был самым большим. Он был 1,80 на 1,65. Я его доперла до ментов на проходной волоком. Но мент сказал, что не выпустит меня с достоянием телекомпании.
«Какое достояние телекомпании!» – как можно беспечнее сказала я менту. А потом я прошипела ему в ухо: «Это достояние национальной культуры. И хотя бы по этой причине не имеет никакого отношения к телевидению». Для убедительности я постучала ногой по резной дубовой раме, и мент сдался. Дубовые рамы были решающим аргументом во все времена существования станковой живописи.
Вообще-то никакое это было не достояние национальной культуры. Это было достояние IКЕА. И являло собой принт гигантской розы, пурпурной и распустившейся до порнографической непристойности.
Чтобы запихать эту розу в багажник, не могло быть и речи. И поэтому я поперла розу волоком. Какой-то гражданин остановил машину (видно, сильно впечатленный рамой) и крикнул, что это вандализм. Тогда я поставила розу на ребро и поволокла так. А гражданин (сволочь, эстет) опять крикнул, что по такой погоде произведение повредится (за раму, гад, переживал). В погоде не было ничего непредсказуемого. Мелкие осадки и, как обещали, порывистый ветер. Некоторые порывы были до 17 метров в секунду. С семнадцати метров начинается угроза урагана. Вот что обещали по радио. И по-моему, на сей раз не соврали. Постер парусил. Но я не могла его выпустить из рук – в нем было спасение от ночного рацио и главная фишка сегодняшней козлиной песни. Меня иногда прямо поднимало в воздух вместе с этой розой. Я даже представила, как в газетах появится заметка?– «Унесенная розой». Есть в этом какая-то фальшивая грустинка, как в девочке, ети-ее, со спичками. Это факт. Какая-то немецкая пряничность. Но если отмести икеевский налет, а принимать во внимание только честную грунтовку картона, то это будет сильно похоже на правду. Достойным завершением моей дневной биографии со спящим рацио.
Потому что уже достаточное количество лет меня несет в переменных направлениях со скоростью семнадцать метров в секунду без права остановиться.
Когда-то, когда у моего рацио еще не было достаточного компромата, чтобы отвлекать меня с четырех до рассвета, я хотела остановиться. И сказала об этом одному человеку, с которым как раз оказалась поблизости в четыре утра. Но он погладил меня по голове и напомнил мне рассказ Кортасара про Киндберг. Рассказ про девушку, которая перлась в Киндберг и которую встретил упакованный юноша. И страшно ей позавидовал. Потому что он ездил по своей упакованной жизни на красной машине, а она была свободная и безбашенная. А девушка провела с упакованным ночь и захотела остаться с ним навсегда – или хотя бы проехать до следующего поворота на его красной машине. А несчастный юноша выкинул ее из машины. Потому что он хотел, чтобы она перлась в свой Киндберг и, по возможности, отмолила там его грехи за его несбывшиеся надежды, которые он в свою очередь принес в жертву своей упакованности.
И гладящий меня по голове человек послал меня в Киндберг. Иногда я подозреваю, что он, гад, просто хотел избавиться. А иногда думаю, что хотел избавить. И?за это ему полный и безоговорочный респект. Потому что он сам как-то вдруг стал взрослеть, купил машину, обзавелся постом и даже немного облысел (я как-то видела его, пролетая мимо со скоростью семнадцать метров в секунду). А у меня это вошло в привычку.
Я каждый день живу так, будто у меня ночью – Новый год. А каждый Новый год у меня – будто конец света, и первое января не наступит. Потому что мы не из тех, кому не важно, что на елке, а важно, что под елкой. Мы из тех, кому – наоборот. Мы все деньги кидаем на мишуру, папье-маше и подарки. А квартирные счета игнорируем и живем с отключенным телефоном, потому что хули за него платить, если первое января все равно не наступит.
Мои друзья от этого в восторге. Пока не обзаведутся семьями и не сольются.
Эстетствующий гражданин на автомобиле меня все-таки догнал. Он не дал мне стать героем газетных сенсаций, а запихал розу в автомобиль, потому что автомобиль у него был большой. Он спросил, зачем мне эта роза, а я сказала – чтобы лечиться от ночных кошмаров. Он с сомнением посмотрел на пурпурного ублюдка и крякнул (дрянь, эстет). Я спросила, не музейный ли он работник. Он сказал, что бог миловал. Размер и марка его машины выдавали его с головой. И он этого, видно, сильно стеснялся. Видно, чтобы отвлечь меня от скользких расспросов о его упакованном бизнесе, он пригласил меня вечером на кофе. Но я сказала, что не могу: вечером мне в Киндберг. Он спросил: «Подвезти?»
А я сказала: «Остановите. Мы с розой приехали».
Сначала роза заняла весь пол и от этого сильно бросалась в глаза. А я этого стеснялась. И я ее закрасила белым акрилом. Потому что я не дура и понимаю, что лишней экспрессии на потолке быть не должно, а то тектонические плиты не выдержат и я буду жить, как в пещере. Я знаю, что надо создать иллюзию холодного светлого пространства. И у меня кроме титановых белил есть еще ультрамарин, кобальт, берлинская лазурь и черт-те что, на что я потратила деньги, сэкономленные на квартирных счетах. В итоге на бледно-берлинских небесах оказались бледно-кобальтовые ангелы с титановыми прожилками. А небеса были такими ледяными, что будь у ангелов видны ноги, мы бы все убедились, что они на коньках. Но у ангелов были видны только руки. Ангелы ими размахивали. И выглядело это так, будто они хотят согреться. И чтобы это так жалобно не выглядело, я нарисовала в углу самолет. Будто они не просто так размахивают руками, как отмороженная девочка со спичками, а вполне осмысленно этому самолету голосуют. Но самолет вышел таким маленьким, что стало ясно: все ангелы туда все равно не забьются, и большая их часть останется покрываться мурашками. В углу я написала ободряющее название: «Ниже, наверное, теплее». Спешэл фор не успевших на самолет.
Гений Шилов поинтересовался, куда летят ангелы. Я?сказала, что в Киндберг. Моя подруга спросила, как будем вешать. Об этом я не подумала, факт. Прожигатель сказал, что картину надо вешать на анкерные крючья. И слился.
Господин декоратор сказал, что картину надо приклеить. Но я, вспомнив ее вес, не рискнула. Потому что в случае обрушения тем, кто ниже, станет не теплее. Им станет никак. А гений Шилов сказал, что ангелов надо было вообще рисовать на потолке, предварительно соорудив леса и помосты. А саму картину надо подарить городу посредством выкидывания с балкона в надежде на ураганный ветер.
Но тут пришел один странный человек, вся опасность которого в том, что он не производит впечатления странного. Он сказал, что ангелов надо пристрелить. Я?сказала, что лучше уж пристрелить меня, чтобы меня не носило по жизни, как говно по унитазу, со скоростью семнадцать метров в секунду.
Но странный человек уже решительно размахивал механизмом, опасно напоминавшим базуку. Он сказал, что отторг эту базуку от специалистов на стройке и, чтобы приблизиться к их совершенству, всю ночь тренировался, расстреливая трансформаторную будку. По потолку эта базука почему-то все время давала осечки. Так что у тинейджеров, которые придерживали ангелов, уже стали затекать руки, а у меня – появляться страшное подозрение, что тинейджерам все-таки придется здесь осесть в качестве кариатид. После десятой осечки тинейджеры привалили картину к батарее. Только странный человек не сдавался. Он сказал, что ему надо опять потренироваться. И раз у меня нет трансформаторной будки, он потренируется на полу. Вообще-то у меня неважные отношения с нижними соседями, и в случае чего они не простят мне апгрейда их потолка.
Странный человек выстрелил из базуки в стену. И?базука сработала!!! Она отвалила фрагмент стены прям до кирпичей. Это была стена около балкона, и я страшно обрадовалась, что не отвалился балкон. И гений Шилов обрадовался. Он сказал, что, когда так были оббиты московские подворотни, это значило, что они не предназначены для телег. И конечно, очень воодушевились тинейджеры. Они сказали, что надо скорее бежать опробовать базуку в туалете! Ведь я давно хотела сделать совмещенный санузел!!!
Ангелов в итоге повесили на анкерные крючья.
Я соорудила лежачие места для зрителей, и мы все уставились на ангелов. Хорошо все-таки, что мы это делали в оптимистичное время суток. Потому что ангелы были очень дрожащими. Надо было что-то с этим делать! Тинейджеры предложили заклеить окна, чтоб не так дуло. А лучше забить. Забить досками, на которых нарисовать, наконец, ноги ангелов. Они (не ангелы, а тинейджеры, что не одно и то же) даже знают, где эти доски можно взять, когда стемнеет. Я поняла, что при таком раскладе балкону не уцелеть. И нашла более элегантный и не такой разрушительный выход. У меня родился гениальный проект! Проект, при котором можно не бояться осесть на одном месте, а продолжить дрейфовать по жизни с ураганной скоростью! Это будет очень выгодный проект в теплой стране! На прекрасных островах!
А муж моей подруги сказал, что все это просто круто, и этим должны заняться теперь осмысленные люди. А мне надо подумать, куда деть кота, потому что кота на острова без справки не пустят. И еще – сделать ремонт в квартире. Потому что в таком виде ее сдать не удастся. С ангелами ее никто не снимет. А так будут капать денежки. Пока меня носит.
Ну еще бы. А также подумать о фонде пенсионного страхования и припомнить, где же все-таки валяется моя трудовая книжка.
О боже. А на заработанные деньги купить красный автомобиль Кортасара.
Знаем мы, куда ведут элегантные решения, когда они попадают к осмысленным людям. Чем ниже, тем теплее.
Если так пойдет, то вообще можно докатиться. Того и гляди, мне позвонит эстетствующий гражданин. Гражданин, с опасно проступающими чертами упакованности. И спросит меня, чем я занимаюсь сегодня вечером.
Нет. Меня голыми руками не возьмешь!
Чем я занимаюсь?
Я делаю ангелов, я танцую танго на щербатых паркетах ракушек в парках, я катаюсь на коньках на пустом катке ночью, я пеку в микроволновке руны, я читаю ребенку страшные сказки и езжу наперегонки с тинейджерами.
У меня заняты все вечера и ночи. Ну разумеется, ровно до того момента, пока я не лягу спать. В одиночестве (как ни прискорбно в этом признаваться в моем-то возрасте).
Но даже это не повод. Я не могу стать достоянием гражданина с пугающими чертами мелкого олигарха. И?с проступающими под ними еще более пугающими чертами гражданина, который хранит за кроватью катышки носков и упаковку презервативов.
Я не могу стать достоянием всего этого, как бы мне этого ни хотелось к четырем утра.
Потому что я – достояние Киндберга.
Тем более что на работе остались еще два ужасающих постера. А на потолке – куча вакантных мест для экспозиции. А на следующей неделе, кстати, обещали шквалистый ветер. С порывами до двадцати четырех метров в секунду.
ЧЕМ БЛИЖЕ К БОБРУЙСКУ…
Мы лежали на диване и смотрели безобразную пиратскую версию зловещих линчевских бредней. Мы ели чипсы и пили напитки, в которых растворяются монеты (дочь) и печень (я). Дочь смотрела на конверт диска и спрашивала: а когда будет про зайцев?
Зайцы тоже были бессмысленными и беспощадными, как все у Линча. И тогда я спросила: может, выключим? А дочь сказала: я хочу смотреть этот фильм всегда. Я?спросила: почему?
А она ответила: потому что мы живем, как холостяки!!!
И она обняла меня за это и расцеловала.
Она имела в виду, что мы живем, как хотим.
Но вдруг это кончилось. Потому что приехала моя кузина и внесла в нашу жизнь сумятицу, которую могут внести в жизнь только женщины. Она кинулась на кухню и стала печь блины. Вообще-то ее ждали на пресс-конференцию посол и госсекретарь, но она все равно умудрилась изгваздать девственно чистую (со дня покупки) плиту, нажарив еще и котлет.
Пока кузина уделяла внимание госсекретарю, дети вывесили на холодильнике записку «долой котлеты».
И тогда моя кузина переключилась на меня. Она сказала, что надо устроить мою судьбу. Обычно она устраивает судьбу своей дочери. Дочь моей кузины учится философии, а в свободное от философии время работает в казино, отдавая все больше предпочтений казино. Понятно, что ее терпеливая мать (на фоне гонений на казино) всерьез озаботилась поиском приличных мужчин и завела ребенку страничку на сайте знакомств.
Но теперь дочь была далеко, вот кузина и переключилась на меня.
Я уперлась и сказала, что проведу мониторинг прямо на странице ее дочери, этого ангела, сгребающего со стола за ночь столько мужских денег, что можно было бы выкупить весь сайт целиком.
Виртуальные мужчины, претендующие на внимание ангела блэк-джека, не выдерживали никакой критики. И?явно проигрывали даже заядлым игрокам. Они указывали свои параметры в сантиметрах (которыми игрокам хвастать не надо, потому что у них есть деньги, чтобы компенсировать такие мелочи). Я не выдержала, написала «в Бобруйск, жывотное» и сделала рассылку «всем».
Половина животных тут же отправилась в Бобруйск, а вторая изумленно спросила у ангела, что произошло. К?этой поре позвонил и сам ангел. С тем же вопросом. А?потом ангел написал на сайте, что это чудит его чокнутая тетушка.
Половина от половины отбывших в Бобруйск вернулась в сеть и попросила прислать фото тетушки.
Ангел прикрепил мое фото, где я на тайском пляже пью ром из горла (оказывается, ангелам не чужда зловредность!).
Маркой рома заинтересовался человек в шлеме и человек по имени Степан. Кроме них на сайт просочились еще процентов пятнадцать из сосланных. Я изучила анкету Степана и сообщила ему, что он практически идеальный мужчина, если бы ни его пагубное пристрастие к бардовской песне. Он написал: «Поверь, солнышко, это не самый страшный недостаток». Тогда я представила реальный масштаб бедствий и отправила его в Бобруйск окончательно и бесповоротно. Остальные слились по-английски, не дожидаясь расправы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29